В комнате нас было трое: пожилой, круглый, словно мячик, ученый-геолог Иван Владимирович Кузин, начальник спецотдела МГБ Вахтанг Дадуа и я, в ту пору старший лейтенант МГБ Савва Сорокин.

Вахтанг Дадуа в своем неизменном кителе без всяких знаком различия восседал в кожаном кресле с папиросой в зубах. Профессор курил большую причудливо изогнутую трубку, я же стоял у открытого окна, вдыхая чистый воздух, который бывает только в Москве, и только в начале мая. Воздух пах сиренью парков, свежее политым асфальтом и еще чем-то неуловимым, тем, что присуще лишь моему самому любимому городу. В этом запахе был намешан аромат пирожков с мясом, которыми торгует лоточница возле нашего здания на Лубянской площади, здесь присутствовал немного кисловатый дух пива из близлежащего кафе «Ветерок» и щекочущий, сшибающий в ноздри, казалось, даже ощутимый на язык восхитительный привкус газ-воды «Лимонад Особый».

– Савва, товарищ Сорокин! – властный оклик шефа вернул меня с улицы в прокуренное нутро кабинета, который занимал шеф «Бесогона» Вахтанг Георгиевич Дадуа.

– Я! – я шагнул к столу и уселся на жесткий стул с высокой сделанной из массива дуба спинкой.

За время моей службы в отделе у нас с Дадуа установились ровные дружеские отношения, Вахтанг доверял моему опыту и прислушивался к моим словам. Я уже понял, что дело, которое принес нам этот чудаковатый и неуклюжий профессор будет очень трудным и опасным. У меня нюх на такие дела, особенно на те, что случились еще до революции. Сейчас профессор Кузин повествовал именно о тех временах. Его грамотная речь звучала плавно, но в то же время значительно, словно он читал лекцию в своем университете. Пропустив самое начало, я вслушивался в его слова, а он вещал:

– …и вот в 1914 году я, в ту пору действительный член российского географического общества при академии наук его императорского величества, распорядился о том, чтобы в эти труднодоступные места Хакассии была направлена экспедиция. Люди были отлично оснащены, но, увы, никто из них не вернулся обратно. Они погибли при весьма странных обстоятельствах…

Профессор закончил говорить, снял очки и принялся протирать их концом своего мятого давно не стираного галстука.

– Послушайте, товарищ Кузин, – Дадуа казался раздраженным, что бывало с ним крайне редко, – мы вам не Поганели и не Афанасии Никитины. Что вы от нас хотите? По-вашему, мы должны пройти маршрутом снаряженной вами экспедиции и выяснить обстоятельства гибели ее членов? Говорю сразу, это не по нашей части. У нас других забот хватает! Пусть на поиски следов вашей экспедиции отправляются ученые, или путешественники. Мы – чекисты. Думаю, вы пришли к нам не по адресу.

Вахтанг встал и протянул Кузину руку, давая понять, что разговор окончен. Но профессор и не думал уходить. Вместо этого он полез в карман своего старомодного пиджака и достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги.

– Прошу ознакомиться. Как сами понимаете, я явился к вам не с улицы. Я в курсе дела, и отлично осведомлен, что к вам в отдел случайные люди не попадают!

Он подал бумагу Дадуа. Тот развернул ее и сразу узнал летящий почерк министра госбезопасности.

«Тов. Дадуа, разобраться с делом профессора Кузина необходимо незамедлительно! Л Берия» – было написано на листе.

– Ясно. Вы были на приеме у министра, – Дадуа скомкал лист и, бросив его в большую хрустальную пепельницу, чиркнул спичкой, – и все же, вы, уважаемый товарищ Кузин, что-то недоговариваете. Учтите, недомолвки рождают подозрения.

– Вы правы, – Кузин зябко передернул плечами, словно на него дохнуло январской стужей, – я не сказал вам, что из той экспедиции вернулся всего один человек, наш геолог, университетский приват-доцент Вадим Стрельников. Он был безумен, при нем не оказалось ни лабораторных журналов, ни образцов пород, которые он собирал в экспедиции. Вадим был в изодранной одежде, на его теле были многочисленные раны. Он заговаривался, был крайне возбужден и сообщил мне, что все остальные члены экспедиции мертвы. Якобы, они то ли убили друг друга, то ли все вместе стали жертвами некого существа, которому и названия-то нет. Твердил, что те места обладают какой-то странной аурой смерти, вроде как, прокляты.

Профессор умолк, губы его дрожали, на лбу выступил мелкими капельками пот, но Кузин даже не пытался вытереть его носовым платком, который он бесцельно вертел в руках.

– Где сейчас Стрельников? – поинтересовался я.

– Умер в психиатрической лечебнице в том же 1914 году, – ответил Кузин, – родных у него не было, – поспешно добавил он, поразительнейшими образом предупреждая мой следующий вопрос.

– С тех пор много воды утекло. Почему вы пришли сюда только сейчас? – спросил Дадуа.

– Была первая германская война, – Кузин стал загибать пальцы на руке, – после случилась революция, после нее – голод тиф, Гражданская, а затем и Отечественная война. Не до экспедиций…

– А перед Отечественной войной? – не отставал дотошный Дадуа.

– Ничего от вас не скроешь, – грустно усмехнулся ученый, – я в лагере сидел довольно долго. Лишь недавно признан ошибочно осужденным, освобожден и восстановлен в должности. Так-то вот, господа чекисты…

– Вот оно как бывает, – Дадуа немного смутился.

Вахтанг походил по кабинету, потом вновь уселся за стол и принялся писать. Закончив, он взглянул на молчавшего профессора.

– Мы приступаем к расследованию дела о гибели ваших товарищей, профессор. Наши люди выдвинуться в указанный вами район завтра с утра. Нам нужен маршрут, по которому шла экспедиция в 1914 году. Кроме того, нам понадобятся сведения о тех, кто участвовал в этом путешествии…

– А можно с вами пойдет мой племянник Федор Кузин? Он тоже ученый-географ. Сильный, еще довольно молодой человек. Я-то немного староват для подобных приключений, семьдесят лет не шутки, – профессор виновато развел руками, – я и в молодости особым здоровьем похвастаться не мог. Из-за врожденного плоскостопия мне пришлось отказаться от участия в той самой злополучной экспедиции. Видите, порой хворь бывает весьма кстати. Благодаря ей, я не погиб, а остался в живых.

Вахтанг молчал, по его лицу я ясно видел, что он не в восторге ни от поручения министра, ни от самого профессора.

– Так как насчет моего племянника? – вновь напомнил о себе Кузин.

– Вообще-то не положено, но в виде исключения разрешить могу, – Дадуа пожал профессору руку, мягко выпроводил его за дверь и взглянул на меня, – поручу это дело тебе, Савва. Ты у нас самый опытный. Возьми помощника, и вперед!

Говоря начистоту, я сразу понял, что дело о хакасской экспедиции придется вести мне. И скажу вам откровенно, радости по этому поводу я не испытал. Как я уже упоминал, не нравятся мне дела с длинным временным шлейфом. Как правило, все они опасные и трудные, а заканчиваются порой отнюдь не счастливым концом. Но, что делать? Служба есть служба, и я принялся собираться в дорогу. Взять с собой я решил лейтенанта Семена Нечаева. Он имеет довольно редкий дар, вызывать на разговор души умерших. Может статься в том деле, что мне поручено, это его умение придется как нельзя кстати. Хотя, кто его знает, прошло очень много времени…

А все-таки интересно, почему это делу о какой-то затерянной во времени и пространстве экспедиции уделяется так много внимания? Держу пари, что речь идет о поиске какого-нибудь золотого или алмазного месторождения. Сам министр Берия взял это расследование под личный контроль и даже предоставил свой личный самолет. Наверняка, профессор Кузин рассказал нам с Дадуа далеко не все…

Так думал я, сидя на жестком откидном сидении в самолет министра. Рядом со мной дремал Нечаев, чуть поодаль расположился худощавый мужчина с редкой проседью в торчащих во все стороны каштановых волосах. Племянник профессора геолог Федор Кузин был личностью странной во всех отношениях.

