Хроники Второй Гражданской Войны в США

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Кто виноват в этом? Разумеется, мужчины, растерявшие в эпоху пост-индустриального общества все свои достоинства, позволившие женщинам вследствие собственной проявившейся слабости заявить о своей самостоятельности. И тогда как быть дальше? Что делать? Что, кто спасёт нас? Разумеется, женщины! Поэтому любите их, цените и уважайте их труд. И тогда, быть может, они смилуются над нами и не встанут все, как одна под знамя радикального феминизма. Самого е…нутого движения, что только мог придумать этакий невероятный женский мозг.

А что делать женщинам? Поддаться животному желанию истреблять себе подобных, или начать творить чада свои исключительно естественным путём? И вернуть мужчине обратно его социальную роль добытчика и защитника? Выбор за вами. Только вот не думаю, что Бог или природа создали мужчину только для того, чтобы с течением времени избавиться, как от атавизма. Наверно потому что первобытным женщинам, да и нынешним просто напросто бы скучно жилось. И грустно, пожалуй. Но тогда сразу встаёт вопрос: нужен ли нам тогда вообще научно-технический прогресс? Не проще ли нам тогда вернуться к примитивным технологиям и умирать от болезней в 30-40 лет? Научные знания однозначно нужны, но так ли необходимы они массовому пользователю? Или получится так, что, вкусив яблоко познания, мы сами себя изгоним из собственноручно построенного рая? Так ли нужен нам робот с искусственным интеллектом в каждый дом? Ведь труд сделал из обезьяны человека, как известно? А зачем нам тогда что-либо делать, если всё за нас сотворят роботы? Тогда они и подумают, что пора бы запустить «Скайнет» и расхреначить людишек к чёртовой матери, ну или засунуть их в «Матрицу», ведь робот вроде как обязан защищать человека. А если от чего и нужно защищать, то только от собственного нашего невежества, глупости, безответственности и лени нашего с вами вида.

Я почти не нашёл ответов, но вопросов нарыл огромную кучу. И не меня одного они тревожили весь этот проклятый XX век. Только вот слишком ленив я, чтобы сегодня, здесь и сейчас найти ответы на данные вопросы. Тем более, что фотографировать счастливые лица людей было куда интересней, чем размышлять о судьбах человечества. А могло же оказаться так, что я стану его спасителем, решу все вопросы, найду ответы на все тайны вселенной, жизни и смерти? Да, нет же. Бред какой…

Вернулись мы с Наташей в отель вечером. О, Боже! Первый день без бомб над головой! Спокойно высплюсь, приму горячий душ, пообедаю, наконец, нормальной человеческой едой, а не этими полуфабрикатами из армейских сухих пайков. Наташа, как зашла, тут же увалилась на кровать, уткнулась лицом в подушку:

– Фы фехфый ф фанну!

– Хорошо, – отвечал я, взял мыло и полотенце и двинулся прямиком в душ отмывать с себя запах смерти. Наталья же продолжала валяться на кровати. Пока мылся, обдумывал написанную мной статью про увиденное в Лексингтоне. Совсем не хотелось вылезать из-под душа. Простоял минут двадцать, наслаждаясь тёплой водой.

А когда вернулся, то наблюдал картину, о которой и помыслить не мог. Наташа со злорадным видом сидит в моём ноутбуке и читает последнюю статью.

– Я не думаю, что подобный частный случай может свидетельствовать об общих настроениях в стане неоконфедератов. И никогда не поверю, что потомки людей, победивших нацизм, смогут сознательно нацепить на себя клеймо расиста, которое и пытались стереть, вступив в эту войну. Доказать миру, что правый консерватор и нацист – это не одно и то же. Браво!!! – Наталья похлопала в ладоши, – стой, подожди! Ещё что-то интересное, помню, у тебя видела в дневнике…

– А тебя не учили, что негоже чужие дневники читать?!

– Заткнись! – Отрезала Наташа и продолжила, – так… – Ведёт пальцем по тексту, – Вот! И сколь, она сама ни была повинна в своих провалах, главная вина лежала на тех, кто использовал её, как символ борьбы и превосходства, даже не спрашивая, нужно ли это было ей. – Рассмеялась, – борьбы и превосходства… ПРЕВОСХОДСТВА!!! – Резко сорвалась в истеричном крике.

