– Оставить юмор, Малиновка! Всем внимание: чему я Вас учил?! Повторяю, как я учил вас вести наблюдение?! Вот ты, Малиновка, вот ты сейчас чем смотрел на врага?!
– Глазами, сэр!
– Дурак!!! Ты смотрел через визиры, и ты слушал через микрофоны, мерил расстояние датчиками и сенсорами, но хуже того, – ты использовал виртуатор!!!
– Так точно, сэр, виртуатор – это же часть оружейной системы…
Филби не дослушал:
– Малиновка!!! Кто может объяснить Малиновке, почему он сейчас не прав? – и, не дождавшись ответа, в запале Филби продолжал, – Я же вам сто раз объяснял!.. Эскадрилья, слушать и смотреть всем, особенно новеньким, это важно! Малиновка, оборви связь с виртуатором и посмотри глазками!
– Это нарушение Устава, сэр, мы на боевом…
– Я прекрасно знаю Устав, Малиновка! Ответственность беру на себя! Быстро отключи обмен и посмотри глазками!
– Есть, глазками, сэр! – в динамиках засопели.
– Смотри, Малиновка, ты видишь космодром, видишь крэглов, они тягают своего пилота туда-сюда. Всмотрись в него, используй свой обычный аналоговый прицел. Благо, у тебя, как у разведчика, есть такая техника. Посмотри внимательно на крэгла. Что ты видишь?
– Вижу пилота…
– Стоп! Ты видишь фигуру, похожую на пилота, с чего ты взял, что он пилот?
– Но у него куртка, сэр! Виртуатор не ошибся, когда идентифицировал его, как пило… Ой, сэр, да у него куртка в крови! Сэр, да пилот-то и не шевелится вовсе, похоже, он без сознания, сейчас дам увеличение… господи!
– Ну, говори, что ты видишь, сынок?!
– Сэр, я понял: это раненый пилот, и они просто не могут толком усадить его в кабину, потому что… Господи, сэр! В кабине ещё пять человек! Это эвакуация, они пытаются эвакуировать раненых, сэр! Надо передать нашим, чтобы они не сбивали этот космолёт, там раненые!
– Молодец, сынок!
– Сэр, если они используют военный истребитель для эвакуации раненных, значит, у них там всё совсем плохо! А может быть, этот пилот – важная шишка. В любом случае, корабль сбивать нельзя, но его надо перехватить и сопроводить в госпиталь!
– Вот ты этим и займись, Малиновка! Возьми Ласточку и займись!
– Есть, сэр!
– И запомни этот урок, Малиновка! Слушай мой приказ, эскадрилья! Всем запомнить урок! Сегодня вы поняли: настоящему разведчику надо проверять себя самыми примитивными и самыми надёжными средствами, – теми, которым ты являешься подлинным хозяином – своими собственными руками, глазами и умом! Поняли меня?
– Понятно! Поняли, сэр! Классный урок, сэр! Запомнили, сэр! – загалдели пилоты.
Филби закончил обучение как раз вовремя. Пришёл приказ командования. Быстро пробежав глазами, Филби не стал задерживать и сразу же поставил на громкую связь:
– Всем юнитам, отбой! Повторяю: всем юнитам отбой! Войне конец! Крэглинги сдались!
XIX
«Когда в космосе последняя звезда сожжёт до конца своё водородное топливо и погаснет, когда сила притяжения не сможет больше удерживать звёзды в галактиках, когда разлёт галактик во Вселенной станет необратимым, а материя распадётся на составляющие её элементарные частицы, – наступит холодная эпоха Вселенной, знаменующая собой закат нашего мира, каким мы его знаем».
Неизвестный ученый начала XXI века.
Это была тихая, уютная планета, и что самое ценное – значительно удалённая от межзвёздных трасс. Полностью зелёная, с тёплым, мягким климатом, обильными реками, богатыми лесами, – это место вполне годилось под определение «рай».
Филби не очень верил в рай, справедливо полагая, что и рай и ад человек творит вокруг себя сам своими собственными поступками, но если бы рай и существовал, то, безусловно, он был бы здесь – на Силентии.
Филби и раньше любил бывать здесь. Вот и сейчас, взяв полагающийся после военной компании отпуск, он с удовольствием окунулся в несуетный мир свободы от забот, незатейливого уюта и первобытной природы.
