Третья мысль, посетившая путников, оказалась самой многообещающей. Составить из тел пирамиду! Выбравшийся приволочет какое-нибудь деревце и вытянет остальных. Для осуществления затеи нужна крепкая основа, способная выдержать суммарный вес группы. Все не сговариваясь, глянули на Анаркону. Юноша, почуяв неладное, затравлено огляделся.
– Обалдели совсем?! Не смогу я! Вы за кого меня принимаете? Я обычный, я… я такой как всегда! Нечего на меня смотреть!
Глубокое сожаление на лицах наглядно продемонстрировало, что проклятый Анаркона сейчас закрыл сундук с чудесами. Основательно повздыхав, товарищи перестали буравить беднягу любопытными взглядами – посмотреть на героя древности в действии не вышло. Началась подготовка.
Как предусмотрительно заметил Алавия, сначала разгребли прутья и солому, основание пирамиды должно стоять твёрдо. Готово! Аэнтос встал шире обычного, на него по очереди взобрались близнецы, затем Ас, и уже последним Аспид. Анаркона с Алавией поднырнув под могучие руки Аэнтоса, укрепили живой фундамент. Аспид добрался до края ямы, зацепился пальцами и ловко подтянулся.
Не прошло и десяти минут, как над краем возник силуэт.
– Разойдись, спускаю!
В яму опустилось длинное, сухое дерево, – чуть толще руки взрослого, усыпанное по всей длине толстыми сучьями. По такому даже Аэнтос без усилий вскарабкается.
Благополучно выбравшись из учительской подлянки, двинулись дальше. Постепенно вечерело, до темноты пара часов. На поиски удобной ночёвки время решили не тратить, идти пока есть силы. Пусть ночью вылезает всё хищное зверьё, марги видят в темноте лучше любого волка. Вдруг остальные группы решат идти без сна?!
Через пару часов вышли к реке, которая в отличии от медленной и широкой Аркиманы, отделяющей земли Тёмной Империи от Независимых Поселений, оказалась узкой, но очень стремительной. Эти пятьдесят шагов несут бурлящий гнев, способный унести боевого коня. Мысль о возможной переправе, как ни странно, озвучил Аэнтос.
– Была бы у нас верёвка длинная… камень бы обмотали, да я бы на ту сторону перебросил, там деревья поваленные, за них зацепится хорошо.
Марги переглянулись, здоровяк зачастую тугодум, а тут выдал.
– Ну, камень найти не проблема, – при этих словах Анаркона принялся осматривать берег. – Сложнее с верёвкой.
– Кхм… – подал голос Алит. – А я всегда верёвку с собой ношу, так, на всякий случай.
– Дорогой ты наш дяденька! Дай-ка я тебя расцелую! – Алавия с улыбкой до ушей угрожающе протянул руки.
– Э, э… Ты чего? – Алит попятился, спрятался за Аэнтоса.
Крепкий, но прочный шнур привязали к увесистому камню, в два кулака размером, проинструктировав здоровяка, кидать как можно сильнее. Аэнтос крякнул, гакнул, в могучем замахе мышцы длинной руки вздулись верёвочными тросами. Аэнтос швырнул метательный снаряд не хуже катапульты. Камень бы улетел далеко за береговую линию, но длины верёвки едва хватило, он лишь немного перелетел ближайшие поваленные деревья у самой воды. Алавию, который перед броском предусмотрительно намотал конец шнура на кулак, уронило и едва не выдрало из сустава руку. Лицом при этом Алавия угодил в береговую отмель с вязким глиняным дном, но верёвку удержал. Поднявшись, с руганью обернулся, получив в награду всеобщий хохот. Казалось, Алавию макнули в коровье дерьмо. Сходство с известным коричневым веществом придавала глина, смешанная с илом – видок у парня оказался ещё тот.
Алавия вступил в воду первым, посматривал на товарищей раздражённо, шутник не очень любил, когда объектом насмешек становился он сам.
Решили, что вначале рискнёт самый лёгкий, закрепит шнур. Переправились довольно быстро, один за другим. Аэнтос пошёл последним, подтягивался мощными рывками, брызгался, вызывая приличные волны. Если бы шнур не обмотали вокруг толстенной коряги, здоровяка бы в раз унесло течение.