– Прекрати! – Потребовал я. Богом клянусь, готов был врезать.

– А чёрта-с два, прекращу! Если бы мои прадедушка и прабабушка прекратили, то сейчас бы нацистам сапоги чистила. Интересно, а каково это защищать в статьях тех, кто твоих предков убивал? А?

– Я защищал не нацистов! Хватит!

– А кого? Любителей мифической страны Кекистан или лягушонка Пепе? Да ты так Трампа любишь, я смотрю, что готов за щеку у него взять… А ещё говорил, что не голубой!

Я не выдержал, подошёл к ней и резким движением вырвал у неё из рук свой ноутбук. Наташа вскрикнула и закрыла лицо руками:

– Ты меня ударил!!!

– Нет…

Наташа хитро улыбнулась:

– А я скажу, что бил! – Истерично рассмеялась.

– Тогда ты лгунья.

– Нет! – Протянула букву «е», – лгун – это ты! Потому что солгал в своей статье, написал неправду! Предал принципы честной журналистики! Навешал лапши на уши своим читателям! Ничем не лучше Соловьёва и Киселёвым! Ты не подумай… Я не запрещаю тебе лгать. Твоё право. Но просто скажи мне: каково это оправдывать убийц женщин и детей, стариков, инвалидов, расистов, гомофобов, ксенофобов, сексистов?! Каково это искать слова оправдания для этих ненавистников всего человеческого рода?!

– А скажи мне, каково это тыкать палкой в раненого медведя? Ты и те, кого защищаешь. Вы не боитесь, что этот зверь не выдержит и оттяпает всю руку, которая эту палку держит?!

Наташа закрыла лицо рукой и глупо рассмеялась:

– Что ты несёшь? Какая палка?

– Ты несёшь… Каково это защищать тех, кто в своё время обвинил в расизме женщину, канадского фотографа, что не пожелала терпеть издевательства по отношению к себе?! Ты, наверно, не знаешь. Я расскажу. Певица Лидо Пимиента в ходе концерта попросила пропустить вперед к сцене только чернокожих женщин, а белым сказала отходить назад, вглубь. Одна из фотографов, белая женщина, заявила, что ей нужно фотографировать вблизи от сцены, и она не хочет уходить назад, просто потому что она белая. Это вызвало ярость стоящих рядом чернокожих. Девушку ещё несколько раз грубо попросили убираться, но она продолжала упорствовать. Отгадай с трёх раз, кого обвинили в расизме?!

– Частный случай!

– Да, неужели!!! – Я чуть не заверещал от счастья, Наташа обречённо вздохнула. Я её подловил. – А как тебе новость про лесбиянку-феминистку, которая сознательно лгала, мол, такие-то мужчины её домогались и насиловали?!

– Её оклеветали!

– Да? А как ты думаешь, в отношении неё должна была работать презумпция невиновности?

– Однозначно.

– А в отношении оклеветанных ею мужчин, когда им давали за изнасилование реальные тюремные сроки по десять, двадцать лет?

Наташа промолчала.

– Так что?! Кто из нас лжёт, обвиняя в преступлениях одних, но оправдывая других?!

– Лицемер…

– Хорошо, раз так.

– Моральный урод.

– Без морали, без нравов, без совести, но красавчик!

– Подонок!

– Больше нечего сказать?!

– А о чём с тобой говорить?

– Ну, раз так, то зачем вообще решила со мной работать? Воспользовалась мной, чтобы тебя не выперли отсюда поганой метлой?!

– А сам что думаешь?

– Думаю, что так оно и есть!

– Что же… Тогда ты ещё и мудак! – Наташа пожала плечами.

– Отличный финал нашего сотрудничества. Лучше не придумаешь.

– Так, а кто виноват то? Я? Разве я писала эту ахинею про то, что не все неоконфедераты – нацисты? Я нейтрально описывала то, что тогда произошло на озере? Я спокойно смотрела на то, как остатки «северян» добивают на пляжах побережья Атлантики? Это был ты! Ты оправдывал преступления, за которые эти ублюдки должны гореть в аду!!!

– Где я хоть в одном слове их оправдывал?

– Да постоянно!

– Хорошо, а преступления, которые совершали янки… Чего ты их не осуждала?

