Тревожная командировка 2

Тома тоже уснула под утро. А через два часа надо было вставать. Готовить завтрак. В столовую тянулись моряки с помятыми лицами. Пили горячий чай и вяло обсуждали отход. Тома сделала свои дела и пошла в каюту. Там сидела и маялась Вера. Вчера она перебрала и даже кому-то из моряков набила рожу. Она в пьяном виде говорила, что ненавидит мужиков, всех бы поубивала.

Сейчас она сидела и смотрела на остаток вина в бутылке. В каюту ввалился рефмашинист Володя. Рыжий, с чапаевскими усами, он увидел вино в бутылке и глаза его загорелись.

– Вера, ты же человек. Дай опохмелиться. Дай, не жалей.

Тома смотрела на все это и ей было жалко и Веру и Володю. Куда она попала! Неужели ей придется полгода смотреть на этих людей, терпеть их. Она, однако, вспомнила причину, по которой попала сюда и только вздохнула.

Если она вернется сейчас на берег, то вероятность того, что ее могут захватить и отправить туда, куда им будет нужно, сильно увеличивается. Дал же ей кто-то дар видеть у людей их ограничения. И вот они добиваются этого знания. Да знание-то ведь опасное. Ладно если про себя знаешь ограничения, запреты, а если ты знаешь запреты своего врага. То ты все сделаешь, чтобы он нарушил эти запреты. Вот такие дела!

Второй день продолжалась пьянка. Вахтенный штурман, конечно, следил за курсом, но и он был изрядно пьян. В машинном отделении на вахте стояли опытные механики и мотористы. Распоряжение капитана. Он понимал, что пить будут все, но рассчитывал на опыт старых моряков.

Пьяная Вера, размазывая слезы жаловалась на свою жизнь, на бывшего мужа козла. Она сказала Томе, что той придется выбрать себе мужика на рейс. По-другому никак. Иначе нельзя. Такой закон. Возможно, она преувеличивала, но Тома все равно задумалась – как ей быть. Никого она не хотела. Вера сказала, что тогда за Тому будут биться мужики. Она захохотала, – как бараны будут за тебя биться.

Глава 3

Прошла неделя. Я уже ходил, немного прихрамывая. Внутренне готовился к тому, что придется отсюда уйти. Обдумывал, как я буду добираться до поселка, придется договариваться с деревенскими по поводу лодки.

Старик однажды зашел в избушку и сказал:

– Парень, не хотел я тебя здесь видеть. Но Хозяин решил. Так что ты остаешься. Правда ненадолго. Вот станет лед и уйдешь с деревенскими по льду. Они повезут товар на продажу и тебя захватят. А пока ты будешь отрабатывать свое проживание здесь.

– У меня есть деньги, – обиженно сказал я.

– Что твои деньги. Они здесь ничего не значат. Здесь только обмен. Или чем-то или делами, трудом, – старик немного разговорился.

– Ты что умеешь делать?

Я задумался. То, что я электромонтажник, здесь совсем не пригодится. У них в деревне не было электричества. Еще что? То, что спортивный, ну и что? Это не поможет, к примеру, на лошади ездить, или охотиться. Хотя кто его знает?

Старик видел, что я задумался, и сказал, вот что: ты будешь мне готовить лекарства. Я тебе скажу, что делать и ты начнешь.

Старик притащил мне камень с глубокой выемкой, дал пестик для растирания, положил рядом какую-то крупу и приказал растолочь. Я попробовал. Крупа было твердая и плохо поддавалась моим усилиям. Но все равно я продолжил. Мне надо было здесь остаться подольше, и я старался понравиться старику. Или по крайней мере быть ему нужным.

Приближалась осень, еще немного и листья облетят, станет голо и тихо. Лес будет готовиться к зиме, к долгому, долгому сну.

Старик, как всегда, ушел в лес. Я остался на хозяйстве. Все как обычно, но сегодня что-то тревожило меня. Беспокойство владело мной. Вроде бы все нормально, запасы на зиму делаются, все здоровы, но ощущение потери не оставляло меня.