Отжав одежду, двинулись дальше. Едва стемнело, устроили привал. Сначала думали только поесть, но когда раздался мощный храп Аэнтоса, остальные как-то само собой улеглись с дорожными мешками под головой. Решили дежурить по двое, часовых сменяя через час. За три часа можно восстановить силы, и времени потеряют минимум. Первым вызвался Анаркона. Угрюмого Ацыка, не проронившего за всю дорогу ни слова, позвал с собой специально – другие как пить дать станут долбать расспросами.
Марги уснули мгновенно, разом, словно дубиной огрели. Минуту спустя Аэнтос разоспался чересчур – широкая грудь верзилы стала прогонять воздух мощным потоком, вздымалась кузнечными мехами. При вдохе листья и тонкие ветви нависающего куста наклонялись к голове, трещали. Алавия причмокивал и дёргал ногой. Двое близнецов спали без храпа, но громко дышали. Акробаты Ас и Аспид почти без звуков, зато часто ворочались, хрустя сухими ветками, заменяющими постель. Под такую какофонию любоваться звёздами, думать, вести умные беседы или заниматься каким другим делом, кроме воровства, было совершенно невозможным. Анаркона и Ацык, не сговариваясь, подошли к Аэнтосу, перевернули на бок – помогло. Отошли, уселись спина к спине, чтоб среагировать на угрозу с любой стороны. Ночные хищники покружили вокруг ложбины, но чуя запах сразу восьмерых двуногих, подойти не решались.
Оставшись наедине с мыслями, Анаркона вновь окунулся в самобичевание. Доброе сердце разрывалось. Он же не просто покалечил, он убил! Восьмерых! Пусть это были конкуренты, пусть напали первыми, но он их убил! Если бы только ранил, Аргоний бы потом легко магией залатал… но всё, их больше нет! Эта пресловутая ярость древних! Почему именно в нём пробудился этот редкий, почитаемый и столь жуткий дар?
Анаркона себя героем не чувствовал. Да, он ощущал эту новую, странную силу, притихшую где-то в груди, помнил привкус лютой ярости, заполоняющей сознание, выжигающей остальные чувства, и тут же вздрогнул, распугав мысли. Прислушался, огляделся – тихо, подняв глаза к небесам, восхищённо затих.
Там звёзды – большие, набрякшие капли, горят ярко, вот-вот лопнут и зальют землю таинственным светом. Багровые угли дают слабый отсвет на лице, запах тлеющего дерева смешивается с ночными дуновениями дикого леса, влажной землёй и жарким, усталым телом, нахлынувшая волна дикого края умиротворяюще давит на веки, уносит дурные мысли. Неожиданно начинаешь чувствовать, что ночное небо развернуло над головой бескрайнюю бездну, в которой ты маленькая крупинка. Там можно раствориться, и все беды сразу превратятся в никчёмные, крохотные пустышки – рассеются, уступив место умиротворению и глубокому чувству сопричастности с бескрайней небесной тьмой.
Анаркона любил звёзды, смотреть на них, ощущать себя частью этой циклопической силы, спрятанной среди красивых огней, и всегда становилось легче. Вот и теперь старые и единственные друзья помогли, вытянули из сердца часть мрачных мыслей и переживаний, оставляя взамен привкус неразгаданной тайны. Анаркона впитывал ночное спокойствие и свободу всем существом, потеряв счёт времени, и сидел бы так всю ночь. Из нахлынувшей эйфории вывел молчавший до сего момента Ацык, проронив короткое:
– Смена караула, пошли спать.
Анаркона кивнул, принялся расталкивать Аэнтоса. Могучий Ацык, лишь ростом уступающий здоровяку Аэнтосу, занялся той же процедурой с Алавией. Решили, что в дозор с самым медленным стоит поставить самого быстрого. Алавия поднялся, едва Ацык коснулся плеча, шикнув победно:
– Что, громила, думал врасплох меня застать?
С Аэнтосом пришлось повозиться. Просыпаться долговязый не хотел ни в какую. Видимо, вдали от жёстких учителей расслабился, предал осторожность воина, потерял всякий стыд! Пришлось надавить на болевую точку под носом.