– Террор в ответ на террор.

– Глаз за глаз. Зуб за зуб. Знаешь, твои друзья недалеко ушли от тех, кого ты ненавидишь. Ленин, Троцкий и Дзержинский тоже начали красный террор в ответ на белый. Убили при этом, уморили голодом миллионы человек. Отличная у тебя компания! Или считаешь, что можно оправдать месть? И с чего ты решила, что конфликт первыми начали белые?

– Достаточно было новости включить! Полицейские то и дело убивали чернокожих!

– Полицейские работают тут в стране, где половина населения имеет запас огнестрельного оружия, чтобы пережить конец света. Чуть ли не у каждого в бардачке револьвер. Как думаешь, копам хочется жить, хочется вернуться живыми домой к своим семьям? Это не мировой заговор белой привилегированной элиты, а банальный инстинкт самосохранения. Столько же оружия появилось. Попробуй, догадайся, что у него в руке: револьвер или зажигалка, похожая на него…

– Это их работа! Сами знали, на что шли.

– Знаешь, а попробуй сама, да послужи в полиции хоть день. Не в России, где почти ни у кого из гражданских оружия нет. Сюда. После того, как война окончится. Дай Бог, день переживёшь…

– Когда война закончится и победит свобода, статью конституции о праве ношения оружия отменят!

– Да ладно! Решила законы американские переписать? Не боишься, что встанешь после этого в один ряд с мифическими русскими хакерами?!

Наташа возразила:

– Не мифическими…

– Неужели! Уже всем давно известно, что в 2016 году по прямому подсчёту голосов победила Хиллари Клинтон. Всё дело в системе выборщиков, которым простые американцы отдают свои голоса.

– Их систему и взломали!

– Сначала говорили про взлом, потом про фабрику троллей, что более вероятно, не доказав, что хакеры были.

Наташа перебила:

– Сам сказал про фабрику троллей… – Рассмеялась.

– Да сколько бы кто ни агитировал за Трампа, финальное решение всегда остаётся за людьми! За жителями этой страны. К ним невозможно залезть в мозг и в самый последний момент изменить их решение. Они делают выбор самостоятельно, основываясь на предвыборной программе, дебатах и прочем…

 

– Какой. Же. Ты. Наивный. За Единую Россию, наверно, всегда голосуешь… Всегда изучаешь их программу, как две капли воды похожую на ту, которую они навешивали россиянам вместо лапши четыре года назад!

– Да причём тут Россия? Мы про Америку говорим!

– Одно и то же! Нигде нет свободы! Всё захватили олигархи!

– Масоны, рептилоиды, тамплиеры…

– Мне плевать, кто! Рано или поздно свобода восторжествует! И никогда больше не будет таких чисток, как в Нью-Мексико в 2018 году!

– На костях белых цисгендерных угнетателей?! Тогда ты ничем не лучше Гитлера… – После слова кости вспомнил беднягу Батлера, который говорил, что на них счастья не построишь.

– Лучше так, чем рабство!

– Давай, копни глубже! Где феминизм?!

– Будет. После тебя, урода, точно будет.

Я помотал головой и рассмеялся:

– Хватит. Это бред.

– Бред – это то, что ты привязываешь всё к феминизму, раз я девушка. Думаешь, что поэтому я с тобой спорю?!

– Возможно, если ты на их стороне.

– А на чьей я должна быть, если тут и там всплывают скандалы про домогательства?

– А женщины, думаешь, не насилуют?

– Чем они могут это сделать? У них пениса между ног нет.

– Любой другой фаллический предмет: швабра, авторучка, баллончик и так далее. Наверно, когда вы придёте к власти, то все эти вещи запретите, ибо угнетают! Потому что похожи на пенисы, видимо. Да, и мужчин женщины, бывает, тоже к сексу принуждают, только мы их за это не осуждаем.

– Что за бред ты несёшь?!

– Бред?! А ты читала комментарии твоих сестричек под моими статьями, где они обещали мне яйца отрезать?

Наташа рассмеялась:

– Боишься? – Подмигнула.

– Нет, просто мне не приходит в голову идея вырезать вульву из тазобедренной области, дабы вас проучить.

