Всегда удивляет, как все-таки удается пережить ночь. Столько раз накатывает желание уснуть, отключиться, махнуть на все рукой и поддаться усталости. Но внутри сидит «жучок» и срабатывает слышной только мне сиреной в тот самый момент, когда я начинаю дремать. Вокруг меня необузданная фантазия «Джей» принимала формы, создавала существа и видения.

Я сам видел, как возникали призрачные деревья – буквально выстреливали в бездну лишенного звезд небосвода. Не проходило и секунды, как налетали птицы и ломали ветви этих гигантов. Дятлы-фантомы принимались выдалбливать отверстия в стволах с тем только, чтобы подкосить дерево, урезать его высоту. Остроклювые дятлы вызывали зависть у мелких пичуг, и те начинали кружить над крылатыми дровосеками, отвлекать, щипаться и слать обидные выкрики.

С наступлением утра все наваждения рассеялись, и я мог хоть немного поспать до появления охранника. Но как поспишь с обезьяной под боком, ведь убежит. «Воспитательница» выглядела сонной, однако макаки еще те притворщицы. Поразмыслив, я выдумал крепкую сцепку из своих инструментов и накинул Норме на шею. Та встрепенулась, быстро ожила и прыгнула вверх. Я взмыл следом за нею и через секунду шлепнулся на прежнее место. Тогда я пристегнулся к ближайшему дереву, хотя ствол и сопротивлялся моим карабинам. Древесный массив, по глупости или чтобы отомстить, втянул мою цепочку внутрь себя, сделав нас таким образом неразрывными.

– Тебе жалко?! От тебя не убудет. Я ведь тебе не завидую, и тебе до меня нет дела – подержались друг за друга и разбежались! Идет?

– Крях, крях, – дерево соображало, по-видимому, раздумывая, не соперник ли я ему, а мне было все равно, потому что я дремал на ходу. Но, как и раньше, через каких-то десять минут страж разбудил меня, наделав много синяков на пятках.

– Ничего не понимаю, – скулил я, – куда мы с макакой попали? Всю ночь меня полоскали по макушкам деревьев и бросили здесь. Где мы?

– Две мили от предгорья Джелоси Маунтейн. Вставай и иди!

– Что там за Бог?

– Тебе к нему не надо. Проверь гидравлику вокруг храма и все, задание закончено!

– Небось, опять на неделю работы?! Тут все так запущено. Вообще, гидравлика не сегодня-завтра посыплется ко всем чертям…

– Полегче с эмоциями. Не трать, они пригодятся. Все! Вперед!

Необыкновенно плодотворный диалог с охранником. Эти типы слова лишнего не скажут. Пока я негодовал, мой «тип» растворился за деревьями.

– Ну что, Норма, поскакали дальше? Бога проведаем…

– Не ври, – казалось, я слышал и видел от нее упрек: дескать, тебе не разрешено туда ходить!

– Но тебе ведь никто не запрещает?! Ты мелкая, незаметная…

Я нашелся, чем парировать макаке, потому как с ней можно хитростью на хитрость. Подобные «приемчики» прилипли ко мне в этой завидущей части джунглей. Прежде не замечал за собой, что увлекаюсь упреками или желанием принизить собеседника.

– Вперед, – скомандовал я, но обезьяна не пошевелилась.

– Шевели ногами. Тебе приказали! Слу-ша-йся!

Преданности от обезьянки я не дождался и побрел в одиночестве, досадуя. И на кой она мне сдалась, мелочь пузатая?! Воображает о себе незнамо что. Ах, опять! Умственное злословие – это вирус, который проник в меня в «Джей». И кто бы им в здешних краях не заразился?! Повсюду, куда ни кинь взгляд, – разбухшие стволы или скрученные в узел кусты. Эти местные обитатели только и смотрят друг на друга, только и стараются подмять под себя соседа, брата и недруга, а все для того, чтобы на минуту побыть королем, тем самым Богом:

– Эй, – мой голос загремел по джунглям, – я хорошо знаю вашего Бога. Это тот, кто всех вас заткнул за пояс!