– Что такое, кто здесь?! – болезненно морщась, бухнул спросонья силач.
– Что-что, – произнёс Алавия голосом актёра трагика. – Пока дрых, муравьи тебе палец отъели.
– Что! – Аэнтос захлопал сонными глазами и затравленно покрутил ладонями. Попытка понять, какого же не хватает, успехов не принесла – все пальцы на месте.
– Не на руках, – ещё печальней вздохнул Алавия.
– Великий Тёмный! – Аэнтос подскочил, как ужаленный. – Точно, на ноге! Правую-то не чувствую! – сонный великан остервенело содрал сапоги, зашевелил пальцами, пересчитал, совершенно не соображая, что раз проснулся в обуви, значит, тревога ложная. С недоумением глянув на Алавию, оторопело произнёс: – Все на месте, вроде.
Алавия смотрел печально, на лице скорбь и сочувствие, многозначительно покачав головой, медленно сказал:
– Не этот палец.
Шутник с грустью направил взгляд чуть ниже пояса, Аэнтос намёк понял, и смертельно бледнея стянул портки. Картинка оказалась ещё та. Ночь, тишина, четверо спящих путников и посреди этого умиротворения, в отсветах костра Аэнтос стоит с голой задницей, рассматривая с тупым лицом промежность.
Здоровяк заподозрил неладное лишь после тихих подвываний Алави —, последний лежал по другую сторону костра в слезах, сдерживал смех и, чтоб не разбудить остальных, остервенело жевал заплечный мешок. Аэнтос подозрительно посмотрел на корчившегося напарника, перевёл взгляд на промежность. Подойдя ближе к углям костра, стал скрупулезно рассматривать, искать ущерб, нанесённый муравьями. Бедняга то поднимал хозяйство, то кряхтел, наклонялся и заглядывал снизу, оттягивал его поочередно, то влево, то вправо, сопел, крутил, стараясь найти хоть что-то.
– А-а-а-а-а! Я больше так не могу! – проскулил Алавия. Он вскочил, зажав рот двумя руками, без оглядки бросился в ночную чащу.
Пролетев мимо Анарконы с выпученными глазами и вздутыми прожилками кровяных сосудов на шее и висках, заставил испугаться, как бы удар не хватил. Алавия понимал, шутки шутками, но будить из-за этого спящих – свинство. Правда, и сдерживать истеричные порывы, рвущиеся наружу, сил уже не было. Перед тем как нырнуть в ближайшие кусты, шутник обернулся. Аэнтос всё так же стоит в свете костра с озадаченным лицом, держит в левой руке хозяйство и глядит убегающему вслед.
– Дак палец-то, какой?! – услыхал Алавия последнее, перед тем как густые заросли поглотили его.
Через пять минут Аэнтос краем уха услышал где-то далеко неистовое ржание больше похожее на брачный рёв тура.
Вернулся Алавия не скоро, с раскрасневшимся, напряженным лицом. Во избежание нового припадка на Аэнтоса старался не смотреть, быстро сел на дозорное место Анарконы и затих.
Анаркона думал, что так и проведёт ночь, глядя на звёзды, но едва голова коснулась заплечного мешка, веки схлопнулись чугунными створками, сознание растворилось в черноте, без сновидений.
Проснулся юноша от странного чувства. Казалось чей-то голос настойчиво шептал: «Проснись, беда! Просыпайся марг! Просыпайся…» Анаркона не двинулся, чуть приоткрыл правый глаз. Костёр не горит, близнецы в дозоре – спят! Почти светло! Тут Анаркона заметил движение, у самого края опушки, присмотревшись, похолодел. К ним бесшумно подкрадывается шестилапая рякша!