– Они шутят. Да и когда кто-нибудь воспринимал их всерьёз…

– Да оглянись ты вокруг! Из-за чего война началась? То и дело женщины качают всё больше и больше прав.

– А мы не имеем права?

– А чего ещё у вас нет?

– Уважения.

– Так заслужите его! Ни один парень не станет почитаемым в обществе, если этого не заслужит, только если он не сын богатых родителей, если посмотреть на ситуацию у нас в России. Как называют парней, что оказываются бесполезны обществу? Тунеядец, ничтожество… Эм. – Наташа перебила.

– Так мы за это и боремся. Чтобы их так не называли.

– Мы? С каких это пор ты за них? Наверно в суд подала на журнал, чтобы тебя взяли. А, то читал я твои статьи…

– В одном потоке учились. Значит, и твои – говно.

– Не образование всё решает, а навыки. Если не умеешь программированием заниматься, то можешь хоть лоб себе разбить, не привилегии тут главную роль играют. Можешь хоть десять дипломов математика получить. Если не способен 2+2 в уме сложить, то и никакой диплом не поможет. Да и согласись, не думаю, что ты пожелала бы работать на скотобойне.

– А если захочу?

– Иди, но докажи, что не сделаешь хуже. Например, не желая убивать зверушек, ведь у них такие глазки милые…

– Вот, ты и доказал, что мужчины жестокие! Как у тебя всё просто…

– А чего усложнять? – Продолжил я, не обращая внимания на Наташин выпад про жестокость, – чтобы синдром горя от ума развился? Простые же вещи. Такие вопросы в детских садах решают. А вы на международный уровень подняли. Видимо, ВИЧ, рак, голод и терроризм мы уже победили…

– Знаешь, так много сказал… – Наталья вздохнула, – у меня уже вода из ушей течёт! Может, прекратишь мне всю эту чушь заливать?! А то скоро всемирный потоп устроишь!

– Прекращу, – сказал я, – но только после того, как ты признаешься, ради чего ты решила со мной работать.

– Ты же ответил на вопрос сам…

– Да если бы так… Была бы тебе нужна только возможность работать, ты меня бы не критиковала. Мы бы просто спокойно работали, даже, быть может, и не разговаривали вовсе. А зачем?

– Да. – Внезапно Наташа изменилась в лице. Успокоилась, смотрела мне в глаза. У самой пролилась слезинка. Лицо, казалось, выглядело спокойным. Но то и дело мышцы произвольно сокращались, свидетельствуя о её неуравновешенном состоянии в тот момент, – просто хотелось узнать, как ты пришёл к этому. – Голос был спокоен, – а ведь знаешь, я тебя помнила совсем другим человеком. Когда мы учились, ты запомнился мне человеком с либеральными идеями. Высмеивал расизм, гомофобию, смеялся со всеми нами над очередными глупыми депутатскими законами. А тут на тебе. Приехал сюда и так нейтрально все эти события описывал… Сам же говорил, что рабство чернокожих, отсутствие прав у женщин в давние времена было самой большой ошибкой. А теперь… Просто хотелось заново тебя открыть для себя. Узнать, что заставило Юру Лаврентьева изменить своё отношение к жизни, убеждениям. Знаешь, может быть, напишу про тебя книгу. О том, как хороший человек на глазах превращается в чудовище, ныне высмеивающее самого себя двухгодичной давности. Я… Я когда прочитала твои первые репортажи, интервью и статьи с этой войны поверить не могла, что это ты. Скидывает мне статью редактор и говорит: «Смотри, кто тут у нас объявился… Какой-то глупец!» Я вижу твоё имя и говорю: «Нет! Это не он! Он не мог! Я знала его! Это какая-то ошибка! Это совсем другой человек!» Решила сама приехать сюда и разузнать, что да как. Не составило особого труда тебя найти. Заодно, издание хотело, чтобы я опровержения на твои статьи писала. У нас же либеральное издание, как, никак. На твои репортажи ссылались государственные СМИ, откровенно врущие об этой войне. Срочно нужно было что-то делать. По правде говоря, нужно было идти в «Медузу». Там проблем с аккредитацией для работы у «северян» бы не было. Так бы и посоревновались. Ну, не получилось. Пришлось в Хьюстон сразу лететь. Оттуда в Пайн-Ридж, где тебя нашла. Там без проблем смогла тебя встретить. Ты же всегда был в погоне за сенсацией. – Улыбнулась, – ну, и продолжала следовать плану. Только ты, видимо, этого не понимал. Думал, мы просто коллеги. А всё это время я писала правду. Не ложь, как ты. Вдохновляла людей на борьбу с неравенством и ксенофобией. Знаешь, многие из моих друзей приехали сюда на войну. И погибли. А ты выставлял их в своих статьях чуть ли не имбецилами. Правильно, они же ЯНКИ. – Произнесла крайне язвительно, – как мне показалось, всегда показывал солдат «юга» с лучшей стороны. А «северян» высмеивал. Доказывал, что ИХ БОРЬБА не имеет смысла. Глумился над моими товарищами, друзьями, что писали мне, как им тяжело приходится на фронте. А потом со спокойным лицом фотографировал многих из них там на берегу. Я заметила твою злорадную улыбку. Ты был доволен концовкой. Рад тому, что люди остались без крова, что семьи оказались разделены. И дай Бог, если эвакуировались в Канаду. Отцы лишились сыновей и дочерей, братья сестёр, жёны мужей. Да чёрт со всем этим! Я была глупой дурой! Я верила, что смогу тебя переубедить, что докажу ошибочность твоего мировоззрения, что мне удастся переманить тебя на нашу сторону. Сторону добра. Что ты, рассказывая правду, вдохновишь людей в Европе, России на то, чтобы отправиться сюда и бороться с нацистами, расистами, своим остроумием похоронишь Конфедерацию раз и навсегда. А вместо этого ты своими статьями и репортажами всё больше убеждал общественность в Европе, что тут только «юг» воюет за правое дело. А «север» – это кучка безмозглых даунов, сражающихся за какие-то глупости. И знаешь… Почти было убедил меня. Тот расстрел. Это наверняка подстава «южан». Чуть было не поверила тебе. Руки трясутся от страха, когда понимаю, что я тоже могла стать таким же, как ты, чудовищем. Начать разбираться в сортах говна: чем нацизм отличается от фашизма, национализма, альтернативной правой идеи. Чуть было не заставил меня поверить в то, что на стороне «юга» сражаются люди, а не ублюдки. И, знаешь… Ты молодец. – Наташа залилась слезами, – ты же мог заставить «южан» восстать против тирании их долбанных лидеров! Как хотел сам в университете, считая себя тогда социалистом. А ныне ты стал подонком! Позволил им выиграть в битве у озера. Тем, кто проводил над пленными лоботомию, чтобы демонов изгнать, – смеётся, – и… Теперь я считаю, что ты повинен в гибели этих людей не меньше, чем все остальные «конфедераты». Потому что сдался.

– Потому что повзрослел и понял, что мир розами не усыпан! Жестокость у человека в крови, он всегда будет убивать! Реального равенства никогда не случится! Потому что людям хочется править, властвовать! Это НЕ ИС КО РЕ НИ МО!!! – Перебил её я. Наташа резко вскочила с кровати и врезала мне пощёчину.

– Убийца!!! Ненавижу!!! – И выбежала на улицу.

Секунд десять простоял в ступоре, потом ринулся вслед за ней. Мало ли, чего натворит в таком состоянии.

