Глава 7
На Вольхе всегда так, зазевался, и ночь, только казавшаяся бесконечной, чёрной и плотной, неожиданно пропадает – утро обрушивается стеной света, и видно, как сонные растения спешно стараются потянуться онемевшими листьями. Вот так мгновенно, без всяких прелюдий, мир Вольх меняет обличье не хуже оборотня. Этот крохотный промежуток между тьмой и светом не пропустишь. Солнечная волна, сама по себе приятная и тёплая, вдруг бьёт по глазам раскалённой кочергой дня. Зато здесь просторно и хорошо, само название – Вольх, от слова Воля, Вольность, слова под стать миру, красивому и чистому. Тут воздух щекочет ноздри ощущением полноты, залихватской бесшабашности. Кажется, можно просто подойти к толстому дереву и от нахлынувшей удали вырвать с корнями, подмести кроной переулки деревни, потрясти перед мордой очумевшего, сонного пса и, прополоскав гигантский веник в реке, воткнуть на прежнее место.
На границе ухода темноты два человека не спали, что-то внутри под сердцем чувствовало, как свет скопился за пределами бесконечным морем-океаном, готовым хлынуть в мир неудержимым потоком, стоит приоткрыть створки. Деревня Ястребов в миле, там пока все дрыхнут, здесь же парочка на ногах с вечера. Темно, но место узнаётся, любимая опушка мудреца заросла мхом, уютная, небольшая, с широченным, отполированным временем пнём в центре – место, где старик учил.
С дедом Иминуром встречать внезапный рассвет всегда интересно, до жути! Не знаешь, что выкинет в следующую секунду. То часами бубнит скучное, то вдруг покажет такое, что потом несколько дней глаза с грецкий орех.
Десятилетний мальчишка с восхищением поглядывал на древнего родственника – сухого и крепкого, как древесный корень. Дублёная кожа, пропечённая солнцем похожесть усиливает ещё больше. Длинная белая борода, длинные белые волосы – всё как положено старцу, но знания которые нёс в себе Иминур восхищали, поражали даже опытных Волхвов, проживших больше пяти сотен лет, а сколько самому деду – точно никто не знал. Арии или арийцы превосходят обычных людей сроком жизни в три – четыре раза – даже обычный воин этой расы, не Волхв и не Витязь, жил минимум лет двести пятьдесят, – а Иминур, говорят, прибыл сюда ещё в давние времена, с переселенцами из другого мира – с родины, которую арии покинули тысячу лет назад, повинуясь зову чести. Сколько же он помнит всего, с ума можно сойти!!!
Огнеяр разглядывал очертания старика во все глаза, словно на пне перед ним не знакомый родич, а дивное, сказочное существо, вот-вот достанет подарок из складок ночного одеяла, что-нибудь яркое, искрящееся, непонятное, но такое притягательное сердцу и глазу мальчишки.
– Огнеяр, ты чем там занят? – нахохлился Иминур совой. – Я тебя зачем с собой взял? Чтоб ты жуков на мне высматривал?
– Нет, деда, – опомнился парнишка, откидывая с голубых глаз светло-золотистые локоны. – В перепаде времени мне нужно почувствовать разницу между ночной силой, уходящей, и приходящей дневной, – отчеканил малец без запинки.
– Тогда чего зенки вылупил? – сурово спросил дед. – Чувствовать нужно, а не глазеть.
– Да, деда.
Огнеяр быстро отрешился от эмоций, расплылся сознанием по поляне, начал впитывать окружающую силу, осторожно пробуя на вкус. Перед дедом нельзя проштрафиться. В свои десять Огнеяр уже мог призвать из леса свирепого волка, заставлять служить, мог приказать ветвям деревьев схватить косулю, или раздвинуться дебрям бурелома, чтоб дорогу уступали – тогда в самой непролазной чаще можно уйти от погони, будешь бежать как в поле, а враги и шагу не ступят. Иминур отметил его как способного на Большое, и не потому, что родня. Огнеяр понимал, что действительно способней многих, делал успехи и разумел: нужно стараться, а то дед может запросто прогнать, как того зазнайку Щуку. Щука теперь Волхв опальный, и ничего, что взрослый, бегал за дедой как мальчишка, назад просился. Только Иминур – Волхв Просветлённый – мудрец. Назад не принял, сказал, пусть спятивший Белый Колдун, к которому бегает, и учит. Не захотел Щука Белого Колдуна оставить, служит ему, в войне этой треклятой, а Волхвам дед строго-настрого запретил ввязываться. Воины – другое дело, каста другая, им дед запретить не мог, зато с Волхвами строго – прекращал обучать и всё, а это наказание похуже всякого будет.
