Извозчик душ: Вызов

Мы никогда не узнаем, что там…

ГЛАВА 6

Городу тысячи лет. С незапамятных времён он, словно старый пёс, задремавший на камне, развалился по всей площади этого высокого ровного плато, что широким монолитом вырастает из морской пучины. Злые тёмные волны внизу силятся достать до него, а грозные тучи вечно стоят над башнями Города, гневно швыряясь в него молниями.

В мрачное небо, словно мечи воинов, восставших из могил, вонзаются чёрные шпили его небоскрёбов. Под их тенью неспеша бредут души, закутанные в траурные наряды. Их бледные лица практически сливаются с серым асфальтом под ногами, а в миллионах глас лишь холодная пустота. Совсем как в слепых окнах окружающих домов.

Среди однотипных куч небоскрёбов, скучных, шаблонных улиц и широкоплечих крепостей на окраине, пронзает хмурый небосвод самая высокая башня.

Здание Суда. Именно эта необъятная громадина с четырьмя ярусами становится чертой в жизни каждого человека. Финальной чертой, после которого его человеческое существование прерывается навсегда, и он становится либо огненным воплощением ярости, либо грозным крылатым воплощением добра. Или же серой тенью, что населяет этот Город, выросший вокруг Башни.

Она вырастает из самого центра плато. Её нижний, самый широкий квадрат, словно объят пожаром: тысячи окон горят адским пламенем. Здесь сидят Обвинители – те, кто помнят всё, те, кто шепчут Фемиде обо всех грехах, что когда-то совершил человек, представший на Суде, те, кто делают всё для того, чтобы твоя душа опустилась в Ад.

Выше чуть более тонкий ярус здания, окружённый скульптурами в виде рогатых зубастых созданий. Его окна сияют ослепительно белым, режущим глаза, как первый взгляд на мир новорождённого младенца.

Здесь проходит Страшный Суд. Здесь богиня справедливости Фемида вечно стоит с Весами Правосудия, верша тысячи судеб в день. На одной чаше сердце Смерти, на другую ложится сердце человека. Смерть равна для всех, она не добро и не зло, и если человек грешен и зол, то чаша с его сердцем опустится вниз, а его душу ждёт пламя. Добро выше равнодушия, и если сердце Смерти опустится вниз, то умершего ждёт Рай. Его сердце возвысится на весах, и вместе с ним и его душа.

Но ни одна лишь карма влияет на положение чаш на Весах Правосудия. За каждую душу между Обвинителями в лице демонов и Адвокатами в лице ангелов идёт настоящая борьба.

Они наперебой кричат Фемиде о прегрешениях человека или же о его заслугах, и под их пламенные речи чаша весь процесс Суда покачивается то вверх, то вниз. Иногда Адвокатам так удаётся заболтать Фемиду, что даже опускающаяся к залитому кровью полу Зала Суда чаша может резко подпрыгнуть вверх, и вот уже грешник становится ангелом. И наоборот – человеку, чьё сердце тянулось ввысь, Обвинители могут припомнить такие подлости и низости, что сердце Смерти резко подпрыгнет на Весах, а грешника опустится.

Впрочем, демоны чаще борются за душу, чем ангелы. Последние хотят видеть в своих рядах достойных и милосердных людей. В отличии от демонов, пушечное мясо и расходный материал им не нужен. Если человек оступился на своём жизненном пути, но до этого поступал достойно или героически, ангелы были готовы ему помочь. Гордые адвокаты сидели в ещё более тонком уровне здания над сектором Страшного Суда, их окна сияли голубым, словно за ними раскинулся небосвод в ясный летний день.

В самом верхнем и самом тонком секторе жили Присяжные, Боги Смерти. Те, к чьему мнению на Суде Фемида прислушивалась особенно тщательно. С ними же за мерцающими зелёными окнами был цех трёх сестёр Мойр. Здесь они тянули нити судьбы каждого человека, записывали все его поступки и события, пока они тянутся, и обрезали их ножницами. Данные по каждой жизни попадали вниз, к Адвокатам и Обвинителям.