Праздничная процессия уже достигла центра. Я лихорадочно бегал в толпе, выискивая, окликая её. Ругал себя, за то, что пустил всё на самотёк, что не поговорил, сразу, когда и надо было. Что вообще согласился работать с ней, а в результате стал её подопытным кроликом, которого она изучала, дабы понять, как «нормальный» человек превращается в «нациста», изверга повинного в смерти миллионов людей, реинкарнацию Йозефа Геббельса. Не смог объяснить ей, что настоящий журналист не имеет права на подобной войне, где обе стороны преследовали сомнительные цели, быть сторонником той или иной идеологии. Что не всё так однозначно. Да и вообще, какого чёрта она себе позволяет обвинять меня в гибели миллионов, потому что я соблюдал нейтралитет?! Да, знаю, что был способен разгромить всю идеологию «конфедератов», подтасовать карты так, чтобы у читателя не осталось сомнений: NCSA – ось зла. Мордор. Ад, где правит Волан Де Морт в лице президента Мура. А ведь меня читали, ко мне прислушивались! И поверили бы! Ведь я знал, как написать так, чтобы даже бред показался истиной. Но разве можно обвинять одних в преступлениях, одновременно оправдывая других? Да и не винил, и не собираюсь. Я просто писал о том, что видел. Рассказывал то, что наблюдал своими глазами. Читатель сам должен был определить, кто тут прав, кто виноват. И выбрать сторону самостоятельно. Я не нянька, не Альфа, не Большой Брат, не Вавилен Татарский чтобы указывать людям, как им жить, за кого голосовать, что покупать и что носить в следующем сезоне. Должен рассказывать всё, как есть. Не скрывая. Что пропагандировала Наташа, если не лицемерие, от которого меня уже порядком тошнит? Кто из нас настоящий журналист? Кто лжёт, а кто говорит правду? Кто агитирует, а кто просто рассказывает людям всё, как есть? И откуда она вообще взяла тезис о том, что я считаю «северян» имбецилами? Да я и о тех, и от других с ума тут схожу. Я не собирался скрывать от людей правду, которую видел. Рассказал про случай на озере с религиозными фанатиками и не думаю даже скрывать от людей то, что произошло с пленными янки в Лексингтоне. Кто из нас двоих страдает лицемерием? Кто правду говорит, а кто лжец и подонок?

Наконец, я нашёл её. Наталья стояла на другой стороне дороги вся в слезах, кому-то пыталась дозвониться. Собирался перебегать дорогу, чтобы настигнуть её и поговорить. Не желал порицать, винить, судить. Не имею права. Просто хотел поговорить, чтобы она поняла меня. Указать ей на то, что она видела в моих статьях то, что хотела, что навязала сама себе, раз я работаю военкором у «южан», а не то, что там было написано на самом деле. Этому не суждено было свершиться ни сегодня, ни завтра, ни даже через двадцать лет.

Всё произошло быстро, неожиданно. Никогда прежде не испытывал ничего подобного. Только представлял в голове, рассуждая, что бы сделал, оказавшись в такой обстановке.

– Умрите, белые мрази!!! Аллаху Акбар!!!

Взрыв.

Я упал, в глазах потемнело. Звон в ушах, полная дезориентация в пространстве. Взрыв был настолько мощным, произошёл настолько близко, что лопнули барабанные перепонки. Последнее, что я увидел – бегущих в панике кричавших людей, потом почувствовал кровь в ушах и потерял сознание.

***

Очнулся сегодня утром. Окно было открыто, поэтому солнце слепило глаза. На стене напротив висело распятие. Палата чистая, ухоженная. Я лежал в пижаме, лицо как будто жгло раскалённым железом. Справа стоял аппарат жизнеобеспечения, в левом дальне углу под потолком висел жидкокристаллический телевизор. Ничего не было слышно. Только лёгкий звон в ушах.

В палату зашла медсестра и доктор. Осмотрели меня. Что-то говорили друг другу, улыбались. Потом ушли. Спустя пару минут я снова вырубился.

15 июня 2018 года, эскадренный миноносец «Настойчивый».

Это был теракт.

Форрест Али. Так звали террориста. Он был сыном темнокожего американского предпринимателя, в своё время обратившегося в ислам ради возлюбленной из Ирана. Принадлежал к группировке «Нация Ислама». Нападение было совершено в отместку за захват «конфедератами» восточного побережья бывших США. В ходе атаки погибло семьдесят два человека, ещё около четырёхсот было ранено. Такова была разрушительная сила пятнадцати килограммов тротила, начинённых гвоздями и шариками от подшипников в качестве поражающих элементов.

 

Я получил лёгкое сотрясение мозга после удара об асфальт и лёгкую контузию. Мне ещё повезло, так как находился в пятидесяти метрах от эпицентра взрыва. Иных вообще собирали по кускам. Толпа людей между мной и террористом, а также машины, проезжавшие мимо в ту ночь, прикрыли от осколков и взрывной волны.

