Междумирье. Белая Дыра. Продолжение книги «Междумирье. Врата Междумирья»

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Она была мертва. Из её плеча, прямо возле шеи, торчал хвост стрелы, а от неё тонкая змейка крови стекала под её рубашку. Замерев, Феликс смотрел на эту стрелу, и пытался понять, что случилось, будучи не в силах поверить своим глазам. Но случилось буквально то, что он видит: Алимэ убита.

Почему она? Во время атаки Феликсу казалось, что сотня Дикосяна где-то далеко. Но под удар попали все… Но это не причина погибать! – ведь Феликс остался жив! Феликс присел возле неё, и взял её руку. Тёплая… Он не отрываясь смотрел на стрелу, а потом взглянул в ее лицо. Оно спокойно, и немного растеряно. Она не ожидала… Губы чуть приоткрыты, и хорошо, что закрыты глаза. Как можно было так погибнуть? Стрела, пробившая артерию, торчала из плеча почти вертикально. Значит, под дождём стрел Алимэ была на ногах и не прикрывалась. Она не могла просто стоять, если все упали под свои щиты, она куда-то бежала.

Зачем она погибла? Ради чего? Они отогнали воинов Каганата – это победа? А убийство вурдала, которое пыталось сожрать Алимэ, это тоже победа? А на Мидгарде её пытались вербовать террористы, но она не поддалась… Она так и не ушла от своей судьбы…

Лучницы, которые принесли Алимэ, оттянули Феликса в сторону.

А потом прозвучал непонятный приказ собирать сухие дрова. Много.

Дрова собирали в ближайшем лесу. Стараясь ни о чём не думать, Феликс притащил большую ветку от хвойника, и увидел, что у шеренги мёртвых уже складывают огромный костёр. Обойдя его вокруг, сотник Йош приказал:

– Складываем по четверо.

И легионеры начали укладывать мёртвых на дрова.

Что они делают!? Почему их нельзя предать земле? Кажется, он сказал это вслух. И ему ответил кто-то из старослужащих:

– Мёртвых всегда только сжигают. Нельзя оставлять тела.

– Не надо их оставлять, – ответил Феликс, – Их надо похоронить в земле.

– Ты не понял, новичок: тела нельзя оставлять вообще!

– Почему?

– Чтобы не ожили.

Первую четвёрку мёртвых заложили сверху дровами, и сверху положили ещё четверых. Каждого мёртвого укладывали разные бойцы, их товарищи. Значит, может быть, и Феликсу придётся уложить туда Алимэ.

Костёр заполыхал хорошо – дрова были сухие, хвойные. Когда пламя разгорелось, и в нём скрылись первые погибшие, туда подбросили ещё дров, и начали просто забрасывать, по одному, остальных погибших. Феликс с недоумением смотрел на это, и с возмущением. В его представлении нельзя так обращаться с погибшими, как… с мусором. Ведь с ними даже не попрощались. Да, это контрактники… Ни присяги им, ни воинских почестей – всё заменил Контракт… Но Алимэ… Она ушла с Мидгарда, чтобы не творить зло, к которому её пытались привлечь! Она героиня! Она не мусор…

Феликс тихо вышел из круга легионеров, собравшихся вокруг погребального костра, и подошёл к Алимэ. Она лежала предпоследней в ряду, за ней был один, последний боец, с пробитой грудью. Феликс взял Алимэ за один из многочисленных ремней экипировки лучницы, что был у неё за спиной, и вытащил её из ряда мёртвых. Он оттащил её шагов на двадцать в сторону леса, убедился, что на него просто никто не обращает внимания, и поднял тело девушки на руки. Он донёс её до самого начала леса и опустил не землю. Потом он вытащил меч из ножен, и достал сапёрную лопатку. Мечом он долбил грунт, а лопаткой рыл могилу.

Погребальный костёр ещё полыхал, и в него продолжали забрасывать мёртвых, а Феликс уже вырыл могилу по пояс глубиной. Он положил в неё Алимэ, и с трудом заставил себя бросит туда первую горсть земли. Потом он засыпал её очень быстро. Отдышавшись, Феликс принёс обломок небольшого камня, который он заприметил неподалёку, и установил его в изголовье. Ножом он нацарапал на нём полумесяц, и написал: «Алимэ. Мидгард-земля.» Он даже не знал её фамилию.

– Прощай, Алимэ… – прошептал он, и ком в горле чуть не остановил его дыхание. Вместо Алимэ перед ним был земляной холмик.

Не в том месте оказалась, Алимэ. И Феликс не в том месте…

Тяжело передвигая ноги, Феликс вернулся к похоронному костру. Последнего убитого уже давно забросили туда, и никто не заметил пропажи мёртвой лучницы. Неподалёку уже пылал второй костёр, в который сложили убитых каганских пехотинцев. Что значит это объяснение: чтобы не ожили? Мёртвые есть мёртвые. Значит, чтобы не было могил? Пепел по ветру… и никакой памяти… Чтобы не помнили, значит.

– 3-

Прошла свеча после атаки каганского отряда. Теперь уже стало ясно, где они бродят – вон за той холмистой грядой, которая пестреет светло серыми камнями, выступающими из земли. По этой гряде теперь проходит временный рубеж между силами Союза и Каганата, можно сказать, линия фронта. Каганской пехоты там около ватаги, чуть больше. Хотя, кто знает, все ли они силы показали. В ту сторону легионеры «Вулкана» развернули четыре свои катапульты, и тоже приготовили для них стрелы.

Феликса отправили на пост, наблюдать за грядой. Посты через каждые двадцать саженей. Он простоял там шесть часов, и его сменили. Разводящий, полусотник, приказал ему вернуться в расположение своей сотни, и повёл дальше расставлять других сменных. Чтобы вернуться, Феликсу понадобилось пройти метров двести по каменистой степи, до первых зарослей камыша, а там за ним уже будут палатки легионеров.

Он прошёл, наверное, половину пути. И вдруг увидел, шагов за двадцать, стоящую среди камней человеческую фигуру.

Он увидел её!

Алимэ стояла, почти как изваяние, и только её голова поворачивалась следом за Феликсом. На лице не было абсолютно никакого выражения, и открытые глаза просто пусто смотрели в его сторону. Феликс осознавал, что это болезнь его мозга, последствия шока, но чёткость и ясность видения были настолько реальны, что это повергало его в дрожь. Он не останавливался, продолжая идти, но Алимэ не исчезала. Скорее бы дойти до лагеря… Заворожённый видением, он не смотрел себе под ноги. