Необычные истории. Непридуманные маленькие рассказы

Аметист

Работа была интересной – мы ездили по району, который в прошлом славился своими месторождениями самоцветов, и я смотрел на проплывающие мимо пейзажи с березовыми колками и старыми ямами, в которых ждали аметисты, горный хрусталь, или аквамарины.

Одна гамма аномалия оказалась рядом с затопленным старым карьером, в отвалах которого было много пегматита. Значит, находка этих камней для моей коллекции зависела только от моей удачи.

Когда закончил ходить с радиометром по всему лесу и нашел эпицентр аномалии, геофизик принес спектрометр и стал мерять концентрации урана, тория и калия, а я отправился к этому старому карьеру. У воды стоял наш уазик, водитель достал удочку и пытался поймать рыбу. У него, как обычно, не клевало, и он печально смотрел на неподвижный поплавок. Мне пришлось ему напомнить, что по обоюдному нашему уговору он был обязан выкопать шурф. За это получал добавку к своей зарплате. Он сменил удочку на лопату и покорно отправился за мной копать яму. Убедившись, что все подчиненные заняты делом, вернулся к карьеру и на отвалах его развернул поиски минералов. Но мне не везло в этот день. Ни одной, заслуживающей внимания находки. В конце концов, мне надоели безрезультатные поиски, и я вспомнил о работе. Шурф уже был выкопан, и геофизик заканчивал контрольные измерения на своем профиле.

С радиометром я спустился в шурф, померял гамма активность на забое. Она была не очень высокая. Ураном, во всяком случае, тут и не пахло. Оставалась слабая надежда, что в пробах обнаружиться геохимическая аномалия на какой-либо полезный химический элемент. На описание шурфа, замер стенок радиометром и отбор проб у меня ушло немного времени. Потом на аэрофотоснимке сделал прокол, и с обратной стороны нарисовал значок шурфа. Моя работа на этом была почти закончена. Оставалось вечером вычертить изолинии гамма поля и заполнить паспорт этой аномалии. Мы вместе закидали шурф землей, на березе около него я сделал затес и на нем написал карандашом номер аномалии и год.

Можно было ехать домой. Перед отъездом решил проверить, вернулась ко мне удача, и вылез из уазика. Водитель, поспешил узнать, что за остановка. Я ему объяснил, что ищу. Когда он понял, то сказал, что перед самой рыбалкой он выкинул с места, на которое хотел сесть, какую-то пирамидку синего цвета, с гранями. Это был аметист, который я не мог найти. Пришлось ему объяснить, что он выкинул камень, который потом можно было продать за сумму, которую он получал за два, как минимум, месяца работы.

Начались поиски этого аметиста. Водитель лишь приблизительно помнил направление, в котором его выкинул. Втроем за каких-то полчаса мы обыскали все отвалы в этом направлении, но обиженная Серегой фортуна так и не повернулась к нам лицом. Поехали домой, и всю дорогу водитель слушал мои упреки и нравоучения. Наконец, ему надоело, и он пообещал мне, что больше не будет. И лишь тогда я замолчал. Мне было очень жаль аметиста.

Видение или сон

Я снова был женат. Новая жена работала в питомнике, разводила новые сорта яблок. Я продолжал свою службу геологом. Так как геологоразведочная партия работала по заказам, а время настало трудное, объем работ сократился в разы, количество моих коллег тоже. Начальник, хоть и советовал всем искать новую работы, никого не сокращал, и меня не уговаривал найти новую работу. И я ходил время от времени на работу.

Перед этими трудными временами наша партия работала на кирпичные глины, я нашел несколько хороших объектов с хорошими запасами, и по данным лабораторных исследований, глины всех новых месторождений годились для производства кирпича. Но никаких отчетов по ним не было, новые заказчики не появлялись, а у старых не хватало средств, чтобы продолжать с нами работы. Я продолжал приводить все полевые материалы в порядок. Кроме я чувствовал себя не очень здоровым – температура у меня то появлялась, то исчезала.

Начальника партии озаботили новым заказом – поиски декоративного известняка под Нижним Тагилом. Там надо было сначала все выяснить, и пройти несколько линий разведочных шурфов.