Вокруг избушки начал летать поползень. Маленькая птичка чуть не атаковала меня. Если я шел за водой, она летела впереди меня и часто оглядывалась. Совсем как собака. Я принес воды, поставил в избе и вышел. Поползень тут как тут. Вьется над моей головой.

Старика долго не было. Обычно он приходил после обеда, и мы садились за стол. Я забеспокоился. Все-таки старый человек. Как бы чего не случилось. Я взял большой нож, похожий на мачете, крепкую суковатую палку и пошел в ту сторону, куда направился старик. Я примерно знал, где он может быть. Он должен был собирать траву на Змеином болотце. Один раз он меня брал туда. Там росла, как он говорил трава для лечения желудка и кишечника. Он заготавливал ее и потом лечил деревенских жителей.

Сразу же передо мной возник поползень. Он летел впереди, и как будто указывал дорогу. Я еще подумал, точно собака ведет меня.

Когда до болота оставалось километра полтора, оттуда донесся страшный крик. Я насторожился и замер. Птичка так и залетала вокруг. Дальше я двинулся очень осторожно. Не хватало на кого-то нарваться.

Больше криков не было. Я передвигался по тропе и поминутно останавливался и прислушивался. Пытался принюхиваться, но разве можно человеческий нюх сравнить со звериным.

Наверно от напряжения тела, и психики, я начал видеть картинки. Я коснулся сосенки у тропинки, и серия образов вспыхнула передо мной.

По тропе шли два человека. Мужчины с небольшими бородами, в оборванной одежде. Они все время оглядывались. В руках они держали дубины. Путь они держали в сторону болота, туда куда и ушел мой старик.

Я вытащил из ножен мачете, в другой руке у меня была палка. Я был относительно вооружен. Но что же у них? Тем более их двое. Ладно на месте определюсь. Все равно старика надо выручать. Но, по-моему, это не он кричал.

Поползень все тянул меня вперед. Он кричал и летал вокруг меня.

Я приближался к тому месту, откуда примерно доносился крик. Я удвоил осторожность, присел и так на полусогнутых передвигался.

Скоро должен был быть поворот и там ручеек, через него переброшены два бревнышка из сосны. Мостик и потом метров через пятьдесят начинается болото.

Я старался ступать бесшумно, но время от времени попадались мелкие сухие ветки, они и трещали под моими ногами. Никак я не мог научиться ходить бесшумно. Мне все время казалось, что получается очень медленно, когда смотришь куда ступать ногой.

Издалека я слышал, что кто-то возится у мостика. Кто-то пыхтит. Я сориентировался – ветер от мостика на меня, значит кто бы там ни был, он меня не должен учуять.

Вот и поворот. Я осторожно выглядываю из-за сосны и вижу медведя, того самого. Он переворачивает какие-то кучки тряпья и рычит при этом. Чуть поодаль лежит еще одна куча.

Что мне делать? Я понимаю, что произошла трагедия. Но с медведем я встречаться не хочу. Я стал ждать. И внутренне молил Бога, чтобы ветер не поменялся.

Птичка отстала от меня и сейчас кружилась около медведя. Тот переворачивал трупы, принюхивался и тащил их от ручья подальше. Поползень чуть не лез медведю в морду. Тот сначала отмахивался, потом заревел и встал на задние лапы. Мне показалось, что он меня заметил. Ничего я не успел сделать. Говорят, что мелькает перед концом у человека вся жизнь, но у меня ничего не мелькало.

Медведь отвернулся, опустился на четыре лапы, понюхал воздух и пошел влево от полянки.

Я еле перевел дух. Который раз уже подступала ко мне смерть, сколько было моментов, когда ее дыхание было у моей головы.

Я подождал, поползень к тому времени вернулся. Первым делом я подошел к двум неподвижно лежащим телам. Уже ближе я понял – это те мужики, это их я видел на тропинке. После медведя, думаю выжить невозможно. Тем более раны на их телах были такие, что страшно было смотреть.

Потом я двинулся к третьей куче. Я узнал старика. Сначала показалось, что он мертв. Но подойдя ближе, я заметил, как его грудь еле вздымается.