Это, пожалуй, самая опасная тварь в Диких Лесах. Поджарое, мускулистое, напоминающее кошачье тело, с короткой чёрно-серой шерстью, передвигается на шести пружинистых лапах. Размером раза в полтора меньше быка, зверь, обладающий дикой скоростью и непостижимой реакцией. Самое главное рякша владеет развитой телепатией и гипнозом, – охотясь, усыпляет жертвы издали, после подкрадывается и впивается острыми зубами в беззащитное тело. Большая непропорциональная голова со здоровенной пастью, в которой три ряда тонких, длинных игл-зубов, непонятно как туда помещающихся. Глаза – блюдца с вертикальным зрачком, тоже непропорционально большие, занимают треть головы. Мощные лапы так же были далеко не безобидным атрибутом, кошачьи подушки прятали длинные сабли-когти. Венчал всё это благолепие длинный голый хвост с ядовитой иглой на конце. Яд парализовывал жертву на несколько часов.
Учителя на лекциях объясняли, что у данного вида размножение происходит редко и всегда рождается лишь один детеныш. Может, поэтому, природа и наделила зверя столь убийственным арсеналом. Справится с рякшей в одиночку, если ты не маг, невозможно в принципе. Хитрая и осторожная, она старалась не нападать на группы, исключения конечно бывали, но перед атакой мозг зверя просчитывал настоящие комбинации. Она могла вырвать кого-то из стада или группы людей с максимальной для себя безопасностью. Но если уж нападала, шла до конца – такая особенность! Решившись, цель не меняла, даже если рядом неожиданно появлялся более выгодный вариант. За это её боялись больше всего. И теперь этот сжатый комок смертоносных навыков, усыпив дозорных, крадётся к добыче.
Анаркона быстро оценил расстояние между зверем и спящей группой. Хорошо, что дубинка у каждого под рукой. Пора! Анаркона вскочил, одновременно хватая дубинку и валяющийся рядом булыжник. Рякша, увидев движение рядом с добычей, молнией бросилась в атаку.
– Подъём! Тревога! К бою! – завопил Анаркона не своим голосом.
За годы тренировок марги привыкли к разным ситуациям, но громогласная команда «Подъём» вплавилась в сознание огненным шрамом навсегда. Вскочили одновременно, даже Аэнтос. Рякша мгновенно сократила расстояние, прыгнула, целя когтями в усыпленных ею дозорных Алита и Айтаро.
Анаркона метнул камень в голову летящему зверю, заорал:
– Рассыпаться! В кольцо!
Юноша даже не осознал, почему взял командование на себя. Всё случилось машинально. Натренированные тела порхнули врассыпную стаей воробьёв. Атакованные близнецы ушли в стороны перекатом, мгновенно вскочили. Камень Анарконы угодил зверю в висок вскользь. От удара рякша мяргнула кошкой, пружинисто приземлилась, стеганула хвостом, вновь прыгнула. Её цель Айтаро, теперь держись! Её не запугать, либо она, либо Айтаро – третьего не дано.
Единственный шанс уцелеть против лесного убийцы, это численное превосходство и слаженность действий.
Анаркона продолжил орать, и давать короткие указания:
– Алит, Ацык! К Айтаро! Веерная защита! Аэнтос, бей сзади! Ас, Аспид, прикрыть силача! Алавия, слева, отвлекай, бей камнями по морде!
Айтаро вновь едва ушёл от смерти стремительным перекатом. Анаркона похолодел, когда увидел, как когти рякши вспороли воздух у самого уха жертвы. Братья подскочили мгновенно, тройка выстроилась в линию, чуть прогнув центр – Айтаро в центре. Тут же со всех сторон тройки, воздух вспороли молниеносные взмахи дубинок – знаменитая веерная защита маргов.
Она применялась, когда противник был быстрее, и времени среагировать на выпад могло не хватить. Марг при этом вращал оружие вокруг себя с максимальной скоростью по всем мыслимым и немыслимым траекториям, сбивал противника, готовя контрудар. Теперь вокруг трёх близнецов шелестел живой веер, не давая лазейки для атаки.
Зверь стоит на месте, яростно семенит лапами, готов перейти в нападение в любой момент. Временами рякше приходилось, не отрывая взгляда от Айтаро, отпрыгивать в стороны. Удары здоровенной дубины Аэнтоса метили в таз. Под прикрытием акробатов здоровяк бил мощно, бревно с острыми корнями-шипами могло ранить серьёзно.