Таким Силентию создал прапрадед Тодда – Яромир Владимирович Филби. У Яромира не было денег, чтобы купить готовую планету, и он принял разумное решение построить её себе сам. Облюбовав голубое солнце Килари в качестве базы, и оплатив налог за место на орбите, Яромир приступил к строительству.
Внутренности искусственных планет обычно делали полыми. Вместо ядра там устанавливали генератор поля, который и держал надутым весь этот гигантский «мыльный пузырь» радиусом шесть тысяч километров. Стандартный размер для планет земного типа. Рядом с генератором располагали источник искусственной гравитации, который обеспечивал привычное для человека тяготение, как если бы это была не космическая пустышка, а полновесная планета с железным ядром. Там же внутри ставили аннигиляционный реактор, снабжающий всю эту систему энергией, с запасом топлива, которого должно было хватить на миллионы лет вперёд.
На поверхности «пузыря» синтезаторы материи тонким двадцатикилометровым слоем напыляли океаны и материки, горы и равнины, накачивали воздухом атмосферу. Затем биореакторы выращивали бактерии, нарабатывали необходимый запас почвы. Генные инкубаторы выпаривали траву и деревья, производили насекомых, животных и птиц и всё это биологическое разнообразие выпускалось на волю. Однажды искусственно рождённый, этот мир начинал жить и развиваться независимо и естественно, будто бы планета существовала по своим законам уже миллиарды лет.
Подобное типовое решение можно было достаточно недорого купить на рынке или, если обладать некоторыми знаниями, сделать всю работу самому. Яромир предпочитал работу руками (это качество, как говорили, унаследовал и Тодд), к тому же, прапрадед не любил четких форм. В отличие от своих соседей, которые превращали домашние планеты в аккуратно подстриженные газоны, старый Филби приказал виртуаторам сделать совершенно произвольный рельеф, настолько непредсказуемый, чтобы можно было бродить по всем уголкам этого нового мира и всегда находить что-то новое.
Однако некоторые вещи прапрадед всё-таки подкорректировал: задал точное число материков – три, а так же определил их форму и местоположение.
Основной материк опоясывал всю планету по меридиану так, что на полюсах его сковывали снежные шапки, а на экваторе буйствовали джунгли. Он был задуман как обильный мир естественной живой природы. Можно было сесть в маленький самоходный поезд на северном полюсе и проехать на нём за полтора-два часа до южного. А по дороге наблюдать, как сменяют друг друга климатические зоны: снежная пустыня плавно перетекает в тундру, тундра обрастает редким лесом, который становится всё выше и выше. Лес постепенно редеет, уступая место степям. В степи ненавязчиво вкрапляется золото пустынь. Пустыни начинают зеленеть, встречаясь с субтропиками, а завершает действо зёленое буйство тропической зоны. А потом всё то же самое – в обратном порядке. При желании можно остановить поезд в понравившемся месте. Например, выйти и поздороваться со слонами. Благо, они на этой планете практически ручные. А можно искупаться в чистой ледяной реке, любуясь горами на горизонте, где эта река и родилась. Хотите, – останавливайтесь в пустыне. Замрите и послушайте тишину. Есть компания? Можно устроить пикник на лесной опушке. Косули и антилопы выйдут к вам на огонёк. Человека они не знают и практически его не боятся. Старый Филби изначально отказался от перегибов системы безопасности, которая, например, могла контролировать поведение животных. Прапрадед считал, что человеку иногда не мешает почувствовать себя на равных с другими существами. Поэтому волки здесь могли напасть по настоящему, а медведи задрать насмерть. Но пищи было вдоволь, экосистемы сбалансированы, и животные обычно, не нападали. Младшие члены семьи Филби могли часами кататься на этом поезде и всегда приглашали на прогулку друзей. Такие прогулки были одной из главных местных достопримечательностей.