На верхушке здания, прямо под шпилем в виде скелета, сжимающего косу, восседала сама Смерть. Вернее, Господин Смерть. Это был мужчина, генеральный директор этого большого концерна Города Суда. В его кабинете не было ни компьютеров, ни бумаг, а вся информация шла к нему через слуг или прямиком в его голову.

Поэтому он, чуть прищурившись, обрабатывал её, равнодушно смотря в окно, на чёрный город, где муравьями сновала миллионная армия его Слуг.

Он был в нескольких километрах от нас. Сквозь туманную дымку над Тёмным Морем чёрные обелиски небоскрёбов уже отчётливо видны даже на фоне пасмурного неба. Из-за серых гор к перекрёстку, где две широкие трассы на Ад и Рай соединялись воедино, выползала моя машина.

Сверкающие чистые машинки других Извозчиков торопливо заворачивали на мост в Город Суда, и откуда-то с бездорожья в их поток влилась побитая, помятая и перепачканная в пыли БМВ.

До плато Города Суда отделял каменный мост в несколько километров, украшенный арками с жуткими статуями. Они двигались, холодно зазывая в самое мрачное место на планете. Из города и в Город непрерывным потоком мчались черные седаны, автобусы и даже грузовики, где в кучу были сброшены души, которые везли в Ад. Дорога Извозчиков.

С каждым километром ожившие статуи на арках становились всё мрачнее, всё ужасней. И если у въезда Извозчика встречали просто убитые горем люди в траурных одеждах и с такими же лицами, то дальше на них становилось всё меньше плоти, всё меньше человеческих очертаний. Перед воротами в Город на арках уже размахивали косами чёрные скелеты со звериными черепами на месте голов.

Алекс помрачнел ещё больше. Под серым небом и в окружении одинаковых надгробий домов, из которых словно выпили весь цвет, других чувств не возникает.

Унылый городской пейзаж разбавляют лишь несколько магазинов с тусклыми витринами, которые принимают одетых в чёрное посетителей. По улицам равнодушные прохожие идут, смотря сквозь друг друга невидящим взором. Словно сотканные из тьмы автомобили снуют туда-сюда от центра города, от Здания Суда. Чуть выше небоскрёбов едва покачиваются чёрные цилиндры дирижаблей.

– Это Слуги? – холодно спрашивает пассажир, указывая на прохожих.

– Именно так.

– Вас так много?

– Меньше, чем кажется. Очень редко на Весах Правосудия сердце человека встаёт посередине. Здесь существуют Слуги со всех времён, поэтому их так много.

Здание Суда – четыре вытянутых кубика друг на друге, упиралось в небо. Нигде на Земле нет такого высокого дома: он словно гора, чья вершина окутана облаками.

Въезжающие в Город машины стремятся на подземную стоянку под Зданием, в общем потоке туда проскальзываю и я. Общий вид паркинга – бескрайняя тёмная пещера с отполированными стенами, по которым скользит что-то вроде рисунков неандертальцев; освещения, кроме факелов с зелёным пламенем, нет.

К машинам спешно подходят верзилы ростом далеко за два метра и вдвое шире любого мужчины в плечах, их головы покрыты чёрными капюшонами, а вместо лиц железные оскалившиеся черепа. С шипастых кожаных ремней свисают нагайки и плети.

Это Надзиратели. Те, кто отвечают за приём, выдачу и охрану душ.

Алекс похолодел и напрягся, когда я поставил машину на свободное место.

– Не волнуйся, это всё маскарад, Суд не такой Страшный, как кажется. – я счёл нужным успокоить пассажира. – А в Раю ты ещё успеешь отдохнуть от жизни, и от Суда тоже.

– Ты уверен, что меня ждет Рай?

– Уверен. – твёрдо заявил я. – За тобой пришли.

Громила грозным и уверенным шагом приближался к правой двери машины, где сидел Алекс.

– Ещё увидимся? – зачем-то уточнил он.

– Нет. – я напоследок пожал его руку. – Уже никогда. С тобой было интересно пообщаться.

– И с тобой! Надеюсь, что у тебя есть какие-то мечты, и ты их осуществишь даже несмотря на то, что обречён вечно возить души!