В окружении что-то изменилось. Вначале Огнеяр почувствовал, как нечто, властвовавшее здесь безраздельно, начинает ворочаться, покидает опушку, но уходит не обиженно, не поджав хвост, а гордо – без сожалений, пропуская на своё место, новое, противоположное и такое сейчас уместно-необходимое. Незримые пласты силы сдвигались, грани реальности, затронутые сменой времени суток, пришли в движение, и мальчик почувствовал – от этого движения зависит нечто важное, без которого немыслимо существование живого. Изменялись незримо текущие вокруг энергии, набрякшее напряжение ещё какое-то время держалось и вдруг исчезло, в считанные секунды ночь превратилась в свет, тело обдало теплыми лучами, одновременно изменив что-то внутри, как вдох-выдох.
– Ух ты, здорово!
– Ну вот, другое дело, – хмыкнул Иминур. – А то глазеет, сидит! Это называется круговорот, без него жизни нет, – поучительно начал дед. – Почувствовал, как сила добровольно пускает на своё место свою противоположность?
Огнеяр поёжился. Ноги подогнулись под себя. И как дед сидит на пне столько часов подряд? Зад от бревна уже одеревенел, а Иминуру хоть бы что.
– Да, деда! – отозвался парнишка.
– Нет бодрствования без сна, а жизни – без воды. Нельзя окунаться только в один цвет и служить ему преданной собакой! Круговорот – значит, каждая часть на своём месте, и каждая важна. Понимаешь?
Огнеяр быстро и часто закивал головой, та чуть не отпала. Дед, озарённый лучами, кажется таким свежим и загадочным – ни дать ни взять хозяин леса, словно и не было бессонной ночи. Иминур посмотрел пристально, чистые, светло-голубые глаза из-под снежных бровей вспыхивают пронзительными искорками, как солнечные блики на поверхности хрустального ручья, завораживают, не оторвёшься.
– Ладно, – подобрел дед. – Сегодня молодец, показал себя. Так уж и быть, позволяю вопросы, вижу, накопилось, счаз лопнешь. Давай, спрашивай.
Огнеяр радостно подпрыгнул. Дед спрашивать позволяет редко, рассказывал больше, учил, и только тому, что считал нужным. Мол, выдержке учиться надо, когда молодой ум познаёт мир, а ответы сразу не дают, начинаешь лучше соображать, мозг сам начинает выдавать всевозможные варианты, пусть и неправильные, зато голова работает.
– Деда, а почему так резко светлеет, а темнеет медленно?
– Хороший вопрос. Видишь ли… наш Вольх это не только один из миров Мироздания… эм… все миры соединены, умеючи, и в наш, и в любой другой, можно попасть по Тропе, Междумирьем называемой. Но это лишь один взгляд на реалии, каждый мир – это ещё и планета! Круглые, гигантские шары подвешены в черной пустоте, один от другого на огромных расстояниях. До прихода в эту ветвь мироздания, мы свободно летали между ними на больших машинах из железа…
– Магических? – восхищённо перебил Огнеяр. Расширенные кипящие глаза вот-вот прожгут дыру.
– Технических! – вставил дед странное непонятное слово. – Это как телеги наши, их кони возят, а машины железные – огонь искусственный. Поля, антигравитация, – начал сыпать странными словами старик. – Многое из прошлой нашей жизни ты не знаешь, да и ни к чему это сейчас. Здесь все больше по Тропе ходят. Волхвы же были всегда и тогда, и сейчас, ну да ладно, хватит пока с тебя и Волхвовьего ремесла. Итак, к сути. Солнце – это тоже шар, подвешенный в пустоте, только ещё более огромный и горячий, от него и тепло, и свет, и жизнь. Планета вращается вокруг солнца, как если бы ты вокруг зажженной свечи ходил кругами, да ещё вокруг себя крутился. Один бок у тебя всегда будет на свету один в тени. Так ведь?