Мне в ответ донесся гул и скрежет. Должно быть, я прав! Разве смогли бы обитатели зоны хоть кого-то уважать, не будь он наделен способностью всем беспрекословно доказать свое величие, причем не однажды, а раз за разом, непрерывно? Мои догадки неожиданно подтвердил громкоговоритель:

– У личности, имеющей глаза, – рассказывал неприятный фальцет, – непременно возникнет интерес сравнить себя с остальными. В результате такого сравнения вы дадите себе оценку: либо вы превосходите других по качествам и умениям, либо вы хуже других. Заурядная личность, единица общего числа, понимая, что недостойна и слаба, часто испытывает упадок духа, депрессию и презрение к своей жизни. Возвышающаяся над всеми личность понимает, как устроены униженность и превосходство. Кто на практике знаком с этими понятиями, может отрешиться и стать неуязвимым как для позора, так и для хвалы. Еще одна способность знающего: он управляет законом, который заставляет других завидовать и, как следствие, желать зла объекту зависти…

От удивления я присвистнул – умные люди тут поработали. Управлять законом, который заставляет всех в округе сгорать от презрения к сородичам, – это придумано лихо! Тут поработал этакий сатана, никакой не Бог. Должно быть, на «Джелоси Маунтейн» обитает это чудовище в теле или в духе, и, конечно, для местного зоопарка оно выглядит как Бог. Повелит Норме ненавидеть меня, презирать за каждый шаг – и та будет лезть из кожи вон, только бы мне досадить. Но какая от такой политики польза Богу?

Глава 10

Началось предгорье Джелоси Маунтейн. Глаз замечал чьи-то недобрые взгляды, и пару раз мне показалось, что я вижу знакомые черты. Это за мной следила Норма. Подъем делался круче, и, наконец, между деревьями я заметил резкий подъем. Начиналась гора.

«Сколько, он говорил? – полезли мучительные воспоминания. – Кажется, ярдов пятьсот от храма, но туда ведь так не долезть? Ох, был бы я Нормой». Я стукнул ладонью по лбу – вот, приехали, я уже начинал завидовать обезьяне! И она была тут как тут – кривлялась, чавкала губами, показывала язык, и с ней можно было только тем же оружием. С разворота я показал ей язык и прогундосил:

– Бр-р-р, др-р-р, шмяк!

Ловко так получилось, с чувством.

Реакция последовала незамедлительно – Норма приблизилась, начала неприятно скалиться и кидать в меня всякий мусор.

Я огрызнулся более убедительно:

– Тр-р-р, бяк, тр-р-р, бяк!

И откуда только я находил нужные слова? Норма начала цеплять мою кепку, которая крепилась к подбородку шнурком, как я догадался, специально против таких идиотских выходок. Я наконец изловчился и схватил плутовку за хвост.

Макака взвилась вверх на самый высокий сук и стала смотреть мимо меня, разглядывая что-то внизу. Ясно, что она хотела прыгнуть как можно ниже, чтобы я разбился о землю. Сегодня мы ни от кого не убегали, поэтому моя жизнь для нее ничего не стоила.

– Болевая точка у нее на кончике хвоста, – донесся до меня чей-то страстный шепот. Невидимка явно хотел отомстить Норме.

– Жми же! – кипела чья-то ненависть. Я нажал, и все стало так, мне этого хотелось.

Глава 11

Дренаж отыскался быстро, проблем с фиксацией гидравлики не возникло, но замешательство в уме не заставило себя ждать, как только я принялся размышлять о большой обезьяне, приписывая ей качества, которых в помине нет у меня, но у владыки «Джелоси Маунтейн» должны были быть в изобилии. Я думал о его безмятежности, величии и справедливости.

Справа мелькнула Норма, и я нарочито громко выкрикнул ее имя задом наперед: Ам-рон, Ам-рон! Обезьяна притихла. Она шпионила за мной и пыталась найти возможность отомстить.

– Вот ищу выход, – заявил я, желая удерживать макаку рядом, – только ворота так спрятаны, что, пока не обойду все земли злосчастных джунглей…

Я отводил душу, говоря макаке сложные вещи и ставя Норму вровень с собой.