Я присел перед ним. На лице у него была рана, кто-то сильно ударил. Руки его были в крови. Я понял, что старик без сознания. Я начал действовать. Срубил несколько сосенок, связал их между собой, положил рядом со стариком. Потом аккуратно переложил его на эти сосенки. И посмотрев вокруг, потащил деда по тропинке.

Добрался до избушки я только к глубокому вечеру. Все-таки около трех километров было до болота. И старика я старался тащить так, чтобы не сильно беспокоить его. Он временами стонал, один раз я попоил его водой.

В избушке я его положил на лавку, зажег свечу. Поставил кипятиться чайник и стал думать, что дальше делать. Если идти в деревню к старшему, то неизвестно что будет. Не сильно старика уважали в деревне. Доктора здесь на сотни километров не найдешь. А старик, пожалуй, единственный лекарь на всю эту округу. Есть наверно какие-то еще бабушки, но где искать их.

– Подойди сюда, – раздался слабый голос.

Я повернулся к старику и быстро подошел.

– Завари мне травы… я скажу какие… да на лице рану смажь мазью … она на полке слева в углу стоит … да сначала воды согрей и промой раны, – старик еле говорил.

Я быстро согрел воды, промыл раны, потом достал мазь, обработал раны на лице и голове. Потом заварил травы и поставил остывать.

Старик то приходил в сознание, то снова терял его.

– Дай мне три ложки отвара и накрой меня накидкой, – вдруг сказал старик.

Я выполнил его просьбы. Старик закрыл глаза и готовился поспать. Но неожиданно он стал приподниматься. Я стал успокаивать его. Он снова лег.

– Знаешь что. Там Михайло Потапыч был … если бы не он, то конец бы мне был. А тебя птица привела?

Я кивнул.

– Эти там лежат? – спросил старик.

– Да. Там. Их медведь поворочал и потом оставил.

– Послушай, парень завтра с утра… с самого пойдешь туда и зароешь их. Оттащи подальше и зарой. Обязательно. А сейчас переодень меня. И одежду эту кровяную, сожги. За ними скоро придут. Это зеки беглые. Их уже ищут и не надо чтобы нашли. Да и тебя не надо чтобы видели. Там под нарами в углу отодвинешь доски и увидишь ход. Вот туда и залезешь, когда менты за ними придут.

Старик пока говорил все это, устал и замолк. Скоро он ровно задышал. Я решил, что переодену его утром. Пусть спит. Собрался попить чаю, но дед проснулся и сказал, – хватит чаи гонять! Дела надо делать!

Я быстро переодел его. Покормил, дал ему выпить настой. Одежду его сунул в костер, который разжег около избушки.

Утром напоил деда настоем, есть он не стал. Взял лопату и пошел к Змеиному болоту.

Там на полянке я подхватил сначала одного бородатого мужика и утащил подальше от мостика, потом второго. Конечно, я обшарил их. Нашел два ножа. И еще мешочек из плотной ткани. Он был завязан шнурком. Когда я его развязал и раскрыл, я увидел золото. Самородки. Небольшие, но тяжелые. По весу граммов сто. Я снова завязал, оглянулся по сторонам, сунул в карман штанов.

Отошел метров двадцать и стал искать куда спрятать. Решил под корнями большой ели. Закопал, потом сориентировался по сторонам света и также по мостику. Запомнил место и вернулся к трупам.

Копал яму я быстро, правда приходилось временами обрубать корни. Выкопал примерно с полтора метра глубиной. Туда я и спустил обоих мужиков. Завалил землей, сверху положил дерн. Лишнюю землю раскидал по кустам. Хорошо бы посадить дерево. Я сходил выкопал пару молодых сосенок и посадил их на могилу беглых зеков. Читать над могилой я ничего не стал, просто ничего такого не знал. Просто ушел и все.

На полянке перед мостиком я все прибрал. Обрывки ткани собрал и закопал. Медвежьи следы убирать не стал. Зачем.

Прошло два дня. Из деревни прибежал паренек. Хорошо я вовремя заметил его и спрятался. Парень покричал старика, и не получив ответа, постучался в избу. Дед слабым голосом ответил, – входи!