– Точно так, – удивился Огнеяр странному сравнению. Воображение живо нарисовало, как смешно он вокруг свечи дураком ходит.
– Ну вот, представь, что у тебя по всему телу муравьи, ходишь ты вокруг свечи, а для муравьёв, что в тени сидят – ночь. Поворачиваешься ты вокруг себя медленно, и к ним свет постепенно поступает, стало быть, утро начинается…
– А у нас, почему светлеет резко, а не как у муравьёв? – вновь перебил златокудрый ученик.
– А потому, что между нашей планетой и солнцем кружит ещё одна, – пояснил старец. – Маленькая совсем, но движется быстрее нашей. И когда подступает утренняя пора, когда должно светать начать, она солнышко заслоняет. Пока у нас светает, она держит нас в тени, а затем проскакивает дальше, и бац! – Иминур хлопнул в ладоши резко, Огнеяр чуть икать не начал. – Словно лампу запалили, сразу светло.
– Здорово, – протянул Огнеяр. – А темнеет нормально, потому, что маленькая планета закрыть собой не успевает?
– Точно так, – похвалил дед смышлёного ученика. – Я так понимаю, на этом вопросы не кончились?
Голова парнишки вновь остервенело закивала. Иминур, испугавшись, что шею повредит, выставил ладонь, успокаивая, спрашивай, мол.
– А почему арийским женщинам и мужчинам можно жениться только друг на друге, а на других, из чужого народа, запрещено? – неожиданно спросил отрок.
Иминур тяжело вздохнул, Огнеяр заметил, как сильно огорчился, даже пожалел, что вопрос такой задал, но дед собрался и ответил:
– Не то что бы запрещено, но если такое происходит, отступившего изгонят. Их не будут ненавидеть, но возвращаться назад, а уж тем более жить вместе с ариями таким изгоям запрещено. Строго!
– Но почему?!
Иминур пожевал губами, помрачнел сильнее, предполагаемый ответ несёт не очень приятные истины.
– Видишь ли… Арии – очень сильная раса. Великая сила наделила нас столькими преимуществами перед остальными народами, что радуйся, благодари, да от счастья песни горлань. Ты уже успел заметить, что живём мы дольше простых людей минимум вчетверо, дольше гномов, орков и прочих разумных, исключение лишь бессмертные эльфы. Мы умнее, физически сильнее, выше, и прочее, прочее, но! Не всё в жизни так просто. В конце концов, так нечестно! Нельзя одним давать все, а другим кукиш в морду. Есть в арийской расе свой кукиш, изъян, большой, неисправимый, который не пересилить ни одному Волхву.
– Какой? – испуганно выпалил Огнеяр, сжавшись от угрожающей новости в комок.
– При смешивании арийской крови с чужой, дети тоже получаются чужими. Естество слабых рас здесь почему-то побеждает, раз за разом. У семьи, где один родитель чужой, никогда не родится светловолосое дитё, с глазами цвета неба, за редчайшим исключением. Живёт такое чадо вполовину меньше нашего срока, и дети от такого смешения, в свою очередь, живут уже как обычные темноволосые и рыжеволосые чужие. Если позволить арийской расе мешать кровь, то она просто исчезнет, навсегда, безвозвратно, арии уйдут в небытие, словно и не было таких, никогда.
Страшные слова прозвучали приговором. Мальчишечьи глаза округлил ужас – такого даже предположить не мог! Как же так?! Мы такие сильные и умные и можем исчезнуть навсегда?!
Старик, увидев, как мальца потряхивает спохватился:
– Да не переживай ты так. Уходит-то один в сто лет. Бывает, влюбится в чужую, аж брови горят, тут ничего не поделаешь, но редкость это. Все же понимают. Это что должно случиться, чтобы все светловолосые ринулись жениться на чужих? – хохотнул Иминур, подбадривая перепуганного ученика. – Чтить заветы предков нужно, и всего делов.
– Я чтить буду! – проговорил Огнеяр, глядя куда-то в неведомую точку, отсекая дрожь волевым усилием, как учил дед.
Иминур улыбнулся в ус – добро.
– А война? – быстро переключился на другой вопрос, подающий надежны любопытный нос. – Война с тёмными… Почему она плохая?
Старик нахмурился:
– Ерунда это всё, заблуждение, дурость!!
– Но ты рассказывал, что до переселения, арии тоже воевали с тёмными… – Огнеяр вдруг вздохнул, будто вспомнил что-то хорошее, но недоступное. – И доспехи нашим Белый Колдун такие красивые дал, серебристые. Даже цветок синий на всех местах, красивый, дорогущая сталь говорят, страшно дорогущая, – добавил осторожно, стараясь не вызвать новую порцию гнева. Белого Колдуна дед не любил всем нутром, до коликов.
– Ну и что с того? – заворчал Иминур. – Цветок у него там, видите ли, на всех местах… Неправильная это война, глупая! Наших-то можно понять, благодарность, значит, выражают, спас в давние времена Белый Колдун предков наших… кхм… ваших, – поправил себя старец. – И воюют здесь вроде, как и у нас, с тёмными, только так, да не так! В нашей ветке мироздания тёмные миры захватывали, а тутошние сидят себе, никого не трогают. Зачем же с ними воевать, а? Скажи-ка мне!
Огнеяр, осознавая вопрос, потёр лицо:
– Да, вроде как и незачем, получается.
– Вот и я говорю, пусть живут спокойно! А Белый Колдун нас втянул, подлец. Нас ведь светлыми называют по привычке, потому что большинство наших Колдуну Белому служат. Мы, конечно, больше к Свету ближе, воевали под этим флагом и у себя на родине, но это не совсем верно, на самом деле мы – не светлые.
Огнеяр онемел, как парализовало, поглядел на Иминура с сомнением. Всю жизнь считал истиной одно, а тут дед разговорился, и получается вовсе не так, как принято —устои рушатся, вызывая вместо ответов ворох вопросов.
– Как не светлые?! А кто?
– Вот подумай, – принялся втолковывать старец. – Сам Белый Колдун и его маги, они же кроме энергии Света другой силой пользоваться не могут? Так ведь?
– Так.
– А теперь смотри!
Иминур не вставая с пня, медленно поднял руку ладонью на уровень подбородка, голову запрокинул назад. Огнеяр с любопытством проследил направление и тоже уставился наверх – чисто, на мили вокруг ни облачка. Внезапно в прозрачном небе зародилась мутная дымка, за несколько мгновений соткалась в свинцовые, почти чёрные тучи, низкие, у самых крон. Взвыл ветер, похолодало. Седые пряди Иминура вздыбились разъярёнными змеями, Огнеяра воздушной волной смахнуло с бревна, как воробья, но мальчишка быстро вскочил, боясь пропустить хоть мгновенье. Потемнело. Добрейшее лицо деда, сопротивляясь бьющим струям воздуха, напряглось, в мгновение ока преобразилось в демоническую маску. От страха и выброса силы Огнеяра затрясло. Разгулявшаяся мощь уже щелкает разрядами в волосах маленькими молниями-искорками. А вверху, в недрах роящейся ярости, сила вскипела уже пугающим рокотом. Тучи взбугрились изнутри ядовито-красными всполохами, мерцания прошили их свинцовые очертания, переполнили, разродились ослепительной молнией прямо в ладонь старца. Небесная стрела мгновенно впиталась в руку не оставив следа.
Иминур прикрыл глаза и вдруг вскочил, с ретивостью подростка раскинул руки в стороны – на ладонях тут же яростно взревело пламя. Напор языков в четыре локтя длины был столь мощным, что прожёг бы дыру в медведе! Дед сощурился, глянул на ревущую непокорную стихию с укором, медленно сжал сухие пальцы в кулаки. На глазах изумлённого парнишки пламя словно затряслось, скукожилось, потемнело и, в конце концов, опустившись к ладони, остановилось, уже совсем на себя не похожее. Дед резко сжал руку. Огнеяр глазам не поверил! Между пальцев брызнули струйки воды, наставник только что сотворил непостижимое – изменил составляющую стихийного проявления на свою противоположность! Но такого быть не могло! Как же?! Вот это силища!