– Обязательно. – дверь распахнулась, громадная ручища Надзирателя обхватило предплечье Алекса и с силой поволокла его за собой, в темноту.

Алекс был хорошим и интересным пассажиром, вопросы задавал по делу, не паниковал и не пытался сбежать. Побольше бы таких, с ними приятней работать. Но я не буду его вспоминать.

Ни к Алексу, ни к другим пассажирам я никогда не привязывался: они всего лишь часть моей работы, вещи, груз, который я должен доставить. Впрочем, после некоторых оставался небольшой осадок. После Алекса осталась его последняя фраза про мечты.

Мечта… Ха. Ха. Ха. Какая может быть мечта в Мире, где ты живешь вечно от дозы до дозы эмоций, как последний наркоман? Какая может быть мечта там, где ты не станешь богатым, потому что здесь нет бизнеса? Чемпионом, когда здесь даже нет спорта? Известным, когда тут нет телевизора? Счастливым, когда твоё счастье расфасовано в таблетках, и ты получаешь его за свою работу? К чему стремиться?

Ответ очевиден. Ни к чему. Здесь нет и не может быть мечты, целей и идеалов, а все эти ценности работают только там, где их придумали. В Мире Живых.

Грязный и помятый БМВ покидает паркинг Здания Суда.

ГЛАВА 7

Еженедельно, ровно в 7 утра, на въезде в каждый квартал Города Суда стоит какой-нибудь молодой парнишка в неприметной одежде с кислым лицом и без особой живости раздает свежие газеты.

В руки ещё не разучившихся читать мертвецов попадает свежий выпуск DeathDaily, издания с 500-летней историей. В каждом квартале в зависимости от языковой принадлежности Слуги Смерти раздавали её на разных языках. С помощью магических ухищрений Смерти его Слуг научили общаться на одном языке, а вот читать нет.

В сегодняшнем выпуске помимо никому не нужного гороскопа, квалификации существ, живущих за пределами Города, и предупреждений для Извозчиков, какие маршруты особо опасные, на развороте красуется большой материал о железной дороге, новом проекте Смерти:

«Поезд Смерти готов к перевозкам

Как сообщила пресс-служба Господина Смерти, нашумевший проект Поезда завершен на 90%, и в следующее воскресенье Поезд уже отправится в свою первую поездку.

Напомним, что самый вместительный транспорт для перевозки душ начал создаваться ещё в 1950 году. Для его проектирования подключили лучших инженеров Города Суда, а дорогу в сторону Ада и Рая строили усилиями 5,5 миллионов ангелов и демонов.

Поезд называется Десятник, так как за раз способен перевезти десять тысяч душ в десяти вагонах по десять этажей в каждом. Движение Поезду обеспечивают пять мощнейших энергетических котлов, мощность которых эквивалентна ведущим атомным реакторам Мира Живых, а корпус покрывают пять слоёв заколдованного металла, добытых с горы Спящий Демон в Долине Бешеного Камня.

– Создание «Десятника» – это прорыв в транспортной индустрии Города Суда, – заявил корреспонденту DD Господин Смерть. – Он практически не уступает в скорости стандартному автомобилю Извозчика, и в среднем способен перевести в 10 000 раз больше душ. Внедрение подобных транспортных средств в наш Город в разы упростит систему логистики и снизит очереди на перевозку в Здание Суда. Впрочем, новая колесная громада не вытеснит водителей за пределы конкуренции.

Господин Смерть отметил, что приоритет в доставке душ из Мира Живых в Мир Мёртвых по-прежнему будет за Извозчиками.Если Поезд покажет себя успешно, то через двадцать лет по Железной дороге начнёт курсировать второй. В свою очередь, первый поезд будет доставлять души только в Ад, а новый только в Рай.

Также Господин Смерть поделился и более глобальным планами на транспортный сектор Города:

– Независимо от того, куда попадёт человек: в Рай или Ад, его последний путь должен быть быстрым, комфортным и безопасным. И в этом Мир Мёртвых не должен отставать от наших молодых, ещё живых коллег на планете Земля. Следующим глобальным шагом в доставке душ мы планируем авиацию. Действительно, Городу Суда нужны аэропорты, а умершие люди заслуживают, чтобы их душа взмыла ввысь, прежде чем найти вечное пристанище.»