Парень вошел в избу и увидел лежащего деда. Он попросил разрешения сесть, дед кивнул, и парень примостился на краешек лавки. Я в это время был под нарами и видел только его ноги.

– Дедушка, там в деревню милицейские приехали. Ходят, ищут кого-то. Говорят, зеки опять сбежали. Знамо и к тебе придут. Меня послали предупредить. Чтобы ты опасался беглых.

– Хорошо, парень, спасибо. Иди обратно. Я буду осторожен.

Парень что-то положил на стол и вышел.

Я вылез из-под нар и сел на лавку. – И что мне делать, – спросил я.

– Ничего не делать. Как придут полезешь в подпол, там найдешь люк, откроешь и спустишься в ход. Там и переждешь, – старик глубоко вздохнул и попросил воды.

Милиция появилась часа через три. Затрещали сороки, и мы поняли – кто-то идет. Я быстро шмыгнул под нары, отодвинул доски, спустился в подпол, задвинул доски назад и нашел люк. Поднял его и спустился в земляной ход. Там замер. Было прохладно. Как это я не взял верхнюю одежду.

Что делается наверху было почти не слышно. Где-то бубнили голоса. Даже дошло до крика. Потом все успокоилось. Я сидел и ждал сигнала старика. Его все не было. Уснул он что ли?

Меня пробирала сильная дрожь. Я уже думал, что надо пробираться дальше по ходу и там выбираться, иначе тут замерзну совсем.

Наконец услышала стук палки сверху. Кое-как выбрался и сразу к печке. Меня колотило, зубы отбивали дробь.

Я быстро затопил печь, поставил чайник. И только после этого обратился к деду.

– Зачем они приходили? – спросил я.

При свете, который шел от печки, дед щурился и молчал. Однако, когда я снял кипящий чайник с печки и стал наливать себе у кружку, он заговорил: – мне тоже плесни, да настоя туда добавь. А себе сухой малины кинь щепотку в чай, неровен час заболеешь. Что с тобой делать тогда.

Через пять минут мы пили чай. По избе разносился аромат трав. По стенам бегали отблески огня. Казалось, что нет никакой цивилизации, только мы в целом мире и больше никого. И страшно и одновременно что-то мистическое было вокруг.

– Милицейские приходили. Сказали двое сбежали. Ищут их. И наказали если увижу, то непременно доложить им, – старик усмехнулся.

– Ты это, золотишко-то хорошо спрятал? Никто не найдет. Потом мне покажешь, где оно. Когда уходить будешь, долю получишь.

В темноте глаза старики сильно блестели. В них тоже плясали отблески огня. Я закивал. Потом налил еще чаю, хотел и старику, но он отказался.

Со стариком разговаривать было очень трудно. Если я спрашивал его о чем-то, он мог и не ответить, или ответить через полчаса, а то и через час. В свою очередь он требовал от меня почти мгновенного ответа. Такое у нас было общение.

Я только через несколько дней узнал, как происходила встреча старика и милицейских.

Они прибыли на лошадях. Пятеро молодых мужчин спешились и осторожно пошли к избе. У каждого в руке было оружие. Двое были с автоматами. Они вошли в избушку и обнаружили старика, который смотрел на них, опираясь на локоть.

Один из них быстро опустился на пол и стал светить фонариком под лавками и нарами. Потом поднялся и начал допрашивать деда. Они всегда себя так вели с деревенскими. Всегда считали, что те заодно с бандитами.

Дед говорил, что ничего не знает. Что лежит просто отдыхает. Милицейские обшарили все вокруг избушки в радиусе ста метров и ничего не обнаружили. Прощаясь, они предупредили, старика, чтобы был осторожен.

Потом дед рассказал, что бегут регулярно, примерно раз в два-три года и почти все пропадают в тайге. Здесь трудно выжить. А до людей далеко.

Лечение старика происходило долго. Полтора месяца я ухаживал за ним. И за это время мы не то, что сблизились, но отношение ко мне у него изменилось. Мягче, что ли стало.