Я срочно вылез из спального мешка, в котором жил последнюю неделю, так как температура держалась в районе тридцати девять градусов, а иногда доходила до сорока, и я все дни находился в таком замороженном состоянии. Машина с водителем стояла у ворот дома, я привык собираться быстро, и мы поехали.

Полузаброшенная деревня из нескольких десятков домов стояла у подножия высоченной горы. Рядом с домом, который нас приютил на время, пока рабочий должен был копать шурфы, а я их документировать, петляла небольшая речка, вся в кустах и небольших заводях. Было тихо, спокойно, народу в деревне практически не было, и мы принялись за дело. Так как рабочему уже дали фронт работ, и он не нуждался ни в понукании, ни в помощи с моей стороны, я занял в комнате кровать и принялся продолжать болеть. Температура, наверно, поднялась и не собиралась отступать, и я даже не мог сказать, какой она была – у меня не было термометра. Потянулся день за днем. Утром я вставал и отправлялся на речку умыться. До нее было всего метров пятьдесят.

Преодолевал я эти метры в несколько этапов – метров по восьми или десяти. На большее у меня не хватало сил. Прошагаю метров десять и лежу, отдыхаю и набираюсь сил для следующих метров. Добираюсь, наконец, до речки и начинаю умываться. После умывания бодрости у меня хватало, чтобы добраться до дома в один переход. Сразу забирался в кровать и просто лежал весь день, безо всяких мыслей и сил. Есть мне совершенно не хотелось, и даже не помню, ел я эти дни.

В одно прекрасное утро пришла в голову мысль, что так я могу умереть. Надо было что-то предпринимать. Я собрал оставшиеся силы, взял свою полевую сумку, и на рейсовом автобусе отправился в ближайший город. Это был Верхний Тагил. Около большого продуктового магазина сошел с автобуса и отправился за продуктами.

Что и в каких количествах купить, я не представлял, и купил разной еды. Мне надо было оживить свою привычку к жизни. Набрался полный пакет – брикет масла, кефир, батон, яблочного сок и что-то еще. Впоследствии оказалось, что самым нужным для моего ослабевшего организма продуктом оказался яблочный сок.

Я отправился с пакетом, полным всякими продуктами обратно в свою богом забытую деревню, вышел около речушки из автобуса, и первым делом достал сок. Ни раньше, ни позже я не пил такого вкусного и полезного для меня напитка. Когда сделал первый глоток, почувствовал, что пью не сок —а живую воду. Я пил мелкими глотками прямо из картонного пакета и чувствовал, что с каждым глотком ко мне возвращается желание жить. Долго сидел я с этим пакетом – часа, наверное, два. За это время выпил около двух стаканов. Но сил у меня прибавилось столько, как если бы съел большую часть быка. С этого часа я пошел на поправку.

На следующий день отправился документировать шурфы. Они уже были выкопаны рабочим, и я за день с ними закончил. После этого мы оправились на другой объект – тоже были известняки, и тоже надо было разбить линии разведочных шурфов, выкопать их и задокументировать. Я разбил три линии шурфов, пока рабочий ставил палатку и занимался обустройством лагеря, и отправился домой на электричке. Стало холодно, и мне надо было переодеться в теплую геологическую фуфайку.

Вся моя полевая одежда находилась в доме у родителей. По приезду я сразу же попал в баню, помылся, а потом собрал все, что мне надо было, и на следующий день первой же электричкой вернулся назад. Рабочий начал работать, и уже выкопал несколько шурфов, из мною намеченных. Так, в трудах прошел день. Вечером стал накрапывать дождь и после ужина и нескольких перекуров у костра, мы с рабочим отправились спать в палатку.

Проснулся я ночью от странного сна. Мне приснилось лица двоих пожилых мужчин, в какой-то размытой дымке. Они вели между собою какую-то беседу. Я не мог сказать, о чем у них шел разговор, хотя и присутствовал при этой беседе. Один из них обратился ко мне и произнес фразы, которые запомнились мне на всю жизнь. « Ты нам (пока) не нужен. А чтобы не болела спина, спи на животе». Сон закончился, и не знаю, был ли этот сон на самом деле сном, либо это было какое-то видение.

Я вылез из палатки, раздул костер и закурил. Было половина четвертого ночи. Долго сидел под влиянием этого сна, или видения, и думал. Потом, когда уже началось светать, пошел спать. Улегся на живот и проспал без задних ног почти до обеда.