Два других совсем маленьких материка носили имя «исторических», – так их называли в семье. Первый представлял собой изолированный мир, населённый динозаврами, эдакий островок ожившего прошлого. Второй материк – «экзотический» являлся удивительным парком, где были собраны представители флоры и фауны с самых разных планет, в основном, разумных рас, на которых когда-либо побывали Филби. Каждый считал своим долгом захватить из поездки какую-нибудь диковинную зверушку. Все радовались, собирались вместе, начинали расспрашивать, что за зверь и как его кормить. Решали головоломки, как вписать нового питомца в экосистему, так, чтобы он не пожрал всех остальных, не нарушил пищевые цепочки и так далее и тому подобное. Часто заканчивалось тем, что новичку строили отдельную вольеру, размером, скажем с квадратный километр, где воссоздавали условия его родной планеты. Часто такую вольеру изолировали с помощью защитного колпака, чтобы зверушка не сбежала со своей территории и не натворила бед. Подобными силовыми колпаками были накрыты и сами исторические материки, за счет чего их экологические системы были изолированы от остальной планеты. Когда Филби надоедали уют и безопасность естественной человеческой природы, они отправлялись на исторический материк – поохотиться на динозавров, или шли на экзотический – полюбоваться гигантскими цветами с Кромулины79, или полетать на Ольжанских80 бабочках. Представители семьи бывали в этих мирах исключительно в защитных костюмах, в сопровождении боевых роботов, за исключением прапрадеда, который был единственным, как говорят, кто умудрялся выжить здесь без скафандра и считал такой экстремальный, смертельно опасный отдых вполне естественным и достойным занятием для мужчины.
Одним словом, Силентия была создана для любителей туристического отдыха и походного образа жизни.
Из космоса такая планета ничем не отличалась от обычной, естественной, природной. И даже защитных энергетических колпаков над двумя маленькими материками с высоты не было заметно. Барьер действовал даже в море. Рыбы юрского периода и современные рыбы плавали в метре друг от друга, удивлёнными глазами разглядывая себе подобных и даже пытаясь пообедать сородичами, но натыкались при этом на прочное невидимое «стекло».
Центр управления всем этим сложным планетарным механизмом располагался в хрустальном замке на краю скалы, возвышавшейся не берегу лазурного моря. Цвет воде придавали местные минералы. Замок этот построил уже другой Филби, помоложе, – прадед, в честь красавицы прабабушки.
Виртуаторы центра управления бережно корректировали орбиту планеты и наклон её оси, регулировали климат, не допуская слишком опасных перекосов. Следили за силой тяжести, состоянием атмосферы, поддерживали экологическое равновесие животного и растительного мира, – одним словом, делали всё необходимое, чтобы сохранить этот хрупкий и прекрасный мир, семейный очаг Филби, построенный на скорлупе гигантского яйца, – искусственной планете Силентии.
* * *
В этот раз Силентия встретила Филби приветливо: ровная спокойная осенняя погода царила в северном полушарии, куда приземлился кораблик Тодда. Филби не стал заходить в хрустальный замок, где сейчас не было никого, кроме роботов. В Южном полушарии отдыхали Иван и Кристина Беловы с детьми – дальние родственники Тодда по материнской линии. При заходе на посадку, когда корабль засекли охранные системы, Филби попросил Бэримора, их семейного робота-управляющего никому не сообщать о его приезде. По заведенной традиции Филби поселился в маленьком домике в предгорьях, где сейчас была осень. Домик этот построил другой предок Филби по линии отца – Рой Филби. Строил его как летний домик, своими руками, из естественных материалов – дерева и камня. А, поскольку во Вселенной эти материалы давно уже не использовали в качестве строительных, дом получился очень старинным на вид. И это нравилось Тодду. Никаких удобств, но и никаких излишеств, только ты, дом и природа.
Отоспавшись в первый день своего отпуска, Тодд на утро следующего дня отправился за грибами. Собирать эти съедобные лесные растения было просто и увлекательно, а самое главное – занятие требовало ходить. Много ходить, отыскивая замаскировавшиеся грибы в лесной траве, в зарослях кустарника, на опушке леса. Для Филби, который так слишком много времени проводил в кресле пилота, ходьба была прямо тем средством, что доктор прописал.