За это время я заготовил дрова на зиму. Напилил, настаскал, расколол и даже сложил в несколько поленниц. Так же поставил несколько ловушек, научил меня, конечно, дед, и поймал зверя. Накоптил мяса, повесил его в лабаз, который был неподалеку. Запас множество трав с подсказки старика. Насобирал брусники, клюквы. Лазил на кедры, набил шишек. В общем становился лесным жителем.

Отросла борода. Как сейчас выгляжу я мог только представить, потому что зеркала не было. Старик очень многие вещи считал бесовскими. Они отвлекают человека от жизни. Забирают у него жизненные силы, говорил он.

Я много ходил, научился почти бесшумно передвигаться по лесу. Мне показалось, даже слух и нюх улучшились. За это время стал более ловким, и сильным. Пройти сейчас по лесу четыре-пять часов без отдыха казалось легко.

Заготавливал на зиму рыбу. У деда были морды, это такие корзины из прутьев. В них рыба заходила, а обратно не могла выйти. Еще у деда был порошок, рецепт которого он хранил в тайне.

Этот порошок надо было засыпать в какой-нибудь заводи, и тогда через два часа можно было идти собирать рыбу. Рыба засыпала и ее можно было собирать руками. Я таскал большую рыбу и коптил, и сушил ее, готовил на зиму.

Собирал грибы, солил их в кадушке, потом придавливал сверху камнем и оставлял кадушку под полом избушки.

Когда однажды я прикинул объем проделанной работы, то поразился. К тому же весь запас отличался большим количеством витаминов и минералов.

Дед иногда спал по несколько часов днем, и в это время приказывал его не трогать. Я в это время занимался своими делами. Научился даже работать иглой и нитками. Приходилось зашивать дыры в одежде. А однажды дед показал, как подшивать валенки. Скоро зима, говорил он, надо чтобы подошвы не сносились.

Я сучил нитки, смазывал их смолой и шилом, протыкал подошву валенка и притягивал ниткой к самому валенку. Получалось немного криво, но зато прочно. Я понимал, что зиму прохожу.

Как-то раз я вошел в избу и увидел, что дед читает какую-то книгу. Он быстро закрыл ее и сунул за спину. Наверно достал ее из большого, тяжелого сундуку, что стоял у стены. И как его затаскивали в избушку.

– Чего смотришь? – грубо сказал дед.

Я пожал плечами, больно мне надо смотреть на него. Я делал свое. Решил прибраться в избе. Много мусора накопилось. Мы ходили, не снимая обувь, вот и нанесли грязи.

Я взял веник и стал осторожно, не поднимая пыль, подметать. Залез даже под нары, вытащил оттуда целую кучу мусора, потом сдвинул все это к печке и закинул в нее.

Все это время чувствовал на себе взгляд старика. И за что он ненавидит людей? Вроде бы я помогаю ему, лечу. Даже молчу и ничего не спрашиваю. Дед хранил свою тайну. Он никогда не рассказывал о себе. Кем он был, чем занимался раньше. Мне было понятно, что не всю жизнь он жил в лесу.

За всеми заботами совсем забывалась прежняя жизнь. Как там Тома? Где она? Чем занимается?

Глава 4

В район лова шли трое суток. За это время команда выпила все или почти все, и стала трезвой. Те, что похитрее спрятали запас водки. Володя рыжий, тот который заходил в каюту к Томе и Вере, поставил вместе ребятами из бригады добычи брагу в столитровой бочке и спрятал ее в своем рефотделении.

Новеньких моряков распределили. Кого в добычу, в бригаду, которая занималась забросом и подъемом трала, она ловила рыбу. Кого на фабрику, то есть в рыборазделочный цех, где пойманную рыбу обрабатывали.

Новенькие осваивали места работы, прибирали их. Слесари проверяли работоспособность механизмов.

Пролив между японскими островами Хонсю и Хоккайдо проходили около двенадцати ночи. В столовой кто-то настроил черно-белый телевизор, и моряки сидели смотрели японские новости, фильмы и рекламу. Удивительно было в восьмидесятых видеть рекламу на телевидении. Также исторические сериалы про самураев, серии которых тянулись годами. Так говорили старые моряки, что ходили в море давно. Это была заграница. Пусть и в виде телевизионного ящика. Никакого интернета, разумеется, не было. Все новости получали из радиоприемников, у кого они были. Наше телевидение не показывало. Потому, что далеко, все-таки судно было в районе Японии.