– Чурбачок, го-го-го! – вот то немногое, что Норма могла сказать в ответ на мое откровение. Когда в разговоре я обращался к деревьям, Норма начинала завидовать, и это толкало ее подбираться ближе ко мне. Улучив момент, она кидала несъедобный банан или ветку и собиралась с мужеством, чтобы меня укусить. Тут с разворота я заехал ей ключом по зубам, не рассчитывая даже, что попаду. Подбитое животное с криками бросилось прочь, но через десять минут я снова лицезрел ее оскаленную пасть. Она висела на хвосте, и от этого перевернутая гримаса выглядела слишком странной. Нутром я чувствовал, что тварь она паршивая, но как-то не уходила она из мыслей, все крутилась рядом, и можно даже сказать, что мы стали коллегами на этой презренной земле. Я крутил головой, когда не слышал ее дразнилок или не видел ехидного оскала.

К концу дня я признался себе, что завидую. Непознанный пар или носящаяся в воздухе инфекция заставляли меня, человека, завидовать примату. Доделав проточку никому не нужного патрубка, я сделал признание, став лицом к дереву:

– Раз эта обезьяна так мне небезразлична, раз я хочу ее видеть и при этом всякий раз подчеркивать человеческое превосходство, что это значит? Лонда, Лонда, разве не так я относился к тебе – ты нужна была мне только для того, чтобы чувствовать, что я тебя превосхожу, да! Ни красотой, ни умом ты не была мне ровней, Лонда. Но мы прожили вместе месяц, и я понял, что как человек ты прочнее, надежнее меня. Ты не строила из себя идеал, а оставалась собой, что бы ни случалось. Я бесился, оттого что неспособен был разобраться, в чем ты меня обходишь! Мне хотелось быть рядом не из-за любви, не для того, чтобы убежать от одиночества. Я хотел тебя видеть, чтобы нащупать и уничтожить то необъяснимое различие – нюанс, который ставил тебя ступенькой выше. Зачем? Да, я тупо тебе завидовал, и блеск моих знаний мерк перед природой твоей простоты!

Но то бывшая жена; теперь же, абсурд, я завидую… обезьяне. Неужели ты так меня прокляла, чтобы я смотрел красным глазом даже на неразвитых божьих тварей?

Я стоял вплотную к дереву и с досадой колотил ребром ладони по стволу – так горько было признаться, вскрыть рану, которая давно зажила. С какого перепугу вдруг вспомнилась Лонда? Это все кривляние макаки – видно, Норма не только на воспитательницу, но и на «бывшую» чем-то смахивает. Какой бред! В сотый раз я стал шарить глазами, нет ли где поблизости Нормы. Нигде не было. Как же я не догадался: еще минута – и будет темно!

Глава 12

– Норма, Амро-о-н, – позвал я, надеясь разузнать, как проблему ночлега решает макака, она ведь тоже оказалась в незнакомом месте. Но проказница не собиралась спать и все хотела улучить возможность напакостить.

– Расслабься, – мне пришлось говорить вслух, дабы отогнать приближающийся страх, – я дальше не пойду. Надо устраиваться на ночь, и ведь каждый раз надо придумывать новый способ, ах, ах!

Норма свисала вниз головой и, должно быть, строила гримасы, но из-за темноты я не мог этого разобрать.

– Идея! – вскрикнул я, – повиснуть на ветке, только вдоль, горизонтально. Всю дорогу таскаю за собой эту сумку и никак не соображу, что внутри страховочная система для высотных работ, все время перекладываю ее с места на место.