Последний священник умершего, то есть я, ехал к своему дому. Почему последний священник? Именно мне, Извозчику, исповедуется перед Судом очередная несчастная душонка. В моей машине и плакали, и жалели о прошлом, и раскаивались, и просили прощения у всего мира, и молились, и рассказывали зачастую унылые и однотипные истории своих жалких жизней.

Я слушал и машинально утешал их, лишь бы их раскаяние не отвлекало меня от дороги. Что ж их так разбирает на чувства, когда их уже везут на плаху? Чего это при жизни мыслей раскаяться и остановить свои грязные деяния не возникало? Или, быть может, все они, в большинстве своём верующие, отчего-то думали, что возмездие обойдёт их стороной? Хо-хо. Как наивно.

Помнится, когда я ехал на Страшный Суд, был представителем моей любимой категории пассажиров. Молчуном. Обожаю таких попутчиков: с ними проще всего работать, и они редко подвержены побегу. Чаще всего они просто сидят в депрессии, временами отвлекаясь на каких-то чудищ.

На дисплее бортового компьютера надпись от Мораны: «Умница, Артур! Норму выполнил вдвое быстрее!» Спасибо, конечно, но похвалу на хлеб не намажешь – вернее, в таблетницу не положишь.

Тут же сообщение заменяется на состояние счёта. Цифры разбегаются до 29 оболов. Ничего так накапало!

Оболы – это монеты, которыми платили за доставку душ самому первому Извозчику – Харону, что через мёртвую реку Стикс перевозил на тот свет первые людские души. Тогда ещё не был построен ни Ад, ни Рай, и первые чёрные ангелы просто хаотично раскидывали души в мёртвые водоёмы этого Мира. Уже оттуда Харон перевозил их в Тёмное море и сбрасывал в пещеры плато.

Так эти душонки стали первыми обитателями нынешнего Города Суда. Позже их оттуда расфасовали по Аду и Раю в зависимости от их характера и поступков.

Долгое время плато было неким перевалочным пунктом для душ, а затем для удобства был введён Страшный Суд, который осуществлял большую работу по распределению душ на хороших и плохих. Средним душам тоже нашлось место: в Слуги Смерти стали попадать не просто материальные воплощения воли Господина Смерть (такие, как Киллеры), а уже бывшие люди.

Времена Харона забыты, в Мире Мёртвых воцарилась новая жизнь с новыми законами, но традиция осталась. За привезённые души Извозчикам всё также платят оболами.

Он тенью скользил вдоль обожжённых скал Ада к ямам своих подопечных.

Демоны, кидающие в них грязью и камнями, не видели, как он подошёл к яме совсем вплотную. Он был неосязаем и невидим. Только его ученики подняли взоры, едва их Учитель возник наверху.

Он опустился на одно колено и чуть опустил голову, покрытую капюшоном.

– Время пришло, – чуть слышно прохрипел Он, но для Его учеников эти слова громом раздались в душае. Глаза начинающих демонов загорелись золотистым, ярким и нестерпимым, словно солнечный свет, пламенем.

– Да, Учитель. – в унисон прогремели они, чувствуя, как невероятная, неведомая никому ранее сила, теплом разливается по их душам, делая их тела несокрушимыми.

– А-а-а-а-а! – испуганно взвизгивают черти, бросавшие в них камни, когда золотые фигуры взлетают со дна и начинают методично разрывать их по кусочкам.

В один миг они оказываются наверху и собираются в большой, сияющий, словно брызги солнца, золотой отряд.

– Спасибо, Учитель! – с выражением вселенского счастья благодарят они и в следующую секунду рвутся в бой.

Весь Ад в недоумении поднимает все свои войска. Что-то не так. Не пройдя всех испытаний, к выходу рвутся пятьдесят новобранцев, которых совсем недавно привезли со Страшного Суда. Вся бронетехника, легионы демонов и чудовища Ада разом пытаются подняться против них, но даже им не под силу задержать восставших. Ни на секунду…

Помятая грязная тачка не очень вписывается в общую картину одинаковых красивых и вылизанных машинок, стоящих в очереди у многоэтажного готического здания банка. Все двенадцать этажей красивого и мощного здания, выросшего посреди улицы, как невысокий, но крепкий страж, работали на выдачу денег.

