Боковым зрением Виктор уловил резкое движение слева от себя, и через секунду челнок как будто багром зацепили за хвост. Он резко затормозился и тяжело, косо, по-вороньи шмякнулся на полосу. Виктор опустил переднюю стойку и наконец-то смог повернуть голову. Константиныч шипел и скалил зубы от боли, но рукоять тормозного парашюта была вытянута.
Шаттл, замедляясь, бежал по полосе. Когда скорость упала до двухсот, Виктор обжал тормозные педали. И всё равно полосы не хватало. На залитом дождем стекле уже заплясали красные кляксы торцевых огней. Они быстро приближались. А за ними была пугающая пустота.
– Вправо на Элфа Один, – раздалось в наушниках. Диспетчер! Он следил. Он подсказывал.
Витька вгляделся и сквозь дождь увидел цепочку зелёных огоньков, уходящих вправо перед самым торцом. Он нажал на педаль – челнок шарахнулся к левой обочине. Теперь правая педаль, вот так вот, аккуратно… – и шаттл с визгом покрышек метнулся вправо, на спасительную рулёжку6, как нарочно, как специально для них отходившую под углом вправо перед самым торцом.
Через пару сотен метров они наконец встали, и наступила оглушительная, невозможная тишина. Такая тишина, что было слышно как дождь глухо барабанит по стёклам и по обшивке.
– Башня, – сказал Виктор. – На Элфа Один. Нужен буксир. И врач.
И повернувшись к своему инструктору, сказал:
– Как-то так…
Ромыч после этого случая обзавидовался Витьке чёрной завистью. Несколько недель приставал: расскажи, да расскажи. Но Витька только жал плечами: Да что тут рассказывать? Слетали и вернулись.
Дед после этого полёта сильно сдал, и больше уже не летал, ушел на пенсию. Стажировку Виктор продолжал с другим инструктором, и больше конфликтов в экипаже не возникало. Наоборот, по окончании положенных пятисот часов он получил высшие баллы и самую лестную характеристику. Но, заработав всё это, зачем-то стал пропадать на тренажёре. И уже через год освоил «крученый в угол» и некоторые другие хитрые приёмчики, которым научил его Константиныч. Пилотировать он предпочитал руками, автоматикой пользовался по минимуму. И, став через пять лет пилотом-инструктором, требовал того же от своих стажёров, приговаривая: «Как летает автомат я и сам знаю. А вот что ты за птица – это мы сейчас посмотрим». Он знал, что молодёжь недолюбливает его за это. Знал, но лишь снисходительно усмехался про себя.