Хотя помполит и предупредил по громкой связи, чтобы никто не выходил на палубу, никто его не послушал. Тома была свободна и тоже вышла.

Теплый ветерок шевелил волосы, с обоих сторон судна горели береговые огни. Поселки или мелкие города светились гирляндами огней. Мимо проходили теплоходы, с них звучала японская эстрадная музыка.

А советское судно было подсвечено совсем немного. Наши моряки переговаривались, много было новеньких, они были впервые в море и во все глаза смотрели на японский берег.

Тома работала уже несколько дней. Вроде бы и несложная работа. Время свободное есть. Люди неплохие, никто не пристает. Да и Вера говорила, что здесь на судне не бывает гульбы. То есть ни одна женщина не позволяет себе встречаться с несколькими. Капитан если узнает об этом без всяких разговоров списывает с траулера. Ему не нужны проблемы на судне, глупые разборки мужчин из-за женщин.

Тома вспоминала слова Веры, о том, что придется выбирать. Она задумалась, а как же ей быть. Не хотелось встречаться просто из-за физиологии. Однако нужно что-то решать. Противно было отдаваться кому-то просто так, без симпатии, без любви. Что же делать?

Почему же мужчины такие практичные? И видят чаще всего в женщине только тело? Да и то на время. А потом могут отбросить в сторону и заняться своими, как они называют, мужскими делами.

Конечно, Тома могла дать отпор практически любому мужчине, подготовка позволяла сделать это. Но, раскрывать себя, показывать с опасной стороны она не хотела. Ей казалось, что можно пробыть весь шестимесячный рейс серой мышкой. Но в действительности всё могло быть иначе.

Тома отложила эти вопросы на потом, и ей казалось все идет нормально. Уже две недели в море. Пришли в район лова. Забрасывают трал, ловят рыбу, морозят ее. Все при деле, конфликтов нет.

Первое столкновение было неожиданным.

Моряки на рыболовных судах, особенно на больших, всегда в рейс берут животных. Пожалуй, даже не берут, а они так и живут на судне.

Вот и на этом траулере, современном белом красавце, жили несколько кошек и собак. Еду им обычно приносили с кухни, да они и сами частенько навещали её. Для кошек рыболовецкий траулер, это что-то вроде кошачьего рая. Многие береговые кошки только мечтают о рыбе, а здесь целый траулер, насквозь пропахший рыбой.

Была на судне красавица кошка, сиамской породы. Грация гибкого тела удивительно сочеталась с ледяной независимостью ее чистых глаз. Неторопливая походка, изысканные манеры все говорило о ее знатном происхождении. К ней нельзя было просто подойти и погладить. Проявлять ласку в отношении себя она позволяла только избранным, и уж число их, конечно, было невелико.

Обедая в столовой, моряки невольно поворачивались в сторону по-королевски вышагивающей кошечки. Она, чувствуя взгляды, высоко поднимала голову и гордо шествовала мимо них. В конце прохода она милостиво оглядывалась и снисходительно благодарила за внимание.

Первое столкновение было в коридоре. Важная кошка сиамской породы шествовала по коридору. Тома вышла из кухни и направлялась к себе. В проходе они встретились. Аристократка кошка и Тома, женщина из другого мира. Возможно более развитого, чем этот.

Кошка посмотрела Томе прямо в глаза и села. Она ждала, что ей либо окажут почести, либо пропустят. Тома глядела в кошачьи глаза и видела, что та не уступит.

Так они стояли минуты две, потом впереди послышались шаги и Тома обошла сбоку кошку. А когда оглянулась, то увидела, что та тоже обернулась и торжествующе посмотрела на Тому.

Из-за поворота вышел рулевой. Он увидел кошку и сказал, – уже столкнулись? Она у нас царица. Все ей дорогу уступают. Никто с ней не хочет связываться. Вы же видели ее глаза. Запросто может кинуться на человека.