Мальчик счастливо хлопал глазами, сегодня дед компенсировал все долгие месяцы говорильни. Увидав такое, сразу забудешь всё на свете. Вот она, сила! Дед вечно скромничает, а точнее умалчивает, а сам, наверное, и с Богами говорил, раз может такое! Огонь в воду, это ж надо! Огнеяру казалось, что эмоции его сейчас разорвут, он тут, рядом стоит, видит всё, с ума сойти!
Тем временем ветер усилился, вокруг Иминура, собирается настоящий смерч. Огнеяр прикрылся, поглядел через щели в пальцах. Воздух сечёт мелкими сучьями, кусками мха, глаза слезятся не переставая. Когда смерч, как готовый к скачке дикий конь, взревел, старик отдал неслышимый приказ и взмыл вместе с воронкой к багровым тучам со скоростью выпущенной стрелы. Клокочущие тучи пробило навылет. Всё кончилось слишком неожиданно, небо как-то резко успокоилось, тучи рассосались в полупрозрачную дымку. Чуть позже исчезла и она, вновь просветлело, дед исчез. Оставшись в одиночестве у пустующего пня, Огнеяр насупился, почувствовал себя брошенным. Куда улетел? Скоро ли вернётся? Разговор-то не закончили. Ждать, не ждать?
За спиной бухнуло, словно глухарь с ветки спрыгнул. Дед! Огнеяр радостно подскочил и, повернувшись уже было раскрыл рот для дальнейших вопросов.
Иминур остановил жестом.
– А теперь приготовься к главному, – тихо проговорил он.
Почему-то тихий голос заставил поджилки затрястись, в груди что-то онемело, даже дышать перестал.
– Главное, не двигайся, – строго сказал дед. – Понял?! Ни при каких условиях не двигайся! Стой камнем, иначе он убьёт.
Огнеяру стало совсем страшно, пробрало до костей, интуиция начинающего Волхва подсказала парнишке, что сейчас произойдёт нечто жуткое и смертельно опасное, из ряда вон. И кто этот жуткий ОН?!
Сухие губы шептали нечто невнятное. Огнеяр вслушался. Язык незнакомый, чужой, гортанные ломаные звуки зашевелили волосы на затылке, непонятные фразы выбрасывают в мир силу, опаляют, но тут же, наполняя заклятье, вбирают её обратно. Не понимая, что происходит, Огнеяр почувствовал, как чужие, пугающие слова складываются в подобие могучего копья, пронзающего миры. Дед шептал, а чувство, что заклятье пронизывает слои реальности, как иголка сухие листья, как оно рвётся в неведомые глубины, на самый низ, ощущается даже ему, новичку. Природа замерла, живое ощутило приближение чужеродного ужаса, и мгновенно затихла, прикинулась мёртвой. А вдруг пронесёт?!
Медленно и словно нехотя воздух в десяти шагах прорезался вертикальной, бликующей красным полосой высотой в несколько человеческих ростов. Губы Иминура продолжали шептать, а края полосы вдруг раздвинулись внушительным проёмом. Открывшийся ход выплеснул в тишину утренней опушки гвалт рокочуще-булькающих звуков, Огнеяра обдало жаром. Там, куда дед открыл дверь, что-то бурлит, клокочет – настоящее пекло, что аж чувствуется жар накалённых камней. В попытке рассмотреть, шея молодого ученика вытянулась. Привстав на цыпочки, ахнул. В проёме бескрайнее каменное плато до горизонта прорезанное сетью бесчисленных прожилок расплавленной магмы и поднимающихся дымчатых колонн.
Где-то в глубине, за гранью видимости, бухнуло, заскрежетало, кто-то большой с костяной бронёй вместо кожи заворочался на чёрных камнях, то ли просыпаясь, то ли увидав открывшийся проход.
– Bazull haratorus magrani, – пророкотало невидимое существо, обдав уши невозможно низким, густонасыщенным рёвом.