Через пятнадцать минут я висел на здоровущем суку, подобно профессиональной макаке. Неожиданно, не в пример остальным дням, с неба стал струиться серебряный свет. Обильно, как во время густого снегопада, просто открывай ладони и лови! Так же, как и снег, небесные хлопья были явлением естественным, некий дождь, который может проникать внутрь. Струи света вымывали усталость, напряжение, суету, пресловутый страх. Под этим мягким ливнем казалось, что джунгли могут быть местом для жизни и даже по-своему красивы. Мне вспомнился Май:

«Вот бы тебе сюда! Зимняя сказка в тропиках – это райское зрелище для заключенных в джунгли». Незаметно я заснул и через час-два был готов двигаться дальше, несмотря на темень. Было ясно, что влияла энергия сильного места, – вершина «Джелоси Маунтейн» была в пределах часа ходьбы. Я все сложил и двинулся вперед. Без оружия, один, Норма где-то коротала ночь. Темное небо озарялось вспышками, будто от молний, слышались раскаты, и тогда по сторонам чудились фигуры людей и зверей. Призрачный человеческий мир был полон сражений из-за ревности, обид, похожим на него был и мир животный, и стоило заострить внимание на призрачном фантоме, как тот начинал замечать и тебя. Еще бы, эти нематериальные фантомы видели телесную форму, конечно, здесь обзавидуешься.

– Я вас не вижу, не вижу и иду дальше!

Мне не хотелось проверять, какой вред могут наделать привидения.

– Говорю тебе абсолютную правду, – я вздрогнул от неожиданного визгливого хрипа динамика, – наш сострадательный Бог предстает перед нами тем, в чем мы поистине нуждаемся.

– Спасибо за напутствие, только зачем пугать?

– По-настоящему тебе нужно что-то одно, и этим самым становится Бог Великой Горы…

Речь, по-видимому, шла о «Джелоси Маунтейн», до вершины которой оставалось совсем немного. Гора взяла резко вверх, и приходилось сперва цепляться руками, подтягиваться, и только затем ноги толкали тело выше.

Я споткнулся и неминуемо покатился бы вниз, если бы не проворная хватка правой руки, – все-таки правая у меня молодец! Мне показалось, я уцепился за корень, но, приблизившись, я смог разглядеть контурную трубу – основной передающий канал зоны «Джей».

Сделав зигзаг, та уходила вверх, и, следуя контуру, я взобрался на вершину, откуда открывался вид на ночные джунгли.

Вначале я не сообразил, что вожделенная высота покорилась, – настолько меня захватило зрелище внизу. Не только небо, испещренное протуберанцами, но и сами бесконечные заросли то тут, то там вспыхивали белым и бледно-фиолетовым. Готов поклясться: то, что предстало перед моим взором, напоминало… живой организм. С севера на юг с большим изгибом шла явно выпуклая s-образная полоса, образованная деревьями. Ее повторяла другая и третья. Попроси меня кто-нибудь сравнить увиденное с чем-то знакомым, я назвал бы это наглядным пособием из кабинета биологии, на котором изображена кора головного мозга.

– Чурба-ч-ч-ок! – послышался голос макаки.

Я не удивился тому, что Норма меня догнала, и показал ей пальцем на вспышки огней, похожие на цветомузыку:

– Что за явление такое? Мы пришли… я пришел из тех краев. Там что, стреляют?

Макака стала неистово чесать свою волосатую макушку, а потом свела указательные пальцы обеих рук так, что между ними сверкнул электрический разряд.

Мне сделалось нехорошо. Увиденное означало, что по всему контуру в тех местах, где я шел с проверкой, теперь вспыхивали короткие замыкания. Охранник меня изничтожит!

– Но, минутку, как вспышки возможны сразу в нескольких местах, тут что-то другое…

– Волненья прочь! – динамик заговорил совсем другим голосом, – твоя власть ни при чем!

Такого тона у динамика не было. Я давно люблю радиотехнику и могу разобраться в оттенках звучания стереосистем. То, что я услышал, не было звуком электрического происхождения. Слишком чистый тембр, пришедший ниоткуда, радиоприборы так говорить не могут.

Здесь, на вершине, не было ни Бога, ни короля, вообще никого, кроме нас с Нормой. Я стал разглядывать площадку вокруг. Ничего особенного, хотя специфика проявилась скоро. По неровной окружности были выложены камешки. Окружность меньшего диаметра повторяла первую, затем шла еще одна.

– Царственные особы привыкли отдыхать по ночам, – величественно произнес тот же голос, – часы трудной работы должны сменяться благодатным сном!

