Хроники Второй Гражданской Войны в США

– Ну, что подстилки! Молитесь! – крикнул, видимо, их командир и поднял руку вверх. Нацисты нацелились на пленных.

– Нет, нет, нет… – Шептала Наталья, кусая локти. Я понимал, что нужно её уводить, но тело не желало подчиняться. За всем этим действом наблюдал, как заворожённый. И пропустил момент.

Наталья с криками на русском: «Не смейте!» – ринулась к пленникам, встала между ними и солдатами, прикрыв их своим телом. Нацисты опешили. Следившие за тем, чтобы за ними не велось наблюдение, они явно были изрядно ошеломлены своей непутёвостью, раз не заметили нашей слежки и присутствия там, неподалёку, за изгородью, уже заросшей молодыми ярко-зелёными листьями.

Я понял, что её нужно спасать и побежал к ней.

Командир нацистов быстрым шагом подошёл к ней и хотел, было, ударить её, но я вовремя подбежал, оттолкнул его и встал между ним и Натальей.

– А ну, отошёл! – Я сполна испытал на себе тяжёлый взгляд их командира. Стеклянные, пустые глаза, шрам от штык-ножа на щеке и разодранное, думаю от взрыва, правое ухо. Не знаю, может у него была контузия, но выглядел он вполне адекватным, отвечал за свои действия. Да, выглядел бешеным, но так многие участники и ветераны боевых действий смотрятся. Ничего удивительного в этом нет.

В тот момент мне больше было интересно, что творится у него на душе. Был ли он таким с юности, или же внушил себе и своим бойцам ненависть к врагу по расовому признаку в ходе боевых действий? Или же в большей степени подвергся влиянию неофициальных церковных проповедников, откровенно расистских каналов на YouTube и других ресурсах, или даже влиянию, исходящему от своих собственных командиров или подчинённых? Ребёнок – чистый лист. Он не с самого рождения становится сторонником шизофренических ультра-левых или ультра-правых политических движений. Должно что-то произойти, какое-то событие, после которого индивиду остаётся или перейти Рубикон, или же смириться с судьбой и оставить всё, как есть. Что произошло с ним? Да и со всеми остальными…

Командир нацистов зарядил пистолет и наставил на меня.

– Отойди, или я тебе голову прострелю!

Я, как влитая в постамент статуя, продолжил стоять на месте, лишь бы он не тронул Наташу. Ноги тряслись от страха, душа ушла в пятки, дыхание и пульс участились, зрачки расширились. Я не мог молвить ни слова, даже двинуть пальцами на руке. Голова окончательно отключилась. Не думал ни о чём, только с дикими от ужаса глазами глядел в отверстие ствола пистолета, в любую секунду ожидая выстрела. Наташа обхватила меня сзади.

Та, как и в случае с армянином, не сдрейфила. Лишь её действия спасли нам жизнь в тот момент. Хотя, останься бы она на месте, перед тем, как на пленников наставили стволы автоматов, и не пришлось бы мне сейчас стоять напротив человека, что был полон решимости застрелить меня к чёртовой матери.

– Спасите, помогите! – Начала кричать она на английском как можно громче.

– Заткнись! – Орал командир нацистов.

– Командир, у нас проблемы… – Правильно заметил один из его подчинённых. Правда, и их лидер был не тупой. При всём желании нас застрелить, он видел тёмно-синие бронежилеты с надписью «Press». Именно это связывало ему руки. За убийство пленных, быть может, не накажут. Можно сказать, что сбежать пытались. А вот журналисты-иностранцы… Это уже совсем другой разговор.

Наташины крики не прошли даром. Спустя минуту, на месте появилась военная полиция: офицер и четверо солдат.

– Что происходит?! – рявкнул он. Нацисты опустили автоматы.

– Они пытались… – Начал, было, я, но офицер перебил.

– Я не тебя спрашиваю! – И грозно взглянул на командира нацистов. Тот опустил пистолет. Я перевёл дух.

– Мы… – Он замялся.

– Они хотели расстрелять пленников! – Выдавила из себя Наташа, хоть и сама с трудом могла говорить. Дыхание спёрло от волнения. В горле першило после отчаянных криков о помощи.

Офицер отвёл глаза в её сторону, потом снова взглянул на нациста:

– Это правда?!

– Сэр, да, сэр! – Отвечал он, понимая, что врать бесполезно.

Солдаты встали на защиту пленников. Один из нацистов не выдержал:

– Если вы сейчас не отойдёте, – и попытался прорваться сквозь оцепление. Его оттолкнули. Тот повалился на землю.

– Эй! Какого чёрта! Не трогайте наших! – Послышались выкрики со стороны остальных. Они попытались помочь своему товарищу встать, но солдаты оттеснили их прикладами назад.

Офицер обратился к своим:

– Уведите пленников и отправьте в лагерь.

– Сэр, да, сэр! – Ответил один из них. Потом повернулся к пленным, – встать!

Те повиновались.

– Идём!

Солдаты увели пленных. Остались только мы с Наташей, офицер и нацисты.

– Уходите. – Вдруг произнёс офицер, обращаясь к нацистам.

– Что?! – Возмущённо воскликнула Наталья, – они только что чуть не убили пленников! Это противоречит всем нормам международного права и конвенции красного креста о военнопленных!

Офицер махнул головой. Нацисты нехотя собрались и ушли восвояси.

– Как представитель прессы, могу вас заверить, что ваши действия не останутся безнаказанными! У вас в законе о военном положении, в уставе чётко прописано, как наказывать за такие проступки (даже попытки расстрелять пленных без санкции военного трибунала карались расстрелом)! Вы не можете…

– А давай я расстреляю всех виновных. Кто будет тогда сражаться?! – спросил офицер. Мы промолчали, – уходите…

– Но вы не можете просто так взять и отпустить их. Это…

– Помолчи! – Одёрнул я Наталью.

– Ты их защищаешь?! Этот урод только что пытался тебя убить!

Офицер прервал спор:

– Я могу рассчитывать на ваше молчание, сэр? – обратился он ко мне.

– Да. – Ответил я.

– Что? Какого чёрта, Юр?! Зачем ты их защищаешь?

Офицер под шумок покинул нас.

– Я не защищаю, просто…

Далее последовал сложный разговор, если его так можно было назвать. Это больше было руганью, нежели спором, дискуссией, диспутом, дебатами. Теперь у Наташи были все карты на руках. Она поливала меня моими собственными помоями, как могла. Я же впервые за долгое время не мог ответить ни слова. Ведь каждый тезис, брошенный мной, в ответ превращался в оружие, способное удавить меня за долю секунды.

– Но ведь не все они нацисты! Ты со мной уже месяц здесь!

– Ты слепой?! Сначала эти религиозные фанатики, теперь это… Поверить не могу, что ты за них. Они только что тебя не убили, а ты готов в позу встать, лишь бы не грохнули! Где твоя гордость, мужик?! А?!

Спустя минут пятнадцать мне кое-как удалось утихомирить Наташу. Если я понимал произошедшее только отчасти, то она не желала и не могла вникнуть в суть происходящих здесь событий. У неё всё было просто. Эти хорошие, эти плохие. А произошедшее из ряда вон выходящее происшествие стало неопровержимым доказательством для неё моей проплаченности, как журналиста, и морального уродства.

Тот командир нацистов. Звали его Роберт Мюррей. Жил в Чарлстоне, куда я приплыл в самом начале конфликта. Там у него была семья и дети. В армию Новой Конфедерации записался сразу же после точки невозврата, убийством протестующими чернокожими белого полицейского на заре этого дикого конфликта. Пока он был на фронте, 4 марта авиация Свободных Штатов нанесла по Чарлстону авиа-удар. Его семья погибла от прямого попадания осколочно-фугасной бомбы. С тех самых пор стал посещать армейские ячейки Ку-Клус Клана. На войне проявил недюжинную храбрость, стал командиром взвода. Своих солдат настраивал именно на расовую ненависть, поставив в пример историю гибели своей семьи. Пленных в бою старались не брать, отличались невообразимой жестокостью. После обнаружения могил расстрелянных лево-либералами пленных и мирных жителей, стал поступать абсолютно аналогично. Око за око. Зуб за зуб. Никогда не делал скидку на пол или возраст. «Все сами знают, на что идут. Так пусть отвечают сполна!» – это был его девиз, и он следовал ему всегда несмотря ни на что. Несколько раз уже попадал в поле наблюдения военной полиции за скотское отношение к пленным, но избегал наказания. Скорее всего, вас волнует вопрос, почему.