Огнеяр в ужасе и оцепенении слушал, как тяжёлые шаги мерно забухали к проходу, захотелось броситься наутёк, но вспомнил наказ деда, сдержался.
Сначала показалась огромная, уродливая башка – запаяна в тёмно-багровую броню костяных наростов. Ярко красные глаза пробежали по опушке. Коснувшись на мгновенье Огнеяра, опалили ненавистью. Существо словно не видело их. Три хищных рога, торчащие назад и вверх, показались острее мечей. Не найдя цели сразу, страшилище вылезло целиком. Ловко выпрыгнув из проёма с дикой для такой массы скоростью, когтистые ноги, едва ступив на траву, мгновенно сожгли её. Существо казалось нагретым не слабей чёрного каменного плато своего мира. Очертания тела походят на человеческие, но двуногое, прямоходящее создание кажется только что разогнувшимся хищным зверем, озирается дикими, резко-стремительными поворотами головы, движения дерганые, вздрагивания прошивают могучую фигуру каждую секунду, говоря о готовности сорваться в убийственную атаку в любую секунду.
Существо несколько раз обернулось вокруг оси.
«Всё-таки ищет жертву! – подумал Огнеяр, цепенея. – Зачем только дед его выпустил? Сожрёт же счаз! Зубищи-то какие, с палец!»
Роговая броня обтянула великана странным, угловатым мешком, так, наверное бы, выглядела выпотрошенная ящерица, чью кожу натянули на бугристый камень. Шипы дополнили защиту, расположившись на сгибах колен и локтей, пальцы ног и рук заканчиваются стальными когтями, лицо нечто среднее между человеческим черепом и мордой дракона.
– Harull mora! – угрожающе прорычал красный великан, яростно завращав глазами.
Когда принялся втягивать ноздрями воздух, в горле Огнеяра пересохло.
«Сейчас точно найдёт»!
Скосил глаза на деда. Иминур словно этого и ждал, вскинул руку. Трёхрогий среагировал молниеносно. Сухие, толстые ноги, загребли землю в рывке всепоглощающей атаки, вырвали целый шмат дёрна. Старик стиснул кулак, и бросок неведомой твари прервался. Жуткие, красные глазищи впились было в деда с ненавистью, но быстро остекленели, потеряв волю. Несколько бесконечных секунд ничего не происходило, словно за кулисами в это время шла главная битва. Конечно же, победил дед.
Тварь медленно развернулась и, словно разжалованный тысячник преуспевающего войска, медленно побрела обратно в проём. Когда костяной гребень спины миновал порог миров, створки хода мягко сомкнулись. Огнеяр свободно выдохнул. Трясущиеся колени требовательно подогнулись. Не в силах сдержать накатившую слабость, ученик припал к траве, жадно хватая воздух.
– Я же сказал не двигаться только, дышать-то можно было, – укорил старик невнимательного ученика.
– На всякий случай! – всё ещё загнанно пропыхтел малец, пытаясь усмирить разрывающиеся лёгкие.
Дождавшись, пока ошарашенный мальчишка придёт в себя, Иминур требовательно спросил:
– Итак, что ты понял?
– Ну, Волхвы могут пользоваться разной силой, – ответил Огнеяр осторожно, совершенно не узнавая свой голос.
В груди ещё громыхает, эмоции перекатываются вспухающими буравчиками, потряхивает, а дед уже что-то там выспрашивает. Да тут полминуты назад демон раскалённый был! Вон поляна вся в ожогах-следах! Как тут думать?!
– Верно подмечено, – зевнул старик. – А ещё?
– Получается не светлые мы, а… – замялся ученик, подбирая слово. – Разносторонние?
– Ну, можно и так сказать, – усмехнулся Иминур смекалке мальчугана. – Вот маги Белого Колдуна, те настоящие светлые, они даже костерка обычного запалить не смогут, хотя заклятья у них порой сильные выходят, – дед вытянул губы трубочкой, будто вспоминая что-то. – Главное, то, что в завершении, я подчинил тёмного демона с помощью Тьмы.
У Огнеяра глаза на лоб полезли.
– С помощью силы Тьмы?!