Тома пожала плечами и пошла дальше. Вот же странные существа эти кошки. Они все считают себя выше человека. Только некоторые скрывают это. Ну ладно. Не хватало еще ссориться с кошкой. Будет она ей уступать путь, если ей так надо.

Второй случай произошел недели через две после выхода в рейс. Все постепенно втягивались в нелегкую работу. Тома ради интереса однажды спустилась на фабрику и посмотрела на работу моряков.

Сверху из трала выпускали вниз в бункера рыбу. Дальше она шла по конвейерам, которые располагались с обоих бортов судна, двигалась к ЛБашкам, это морозильные камеры, где рыба замораживалась в блоки. Дальше после заморозки, блоки поступали на площадку, где их по три штуки упаковывали в картонные ящики и после спускали в трюм. Там трюмный рабочий укладывал ящики в ряды. Там рыба ждала перегруза. В трюме было очень холодно, градусов двадцать восемь, а то и тридцать.

Также Тома посмотрела, как поднимают трал. Это такая огромная сеть, которой ловят рыбу. Лебедки натужно гудели, тросы вытягивали трал. Бригада бегала и что-то делала, все было четко и красиво. Обычно в бригаду добычи берут мало новеньких, потому что от матросов зависит, насколько хорошо поднимут трал, выгрузят его, починят и снова забросят. При Томе подняли из моря тонн двадцать минтая и стали отгружать его вниз на фабрику.

Один раз Тома шла по коридору на кухню, и ей заступил дорогу мужчина лет тридцати пяти. Высокий статный, с темными, почти черными волосами, густыми бровями, он работал мастером обработки. То есть отвечал, за то, как обрабатывают пойманную рыбу, как ее морозят и как упаковывают в картонные ящики.

Он улыбался и не пропускал Тому. Странное ухаживание, думала Тома. Неужели таким образом он надеялся покорить ее. Ну тут кто как умеет, у кого какие навыки наработаны. Тома сразу все поняла. Она поморщилась и попыталась отшутиться. Но не тут-то было. Мастер оказался настойчивым и стал прижимать Тому к стенке. Она начала нервничать, да и кому понравится такое ухаживание. Тома вздохнула и хотела начать действовать. Хорошо, что из кухни вышел повар Костя и позвал Тому. Мастер нехотя освободил проход.

– Что уже пристает? Да он такой, ни одной юбки не пропустит, – сказал повар.

– И что мне делать? – Тома нервничала. Все-таки она сама хотела выбирать. А все происходящее казалось нелепым спектаклем.

– Здесь два выхода. Первый уступить ему. Второй не уступать, а потом все равно уступить. Он очень настойчивый и сделает все, чтобы добиться женщины. Он пойдет на все. Он запросто может оговорить женщину, лишь бы добиться своей цели. Так что, девушка, думаю у тебя нет выхода, – сказал повар Костя.

Тома задумалась. Что же делать? Пойти жаловаться к капитану? Понятно чью сторону он примет. Конечно, сторону мастера обработки, он важнее для траулера, чем какая-то посудомойка.

Может дать ему отпор. Может и покалечить при этом. Но это не тот случай. Не надо высовываться. Нужно быть незаметнее и поэтому скромнее.

Вера долго хохотала, когда Тома рассказала о том, как за ней пытались ухаживать. – Попала ты, Тома. Я знаю этого прохвоста, да его по всем пароходам знают, известный бабник. Так что готовься, может лучше сразу и дать. Не ломаться. Он ведь и ко мне пытался, но мне помог один человек. И отстал, паразит.

Тома, конечно, спросила кто этот человек. Но Вера не хотела об этом говорить. Она засобиралась и ушла.

Тома стала осторожно ходить по коридорам, она старалась не попадаться на глаза всем мужчинам без исключения. Хотя понимала, траулер небольшой, всего-то девяносто мужчин и четыре женщины. И все происходящее мгновенно разносится по всем каютам и рабочим местам. Конечно все знают об этом случае, что мастер ее “забил”, и что никто не должен к ней подходить.

Вот такие жестокие законы моря. Кто не хочет подчиняться, тот не вписывается в негласные правила, а раз не вписывается, то и должен покинуть судно.