– Вон оно как? – меня очень изумило услышанное. Но расспрашивать радиоприбор – дело недостойное, как я уже понял.

Мне стало ясно, что Бога я не увижу. Во мне проснулся гнев, захотелось топать ногами и всячески выражать неудовольствие. Я задрожал от охватившего меня чувства и даже услышал, как у меня стучат зубы. Возникшая злоба была необъяснимой. Меня взбудоражили не призраки джунглей, не ужасные звери, не Норма – мной овладело некое безотчетное чувство, и следующий день стал казаться непроницаемым, хотя опасности я не видел. Могли напасть звери, но и это предчувствие притуплялось день ото дня. Но чего тогда я боялся, отчего у меня стучали зубы?

Надувательство с Богом не могло разозлить меня так сильно – каким же надо быть, чтобы поверить, что Творец сущего живет в окружении примитивных макак в заброшенных джунглях? Мне не было дела ни до Бога, ни до его подопечных, которые все это время так меня донимали. Оставалось объяснить свое состояние нервным расстройством и недосыпанием.

Когда Норма перестала на меня таращиться и закрыла глаза, я улегся на теплые камушки, надеясь немного поспать. Я погасил факел, и глаза перестали различать предметы, звуки отдалились, будто кто-то убавил громкость. Беспокойно возилась Норма, то шурша у меня в ногах, то копошась где-то позади головы, во всем остальном царило равновесие и тишина. Усталость и нервное утомление взяли свое, я погрузился в дрему и стал чувствовать, будто с меня спадает тяжесть, но сон не приходил.

Я поймал себя на мысли, что завидую местному Богу, – он-то спит себе, невидимый, и в ус не дует. Я тут два дня шел, не жалея себя, удирал от макак, ночевал как попало. Глупость, конечно, – я его и не видел, и не слышал никогда в жизни, но этому незримому и непознаваемому завидовал. И что за непонятное место?! Как эта инфекция влияет на рассудок: ведь и не нравится, и неуютно с этим чувством, и оно жжет и стрекает, будто крапива. Хочется почесать ожог, но когда почешешь, зуд становится еще сильнее; такова эта гора зависти «Джелоси Маунтейн».

«Ну, куда ты пойдешь, – заверещал во мне старый друг сомнение, – через три часа придет охранник и заставит работать. Ты не спал, ослаб, болен местной заразой… Постой, у тебя остался найденный клад, может, подкупить эксплуататора да нормально выспаться? Охранник только того и ждет. Хотя не буду…»

Глава 13

Не знаю, как оказался в шалаше из веток, как уснул и когда успел пройти ливень. Выпало много воды, и ручьи были даже на вершине горы. Но сон, сон был таким живым! Мне снился Бог «Джелоси Маунтейн», и, сколько я ни вглядывался в его лицо, все время видел физиономию Нормы.

– Норма?! – спросил я с недоверием.

– Бог Джелоси Маунтейн! – отвечала обезьяна, скалясь в точности, как Норма. – Ты хотел задать вопрос? Спрашивай!

Вместо вопроса я стал разглядывать, есть ли на Боге какая-нибудь одежда. Ничего особенного: немного пухлое тело и непонятный ошейник, или просто белая шерсть вокруг шеи. В остальном никаких отличий от Нормы.

– Я думал… Бог должен выглядеть по-другому. Он должен быть свободным от зависти, – мямлил я неуверенно.

– Бог ничего не должен! – помешало мне запутаться в собственных мыслях божество. Прозвучало это совсем не обидно, но меня стало грызть отчаяние, которое часто бывает в снах: спрашивать у макаки? Да кто она такая, эта завистливая Норма?

– Прости меня, – поклонился я в пояс, – динамик ведь говорил, он точно что-то похожее рассказывал. Я не помню слов: человеку нужно что-то, и Бог великой горы этим и становится. То есть, ты стала, вернее, Бог стал тобой. Я далек от местных поверий, но в моей ситуации не выбирают. Понимаешь… понимаете, сэр, я очутился в джунглях не по своей воле. Мне хотелось только посмотреть на джунгли издалека, но я не знал, что попаду в такую зеленую пасть. С расстояния это место кажется таким завораживающим, таким изобильным! Кажется, будто в джунглях возможно все: чего пожелаешь, того и достигаешь! Верно ведь, так оно кажется?