Холодные звёзды уступили место тёплым цветам, тьма космоса – зелени леса, теснота кабин, кают, ангаров – простору полей. Филби гулял, гулял, гулял, собирая грибы, вдыхая свежий осенний воздух, напоенный ароматами соснового леса: гниющей листвы, тёплых мшистых камней, сыростью болот, солнечных лучей, пробивающихся сквозь плотную завесу веток…
Грибов было много, и они были сказочные: большие и толстые – белые, маленькие и жирные – маслята, красивые на аккуратной ножке – подберёзовики, разноцветные и ажурные – сыроежки. Так и бродил Филби по лесу, отключившись от Оракула, без машин и без роботов, позабыв обо всем на свете, с контейнером по имени «корзинка» в руках. Такие делали очень древние люди – славяне, его предки, как рассказывал его дед.
Когда корзинка наполнилась, Филби повернул к домику. Через час он вышел на опушку леса. Сказочный вид открылся ему: невысокие горы ровными волнами бежали с запада на восток, огромная речная долина раскинулась между гор, а поле, украшенное незатейливыми северными цветочками, дышало ветром.
«Как странно», – подумал Филби, – «Словно бы и нет в этом мире ничего, кроме этой долины, и этих гор. Куда делся весь наш век с его высокими технологиями? Где сейчас звездолёты, бороздящие холодную космическую мглу? Где миллионы солнц, глядящих своими очами на миллиарды планет? Нет ничего!!! Ничего нет!!! Есть только я, это солнце и это поле, да горы там, вдали. Остановилось время и никуда не течет. Через тысячу лет придёт сюда другой юный Филби, его внук или правнук и будет так же, по старинному обычаю собирать грибы. И так же выйдет на опушку леса, вот в это поле, и будет смотреть, и думать о чём-то своём…»
Жив ли я? Живу ли я? Или это мне кажется? Или это мир живёт вокруг и смотрит в меня сейчас как в маленькое зеркало? Смотрит и думает: вот маленький Филби вышел на опушку леса и смотрит в меня. А кто же я? Живу ли я? Я ли это живу, или это маленький Филби живёт и смотрит сейчас на меня и думает о своём?..
Запутавшись в отражениях своего сознания, настоящий Филби вздрогнул. Его сердце тронула тоска. Тоска от величия и непонятности этого мира – столь простого и столь сложного. А тоска – это было не то чувство, за которым он приехал в эти волшебные края. Стряхнув набежавшую тоску и сосредоточившись на солнечном свете, и бабочках, и прекрасном осеннем поле, Филби зашагал вниз с холма по направлению к маленькому древнему домику, который построил его дед.
Зайдя в дом, он услышал обычное «Тик-так»: старинные часы тикали, отмеряя утекающее время. Хотя, если вдуматься, есть ли то, что стоит отмерять? Что показывает стрелка часов? Она показывает лишь положение планеты относительно солнца. Измерять время придумали греки. Они втыкали в землю палку и следили за тенью, которую отбрасывает солнце. Но имело ли это измерение тот смысл, что мы вкладываем в него сейчас? Может быть, для греков это имело совсем другое, символическое значение: может быть, так они отдавали дань солнцу, поклонялись ему, наблюдая за его тенью? Об этом мы никогда не узнаем.
Тик-так…
Филби смотрел, как чинно ходит маятник. Это было полнейшим безумием – создавать дом по древним технологиям, совершенно вручную, без использования форм-синтезаторов, без подсказок всезнающих виртуаторов. Но в этом был весь дед, он не далеко ушёл от прадеда, да и вообще от всех мужчин рода Филби. Взяв с собой лишь четырёх роботов в качестве помощников, дед строил этот дом сам, полагаясь лишь на собственный разум.
– Работа разума, внучек, самая ценная вещь, – учил дед, – Используй любую возможность, чтобы обучить разум!
И Филби всегда следовал этому принципу. Дед считал, что человеческий разум обучается максимум до трёх-пяти лет, а все остальные знания, что мы усваиваем, – это чужие готовые образцы. Они полезны, но созданы другими людьми для решения очень своих, зачастую узких задач. Если опираться только на них, попав в нестандартную ситуацию, запаса этих знаний может и не хватить, а новые ты создавать не научился, творцом так и не стал. Поэтому, учил дед, чтобы обучить собственный разум, нужно постоянно устраивать ему испытания, задавать головоломки и задачи. Ничего лучше новой, неизвестной работы для этого и не придумаешь. Конечно, обогащаться чужим опытом можно и нужно, но это только потом. Первый опыт, когда у тебя ещё нет образцов, бесценен с точки зрения возможностей для роста.