Хищник никак не мог выбрать время для прыжка. Яростно верещал и на кошачий манер стегал хвостом. Марги постоянно сбивали прицел атаки. Слева в морду лесному убийце постоянно врезаются увесистые камни, сзади реже, но опаснее бухает дубина Аэнтоса, спереди тройка близнецов крутит веерную защиту.
Анаркона подкрался справа, готовя свой ход. Рякша в бешенстве, ревёт, не умолкая, прижимая хищное тело к земле, резко привстаёт, смещается в сторону, удары хвоста вспарывают воздух мощными щелчками, старается обмануть докучливых двуногих козявок ложными выпадами, но никак не может прицелиться для броска. Анаркона понимал, чтобы сразить рякшу, нужно нечто безумное, иначе рано или поздно зверь найдёт лазейку к Айтаро и конец, но рискованный план уже созрел.
– У кого тренировочная дубинка Аэнтоса?! – гаркнул Анаркона, останавливаясь.
– У меня! – Ас при этом сразу стал доставать её из заплечной сумки.
– Брось мне!
Сказано-сделано. Анаркона сжался в комок, побелевшие пальцы стиснули две дубинки, не узнав своего голоса заорал:
– Ас, Аспид на счёт три, одновременно бросаете свои дубинки рякше в голову, Алавия ты тоже! Готовы?!
– Готовы! – отозвались три голоса разом.
На столь странный приказ никто даже удивлённого лица не сделал. В долгих изнурительных тренировках маргов приучили не удивляться, когда в бою кто-то брал командование на себя, и порой давал совершенно нелепые на первый взгляд указания. Все вопросы, укоры и прочие разговоры начинались после. Главное, что берущий инициативу, брал и ответственность, за которую, в случае провала, придётся ответить головой.
– Раз! Два! Три!
Дубинки полетели в голову хищника одновременно, мгновеньем позже Анаркона взвился в воздух в безумном прыжке. Мелкие камни, метаемые Алавией, летевшие в морду до этого, не представляли для зверя сильной угрозы, лишь докучали, больно царапая. Поэтому на левый край рякша внимания почти не обращала. Но сейчас с левой стороны в голову летело сразу три больших предмета. Зверь принял это за серьёзную опасность. Чуть повернув голову к новой угрозе, рякша отскочила вправо. На это Анаркона и рассчитывал. Он лишь на короткий миг выпадал из поля зрения хищника и надеялся, что этого времени должно хватить.
Прыжок оказался стремительным, время будто замедлилось. Вот рякша уворачивается от летящих предметов, отпрыгивая вправо, оказывается ближе, вот мгновенный взгляд назад на Аэнтоса… в этот самый миг Анаркона распластался над самой головой хищника и что было силы вколотил дубинки в огромные блюдца-глаза.
Большие зыркалы лопнули с ошмётками кровавых брызг и слизи, словно конь в скачке саданул по гнилому помидору. Дубинки вошли наполовину! Пролетев по инерции, Анаркона сгруппировался, прокатился кубарем по мягкой траве и тут же вскочил, приготовившись к смерти.
Но возмездия не последовало. Рякша конвульсивно прогнулась спиной вверх, скрючилась, дикий вопль разорвал пространство на мили вокруг смертельным криком боли и ярости, рякша рождала настоящий ужас. Шерсть животного вздыбилась, как от разряда молнии. Заверещав на высокой ноте, ослеплённая хищница сорвалась с места, заставив маргов порхнуть в стороны. Завертелась юлой, растопыренные когти стали рвать воздух, землю – от бешеных ударов в разные стороны полетели целые пласты дёрна; казалось, лапы вспарывают воздух со всех сторон сразу, мелькают, как крылья стрекозы. Рякша каталась и кружилась, в новом месте оказывалась молниеносно, совершенно неожиданно. Хвост с ядовитой иглой остроконечной плетью рассекал пространство со скоростью, не различимой для глаза, слышен только звук. Рёв зверя перешёл в крик, расщеплённый на дико высокой ноте. На морду рякши страшно смотреть, слипшаяся темно-красная шерсть, с обильно сочащимся центром – то, чем раньше были глаза, теперь два покрытых красной слизью деревянных пенька. Трава, земля смешивалась с кровью, под дергающимися лапами мгновенно превращаясь в однородную кашу.