Бог горы молчал и улыбался, я слишком много говорил, а надо было по делу.

– Как мне отсюда выбраться? Умоляю, скажите!

– Джунгли нужно превзойти, это единственный выход.

– Как?

– Способов много, выбирай свой!

– Я не знаю ни одного.

– Неужели? Но ты ведь дошел до этого места! Твой друг Май никогда здесь не был. Все, кто хотят взойти на эту гору, легко могут взойти…

– Что с Маем? Он в порядке?

– Тебя интересует он? Я слышал, ты молился о том, чтобы узнать выход. Пожалуйста, определись!

Голос был мужским, уверенным и походил на то, как звучал громкоговоритель, когда я слышал его в последний раз, особенно эта фраза с забытым мною «волшебным» словом. Сказанное казалось близким не по смыслу, а больше по конструкции, по хребту. Я подумал, что, когда женщинам удается видеть, как завидуют мужчины, они испытывают шок: мозги у сильной половины изворотливы и умеют ударить наповал. Что я услышал, была завуалированная зависть, спрятанная в противопоставлении друга выходу. Несомненно, это была зависть. Бог «Джелоси Маунтейн» – горы зависти – сейчас ревнует меня к другу. Невообразимо!

– Достопочтенный, мне важно найти выход, – я склонил голову так, что увидел свои ботинки.

«…Бог становится тем, что тебе нужно», – проплыло у меня в голове. В месте, где мои ступни касались земли, стал появляться свет и проглянуло голубое небо – вот так, прямо под ногами, небо. Вдали, внизу, виднелась земля, но рассмотреть ее мешал ботинок. Я отодвинул ногу и поразился, что нога ни на чем не стоит. Подо мной светился великолепный сад, и не было слов описать его красоту! Ноги упрямо стояли на чем-то твердом, так что свалиться в этот рай я не мог. И тут произошел какой-то рывок, и все потемнело.

– Ты куда забрался, а-а-а?!

Я резко поднял глаза, и все зарябило. Потом вдали и много ниже меня, словно в тумане, забрезжил свет, в котором я различил щуплый силуэт. Охранник!

– Куда забрался? В задании написано: «кроме горы». Слезай оттуда немедленно, там смертельный вольтаж! Прибьет тебя, и кто «I» будет чистить? Вниз!

Вершина была некрутой, несколько сот метров, но при спуске с «Джелоси Маунтейн» меня удивили ноги. С самого начала я стал спотыкаться, и не прошло и десяти минут, как трижды я упал, в то время как раньше мог месяц и другой ходить, ни разу не падая. Поначалу я все списывал на корни, дескать, они специально меня изводят, но один эпизод заставил предъявить свои обвинения другому виновнику – правой ноге. С того самого времени, когда я в детстве учился стрельбе из лука, моя левая нога привыкла стоять впереди правой. Многие упражнения по правильной стойке требовали, чтобы упор приходился на левую ногу, а не на правую, и так постепенно моя левая нога стала сильнее соседки. Раньше это сильно помогало при играх, особенно в футбол.

Начинал я движение тоже всегда с левой и уже забыл об этой особенности, когда сектор «Джей» все мне напомнил. Незаметно для меня моя же правая ступня стала путаться под ногами и все норовила криво встать, поскользнуться или удариться о левую. Провоцировало падение нежелание правой ноги разделять поддержку тела – обязанность, возложенную на обе ноги с самого рождения. Когда два шага подряд работала левая, а изменница просто изображала из себя мою правую опору, я наконец терял равновесие и сваливался. После следующей такой выходки я озадачился, а на третий раз уже перестал думать, что все дело в противных корнях, судорогах или недомогании. Чем дальше я шел, тем больше козней учиняла изменница, и я решительно не понимал, как поступать.

– Что тебя не устраивает? – вслух спросил я. – Тебе надоело мне служить, ты устала?