Тома чувствовала, что назревает впереди что-то неприятное. Но совсем не ожидала такого.

Она вышла из кухни, привычно огляделась, и хотела идти, но кто-то схватил ее сзади. Он обхватил ее, руки прижал к телу. Своей головой он прижался к волосам Томы и терся об них. Одновременно он что-то шептал.

Тома растерялась от такой наглости. Она пыталась повернуться, но мужчина крепко держал ее. Руками он начал гладить ее грудь. Низом живота прижимался к телу Томы. И тут она не выдержала. Головой ударить она не могла. Хитрый, гад, оказался. Головой прижимался к ее голове. Руками держал крепко. Оставался единственный выход. Но Тома опасалась того, как бы не искалечить мужчину. Она все-таки решилась, и ударила пяткой по ступне нападающего. Не сильно, однако этого хватило, чтобы тот ослабил захват. Тома освободила правую руку и схватила мужчину, за пах. И крепко сжала. Руки того стали разжиматься, он попытался освободиться от ее захвата. Тома резко дернула рукой вниз и в сторону. Этот гад застонал. Она, однако, не ожидала, что тот упадет и начнет стонать.

Это был не мастер обработки, это был мастер добычи. Невысокого роста, плотный, светловолосый он был обыкновенным мужчиной. И что его потянуло на Тому? Они что соперники с мастером обработки? Неужели она становится такой популярной?

Так. Один получил. И сейчас будет наверно избегать ее. Тома наклонилась к мужчине и тихо прошипела: – еще раз сунешься, оборву напрочь! Понял?

Мужчина кивнул, и стал подниматься на ноги. Тома посмотрела по сторонам и пошла к себе. Она надеялась, что никто не видел инцидента. Сама не собиралась никому говорить об этом.

Однако вечером Вера опять хохотала. И откуда она узнала? Ведь никто не видел. Никаких видеокамер не стояло на судне. Их просто тогда не было. Вера никак не признавалась, кто ей все рассказал. Но все-таки пообещала, что никому не скажет. Через несколько минут Вера убежала смотреть кино. И Тома решила полежать, отдохнуть.

Кто-то постучал в дверь. Тома насторожилась. Сказала, – войдите.

В дверях показался ее начальник повар Костя. Он оглядел каюту, и заулыбался Томе. До нее дошло – вот кто все видел. Он же и рассказал Вере. Тома занервничала, и видимо Костя почувствовал это. Он, извиняюще, кивнул головой. Пожал плечами. И хотел уходить. Но Тома его остановила.

– Костя, заходи. И давай все рассказывай! – Тома прямо давила на повара. А что ей оставалось делать.

Костя вошел, сел на диван и уставился на Тому. Совсем, как школьник.

– Что тебе рассказывать?

– Расскажи, как ты защитил Веру, – спросила Тома.

Не очень охотно Костя стал говорить. Выяснилось, что Косте давно нравилась Вера, но она отказывала ему во взаимности. Однажды она пожаловалась Косте, и он защитил ее от посягательств мастера обработки. И сейчас все знали, что к Вере подходить с некоторыми намерениями небезопасно.

Тома заставила Костю рассказать о мастере обработки. Ей хотелось понять, что он за человек. Как на него можно воздействовать. Может быть, даже придется вывести его из строя. Насколько он нужен на судне.

Выяснилось, что мастер обработки один из самых важных людей на траулере. От него зависело качество обработки рыбы. От него зависело приемка рыбы плавбазой, на которой перерабатывалась рыба. Его связи позволяли чаще сдавать рыбу на перегрузчик. Да многое другое зависело от него.

Тома узнала, что Вячеслав, так звали мастера обработки, был два раза женат. От обеих жен были дети. И почему-то обе жены от него загуляли. Впрочем, это неудивительно, говорил Костя.

Ждать по полгода своего мужа, выдержит не каждая женщина. Вот и получалось так, что муж уходит в море на полгода, а вместо него возвращается с моря другой мужчина. Вот с ним и встречается женщина, потом опять появляется муж, ну и с ним живет. Многие мужья догадывались об этом. Или расходись или принимай такую жизнь. Так и жили некоторые.