Внутри банк как банк: люди в очередях, прилавки, табло с номерами, приём у кассы по талончикам. Интересно, когда здесь уже сделают банкоматы?

– Личный номер. – дежурно потребовал гном в чёрной мантии с сероватой кожей, когда дошла моя очередь. Он был кудрявый, с длинной седой бородой и совершенно пустыми скучающими глазами.

– 1 781 502 468. – выдаю свой паспорт в этом мире, он же порядковый номер меня в составе Слуг.

Какое–то подобие старого компьютера с выпуклым монитором стояло у гнома на столе. Он порылся там и сверил данные.

– Двадцать девять оболов, пересчитайте. – подневольный серый гном лихо высыпал нужное количество из огромного мешка рядом с ним мне в небольшой мешочек и протянул.

– Всё верно.

– Приходите ещё. Следующий! – я отхожу с уловом. Вполне неплохо. Можно жить припеваючи до следующей перевозки, да, ещё и пару-тройку монеток останется. Чтобы затариться наркотиками (ну, а что ещё являют собою эмоции в таблетках?), еду к магазину.

Магазин. Похож на товары для Хэллоуина. Вывеской на витрине служит светящийся весёлый скелет, закидывающий яркие драже себе в рот.

Обстановка внутри довольно забавна. Пол завален тыквами, похожими на человеческие головы. В них лежат свёртки с рыжими таблетками энергии. Таблетки радости и пузырьки с прочими эмоциями валяются во вскрытых черепах, ровно стоящих на прилавках. Ассорти из разных ощущений в мешочках протягивают обугленные руки, вылезающие из стен.

Продавщицу легко узнать по красному платью. Милая женщина лет тридцати с красными локонами, улыбается и, пританцовывая, обменивает товар на деньги. Пожалуй, это самый счастливый человек в этом городе. Не мудрено – от таблеток радостных эмоций у неё прилавки трескаются, и вряд ли кто пересчитывает каждую пилюлю. Можно и взять парочку.

Собираю товар в картонный пакет, похожий на те, что подают в общепите, расплачиваюсь, наблюдая за её весьма миловидной, чуть похотливой улыбкой, попутно выслушиваю её полупьяные попытки флиртовать и молча ухожу.

Несколько таблеток успеваю проглотить по дороге и вновь чувствую себя живым. Поскольку происходящее начинает иметь для меня значение, я вновь начинаю переживать за свою машину. Паутина трещин на стекле и вмятины на капоте дико расстраивают, однако в мастерскую ехать не тороплюсь. Проехав по извилистым улочкам, добираюсь до Русского квартала. Кроме названия в нём отечественную культуру не выдает ничего больше: те же чёрные дома и серые морды прохожих, как и везде. Обозначение «Русский», скорее, ориентир для Информационщиков, чтобы понимали, куда и на каком языке отправлять очередную партию газет.

Здесь, в этом районе, стоит чёрная скала моего дома, на шестнадцатом этаже высотки моя квартира. Точнее, расширенная версия гроба, где есть кровать и шкафчик. Поселись я на этаже выше, или вообще на другой улице – разницы бы не было никакой. Одно оконце, одна кровать с чёрным бельём, шкафчик, зеркало и стены с тёмно-серыми, как мокрая мышь, обоями. Гроб с необходимыми удобствами.

Однако единственное отличие именно моей ячейки от остальных в том, что здесь меня кто-то ждал. То существо, что чудом сохранило искреннюю радость существования даже после жизни.

Рекс. Как и всё, что было со мной на Земле, его я тоже помнил обрывками: где-то всплывали картинки, как мы бегали с этим кобелём овчарки вверх по склону, как я брал его с собой на спортплощадки и заставлял прыгать через препятствия, как он утром будил меня и приносил в постель мячик, но, как я приобрёл пса и откуда он у меня, было загадкой. Он умер через неделю после моей гибели. Душа преданного животного незамедлительно пошла за хозяином.