Будь у ноги еще и рот, она должна была ответить на такой суровый вопрос. Но, к счастью, рот на все тело у меня один, и, будь их два, второй бы тоже что-то припомнил. Ответ от ноги я стал ловить в своих ощущениях и вот что поймал. Правая просто капризничала и злорадствовала. Теперь, впервые за много лет, у нее появилась возможность выразить недовольство по поводу своего постоянного второго места, ведь на пьедестал всегда сначала становилась левая. Правой же приходилось постоянно следовать, за ней был всегда второй шаг, роль заднего плана. Она устала волочиться позади и прислуживать сильной левой – такая вот простая и бестолковая ситуация. Попросту говоря, бунт на почве ревности, а я заложник. Быть и без того заключенным и вдобавок становиться заложником – неприятно, нужно было принимать меры. На помощь в усмирении ревнивицы была призвана большая сухая ветка, которую я всунул в правую штанину. Верхним концом ветка торчала из комбинезона, и правой рукой я мог управлять строптивицей, как ходулей. Дело заспорилось, и скоро я приноровился к неудобству ходульной ноги, но только пока к вечеру похожий фокус не выкинула левая рука. Так вот бывает, когда невнимательно изучишь ситуацию, не оценишь тенденций, не учтешь, что, будучи капитаном и сильным рычагом, правая рука вызовет зависть у более слабой левой. Это и случилось!

Только левая рука не стала капризничать и устраивать пакости. Она оказалась не в пример драчливой и сначала применила ногти – стала царапаться. Скоро на запястье, а также на фаланге большого и среднего пальца появились красные ранки. Порезы и ссадины вообще не редкость в работе чистильщика джунглей, но на этот раз получать новые ранки было вдвойне неприятно из-за измены, так сказать, в тылу. Последним выпадом левой руки стала попытка сломать мизинец моей правой, когда обеими руками я снимал с ветки коническую воронку со шлангом. Сначала мизинцы обеих рук просто коснулись друг друга, но скоро я почувствовал бесконтрольное движение среднего, безымянного пальца левой руки против мизинца – они устроили ему своего рода капкан на излом. Только ощущение резкой боли помогло отдернуть правую кисть, воронка с раствором кислоты выскользнула из рук, и я прожег штанину на правой ноге. Что и говорить, левая нога при этом ликовала и одобрительно подрагивала, будто танцуя вальс-соло. Моему терпению пришел конец. Происходящее нельзя было трактовать иначе, как дезертирство и членовредительство, направленное против меня моими же недавними подчиненными.

Я старался не пускать в голову дерзкие, пугающие мысли о том, какие другие органы могут иметь претензии друг к другу. Мне наконец стало понятно, почему перед сном всегда таким красным и горячим был мизинец на левой ноге. Он, вероятно, годами не мог спокойно спать и ночами горел и мучился от зависти и к большому пальцу, и к руке, я уж не говорю о голове. О родные мои органы, что же это будет, если все начнут требовать реванша?!

Закрыв глаза от неприятного предчувствия, я ощутил холод под ложечкой из-за того, что ни разу за все время, пока учился стрелять из лука, замерять расстояние в дальномере и подсматривать в дверные щели, ни единого раза я не целился, не подглядывал и не мерил… левым глазом.

Охранник все это время молча наблюдал и стоял как оловянный солдат, упершись сцепленными ногами в одну точку.

Запрыгав, как мог, вниз по буграм, я инстинктивно обернулся. На вершине горы восседала обыкновенная Норма, горделиво вздернув морду к небу и ко мне в профиль. Мне показалось, будто на ее плечах, сбившись набок, висела мантия. Из детских фильмов я помнил такую – белая с черными вкраплениями. Но откуда здесь горностай?

– Ишь ты, воображуля! – проворчал охранник, глядя в ее сторону. Оценки моему возвращению он не дал, но выпендреж обезьяны его явно задел. На охранника, абсолютно индифферентного типа, тоже оказывала влияние зона.

До меня донеслось далекое:

– Чу-р-р-б-а-ч-о-к!

Обезьяна безошибочно определяла мою фигуру с правой ногой-костылем и левой рукой-плеткой.