В дикой агонии рякша перешла на новую убийственную скорость. В попытке достать врага сжигала себя живьём, наверное, от слепоты не умерла бы, но похоже зверь не желал себе такой участи и в смертельно гибельном порыве решил захватить с собой убийц.
Глаза перестали различать и движение лап, воздух загудел, взметнулся настоящий живой смерч. Почуяв недоброе марги порхнули в стороны, Аэнтос, замешкался, оказался чуть ближе, на мгновенье, но хватило и этого. Что случилось, никто так и не понял. Рякша пронеслась мимо, а здоровяк смертельно побледнел и рухнул на спину, как подрубленный. Улучив момент, Аэнтоса оттащили. Анаркона заметил на теле одиннадцать кровавых точек, девять на торсе и две на лице. Хорошо хоть не в глаза – ядовитая игла с указательный палец!
Марги отскочили ещё дальше. Земля, трава, мелкие камни, летевшие раньше из-под лап просто в стороны, теперь больно секли кожу. Анаркона невольно восхитился чудовищной мощью. Зверь сжигал себя в последнем рывке, распаляя внутренний огонь до убивабщего заживо жара, задыхался от безысходности, ярости и боли. Рякша гибла, теперь это поняли все, гибла – и знала это. Круги, по которым металась чёрно-серая молния, расширялись. Марги разорвали дистанцию ещё на двадцать шагов. Внезапно режущий крик оборвался, и живой смерч замер. Ёщё мгновенье назад рякша расточала дикую, яростную мощь, а сейчас – рухнула на подломившихся лапах, рыкнув напоследок, впилась когтями в землю и затихла.
В ложбине повисла тишина. Марги не решались двинуться, храня почтительное молчание, долго стыли изваяниями. Да, хищник напал сам, да, хотел убить, пусть, уважение к такому бойцу, к такой воле не позволяло сразу что-то делать или говорить. Рякша поразила до глубины души всех.
Простояв какое-то время, Анаркона первым подошёл к близнецам. Кивнув на лежащего без чувств Аэнтоса, скупым движением изобразил носилки. Близнецы поняли, поспешили на поиски подходящего материала. Когда белого, как снег Аэнтоса, погрузили на самодельное ложе, Алавия задумчиво спросил:
– Как думаете, после смерти, зверюгин хвост работать будет? Может с собой взять?
Остальные глянули с неодобрением.
– А что? – стоял на своём бегун. – Ей он всё равно уже ни к чему, а нам такое оружие может оказаться очень кстати.
Марги побурчали для приличия, но согласились. Вспомнилось, что хвост рякши и отделённый от тела способен парализовать несколько раз. Шутник оказался прав, на фоне тренировочных дубинок парализующий кнут – это подарок небес.
– Вот сам его и отсоединяй, – недовольно буркнул Ас. Нюхач почему-то был расстроен больше остальных.
– И отсоединю! – с невозмутимой бодростью молвил Алавия.
Отсутствие клинкового оружия и даже простого ножа сообразительного бегуна заставило замешкаться лишь на секунду, спохватился тут же, потребовал у Алита верёвку. Обернув тонкий шнур у основания хвоста, быстро перетёр мышцы и хрящи. Спил получился ровным на загляденье. Алавия протянул добычу Анарконе, как главному и как убившему зверя, юноша брезгливо отказался. Алавия только этого и ждал, с довольной рожей крутанул новое оружие над головой, длина хвоста оказалось с самого Алавию.
Опустив руку и глянув на новое оружие тёплым глазом, шутник с многозначительным видом гаркнул:
– Я маг-парализатор!
– Нет, ты лось-хвостомахатор! – так же торжественно провозгласил Айтаро.
– Чё это я-лось-то? – притворно насупился Алавия.
– Как чё? У лося четыре конечности? – приступил к допросу второй шутник.
– Четыре, – нехотя согласился бегун.
– Вот и у тебя четыре. У лося есть хвост, которым он машет?
– Есть, – подозрительно согласился Алавия.
– И у тебя есть. Всё сходится! Ты лось!
– Погоди-ка… у лося рога есть, а у меня нет! – пропел Алавия голосом победителя, приставив пальцы к голове в виде рогов.