Души домашних животных всегда идут следом за своими хозяевами: хоть в райские кущи, хоть в жар преисподней.

Мир Мёртвых преобразил Рекса. Из симпатичной немецкой овчарки он вырос в мускулистую лохматую чёрную псину с острыми кинжалами зубов и горящими багровыми глазами. Правда, пугающая внешность никак не отобразилась на характере пса. Он остался всё таким же добродушным и счастливым раздолбаем, каким я успел его запомнить. Та искренняя радость, с которой он накидывался на меня, чуть не сшибая своей массой и упираясь мощными лапами мне в грудь, волей-неволей напоминали о жизни. Пёс по-прежнему был жив и совсем не смущался ни своей новой внешности, ни окружающей серости. Для него всё осталось как раньше.

А для меня нет…

Я действительно умер. Странно, почему он ещё рад меня видеть.

В моей душе совсем не осталось ничего живого, даже полноценных воспоминаний о своей биографии, а этот пёс отчего-то ещё любит меня. Что он находит во мне?

– Поехали, гулять будем. – и открываю перед ним дверь. Пёс, подпрыгивая от радости, выбегает из квартирки.

Как совершенно живая собака, он скулит в лифте, когда тот, громыхая, опускается вниз и, часто дыша, семенит вперёд меня к машине.

Я сажаю его на переднее сиденье и следую к Мастерской.

В отличие от банка, который один на весь город, мастерская в каждом квартале своя, поэтому путь туда длится не более минуты.

Мастерская. Одноэтажный длинный ангар, вмещающий в себя порядка ста машин. Крыша покрыта скромным чёрным шифером, над ней высится скульптура мигающего изумрудного черепа с двумя гаечными ключами под ним. Эдакий аналог пиратской эмблемы.

Внутри ангара машины стоят в линии: каждая в центре круга с пентаграммой. Механики в балахонах водят по ним посохами мерцающих гаечных ключей (каждый размером как добрая бейсбольная бита), и мелкие повреждения разом исчезают с помятых автомобилей.

Помимо ремонта здесь периодически проводили зарядку артефактов и энергоблоков машины энергией Смерти. Этот процесс можно сравнить с заправкой.

– Вася, принимай аппарат. – обращаюсь к начальнику Мастерской, невысокому полному пареньку с маленькими, но всегда смеющимися голубыми глазками. Хоть ему и было чуть за тридцать, когда он умер, но всегда производил впечатление незрелого юнца. Несмотря на то, что у него была должность начальника Мастерской, получал он чуть больше обычного механика, но список обязанностей был на порядок длинней.

От своей должности отказаться не мог, стать механиком тоже.

В Городе Суда всё устроено так, что у тебя не будет мотивации к карьерному росту, а смена деятельности не предусмотрена вообще. Всё, что ты можешь достичь – это работать чуть больше на своей работе, чтобы рассчитывать приобрести чуть большую дозу эмоций. Богачом не станешь.

– Да, где ж ты ездишь то, а? – обомлел он, глядя на БМВ. – Как ты можешь помять машину, у которой несколько слоев магической защиты, которую пушкой вряд ли прошибёшь?

– Насчёт пушки не уверен, а вот пару валунов покоцало. В Каменную Бурю попал.

– Ну ты даешь, Арчи! Нельзя, что ли, по основным безопасным трассам ездить?

– Да, наперерез как-то быстрее.

– Быстрее ему! Ты, чем быстрее привозишь, тем награду получаешь больше, а обо мне подумал? У меня зарплата фиксированная, сколько машин не починю, всё равно получу одинаково. Думаешь, мне в кайф ещё с твоей тачкой возиться?

– Да брось ты, Вася! Можно подумать, ты сам с ней возишься.

– Ну… Мне следить тут за механиками.

– Ой! Вась, кончай уже жаловаться. Через сколько машину забирать?

Вася бросает ещё один взгляд на БМВ.

– Через полтора-два часа заходи.

– Окей.

Подождать можно в Парке Самоубийц, рядом. Называется он так потому, что, гуляя по нему, другого желания, кроме как повеситься или утопиться, не возникает.