В обед приехал уазик – забрать нас домой. А рабочий успел выкопать всего лишь половину шурфов на одной из трех разведочных линий. Я отправился к нему. Объяснил в двух словах положение дел, и мы принялись за дело. Он начинал копать, я начинал документировать, и тут же заключал с ним пари, на какой глубине начнется известняк и какого цвета. Так мы за два часа управились со всеми шурфами. Я со всех брал образцы и все шурфы наносил на топографическую карту. А он копал, и потом закапывал все горные выработки. Потом мигом собрали лагерь, поели, и еще только начало темнеть, мы уже ехали домой.

Уже в конторе, сидя за письменным столом, я заполнил пикетажку, посчитал объём работ – для оплаты труда рабочего – он был на сдельщине, и для начальника. Пока, в поте лица писал, рядом с кабинетом сидела мама – она ждала, когда я закончу, чтобы со мною отправиться в больницу для моего лечения.

Я и теперь не знаю, кто эти были, эти два пожилых мужчины из моего сна, или видения. Может быть, один был мой ангел-хранитель? Я в этом не уверен. Но в одном я уверен на сто процентов – они дали мне возможность жить дальше. И благодарен им за это.

Одна моя знакомая сказала, такое случается, когда человек не до конца выполнил свои задачи в жизни, и ему Создатель дал еще время. Я думаю, что она не далека от истины.

Артиллерийские снаряды

Весна это время посадки картошки. Земли около дома не хватало, чтобы все посадить, и отец с дедом садили картошку в самых неожиданных местах – на пустырях, в лесу и просто на свободных участках земли. Многие жители поселка поступали также, потому что приусадебные участки были слишком малы. Народ сажал картошку вдалеке от дома, но не особенно переживал за сохранность будущего урожая – редко случалось, когда его выкапывали. Если и выкапывали, то куст, или два. Наверное, это была работа голодных местных пацанов, и все на эту их шалость не обращали внимания. Ну, захотелось ребятам печеной картошки…

Первый свой лесной огород, на котором отец с дедом садил картошку, я помню хорошо, как будто бы это было вчера. Теперь там растут березы, по которым мы лазили с братом в детстве, и весь участок зарос осинами и березками. Каждую осень мы с братом помогали родителям выкапывать картошку, везли ее на тележке домой, а зимой с большим аппетитом ее съедали. Потом дед нашел свободную полянку недалеко от карьера, и я помогал отцу и деду раскопать этот участок весной.

Работа была тяжелой. Там, на этой лесной полянке, была хорошая земля, и все растения ее любили, такой тяжелый и толстый был дерн. Пока мне приходилось работать в поте лица солнечным и теплым днем, мои друзья и приятели уже купались в карьере. Он был совсем рядом – каких-то пять минут ходьбы. Я копал этот тяжелый дерн, и думал, как бы мне поскорее закончить с этой работой, и понырять в карьере. Но участок был большой. Отец с дедом копали не спеша, и делали перекуры, чтобы передохнуть. Я опаздывал на купание, и копал, не разгибаясь.

Потом ко мне пришла в голову одна замечательная идея. Я предложил отцу отмерять мою долю участка, перекопав которую, я бы смог побежать на карьер искупаться. Отец вошел в мое отчаянное положение, и отмерил мне фронт работ. Работа у меня закипела. Я копал изо всех сил, не обращая внимания на пот, который меня заливал, на кровавые мозоли, так мне хотелось скорее поплавать с приятелями в прохладной воде карьера. Времени я не замечал.

Мерилом моей работы служила черта, которую провел своей лопатой отец. Она постепенно приближалась, и настал радостный момент, когда я ее пересек. Тогда я воткнул свою лопату, схватил свою рубашку, и умчался, как пуля, – на карьер. Там уже были все мои друзья, я разбежался и прыгнул в прохладную чистую воду.

Я не спрашивал, почему мы перестали копать под картошку на одном участке, и перешли на другой. Меня это не волновало. Я во всем слушался своих родителей, и не забивал свою голову их проблемами.