Тут Айтаро отечески склонил голову набок, сгорбил плечи и сиплым, хрипастым голосом, в подражании тёртому морскому волку, выдал:
– Ты это, паря, погоди, вырастут, когда женишься.
Глупыми шутками группа пыталась выбить из сердец пакостное настроение. Аэнтос очнётся, это дело времени, но смерть рякшы, пусть и хищника напавшего первым, оставила в душах глубокий след. Исчезновение редкого мастерства, любого толка, настоящими воинами воспринимается всегда с печалью, пусть это и было мастерство врага.
Обладатель чудо-хвоста в притворном негодовании бросился в погоню. Гневно крича, махал хвостом, крутил над головой, грозился догнать и наделать маленьких лосят. Айтаро бросился наутёк добросовестной селянкой, держа воображаемый подол платья, и вопя тоненьким голоском: «Памаги-и-и-тя!» Шутники носились вокруг стоянки, вызывая приступы дикого хохота у остальных. Марги валялись, ржали конями, рожи раскраснелись, некоторые уже хрипели, сипели, у Аспида даже слёзы брызнули.
Чехарда закончилась вничью. За Аэнтоса волноваться перестали – вспомнили, что яд рякши абсолютно безвреден, если, конечно, парализованного не съедят, пока не очнётся. Подкрепившись остатками косули, двинулись в путь. Здоровяка несли по очереди, менялись через каждые полчаса. Анаркону, как предводителя отряда и дважды героя, не смотря на все его протесты от участи носильщика избавили.
Утро вступило в полную силу, но туман, образовавшийся от ночной прохлады, ещё стелется густой позёмкой. Чем дальше группа продвигалась на север, тем суровее становилась природа, деревья располагались друг от друга дальше, увеличилась и толщина стволов. Местами стволы напоминали башни крепостей, густая растительность и мелкий куст постепенно сходили на нет, уступая густому покрову мягкого мха. Большие деревья переплетением крон образовали вверху пушистый ковёр, не давая солнечному свету питать всякую мелочь, там внизу. Это обстоятельство сильно облегчило движение с носилками.
Шли несколько часов. Единственное, что напрягало – пустые кожаные мешки для воды, хотелось пить. Алавия суровым голосом предложил напиться крови Аэнтоса, как делали древние войны во время нужды, Айтаро на это, по доброте душевной, позвал Алавию за дерево, где обещал напоить божественным жёлтым нектаром собственного производства. Опять ржали.
До полудня двигались спокойно, и хотя в тени мощных деревьев было прохладно, жажда измучила окончательно. Шутки Алавии и Айтаро уже не помогали, лица маргов застыли угрюмыми масками.
Однажды Анарконе показалось, что вдалеке между деревьями мелькнул белый силуэт. Мгновенно среагировав, юноша использовал заклятье «Тёмное Око». Каково же было удивление, когда увидел большую белую кошку. Бежит легко, иногда прыжками, следует почти параллельным курсом, но слегка отклоняется вправо. Словно кого-то преследует. На шкуре тёмнели еле заметные редкие пятна. Мощное тело, наверное, самую малость меньше рякши. Показалось, что животное несёт в пасти не то бревна кусок, не то какой-то свёрток. Кошка быстро исчезла.
Анаркона встряхнул головой.
«Бред! Какое бревно, какой свёрток?!»
Это озадачило, о подобных жителях Диких Лесов преподаватели не рассказывали. Белых кошек здесь не водилось отродясь, к тому же таких огромных, иначе знали бы. Как ни всматривался, сколько ни буравил округу приближающим заклятьем, больше странного белого пятна не видел.
В горле пересохло, говорить хоть что-то стало неприятно. Неожиданно Анаркона скомандовал:
– Стоп! – отряд замер. – По-моему, слышно, как вода журчит.
– Тоже слышу, – подтвердил Ас.
– Ты же у нас нюхач, а не слухач, – поддел Алавия.
– Слышал такую поговорку? Одно другому, не кровь из носу! – огрызнулся обладатель чудесного нюха.
– Какие-то поговорки у вас дурацкие!!! – буркнул Алавия, косясь ехидной.
– Идём на звук, – скомандовал Анаркона.