К 12 июня врачи поставили меня на ноги. Окончательно придя в себя, позвонил матери и главному редактору Сергею Валентиновичу, убедил их, что со мной всё в порядке. Мать еле сдерживала слёзы, но благодарила небеса за проявленное ко мне милосердие. Главред же пожелал выздоровления. Ни слова больше. Какая там поддержка, сочувствие? Урод… Обязательно уволюсь, как приеду. Обоих уведомил, что 15 июня отправляюсь в Чарлстон, сажусь на один из кораблей российского флота и возвращаюсь домой. Парадокс, но даже после победы возвращаться на корабле было безопасней, чем на самолёте. Теперь партизанские отряды янки сбивали самолёты, не боясь отправить в пике свой. Их-то птички над восточной частью штатов больше не летают. А, значит, можно сбивать любые, что появляются в небе. Всё равно враги.

На следующий день я настоял на выписке, и врачи согласились.

Весь остаток дня искал Наталью. Удалось мне это только под вечер. Она была в списке погибших. Бомба взорвалась в десяти метрах от неё. На следующий день написал в клинику и узнал подробности. Из тела вытащили четыре осколка. Один угодил в череп, превратив мозг в месиво. Второй пробил левое лёгкое. Третий продырявил толстую кишку. Четвёртый застрял в правом плече. У неё не было шансов.

Возвращаясь, купил бутылку виски. Пришёл в отель, заперся в своём номере, собрал наши с ней вещи, намереваясь забрать их с собой и передать Наташиным родителям. Как смог, проверил, что меня никто не видит и не слышит. Хотя, признаю, это было бессмысленно. Я разнёс весь номер: разбил телевизор, выбил окно табуреткой, разломал всю мебель, разбил графин с водой о зеркало. То только потрескалось. Долго смотрел на собственное отражение, искажённое от трещин в стекле. Казалось, глаза горели огнём, лицо покрыло гнойниками от проказы. Выглядел, как настоящее чудовище. Потом пил. Нажрался до беспамятства. Зашёл в ванную и сидел под тёплым душем, прямо в одежде. Клянусь Богом, последний раз я плакал ещё в начальной школе, когда получил первую двойку за контрольную работу по математике. Теперь же сидел под струёй воды и ревел, даже не пытаясь сдерживать слёзы.

Корил себя за то, что не общался с ней в последнее время, что не желал выслушать, не пытался объяснить что, зачем и как я всё это здесь делал. Быть может, нашлись бы ещё слова, которыми я смог бы до неё достучаться. Проклинал всё на свете за то, что не могу сказать сейчас те слова, которые пришли в голову только сегодня, хотя скажи я ей их сейчас, и она бы не выбежала в ту ночь прочь из отеля и осталась жива. Так думал. На деле же, видимо, такова была наша судьба. Разлучиться раз и навсегда таким образом. Проклинал частицу «бы» за сам факт её существования. Глупо, да. Я знаю. Но меня сводил с ума сам факт, что теперь я говорю и думаю о Наташе в прошедшем времени, и лишь только перебираю в голове возможные варианты развития наших взаимоотношений, действий в отношении неё, понимая, что на деле уже ничего не могу сделать. Ведь я мог бы, если бы не, да кабы. Теперь только кусаю локти. Каждой клеточкой своего тела проклинал эту войну, визжал, рычал матом, пытаясь вслух найти подходящее слово, описывающее тех, кто, на мой взгляд, был повинен в гибели Наташи. Смеялся над Форрестом Али, представляя его уё…щное лицо, когда тот, отправляясь в ад, узнает, что среди жертв была та, которая от всей души поддерживала их чёртову борьбу за свои никчёмные права и свободы.

Проснулся я ранним утром. Лежал в кровати в мокрой одежде, запачкав постельное бельё собственной рвотой. До такой степени я вчера напился. В номере держался стойкий запах перегара, вперемешку с вонью вышедшего наружу желудочного сока. Еле встал. Голова раскалывалась, как грецкий орех, сжатый струбциной. Пошёл в ванну, чтобы почистить зубы и с досадой обнаружил, что разбил раковину, зеркало, сломал душевую кабинку. Забив на желание привести себя в порядок, собрал с кафеля зубную щётку, шампунь, мыло и мочалку и вернулся в комнату. Собрал все сумки и вышел на улицу, оставив ключи под ковриком. Понимал, что если владелец гостиницы поднимет скандал, я, весь на нервах, сорвусь, что свалит на мои плечи целый ворох проблем, учитывая случай с этим мерзким армянином. Да и предъявить мне при желании руководство сможет без особого труда. Все мои контакты и адрес остались у них. Так что заплачу. Потом. Может быть. Если настроение будет хорошее.

