До большой и заброшенной деревни мы добрались уже под вечер. Все дома были белого цвета – побелены известкой, и издали деревня смотрелась очень живописно, но подойдя ближе, становилось понятно, что все дома давно заброшены. Рабочие сказали, что в деревне сейчас живет лишь одна семья манси. Ее в той вечер не было. Один из манси подошел к большому дому, и выгнал из-под крыльца кучу маленьких щенков. Догнал самого бойкого из них, поймал, и протянул его мне. Больше мы в той деревне не стали задерживаться, и пошли в обратный путь.
На улице уже стало совсем темно. Я засунул щенка в рюкзак и поспешил за манси, чтобы видно было, куда идти. Они, по-видимому, хорошо знали дорогу, потому что шли без фонарика, но уверенно. Часа через два мы вышли на широкую, разбитую дорогу, по которой иногда проезжали мощные грузовики с лесом. При виде этих машин манси уходили подальше от дороги – как они потом объяснили, можно было попасть под хлыст – тонкий ствол дерева, который находился среди спиленных деревьев.
Так мы шли всю ночь. Я иногда отключался, на минуту, две, но не отставал. Ноги стали уже гудеть от ходьбы, и я шел, как автомат, или робот. Потом мне манси сказали, что не верили, что я выдержу такой долгий переход. Уже утром, часа в семь мы подошли к нашим палаткам.
Рабочие пошли досыпать, а так как я в этот день был дежурным, то мне пришлось разжигать костер и варить завтрак и обед. Ноги у меня гудели от долгой ходьбы, но деваться было некуда. Я разбудил Володю, отдал ему на попечение щенка, который спал в рюкзаке, и принялся за дело. Когда все сварил, все уже проснулись и потянулись к костру за чаем. Была осень, печки еще в палатках не топились. Все спали в теплых ватных спальных мешках, и, выходя из палаток в утренний туман, ежились, и сразу садились к костру.