Хорошо за сорок, с изборожденным морщинами лицом и неухоженной клочковатой бородой он мало походил на ученого, а больше смахивал на бандита с большой дороги. На спецаэродром Кузин прибыл за два часа до означенного ему срока, и все время ожидания борта нервно прохаживался по взлетке, поминутно поглядывая на большие круглые часы Буре, которые прятал в потайном кармане старой заношенной до дыр телогрейки.

Знакомясь с нами, Федор испуганно озирался по сторонам, словно надеялся в последний момент сбежать с аэродрома домой. Загрузившись в самолет, он принялся осматривать салон, поминутно причмокивая языком. Салон самолета министра поражал аскетической обстановкой.

Стоявшие в ряд три привинченных к полу кресла с откидывающимися сидениями, стул и письменный стол с намертво закрепленной на нем электролампой. Это все, что располагалось в просторном салоне.

Ученый педантично осмотрел каждый предмет, уселся за стол и достал из тощего вещмешка карту. За несколько часов, что мы летели, он не произнес ни слова. Наконец, убрав карту в карман телогрейки, он повернулся ко мне.

– Сейчас мы подлетаем к месту, откуда начала свой путь экспедиция, – словно заправский экскурсовод объявил он.

– Очень хорошо, – отлично выспавшийся в полете Нечаев излучал оптимизм, – сейчас приземлимся на местном аэродроме. Тут стоит воинская часть. И это последнее место, где можно встретить «человека разумного». Дальше сплошное безлюдье…

Федор и я промолчали. Борт успешно приземлился на разбитой и местами поросшей жесткой травой бетонке. Личный пилот Берии был настоящим ассом. Кривая с выбоинами и ямками дорожка военного аэродрома была в плачевном состоянии.

Нас встретил начальник аэродрома седой обрюзгший от постоянного пьянства летный майор. Дрожа от страха, он козырнул мне.

– С приземлением, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Как долетели? Я – майор Лысаков, самый главный тут!

– Долетели великолепно, товарищ Лысаков – я благодушно пожал протянутую летуном вялую потную ладонь.

Самолет министра заправили керосином, и он тут же улетел обратно в столицу. Мы же с майором пошли отобедать в местную солдатскую столовую. Весь личный состав подразделения уже принял положенную ему по рациону пищу, и мы с комфортом расположились за покрытым свежей скатертью столом.

– Места тут глухие и страшные. Селений почти нет, – грустно посматривая на быстро пустеющую бутыль со спиртом произнес майор.

– Отчего так? – поинтересовался я.

– Местные кочевники болтают о каком-то племени Белых Волков и их предводителе Черном Шамане. Еще поговаривают о затерянном в этих местах Городе Мертвых. Раньше, еще при царизме, власти мыслили хорошенько исследовать и заселить эти места, но по какой-то причине бросили это занятие…

– Вы видели людей из племени Белых Волков? – насторожился Кузин.

– Нет, не видал. Врать не стану.

– А кто их видел? – не отставал ученый.

– Не знаю…

Лысаков старательно продул папиросу и, закурив, пустил дым колечками. Кузин внимательно наблюдал за тем, как кольца тихонько уплывают вверх к потолку, где ломаются, превращаясь в обычный сизый чад. Майор отвернулся в сторону. Допив спирт, он вдруг погрустнел, сделался скучным и безучастно смотрел в окно столовой на чахлые причудливо искривленные деревца, что росли вдоль посыпанной красноватой кирпичной крошкой дорожки.

– Спасибо за угощение. Мы пойдем спать, – я поднялся из-за стола, – завтра рано утром выступаем.

– Да, да, – засуетился майор, – мне велено снабдить вас провиантом и оружием. Может быть, возьмете ездовых собак?

– Нет, – отказался я от заманчивого предложения, – мы будем сплавляться по реке Аюгре.

– Как и участники той самой экспедиции, – брякнул изрядно захмелевший от авиационного спирта Федор Кузин.

Я смерил его своим строгим взглядом, и ученый враз осекся. Рассказывать кому-либо об экспедиции, и о нашем расследовании было строжайше запрещено приказом Дадуа. Майор, услышав о том, что мы предпочли суше водный путь, посмотрел на нас словно на умалишенных.

– Аюгра в переводе с местного наречия – смерть, река эта очень коварна, и совсем не предусмотрена для лодочных прогулок, – проронил он, с сомнением глядя на выгруженную из самолета кожаную лодку и теплую армейскую палатку, наш багаж, который мы намеревались взять с собой.

– Не надо драматизировать ситуацию, – вновь встрял захмелевший Федор Кузин, – мы все неробкого десятка. Кроме того, у нас есть карта, оставшаяся от предыдущего похода. Наши предшественники отметили на ней наиболее опасные места своего маршрута.

Майор скептически усмехнулся:

– Гораздо легче было нанести на карту места, которые не представляют собой опасности. Здесь опасно все! Даже воздух, которым дышат люди, может ни с того, ни с сего вызывать то панический ужас, то странную эйфорию. В этих местах люди часто бредят наяву. Вот недавно один наш караульный высадил в воздух целый автоматный диск, на полном серьезе утверждая, что его атакуют какие-то гигантские птицы. Так-то вот!

Майор поднялся из-за стола и, сильно шатаясь, двинулся к выходу из столовой. После его ухода мы все почти сразу прошли в отведенную для нашего постоя комнату и улеглись спать. Наутро мы встали рано и еще затемно направились со всем своим снаряжением к реке Аюгре, крутые берега, которой были едва видны в плотном предутреннем тумане. Провожал нас лишь майор Лысаков

– Удачи вам, товарищи. Может, и свидимся когда, – проговорил он, пожимая нам руки.

– Обязательно свидимся, товарищ майор – я хлопнул по плечу старого служаку и стал первым спускаться вниз, к воде, таща на себе легкую трофейную лодку.

Нечаев и Кузин последовали за мной. Спустя минут десять мы уже плыли вниз по течению Аюгры.

– Вот все и начинается вновь, нынче нам придется несладко, – угрюмо пробурчал Кузин, и я не узнал голос подвыпившего накануне ученого мужа. Хмель прошел, вместе с ним исчезла и напускная бравада.

Теперь и без того немногословный Федор говорил лишь по делу, стараясь все больше молчать. Он озабоченно смотрел вверх на серое от набухших дождем туч небо. Мы с Нечаевым тоже помалкивали, старательно работая веслами. Так продолжалось несколько дней. Кузин тоже активно помогал нам, показав себя отличным спортсменом. Спали мы по очереди, прямо тут на лодке. Было жутко неудобно, но Кузин не давал разрешения причалить к берегу и сделать хотя бы кратковременный привал, мотивируя это тем, что вокруг полно дикого зверья.

Наконец устав от недосыпа и сухомятки мы с Нечаевым решили приступить к решительным действиям.

– Пора остановиться и немного отдохнуть. Иначе мы долго не протянем. Одними галетами и холодной тушенкой сыт не будешь. Нужна горячая пища, берусь приготовить на костре отличную кашу из концетратов, – заявил я.

– Это пойдет всем на пользу, – поддержал меня Нечаев.

Федор затравленно молчал, старательно отводя взгляд в сторону. Он спрятал в карман телогрейки план маршрута и вытер дрожащей рукой выступивший на лбу пот.

– Сейчас никак нельзя останавливаться, – наконец выдавил он из себя

– Отчего же? – поинтересовался Нечаев.

– Зверье. По моим сведениям несколько членов той экспедиции нашли свою смерть от когтей здешних волков. Несчастные были даже не съедены, а просто растерзаны дикими хищными тварями. Хотите разделить их участь?

Кузин усмехнулся и тут же пожалел об этом. Семен схватил его за ворот телогрейки и, что есть силы, рванул ученого на себя.

– Послушай, умник! Мне кажется, ты что-то недоговариваешь…

– Отпусти! – мгновенно свирепея, прохрипел Федор.