Весной я с отцом и матерью раскапывал под картошку участок около холодильника, в котором работала моя мама. Он был с одной стороны огорожен бетонными плитами, а с другой была асфальтовая дорога, по которой никто не ездил. Находился он прямо на территории холодильника. Мы копали втроем, и мне часто попадали какие-то интересные обломки, ржавые детали от машин, провода.

На этот раз я выкопал артиллерийский снаряд. Он был ржавый, и с взрывателем. Я его подцепил лопатой, и вытащил из лунки. Отец был артиллеристом в армии, и позвал его взглянуть на свою находку. Он подошел, взял его в руки, повертел, и вынес свое заключение – это был снаряд 76 калибра от пушки. Потом размахнулся, и кинул его – прямо на асфальтовую дорогу.

До дороги было метров семь, и снаряд летел туда секунды три. За эти секунды мне пришло в голову множество разных мыслей – что мне осталось жить совсем немного – до разрыва этого снаряда, а я еще не успел доделать свои срочные дела, и уроки. Потом – как должен был упасть снаряд на асфальт – боком, или прямо на взрыватель? Взрыватель я уже успел рассмотреть – он был на месте, из окисленного алюминиевого сплава, и у него был довольно угрожающий вид. По моему мнению, это была очень опасная находка. И эта опасная находка летела прямо взрывателем на асфальт. У меня еще мелькнула мысль, что надо упасть и затаиться, как мышь, но додумать эту подходящую мысль я не успел.

Снаряд со стуком ударился о дорогу, и прокатился по ней несколько метров. Я выдохнул и расслабился. Взрыва не случилось. Я подошел, взял его в охапку, и утащил подальше от нашего участка. Мне он по-прежнему казался опасным, особенно его взрыватель, и я его подсунул под бетонный забор – там, если он и взорвётся, никто не пострадает, кроме забора.

Мы докопали участок, потом посадили на нем картошку, а осенью пришли ее выкапывать. Я перешел в восьмой класс, и перешел в новую школу. Там работала учителем физкультуры моя родная тетя. Иногда она рассказывала моим родителям по мои двойки, иногда приносила мне новые лыжи, на которых я катался по лесу зимой. В школе работала новая пионервожатая, – совсем молодая девушка, которая на втором этаже устроила небольшую выставку вещей военных лет.

Я подошел к ней на перемене, и рассказал ей про ржавый снаряд, который нашел, когда копал картошку. Она сразу же заинтересовалась, и попросила принести его в школу. У нее возникла мысль поместить этот снаряд на витрине, под стеклом, с надписью о том, что это снаряд из Бреста.

На следующее утро я притащил свой снаряд, отдал, и ушел на какой-то урок. Через два дня узнал, что как только родители увидели в витрине этот снаряд, то сразу же вызвали саперов с милицией. До сих пор я не знаю, был этот снаряд с песком, или настоящий – боевой. Но я до сих пор вижу, как он летит на асфальт. И мне до сих пор страшно.

***

Мой друг-приятель Володя служил в десанте. Мы с ним часто ездили за камнями, и в одном походе не смогли справиться с гранитом. В граните была кварцевая жила с кристаллами аметистов. У нас была только лопата и молоток, и мы не могли ничего поделать.

Вечером он сообщил, что нашел снаряд, и попытается из него вытопить тротил. И этим тротилом мы взорвем этот проклятый гранит. Я не сомневался в этом ни на секунду. Если Володя решил, то он выполнит свое обещание. На следующий день я позвонил, и спросил, как у него идут дела, с эти снарядом. Он сказал, что пилит.

Так он пилил целую неделю. Мне надоело уже спрашивать, и я почти забыл про снаряд с тротилом. А когда вспомнил, через месяц, то сразу поинтересовался, когда мы будем взрывать гранит.

Оказалось, что он распилил этот снаряд, но вместо тротила в нем оказался песок. Мы пошли в следующий поход со старой верной лопатой и молотком, как и прежде.

Бесконечная пропажа

Геологический молоток, с которым приходиться ходить постоянно в маршрутах, с каждым годом становился все тяжелее и тяжелее. Если только его надо было носить в рюкзаке, но когда ходишь один, без рабочего, в геологические маршруты, добавляется радиометр, обед, полевая сумка, геологический компас и навигатор.