Дизайнер, продумавший его, развесил петли на полуголых ветвях, а в маленьком пруду временами всплывал искусно сделанные манекены утопленников. Периодически их толкал гигантский сом, живший в этом же водоеме.

В парке почти никого. Депрессивный и унылый пейзаж: по блёклой, еле зелёной траве стелются чёрные верёвки змей, усталые деревья в бессилии опустили ветки, а по вымощенным дорожкам изредка проходит пара угрюмых прохожих.

Только Рексу весело. То схватит за хвост незадачливую чёрную рептилию, то тащит мне палку, чтобы я кинул ему её. Он радостно лает, бегая вокруг меня, но от его нынешнего лая стынет кровь в жилах, а его улыбающаяся физиономия с двумя рядами клыков может вызвать инфаркт.

Но Рекс ничего об этом не знал. Для себя он оставался таким же ухоженным псом-овчаркой, а Парк Самоубийц виделся ему лишь уютным сквером, какой был возле моего былого дома.

Действия эмоций заканчивались, и на душу мне ложились всё более тяжёлые и мрачные мысли. Глядя на доброту пса ко мне, я уже начинал сомневаться в своей принадлежности к клану Слуг Смерти. А, вдруг я при жизни был добродетелен, и меня по ошибке засунули сюда? Или же я был воплощением зла? Алекс отметил, что знает некоего бизнесмена Артура Орловского, что работал в связке с Дуковым, криминальным авторитетом, что подорвал журналиста в его собственной машине. Что, если мне лучше не знать, в каких грехах я был повинен при жизни?

В задумчивости я смотрю на вышку Здания Суда. Добро и зло. Что это вообще такое? Всего лишь две относительности.

Добро – сила, направленная на созидание, зло – на уничтожение, но ведь создать можно атомную бомбу, а уничтожить вирусы. Или же добро заключается лишь в соблюдении так называемых Божьих Законов?

Но ведь я могу каждый день ставить свечку в церкви, а вечером насиловать детей, или я могу презирать религию, но придумать лекарство от рака?

А, может, добро ты или зло, определяют твои помыслы?

А, что толку от моих помыслов? Человек ведь познаётся в поступках. Я могу с искренней любовью к человечеству сидеть на диване и плевать в потолок, или же ненавидеть людей, но быть фанатично преданным своему делу и этим помочь миллионам человек.

А, может, наши поступки и мысли просто излучают ту или иную энергию, а добро и зло есть не что иное, как заряд плюс и минус?

Я сажусь на скамейку у круглого пруда и стараюсь отвлечься на колыхающуюся гладь, из которой периодически высовывает свою уродливую морду гигантский сом. Рядом со мной сидит какой-то мужчина и увлечённо читает свежий выпуск DD (DeathDaily). Судя по очертанию букв, язык похож на латынь или римский.

– О чём там? – интересуюсь у него, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей.

– Да, всё об одном этом же, Артур, о железной дороге. – говорит знакомый голос позади внушительного разворота газеты.

– Луций? Вот, так встреча.

– Именно так. – он опускает газету.

Это стройный широкоплечий мужчина лет пятидесяти с выразительными серыми глазами и мужественными чертами лица: почти прямоугольные скулы, прямой нос, низкий и широкий лоб; голову покрывает жёсткая как щетина короткая стрижка седых волос. Луций, старейший Извозчик из тех, с кем я знаком. В прошлом римский легионер. Он так давно занимается перевозками душ, что одно время делал это на запряжённой чёрным конем колеснице.

Он один из немногих Слуг Смерти своего возраста, с которыми можно общаться.

Те Извозчики, что проработали несколько столетий, становятся, замкнутыми и необщительными, а их лица практически неподвижными. Однообразная работа превращает их в простые равнодушные машины. Куклы за рулём.

– Ну, приветствую тебя, старый друг. – обмениваемся крепким рукопожатием. – Ты какими судьбами здесь?

– Отдыхаю. – просто отвечает собеседник, Рекс подходит к нему, дружелюбно кладет свою огроменную морду ему на ногу, и Луций, умиляясь, чешет кошмарного пса за ухом. – Стало скучно только по своему кварталу околачиваться, вот, в ваш решил заглянуть. Провести время, как проводят его пожилые люди вашего времени: за газетой в парке.