Стараясь высвободиться, он попытался толкнуть Семена в грудь. Они сцепились прямо тут, на борту лодки. Ученый был сильнее, но Нечаев служил в МГБ, занимался боксом и был подготовлен не в пример лучше географа. Увернувшись от прямого удара, Семен врезал противнику в челюсть. Федор охнул от боли, но продолжал борьбу. Выбрасывая вперед себя длинные сильные руки, он пару раз поразил Нечаева, попав тому в плечо.

– Стойте! Прекратить немедленно!

Я попытался вклиниться между ними, но, получив мощный удар в голову, тут же полетел в воду. Лодка перевернулась. Мешки с провизией и весла понеслись вниз по стремительному течению Аюгры. Наши карабины пошли ко дну, а мне стоило немалых усилий выплыть к спасительному берегу. Ухватившись за свисавшую к воде ветку какого-то колючего кустарника, я перевел дыхание и оглянулся. Семен и Федор все еще отчаянно боролись. Течение относило их все дальше. Они то появлялись над водой, то вновь уходили с головой вниз под мутный поток коварной Аюгры.

Я никогда прежде не видел своего товарища по службе таким взбешенным и озлобленным, ровный, выдержанный раньше, сейчас он был похож на дикого зверя. Не лучшим образом выглядел и географ Кузин. Оба они потеряли человеческое достоинство, утратили казенное имущество, забыли о важном задании и, что хуже всего, перешли на личности. Я ужасно разозлился на обоих. Двигаясь вниз по берегу, я внимательно высматривал драчунов, но берега Аюгры были пусты.

Неширокая, не более двухсот метров, Аюгра была стремительна. Неужели моим товарищам суждено было погибнуть в ее мутных водах по собственной глупости? От этой нелепой мысли становилось не по себе, но, пройдя еще с километр, я престал надеяться на счастливый исход. Вероятно, бурное течение унесло тела драчунов вниз по реке…

Что было делать? Повернуть обратно, или продолжать происки? Я огляделся, вокруг стремительно темнело. Несмотря на майское тепло, царившее в этой местности днем, ночью было еще очень холодно. Дующий с гор пронизывающий ветер пробирал до костей, а на мне была мокрая, липнущая к телу одежда. Разжечь бы костер да обсушиться, но спички остались в унесенных Аюгрой рюкзаках, а моя зажигалка была потеряна во время падения с лодки.

Все из-за этой проклятой стычки, именно из-за нее все и случилось, попадись бы мне сейчас географ и лейтенант Нечаев, ни минуты не раздумывая, порвал бы их в клочья собственными руками, тем более, что свой личный пистолет ТТ я тоже утратил, когда из последних сил греб к берегу.

Проклиная богатый страшными событиями сегодняшний день, я все более удалялся от реки. Где лучше ночевать? Маячивший вдалеке лес не обещал ничего хорошего. Встретиться с медведем или волком не входило в мои планы, и я решил идти меж покрытым редким кустарником берегом Аюгры и перелеском, состоявшим из странного вида причудливых безлистных деревьев, казавшихся в кромешной тьме извилистыми телами таинственных сказочных чудовищ.

Под одним из деревьев я и остановился на ночлег. Присев на кочку, я попытался вздремнуть, но едва погрузился в некое подобие сна, раздался гром. Раскат был такой силы, что я на мгновенье оглох, а яркий всполох молнии озарил все, словно белым днем. К своему удивлению, я увидел, что нахожусь неподалеку от какого-то куполообразного сооружения, возле которого была воткнута длинная суковатая палка с почти истлевшим куском белой материи.

Я двинулся вперед, держа ориентир на этот странный флаг, и вскоре достиг некоего подобия входа в эту непонятную каменную палату. Холодные тугие струи дождя хлынули решительно, и сразу стали стеной, ни секунды, не раздумывая, я прошмыгнул внутрь и тут же на пороге споткнулся о какой-то длинный продолговатый сверток. Следующий всполох был еще ярче прежнего, гром больше не гремел, но зарницы все еще продолжали рвать в клочья темное ночное небо. В свете их я лучше рассмотрел то, что принял за сверток и отшатнулся от неожиданности.

Свертком оказалось мертвое человеческое тело, вернее, останки человека. Мертвец был одет в темный плотный бушлат, из-под которого выглядывала полуистлевшая тельняшка, на покрытом остатками кожи черепе красовался рваный картуз, из-под которого торчали вихры тронутых сединой темных волос. Череп ощерился в жуткой предсмертной ухмылке, обнажив желтые пораженные цингой зубы.

Все это я увидел в одно мгновенье, в тот же миг отблеск молнии погас, и вновь воцарилась кромешная тьма. Я двинулся в глубь этой своеобразной пещеры. К моему удивлению здесь было сухо. У неровной, словно сложенной из поросших мхом камней стены был привален стол, наскоро сбитый из пустых деревянных ящиков. Один из таких же ящиков стоял рядом, застеленный брезентовой курткой. Я уселся на него и принялся шарить вокруг себя руками. Вскоре я отыскал маленький свечной огарок и пустой кожаный кисет. Пройдя чуть вправо, я обнаружил еще один человеческий скелет. Несчастный сидел, привалившись спиной к большому валуну, рядом валялся охотничий карабин. Я передернул затвор. Оружие было исправным и даже снаряженным к бою.

Переведя дух, я приблизился к мертвецу и стал ощупывать карманы его непромокаемой куртки, неплохо сохранившейся до сего времени. К моей радости я обнаружил полупустой коробок шведских спичек и тут же зажег огарок свечи. Неверный трепещущий огонек выхватил из тьмы высокие шнурованные ботинки и заправленные в них кожаные бриджи, в которые был облачен второй покойник.

Зажав в руке свечу, я тщательно обследовал помещение. Вскоре я обнаружил лампу «Летучая Мышь», в которой оставался достаточный запас керосина. Зажечь фитиль удалось не сразу, но, изрядно повозившись, я все-таки заставил керосинку светить. При свете я обнаружил, что сидевший у стены был застрелен, в черепе трупа зияло отверстие от пули. Наган же лежал рядом с тем, кто находился у входа. Вероятно, он застрелил своего товарища, тот не ожидал нападения, и даже не успел схватиться за свой карабин.

Странное дело, понятно, что я обнаружил стоянку участников той самой экспедиции. Но что произошло в этом таинственном сооружении, которое, скорее всего, было творением рук человеческих?

Я еще раз приблизился к телу привалившегося к валуну путешественника. Короткая небрежно запахнутая на груди меховая куртка, кожаные бриджи шапка с завязанными над головой ушами. Я едва коснулся тела, как, куртка распахнулась, на шее мертвеца была цепочка белого металла с тронутой ржавчиной биркой. Грудь была пробита навылет, а тельняшка, испачканная кровью, рассыпалась в прах, едва я коснулся ее.

«Павел Кавале…», – сумел разобрать я выбитые на именном медальоне буквы.

Я присел на перевернутый ящик и стал светить лампой возле стола, среди пустых жестянок и мусора я обнаружил консервную банку. «Греча с мясомъ. Изготовлено фабрикой купца П. Кукина», – значилось на чудом уцелевшей этикетке. Тут же лежала толстая тетрадь в плотном кожаном переплете, простреленном пулей из нагана. Именно этот добротный переплет и спас часть тетрадных листов от тлена времени. Несмотря на то, что многое из записей были безвозвратно испорчены, кое-что прочитать было все же можно. Я жадно впился глазами в эти торопливо писаные карандашом строчки. Они были отрывисты, страницы, на которых один из участников экспедиции писал свои заметки, были залиты водой и повреждены следами пороховой гари. Вернее всего, владелец этого дневника держал тетрадь на груди, куда попала пуля убившего его злодея.