Утром еще к этому тяжелому рюкзаку относишься нормально, с пониманием. Но после того как рюкзак начинается заполняться геологическими образцами и пробами, начинаешь ворчать. И чем больше аномалий попадается в маршруте, тем недовольное ворчание становится громче. С каждой встреченной аномалии требуется отобрать пробу на анализ, и с каждого обнажения взять образец. Я люблю находить неизвестные радиоактивные аномалии, ведь по статистике каждая десятая аномалия может перейти в ранг проявления урана, а в свою очередь, из нескольких таких проявлений может получиться месторождение. Но по иронии судьбы, не только я любил радиоактивные аномалии, но они тоже, с не меньшей любовью относились ко мне, попадаясь на моем пути в самых неожиданных местах.

Перед очередным выездом в поле я зашел в магазин и купил себе молоток. Надоело таскать с собой тяжелый геологический молоток старого образца. Этот новый молоток был в два раза легче старого, из хорошей стали, и я не мог на него нарадоваться

Работы нам хватало, и здесь раньше было открыто месторождение урана, но оно было одно, и мелкое. У нас был шанс найти в этом районе еще одно, но крупное. Это следующее месторождение искали геологическими маршрутами. Один из них был очень длинный – около пятидесяти километров длиной, и разбить его на части не было никакой возможности – места были глухие, безлюдные и без дорог. Пришлось хорошенько подумать, и я нашел выход. Мы пошли сразу двумя парами, чтобы на горном хребте разделиться и пойти каждый свои путем.

День был отличный и теплый. Машина нас высадила у горной речки, мы перешли ее вброд. Пришлось снять сапоги, кроссовки и закатать штаны. Вода в реке оказалась холодной, а дно было усыпано галькой, тоже холодной и скользкой. За бродом начиналась заросшая лесная дорога, по которой мы и пошли к горному перевалу. Дорога скоро так заросла, что мы ее потеряли, и пришлось идти через тайгу по азимуту. Координаты трегапункта, который был на перевале, был нам известен, и мы еще вечером забили эти координаты в память навигатора. Сейчас мы вчетвером шли по тайге, одним за другим, к этому трегапункту.

Я привык к треску радиометра, и когда покидал машину, сразу включал радиометр и одевал наушники. Мы шли по березовому лесу, с травой до пояса, я шел замыкающим и слушал негромкий треск. Иногда треск усиливался, я останавливался отметить навигатором это место, чтобы потом на обратном пути найти и отобрать пробу на анализ. Потом догонял своих, и снова слушал треск.

Молоток обычно путешествовал в рюкзаке рабочего. Но рабочий шел впереди, и я в начале маршрута достал его из рюкзака, и иногда колотил им по глыбам и валунам, которые встречались в густой траве. Пришлось нести его то в кармане, то в руках, это было неудобно.

Аномалий по дороге мне попадалось много, их надо было сразу отмечать навигатором. Когда я его доставал и отмечал очередную точку, молоток мне мешал, и я то бросал его на землю, то засовывал в карман. При этом надо было не отстать от группы. В такой спешке я стал забывать молоток, и приходилось возвращаться, и искать его в траве. В этом маршруте я с ним замучался – иногда его не мог найти. Я терял его, и находил снова раза три. После последней пропажи и находки догнал своих товарищей только на перевале.

Было около двух часов дня – время обеда. Мы вместе пообедали, геолог с рабочим пошли дальше, а я с рабочим пошел обратно – к машине. Я должен был дойти маршрутом до речки, потом сесть на машину, объехать горный массив, и встретить их у подножия горы. Там я когда-то уже побывал, и забил в обои навигаторы координаты точки, в которой должна состояться наша встреча.

Геологический молоток поехал обратно в рюкзаке – я боялся его потерять еще раз. Все интересующие меня глыбы и валуны я уже расколотил, и шел по своим следам, складывая образцы в рюкзак, который нес рабочий. Потом, уже на базе, в один вечер привязал к нему яркую красную ленту, и покрасил деревянную ручку в ядовитый зеленый цвет. После такой операции его можно было найти где угодно. В этом сезоне он раздумал снова теряться, и приехал со мной домой целый и невредимый.

Здесь, дома, он и сгинул, без следа. Я искал его всюду – в мастерской, в огороде, у дома, но так и не нашел. Лежит он где-нибудь, этот бездельник и отдыхает.