К началу войны в рядах право-радикалов по подсчётам экспертов, состояло от восьми до десяти тысяч человек. Сегодня эта цифра из армии численностью несколько десятков миллионов человек составляет более четырёхсот тысяч. Причины поворота не туда банальны и ужасающи: месть за погибших родственников, друзей, свидетельства военных преступлений противника, и вследствие полное оправдание своих действий, потому что они, якобы, совершаются ими в ответ на аналогичные преступления противника. Спорю, лево-либералы рассуждали так же, когда проводили массовые расстрелы. Как рассказывал мой учитель по истории про гражданскую войну в России: «Красный террор происходил в ответ на белый». На самом же деле определить, кто начал первым, невозможно. Стороны конфликта переворошат всё своё и чужое нутро, вспомнят про каждый грешок друг друга, но, в конце концов, придут к выводу, что начал всё это оппонент. Называете себя взрослым? Вам лишь кажется. На самом деле вы недалеко ушли от пятилетнего ребёнка, что доказывает воспитателю, что первым бодаться начал не он, а его соперник. А правда будет такова, что виноваты они оба. Но вы всё равно будете отстаивать свою точку зрения, даже если все улики против вас. И даже если против тебя найдут неопровержимые доказательства, спустя годы вы поймёте, что забыли указать на своём допросе важную информацию, которая вас тогда наверняка бы оправдала. Это не мои выдумки или фантазии, а практика, пожалуй. Жизненный опыт. Причина, по которой люди убивали, убивают и будут убивать друг друга, разводиться, ругаться, делить детей и имущество. Самое страшное, что из этого замкнутого круга не выйти. Как ни старайся.

Вот и они, слепо убеждённые в том, что правда на их стороне, действовали, основываясь исключительно на собственных наблюдениях, не желая в итоге даже видеть иной точки зрения. Око за око. Зуб за зуб. Пока противник не будет уничтожен полностью. Не важно, совершал ли именно он данное преступление против вас или ваших близких. Они на одной стороне? Значит, ничем не отличаются друг от друга, и проще будет их убить, чем пытаться вести диалог.

Сколько таких сторонников вендетты уже есть, а сколько ещё будет? Офицер был прав. Война уже окончательно извратила их разум. Они уже не желают перемирия. Главное – стрелять первым. Отомстить за друзей, близких, родственников, сослуживцев. Именно в такие моменты, особенно когда война идёт между представителями разных религиозных конфессий или рас, наций, поддаться влиянию ненависти, основанной на расовой и религиозной почве проще простого. Он русский? Православный? Наверняка ватник и на Донбассе воевал. Убить. Он украинец? Голосовал за Порошенко? Наверняка нацист, а, значит, должен также умереть. Ты белый цисгендерный мужчина христианин или атеист? Сто процентов расист и сексист. Ты чернокожий, коммунист или мусульманин? Наверняка хочешь всех белых христиан в концлагеря отправить. Ты буддист из Мьянмы? Наверняка рохинджа притеснял. Нет, говоришь? Врёшь, неверный! Ты мусульманин? Наверняка террорист, в ИГИЛ воевал.

Как итог, тому офицеру в реальности пришлось бы перестрелять согласно закону добрую половину армии Новой Конфедерации. Ибо каждый на войне испытал свою маленькую трагедию, порождающую яростное презрение к врагу, к самому явлению жизни. Да, в мирное время, когда над головой не будут рваться снаряды, каждый ещё десять раз пожалеет о сделанных поступках на войне, а возможно даже и проникнется уважением к врагу, если не покается в собственных преступлениях. Но если солдат считал войну справедливой, то и все преступления в отношении врага будет считать оправданными. Это не отправлять войска за тридевять земель. Здесь каждый сражается за своё будущее, место под солнцем. И если кто-то этому угрожает – должен умереть. Так что не вините простых солдат в военных преступлениях, а большинство из них наверняка уж точно далеко не поголовные маньяки-убийцы, желающие лишь напиться чужой крови. Вините войну, как явление.

После того случая моя жизнь превратилась в ад, где я был, по-моему, виноват даже в том, что римляне распяли Иисуса Христа. Ни дня, ни часа, ни минуты не проходило даром для Наташи. Она всегда находила повод высказать обо мне всё, что думает. Мол, ты меня обвинял в том, что я так однобоко смотрю на мир, не вижу военных преступлений янки, а сам оправдывал, считай, их проступки! Да как ты можешь их, или меня в чём-либо обвинить, если у самого руки по локоть в крови?

Самое забавное, что я никогда никого не оправдывал. С самого начала и сейчас считаю, что в войне виноваты обе стороны. Не бывает так в тяжёлые времена, чтобы одни были праведниками добра и любви поголовно, а другие исключительно лицами, окончательно лишившиеся таких вещей, как милосердие и гуманизм. Если бы она выслушала, по этому поводу я бы смог оправдаться, но как только я находил нужные слова в свою защиту, то она сразу припоминала мне сказанное тому офицеру слово: «Да!» Я действительно пообещал офицеру молчать о произошедшем инциденте. Но какова вероятность того, что он бы меня не пристрелил к чёртовой матери, как много знающего свидетеля, если бы я сказал: «Нет»? Какова вероятность, что до кучи этот офицер после меня не пристрелил бы и Наташу? Отличный был бы сюжет для боевичка. Героиня спасается от злых военных, которую они хотят убить, потому что та слишком много знает. Много таких боевиков было, знаю. Ну и что? Надо было идти в сценаристы. А возвращаясь к сказанным мною словам, кто вообще сказал, что я ему не солгал? Сделал это, чтобы выжить и потом рассказать людям правду? Тогда вы скажете, что, мол, наивно ему было мне верить. Чего не пристрелил? А потому что я один из немногих СМИ, кто не бросается на сторонников Новой Конфедерации обвинениями в расизме и сексизме, гомофобии и веронетерпимости налево и направо, если их там нет. Разумеется, имея такой кредит доверия, они не станут меня убивать. Мои статьи о преступлениях янки читали солдатам, специально переводили на английский! Конечно, меня знают и уважают все. Признаюсь, собираюсь написать об этом, как вернусь. А то вдруг не дадут работать, или ещё вообще пристрелят в затылок, не позволив мне перед смертью с роднёй попрощаться.

Всё это объяснять Наташе не видел никакого смысла. Она сейчас не желала ничего слышать. Теперь уже я оказался на её месте и просто не заводил разговор, лишь бы не нарваться на очередную порцию упрёков в свой адрес, а сконцентрировался на работе.

Благо тут для меня было благодатное поле. 27 мая началось генеральное наступление на Филадельфию. Войска южан уже вели бои в пределах городской черты города Балтимор, с севера подошли к окраинам Нью-Йорка. 28 мая командующий флотом «конфедератов» на восточном побережье адмирал Дэйви Гловер свершил, наконец, свою давнюю мечту: десантная операция на полуостров Делмарва. Сто восемьдесят тысяч пехотинцев на нескольких пляжах. Высадке предшествовало крупное морское сражение, названное позже боем в заливе Делавэр. В течение нескольких часов крейсера, авианосцы, эсминцы с обеих сторон методично разносили друг друга в пух, пока десантные корабли двигались по направлению к полуострову. Современные морские сражение на порядок отличались от того, что были в XVIII или даже в начале XX века. Теперь корабль противника не обязательно было видеть в перископ или бинокль. Достаточно было навести ракеты по спутнику, и дело в шляпе. Правда, была одна сложность. Все корабли были оснащены системой опознавания «свой – чужой», что зачастую вводило наводчиков ракет в заблуждение. Но это не помешало завершить сражение в пользу «южан» как тактически, так и стратегически. Противник понёс большие потери, не сумел предотвратить высадку войск врага. Но самой тяжёлой утратой для «северян» оказалась гибель флагмана их флота, авианосца «Авраам Линкольн», на котором и плавал адмирал Портер. Пять метких выстрелов противокорабельными «Томогавками» потопили авианосец, разломившийся на три части. Из гибели авианосца СМИ Нео-конфедератов сделали настоящее телешоу, транслируя в прямом эфире кадры уничтожения корабля. «Малыш оказался крепким и не сразу пожелал идти на дно. Но пять ракет особой мощности не оставили ему шансов, дамы и господа», – правильно заметил диктор новостей. Ну, про особую мощность он, скорее всего, преувеличил. «Томогавк» обладает необходимой боевой мощью боеголовки, чтобы потопить авианосец с одного попадания (по крайней мере из тех, что служат в флотах других стран). Просто корабль оказался крепким орешком. Его конструкторы и строители могут гордиться свои детищем, выдержавшим несколько попаданий вражеских крылатых ракет.

Высадка на полуостров началась в финальной части морской фазы сражения. Проходила она на южной оконечности Делмарва. Разумеется, Рассел не ожидал, что «конфедераты» обнаглеют до такой степени, чтобы проводить десантные операции, так что на полуострове находилось всего пять дивизий «республиканцев». Но и они оказали противнику должный приём. На одной из зон высадки произошла такая бойня, что высадка на пляже Омаха 6 июня 1944 года теперь будет казаться всем детским утренником. «Южане» потеряли убитыми и ранеными 20 тысяч человек за четыре часа. Настал даже момент, когда встал вопрос об эвакуации, но такого неблагоприятного сценария удалось избежать. К концу дня были взяты городки Эксмор, Кейп-Чарльз, Онанкок и Покомок-Сити. Оборонявшая полуостров группировка, понеся тяжёлые потери, отступила к Солсбери. Также был взят под контроль мост, соединявший полуостров с городом Норфолк. Обе стороны сознательно не подрывали его, чтобы в будущем перебрасывать по нему подкрепления. Но в крайнем случаи могли подорвать свои оконечности моста. Тут сработала команда морских котиков, сумевших предотвратить подрыв переправы. Фактически, битва за полуостров Делмарва уже заочно была выиграна.

1 июня всё было предрешено. Последние военные аэродромы уничтожены, батареи ПВО и береговой обороны подавлены. Танковые клинья «южан» прорвались к морю. Пали города Аллентаун, Трентон и Уилмингтон, а также Солсбери. Группировка «северян» была разрезана на три части. 2 июня пали Балтимор и Довер. Бои уже велись на всех окраинах Нью-Йорка. Наша же группировка взяла Филадельфию в полукольцо, не сумев окружить город. Линия обороны простиралась от города Антлантик-Сити до Филадельфии по всей протяжённости шоссе между ними. Также стало известно, что Аманда Дафф покинула Нью-Йорк вместе с правительством.

Понимая, что сопротивление бессмысленно и лишь только привёдет к ещё более бессмысленным жертвам, «северяне» начали массово сдаваться в плен. В итоге теперь Филадельфию обороняло триста тысяч человек, Нью-Йорк четыреста. Согласитесь, огромные силы, вот только ударная группировка «южан» насчитывала семь миллионов. Освободившиеся силы «конфедераты» спешно переправляли на запад, по-прежнему опасаясь наступления войск Баргаса.

С высотки на окраине Филадельфии мы фотографировали окрестности. Рядом с нами стоял командующий 22-ой армией «конфедератов» Ричард Марлоу, в чей штаб я приехал по приглашению генерала. Воздымался как памятник и разглядывал в бинокль колонны беженцев, уходившие из города. Но не к морю, а в нашу сторону. Канадцы всё равно не смогли бы эвакуировать всех желавших покинуть восточное побережье, и верховное командование NCSA пошло мирным жителям навстречу. Утром Марлоу зачитал приказ по громкоговорителям:

«Жители Филадельфии! Ввиду полного военного разгрома частей LSA, оборонявших подступы к вашему городу и прохождения линии фронта по окраинам, обязуемся вас предупредить, что город завтра станет ареной боевых действий. Вы и ваши близкие могут погибнуть под ударами артиллерии и авиации, стать жертвами огня танков и пехоты. Мы не желаем подобного исхода ни для вас, ни для ваших родных. Поэтому верховное главнокомандование NCSA предлагает вам покинуть город в течение 24 часов. Вам полагается взять личные вещи, документы. Кровом, питанием, медикаментами и другими вещами первой необходимости вы будете обеспечены в полном объёме. Я являюсь гарантом вашей безопасности, свободы и неприкосновенности. Для вас оборудованы временные лагеря для беженцев. После окончания боевых действий и разминирования города, обещаю вам: вы вернётесь в свои жилища. Последствия повреждения или уничтожения вашего имущества в ходе боёв будут полностью покрыты компенсациями, которые вы сможете потребовать от властей согласно действующему законодательству. Не бойтесь. Мы не желаем вам зла. Не тронем. Не покалечим. Не верьте лживой вражеской пропаганде.

Солдаты армии LSA. Вам мы предлагаем капитулировать. Сопротивление бесполезно. Наши войска имеют десятикратное превосходство в живой силе и абсолютное в танках, артиллерии и авиации. К чему эта бессмысленная бойня? Вы также будете обеспечены всем необходимым. После окончания войны вас проверят на наличие военных преступлений, и если вы невиновны, то немедленно отпустят на свободу. Я также выступаю гарантом выполнения всех обязательств перед вами и гарантирую хорошее обращение. Давайте уже прекратим эту бессмысленную войну!»

Наташа слушала всё это с ухмылкой: «Какое лицемерие…» – приговаривала она вполголоса, отчуждённо хлопая глазками. Я же продолжал следить за событиями, которые обернулись не слишком удачно для «конфедератов».

Мирные жители массово покидали город, да. Но не все. В лучших традициях битвы за Сталинград многих беженцев заставили остаться в городе. Их, видимо, собирались использовать в качестве живого щита и способа замедлить наступление. И ежу понятно, что идея крайне сомнительна, но чёрт знает на самом деле, какие у них были планы, но факт есть факт.

В этот раз готов аплодировать Расселу стоя. Его бойцы, не пожелавшие сдаться ранее, собирались защищать город до последней капли крови. Пропаганда с их стороны работала на ура. Они всё ещё фанатично верили в победу. Как так лихо LSA удалось промыть мозги своих солдат, коли они до сих пор, даже в такой тяжёлой обстановке были готовы сражаться до последнего патрона?

В иных ситуациях штурм таких крупных городских агломераций, как Филадельфия и Нью-Йорк, занял бы месяцы. Здесь же ситуация была иной. У левых осталась только храбрость и ни одного танка, орудия, только миномёты, ни одного самолёта, несколько десятков вертолётов и один магазин на пять автоматов. Как потом стало известно, Рассел до последнего умолял Баргаса начать наступление, даже, несмотря на обвинение в измене со стороны властей. Отправлял призывы о помощи в Европу, Мексику и Канаду. Всё было тщетно. И даже в такой безвыходной ситуации он ещё верил в победу, внушал её бойцам, заставляя их продолжать сражаться.

Наступление началось третьего июня. К пятому пала Филадельфия. На следующий день к обеду был взят Нью-Йорк. Ужасающих жертв среди мирного населения удалось избежать, но и такого скромного числа погибших хватило, чтобы в Канаде СМИ раздули из мухи слона, мол, они убили миллионы.

Была освобождена местная тюрьма. Из интервью одного из освобождённых заключённых стало ясно, что янки строили для «конфедератов» настоящий ГУЛаг. И это не чья-то глупая пугалка, как казалось ранее. Они должны были или принять новый лево-либеральный порядок, или погибнуть от скотских условий в лагерях. В планах были поселения для заключённых на Аляске и других штатах, где были золотоносные, урановые и прочие рудники.

Я ликовал. Вот, теперь что скажешь, Наталья? И это после тех издевательств от неё, что в последнее время слышал в свой адрес. А той было наплевать на слова человека, у которого руки «по локоть в крови» невинных жертв нацизма. «Всё больше лжи и абсурда!» – отвечала она мне, надменно улыбаясь.

То событие, что мы наблюдали все эти дни, публицисты уже окрестили бегством в океан. К утру шестого июня были заняты города Милвилл, Вайнлэнд и Атлантик-Сити. Последним прибежищем для упрямых фанатиков был городок Мэй и ещё несколько посёлков, располагавшихся на этом небольшом отрезке суши. Туда они и бежали, в надежде сесть на последний корабль до Канады, но, увы, северные соседи совсем не собирались устраивать им новый Дюнкерк. В том бою на мине подорвался Брустер, обещавший нам интервью после победы.

Что их ждало? А что делают с теми, кто не сдаёт оружие добровольно? «Последних из Могикан» оставалось тысяч пятнадцать-двадцать. Их скидывали в море, закидывали бомбами и снарядами, давили танками. Никогда не забуду этого пляжа, усеянного погибшими «северянами». Я фотографировал с унынием. Наташа же с яростным огнём в глазах. Ни одно военное преступление «южан» за эти дни не ускользнуло от её глаз. В голове уже началось первое заседание военного трибунала, где она обвинитель. На скамьях подсудимых президент Мэй и генералы. Я в качестве адвоката дьявола. Она – обвинитель. На каждое слово она находила ответ, блестяще доказывая судье, что мои подзащитные заслуживают исключительно смертной казни. Я же в ответ не мог сказать ничего вразумительного, ибо все попытки блокировались судьёй, но у подзащитных не было права на иного адвоката.

А что я вообще мог сказать? Меня самого удивляла та жестокость, с которой добивали последних защитников восточного побережья. Я рассматривал все эти тела, изрубленные, разорванные в клочья и еле мог сдерживать слёзы. А Наташа, гордо вскинув голову, смотрела на меня свысока, теперь готовая, как ей казалось, к главному испытанию её жизни: дискуссии со мной. Она желала услышать мой ответ. Желала, чтобы я пояснил за слова и ответил за каждое, сказанное в пользу «конфедератов». Она уже проработала план действий. Включаем демагогию и софистику, приправляем всё железобетонными фактами, и всё! Я должен был пасть перед ней на колени спустя несколько минут, целовать ступни её ног и умолять о пощаде, надеясь лишь на милость гневной богини.

Думаю, я тоже был готов. Но не только ответить, но и спросить с неё за то, что увидел за эти три месяца со стороны «республиканцев». Но это потом.

А пока мы возвращались в Хьюстон.

Битва за восточное побережье закончилась полной победой Армии Новой Конфедерации.

9 июня 2018 года. Хьюстон.

(Вот и прошли мои три месяца, и слава Богу! Больше никогда сюда не вернусь. Пока не наступит мир!)

Тело Рассела обнаружили в подземном бункере. Он застрелился, когда бои шли уже в том здании, над которым располагалось убежище. Кроме него мёртвыми обнаружили ещё семеро офицеров старшего командного состава. Остатки войск «северян» спасались бегством на острове Лонг-Айленд. «Конфедераты» не собирались долго с ними нянчиться. В тот же день все прибрежные населённые пункты были заняты морскими пехотинцами. В результате янки оказались, будто в загоне для скота, куда их заставили зайти пастух и его собака. Как правило, в плен не сдавались, но и отстреливаться почти было нечем. Последняя славная страница обороны восточного побережья была записана «республиканцами» из 105-го батальона 18-ой дивизии поздним вечером 7 июня. Им удалось выбить морпехов из прибрежного городка Монток и эвакуироваться на канадские гражданские суда. Тем самым, спаслось около семисот солдат и пара тысяч мирных жителей, ни в коем случае не желавших оставаться под пятой «наци». Впечатляет.

Таков был печальный конец этой грандиозной, не имевшей подобного сему размаха в мировой истории воин, битвы. Десятки миллионов солдат, сотни дивизий, тысячи танков и самолётов. Эпичнее были бы только сражения гипотетической третьей мировой. Чего только стоила контратака янки под Гаррисбергом! До сих пор не могу забыть этой яростной бойни, наблюдав за ней воочию и ужасаясь количеству жертв в тот день. В плен армии Новой Конфедерации сдалось два с половиной миллиона «северян»! Теперь стоит задача обеспечения этих ртов питанием и ночлегом. В защиту «конфедератов», старина Адольфи сию же минуту отправил бы этих людей на шахты, где они бы и погибли от истощения. Так что альтернативные правые… Не думаю, что они все поголовно нацисты. Хотя, что им стоит…

***

До нашего отеля в Хьюстоне удалось добраться только поздним вечером. До центра города просто невозможно было добраться на машине! Люди вышли на улицу и праздновали победу. Скорее всего, для них это был действительно праздник. То, что не смогли сделать их предки, сделали они. Могут собой гордиться. Как могли бы сторонники ИГИЛ, если бы им всё-таки удалось захватить весь мир и распространить на него священную веру в Аллаха и пророка его Мухаммеда. Только вот вряд ли Аллах объяснял этим фанатикам, ради чего это делалось, и чем, собственно, заниматься после, если понимал сам, конечно. А что будут делать эти толпы людей, выходящих на улицы, поющих песни? Снова вторгаться в Ирак, конфликтовать с Европой за поддержку янки, бодаться с Россией и Китаем за право мирового господства? Сама идея вселенской гегемонии одной религии или идеологии абсурдна. Человеку всегда нужна цель. А какой она будет, когда всё схвачено? Покорять космос? И всё? А если бы люди так и не научились туда летать, или небесный купол не позволял бы покорять другие миры? Что тогда? Человеку нужны не только друзья, близкие. Ещё мы нуждаемся и во врагах, антагонистах. Потому что нам нужна борьба с ними. Это, как наркотик. Мы получаем удовлетворение от противостояния. Как вдоволь испробовал его Геракл, убивший Немейского Льва и Лернейскую Гидру. Испытываем кайф, получая в итоге победу и провозглашая триумфатором. Осталось только проехаться на колеснице по центральным улицам Рима. С упоением потом рассказываем друзьям, чего нам это стоило. Банальное хвастовство. Чтобы доказать свою силу, идеологическое, моральное и физическое превосходство. Получить эстетическое удовлетворение от победы. Найти в этой борьбе своих будущих друзей, которые будут готовы отдать за тебя жизнь, а ты не посмеешь сомневаться в их верности. Ибо лучший друг – тот, с кем прошёл огонь, воду и медные трубы. Получается, что счастье в ненависти! И сколько не пытайся искать замену оружию, лучше него никогда ничего не будет. Как говорил заядлый расстреляльщик Иосиф Сталин: «Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы».

Пока я не приехал сюда, тоже был сторонником того, что раз женщины порождают жизнь, значит, не способны убивать. Им якобы не нужна война. Они её проклинают. Достаточно было увидеть толпы бегущих на пулемёты потных, не всегда стройных дам с беснующимися лицами, чтобы убедиться в обратном. Почему это произошло? А чёрт знает! Быть может, это всегда было, просто именно патриархат подавлял в женщинах желание убивать себе подобных? Противоположному полу просто не нужно было браться за оружие, чтобы себя защитить. Её всегда мог спасти мужчина. Сегодня же, когда сын Марса начал терять свою социальную роль добытчика и защитника в обществе, дочери Венеры начали задавать себе очевидный вопрос. Я же сама могу добыть, а, значит, и защитить, наверно, смогу. Кулаки теперь не нужны. Есть огнестрельное оружие. Так зачем мне нужен мужчина? Для продолжения рода? Современная наука позволяет избавиться и от этой процедуры. Тогда сразу встанет вопрос: куда же тогда дальше пойдёт эволюция? А если есть Бог, то какой у него дальнейший план действий насчёт своих творений? Каков смысл происходящих событий? К чему нас хочет привести природа, судьба или неведомая высшая сила, а может просто череда случайностей? Вернёт ли возрастание консерватизма в Европе нас обратно в круги свои? Или же мужчина исчезнет с планеты земля окончательно за ненадобностью? И появятся ли те двое легендарных поляков, что вернут наш пол обратно спустя сотни лет после вымирания?