Дед был живым воплощением этой теории. Он дед начинал строить дом, имея на вооружении лишь учебник, без учителей и наставников. Добывал руду и ковал железо, не имея навыков рудокопа и кузнеца. Он любил взять старую вещь и каким-нибудь способом вдохнуть в неё новую жизнь. Например, брал старинную трубку, которую древние использовали для курения табака, добавлял к ней миниатюрные генератор, лазерный запал и фильтры, а так же водяной охлаждающий контур, – получалась трубка, которую можно было курить как кальян, не нужно было специально поджигать и постоянно раскуривать. Потом он с радостью раздаривал свои изобретения друзьям и знакомым и те расползались по всем соседним галактикам. Так, изолусцы81 приспособили дедовские трубки под курение норквы82 – местного наркотика, и это стало, чуть ли не народной традицией.
Тик-так…
Вот и в эти древнейшие часики дед вложил маленькую хитрость. Механизм в движение приводили гири, которые нужно было постоянно, раз в сутки подтягивать вверх. Дед замкнул цепочку в круг, а к гире приделал кибернетические лапки так, что она постоянно по мере опускания «переползала» по цепочке вверх, и её не нужно было подтягивать самому.
Тик-так…
Но была в этом доме одна изюминка, которая стоила всем остальных прелестей этого места. Грибы, свежий воздух, купание и девственно чистая природа не могли заменить баню. Баню придумали русские, к этой расе принадлежал и Филби. По крайней мере, так говорила его мать. Хотя люди уже давно забыли национальные языки. Русский не избежал этой участи, смешавшись с английским, став основой земной лингвы. С языком забылся и смыл того, что такое быть русским или американцем. Земляне стали единым народом в ряду миллиардов других космических рас. Даже разумные уже практически слились в единую расу, и хотя, например династия разумных муравьёв, ирпанцев83, не могла скрещиваться с человеком напрямую, в дело вступала генетика: влюблённая пара могла создавать ребёнка, сочетая гены муравья и человека. Получались с виду уродливые, но очень эффективные и разумные создания, сочетающие в себе достоинства насекомого и млекопитающего. И хотя по началу такие пары были изгоями и в людском, полном расовых предрассудков, и в муравьином, отрицающем личную жизнь сообществах, впоследствии напряжение спало, и границы культур стали размываться, доказывая, что разум действительно является главной связующей особенностью разумных рас. В этом свете принадлежность Филби к русским была бы не более чем памятью о давно ушедшей традиции. Если бы не баня…
Баня стояла по другую сторону огорода – маленькое одноэтажное здание из брёвен. За счет горячей воды и высокой температуры, в бане достигалось состояние полного расслабления и покоя, которого старому разведчику Филби так не хватало на войне.
Робот по имени Банник, которого обучал ещё сам дед, сделал Филби великолепный массаж, попарил пилота веничком, а потом вымыл с ног до головы. Филби лежал на веранде дома, завернувшись в мягкое полотенце, и отдыхал. Все заботы, проблемы, ужасы и тревоги пережитой войны – всё было позади. Всё растворилось в беззаботной неге тёплых осенних дней. Осень Филби тоже выбрал не случайно. Летней жары не хотелось. Зимнего холода тоже. А свежий осенний воздух был в самый раз.
Так продолжалось неделю: походы за грибами, плавание, баня, рыбалка, сладкое «ничегонеделание», глубокий долгий сон, чтение книг; и снова грибы, плавание, баня… Никакой войны, никаких выстрелов, никакой крови. Не нужно было никого убивать, чтобы самому не быть убитым. Не нужно было думать, как не попасть под горячую руку начальства, чтобы не быть расстрелянным за чью-то оплошность. Не нужно было хоронить убитых товарищей, представляя, что вот так же тебя завтра похоронят. Не нужно было ненавидеть врага, на которого тебе в сущности-то было и наплевать… Не нужно было ничего!
На восьмой день Филби окончательно пришёл в себя. Первым признаком была вернувшаяся память. Он вдруг внезапно вспомнил про свою находку.