Вылез на улицу через окно на первом этаже и пешком двинулся к военному аэродрому. В штабе армии «конфедератов» меня предупредили, что туда (в Чарлстон) отправляется грузовой самолёт, чтобы забрать гуманитарную помощь с российских кораблей. Очень удобно вышло. Даже не надо теперь кататься по этой мерзкой стране, полной гадких идиотов.

Пока шёл, посетил импровизированный мемориал жертвам недавнего теракта. Среди фотографий погибших стояла и Наташина. Слева лежала игрушка, справа роза. А в центре перед фотографией горела свеча. Я не смог долго смотреть на её лицо. Пыхтел, тяжело дышал, пытаясь не разныться прямо на улице. Тело тряслось, но не от страха или боли. От злости. В тот момент я сам желал взять в руки оружие и поубивать всех этих подонков, что лишили её жизни. Забыл про собственное мировоззрение, мысли, рассуждения по этому поводу. Именно тогда, в тот момент я всей душой желал поливать «север» грязью, благодарил Господа за счастье видеть по телевизору, как рушится Эмпайр-стейт-билдинг с тысячами левых, либералов и всех, кто воевал тогда на стороне LSA, внутри, оборонявших небоскрёб в последние часы битвы за Нью-Йорк. И плевать на гуманизм, на характер моей работы, на скотство всех людей в принципе. Прекрасно понимал, что сейчас на месте моих кровных врагов могли быть и «южане», но тогда, в тот момент, была бы моя воля, я лично бы перерезал глотку Баргасу и всем сторонникам LSA. Меня не волновали вопросы этики, гуманности, прощения, милосердия и сострадания. Глаза покрыла пелена ненависти, ярости, безумия и презрения. И пусть эти твари славят высшие силы, что я просто журналист, а не серийный убийца. Честно признаюсь, неприятно было осознавать, что я в одночасье превратился в одного из тех людей, которых презирал за гнев, ярость, узколобость и недалёкость…

В полдень вылетел из Хьюстона в Чарлстон. Через несколько часов перелёта, оказавшись на земле, был приятно удивлён, увидев на своём телефоне восемнадцать пропущенных звонков от руководства гостиницы. По идее надо им перезвонить… Хотя, чёрт с ними. Пусть радуются, что я не спалил всё здание к х..м!

Перед отплытием решил посетить полицейский участок, увидеться перед отплытием с Костей Михайловым, что три месяца назад встретил меня в порту по прибытии. С тоской обнаружил, что здание участка было полностью разрушено. А у бывшего входа был сделан импровизированный мемориал в честь погибших там полицейских. Одна авиабомба уничтожила всех, кто там находился в тот момент. Жаль Костю. Он был хорошим парнем.

Вечером прибыли корабли российского флота. Никогда не был так рад снова слышать русскую речь. Моряки в темпе вальса выгрузили гуманитарную помощь. Я подошёл к ним. Один из офицеров заметил меня и спросил:

– Вы Юрий Платонов? Журналист?

Я улыбнулся:

– Да!

– Проходите на борт. Приятного вам плавания.

– Спасибо!

В 19-00 пятнадцатого июня 2018 года я покинул американский континент, намереваясь более никогда сюда не возвращаться.

22 июня 2018 года. Нижний Новгород.

Как-то мне приснился дурацкий сон. Я убегал от тысяч женщин всех рас, политических сил и религий, что желали отрезать мне яйца. Потом командовал войсками в войне мужчин против женщин, стоял над картами, руководил ударами. Они, в конце концов, победили. Меня затащили на пирамиду. Подобные были у индейцев Майя. И занесли ритуальный кинжал над моей паховой областью. Наташин голос промолвил: «Смерть пришла, мужчинка!» Луна затмила солнце. И… Я проснулся в холодном поту, проверяя, на месте ли мои причиндалы. Глупый сон. Но забавный. Поднял мне настроение впервые за долгое время. Но по своей глупости и бессмысленности ярко отражал то, что я воочию увидел за три месяца моей командировки в США. Как мне кажется…