«…они, несомненно, мудрее нас, хоть и кажутся примитивными животными… теперь можно…сказать с уверенностью… племя белых волков почти рассеяно выстрелами наших людей… и волки, и люди спасаются бегством…стыдно, что мы в этом участвуем…кто додумался набирать в экспедицию бывших уголовников…Федор Кузин самый младший из нас, дядя взял его с собой, что бы он стал настоящим мужчиной, мужчиной, но не убийцей. Теперь…мы пожинаем плоды собственной жестокости, мы и сами стали зверьми, способными убивать друг друга…»

Я оторвался от чтения, дальше тетрадь была испорчена еще больше. Листая ее, я нашел затертую до дыр самодельную карту, на ней хорошо сохранился лишь один участок плана местности, поименованный картографом как «Город Мертвых». Маршрут к нему был проложен именно от стоянки экспедиции. На полях были сделаны пометки и какие-то отрывочные записи на немецком языке. Из всего написанного я разобрал лишь словосочетание «месторождение алмазов» и сумел различить бледный оттиск печати с названием немецкой фирмы «Горное дело семьи Веберов».

Покончив с чтением, я принялся осматривать пещеру дальше и вскоре обнаружил довольно вместительный ящик. Оттиск печати Веберов был заметен и на нем. Боковые доски сгнили, и наружу торчала рукоять небольшого походного кайла, какими обычно пользуются геологи. За ящиком лежали полуистлевшие от времени одеяла, и рваная брезентовая сумка с образцами горных пород. Тут же был небрежно брошен добротный кожаный рюкзак, кожаная же шнуровка его была туго затянута.

Что же внутри баула? Я с трудом развязал хитрый, похожий на морской узел и обнаружил новенький комплект одежды с фирменными ярлыками все той же семьи Веберов. Комплект представлял собой теплый комбинезон и куртку с вылезшим от времени кроличьим мехом. Прекрасная находка, будет во что переодеться. Я скинул свою мокрую одежду и положил ее на камень, рядом я обнаружил пару поленьев и некое подобие очага. Нужно срочно развести костер и обогреться!

Вскоре занялось и разгорелось пламя, дым от костра уходил куда-то вверх. Вероятно, где-то там находилось искусно сделанное дымовое отверстие, чудесным образом увеличивавшее естественную тягу. В пещере стало теплее, и я решил немного отдохнуть. Из кучи лежавших на полу одеял я выбрал пару что поцелее, потянул их на себя и в который раз за сегодняшний день едва не вскрикнул от ужаса. Под кучей полуистлевшего тряпья лежал скелет, одетый точно в такую же униформу, что и обнаруженная мной в бауле. Вся одежда несчастного была изодрана в клочья и заляпана бурыми пятнами крови. Похоже, смертельно раненый, он прятался здесь от врага, но раны оказались слишком тяжелыми. Именно от них он и умер.

Кто преследовал его? Что за драма произошла здесь? Отчего имя Федора Кузина упоминается среди участников экспедиции? Почему он скрыл от нас, что в молодости участвовал в походе, да еще вместе со своим дядей, который утверждал, что сам в экспедиции не был? Отчего вместе с русскими учеными в поход отправились какие-то немцы и уголовники, стрелявшие в мифических белых волков? Ответов на эти вопросы я не знал, но ясно чувствовал опасность, исходившую от всего, что было связано с этой погибшей экспедицией. Я мог бы держать пари, что приват-доцент Вадим Стрельников, единственный из официально оставшихся в живых свидетелей тех событий, умер не своей смертью, а был убит. За что? Вероятно, за то, что не хотел держать язык за зубами….Почему мы все поверили этому ученому, дяде Федора Кузина? Отчего не проверили его слова? Неужели опытный чекист Дадуа не смог раскусить этого лжеца? А что, если Дадуа знал истинное положение вещей и просто послал нас сюда в качестве подопытных кроликов, преследуя какие-то свои, неизвестные нам цели, которые некоторые умники в погонах именуют «государственными интересами»?

Липкое недоверие, круто замешанное на ненависти к Вахтангу, вытеснило все остальные чувства и заполнило собой клетки моего измученного мозга. Я упал на рваные одеяла и погрузился в сон, если можно было назвать сном, то болезненное тягучее состояние, которое овладело мною. Я словно провалился в зыбкое небытие, из которого меня вывел протяжный волчий вой.

Я не мог сказать, сколько времени я проспал. Была ночь. Вой вдруг сменился каким-то отдаленным криком. Человек взывал о помощи. Кто это мог быть? Федор Кузин, или мой товарищ Семен Нечаев? Определенно, кто-то из них. Других персоналий здесь просто не могло быть! Ну, и пусть орут, это они во всем виноваты. Это из-за них я едва не погиб в быстрых водах Аюгры в то время, когда они были заняты банальной дракой. Компаньоны и не думали меня спасать. Да они даже не заметили, что мне нужна их помощь! Мерзавцы! Пусть теперь гибнут в когтях какого-нибудь местного волка, а я буду спать!

Я повернулся на другой бок, но тут же вскочил на ноги, устыдившись своих мыслей. Как я мог так подумать? Прав летный майор Лысаков, здесь все располагает к тому, что бы стать отпетым негодяем и перестать быть человеком. Нет, мне следует немедленно отправиться на помощь своим товарищам!

Я шагнул в глубь пещеры и схватил карабин. Вот и патроны, в свете костра их видно особенно четко. Они лежат на полу небольшой кучкой, очень непохожие на своих обычных собратьев. Я взял один из патронов в руки и стал рассматривать его с величайшим вниманием. Он был отлит из серебра. Что ж, мне хорошо известно в кого стреляют подобными зарядами. Снарядив обойму карабина серебряными пулями, я тихонько выскользнул из пещеры.

Из-за туч вышла большая круглая луна, и все, что было вокруг, серебрилось сейчас в лучах необычайно яркого здесь ночного светила. Видимость была, как белым днем. Я достал из кармана карту, которую нашел у одного из мертвецов, и двинулся вперед. Где-то здесь должен был располагаться этот странный Город Мертвых, отмеченный на плане жирным черным крестом. Крик повторился, теперь он слышался ближе.

Я остановился, вскинул карабин и вдруг увидел раскинувшийся чуть поодаль от меня Город Мертвых. Да, передо мной простирался именно он, величественный и жуткий Город Ушедших в Мир Иной. Небольшие сооружения-пирамидки из плоских камней, обточенных временем и ветрами, возвышались то тут, то там, насколько хватало глаз. Меж пирамидками были проложены аккуратные дорожки, вымощенные камнями и местами поросшие травой. Прямо тут же, рядом с низкими непонятного предназначения домишками располагались небольшие площадки, представлявшие собой прямоугольные насыпи из гладких камней. На камнях возлежали тела умерших, некоторые из которых давным-давно превратились в скелеты или мумии, некоторые еще служили кормом прожорливым птицам-могильщикам. Несмотря на ночь, эти твари были сейчас весьма активны и летали над местами последнего успокоения, клацая, будто ружейными затворами, своими длинными горбатыми клювами.

Малейшее дуновение ветерка отзывалось звоном маленьких погребальных колокольчиков, развешанных вокруг этих своеобразных могил. Звон то и дело прерывался жутким волчьим воем. Дикое зверье, окружившее этот гигантский погост, выло надсадно и нудно, мороз пробегал по коже от этих звуков, но я решился идти вперед. Не знаю, зачем я шел туда, и если бы кто-нибудь спросил меня, что же я хочу увидеть в этом городе, я б не смог ответить. Словно под гипнозом я двигался между странных башенок, представлявших собой причудливые не выше человеческого роста пирамидки. Верхняя часть этих сооружений имела сквозные отверстия, проходя через которые порывы ветра отзывались заунывным воем, созвучным вою живых существ, прятавшихся неподалеку.

Я шел, внимательно посматривая по сторонам, и с удивлением замечал не только тела людей, на некоторых каменных помостах покоились скелеты животных, по виду волков или собак. Один труп был совсем свежим, странное существо, похожее на волка необычного сребристого окраса, было умерщвлено совсем недавно. Ярко алая кровь, выступившая тоненькой струйкой на боку животного, не успела еще засохнуть. Я тронул ее пальцем, кровь была совсем теплой, почти горячей.