– А машину ты где оставил?

– Я пешком, куда мне торопиться?

Я уже собирался выдать что-то изумлённое в духе: «Откуда у тебя столько времени?», но старый римлянин перебил меня, сказав:

– Да-да, я уже целую неделю отдыхаю. Пусть наши тела и обрели качественно другое содержание, но вероятность свихнуться от работы всё же остаётся, – усмехается. – Временами нужно делать перерыв.

– А как же эмоции?

–Поверь, за тысячи лет моей работы у меня столько скопилось монет, что я уже могу кормить рыбок. К тому же это только вас, новичков, на каждую душу дёргают, меня Плутон вызывает на задания лишь по особым случаям.

– М-да, везёт вам. Чего хоть пишут о железной дороге? – нарушил его молчание.

– Через недельку эта махина сойдёт на рельсы. Пожалуй, историческое событие. – сухо прокомментировал он факт. – Но, вряд ли оно вызовет столько же ажиотажа, как вызвало появление первого автомобиля в Городе Суда. Вот, как ты думаешь, для чего делают Поезд, машины и прочий транспорт?

– Чтобы быстрее доставлять души в Ад или Рай.

– Хорошо, а почему тогда Смерть, чьей силы хватит на то, чтобы слепить и придумать что угодно, постепенно семенит за прогрессом людей? Делает Извозчикам машины, колесницы, корабли, а не создаст какую-нибудь гигантскую трубу, через которую души будут как почта прилетать на пункт назначения?

– Ну, когда-нибудь такая создас…

– Никогда такая не создастся! – категорически заявил он. – А, знаешь, почему? Тогда мы все лишимся работы, и у Смерти появится куча незанятых душ, которых нельзя ни переработать, ни приспособить под войну. Слуги Смерти просто должны быть чем-то заняты, чтобы не создавать проблем, вот и всё.

Я лишь пожал плечами. Конечно, его реплика выглядела уверенно и твёрдо, а не скомканным старческим ворчанием, но во мне ничего не пошевелила. Может, он прав, но мне серьёзно плевать, какими мотивами руководствуется Господин Смерть и для чего мы созданы.

– Ну, я думаю, на этой работе чуть больше разнообразия, чем в депрессивном городе.

– Не совсем так, здесь, на самом деле, полно интересных и ещё живых разумом людей, которые не разучились думать, мечтать и развиваться.

– Мечтать, развиваться? – я фальшиво натянул губы в улыбке. – Какой смысл, если ты ничего уже не достигнешь в жизни, когда и жизни-то больше нет?

Луций отодвигает рукой пса и встаёт со скамейки.

– Артур, брось эту чушь. Смерть – это лишь начало пути, и ты можешь достичь больше, чем за тысячи жизней. И то, что нас поместили в рамки и поставили строжайший запрет на индивидуальность, лишь доказывает, что мы можем это сделать. Артур, не превращайся в эти тени, что живут от одной выдачи монет до следующей. Тебе никто и ничто не может запретить быть тем, кем ты желаешь…

– Забавно, что ты говоришь здесь о ценности человеческой личности. – я осмотрелся. – Лишних ушей не боишься? Ты лучше меня знаешь, что за такие высказывания тебя запросто могут упечь в Госпиталь, где в твоей голове хорошенько покопаются.

– Ну, я, как видишь, не попал. – Луций как бы невзначай вскидывает руку к подбородку, смотрит на наручные часы и говорит: – Ну, мне пора, и тебе тоже. У тебя по-любому тут машина рядом на ремонте стоит. Кстати, загляни как-нибудь на досуге в Библиотеку. На восточном углу квартала Рима.

– У нас есть библиотека? У нас ведь, кроме газет, ничего не читают.

– Ошибаешься. – Луций задумчиво улыбнулся и ушел куда-то по своим делам.

Странный этот Луций. Конечно, один из немногих Извозчиков, с кем я, скажем так, подружился, но иногда выдаёт такое, что потом внутри даже без эмоций ощущается что-то вроде обвала. Его взгляд на вещи оригинален и имеет некую долю человеческого оптимизма, но при этом совершенно абсурден.