– Конечно, – молвил дед. – Не сражаться же с этой страхолюдиной. Подобное подчиняется подобному! – проговорили сухие губы наставительно. – Воин подчиняется командирам только своей армии, запомни, а на приказы вражеских вождей, ему в лучшем случае плевать, а то ещё и разозлят. Я использовал силу Тьмы, а ведь это цвет, против которого арии воевали и у себя на родине, а теперь и здесь, большинство наших рвутся в бой именно против этого цвета. Дак, что же выходит? Если мы используем любую силу, даже тёмную, что это значит?
Огнеяр вконец запутался. До сегодняшнего дня всё было просто. Сотворил тёмную волшбу – значит тёмный, значит – исчадие зла! Но дед-то точно хороший! Что отвечать?..
– Не знаю, деда, – стыдливо понурился способный ученик.
Иминур подобрался, глаза стали жестче.
– Тогда запомни, что я сейчас тебе скажу. Цвет силы значения не имеет! Чёрный, светлый, красный, неважно. Главное, поступки, что разумные с помощью этой силы совершают. Одни, прибегнув к Тьме, порабощают миры, превращая всех разумных жителей в слуг, но это не означает, что в соседнем мире, тёмные маги такие же сволочи, и всех их под корень надо. Я встречал миры, где светлые творят такое, что самые чёрные злодеи удавятся от зависти…
Мальчик слушал с открытым ртом, остолбенев. Казалось, открывающиеся истины разорвут мозг в клочья – Огнеяр даже почувствовал в голове жжение. Дед переворачивает всё сверху на голову, страшные слова впечатываются в сознание опаляющими протуберанцами.
– …поэтому Свет не значит добро, а Тьма – зло. Это всего лишь цвет силы, кому какой ближе. Зло и Добро в человеке, в выборе, который делаем, поступки, свершения и их цена. Доспехи Белый Колдун сладил нашим отменные, стоят вон в избах начищенные, да только гибнут же постоянно люди, пропадают лучшие, и ни за что гибнут по прихоти и алчности одного человека! Вон и Щука Волхв… у-у-у… змея зубастая! Хоть и слабенький Волхв, а в войну полез. Я его в шею с занятий, а он всё равно туда. Вместе с другом своим Яроборцем, какой пример молодым! Всех бы в сарае запер! Мальчишки глупые!
– Я знаю Яроборца, деда, герой наш, – робко вставил Огнеяр.
– Да какой он герой?! – вспылил дед, в сердцах одёрнув ткань длинной белой рубахи, едва не оторвав. – Постоянно пропадает на заданиях Колдуна этого, на войне этой треклятой! У нас Витязей всего двое, Волхвов – по пальцам пересчитать, дак им мало этого, второго нашего Витязя втянули! Вот где сейчас наш Светоч?! Ох уж мне эти Щука с Яроборцем, парочка эта, заслонка печная, замусоленная, туда-сюда, воронами помоечными по мирам шастают, но сами-то в деревне каждую неделю героями! Только какие они герои, дурни! А Светоча, я уже лет десять не видел! Говорят, на длительном и самом важном задании, брешут! Наверняка, сгинул, а признаться мне боятся. Светоч же – родня моя…
Со стороны деревни взревели горны. Серебряные звуки пронеслись над кронами, вспугнув утренних птах.
– Сегодня же состязание деревень! – спохватился Иминур. – Засиделись мы тут. Давай-ка беги, одной умственной работой заниматься не след, телу нужно не меньше. Дуй в деревню, чтоб без остановок бежал, до первой избы!
– Понял, деда!
– Давай-давай, герой там твой вшивый сегодня тоже будет, и рыбина эта подлая, друг его, Щука – позор для Волхва. Не отстаёт ведь, ему лишь бы славу подавай, словно не Волхв, а урод какой-то!
Огнеяр радостно кивнул. К деревне бросился рывком, едва штанину о сук не порвал. Жжёт грудь и голову изнутри, новое нужно выплеснуть в беге, продышаться, стравить огонь, зародившийся после слов деда, иначе спалит. Наддав так, что засвистело в ушах, Огнеяр почувствовал, как становится легче. Пускай пар выйдет. Слова деда запомнил, разберёт холодной головой позже, как учил.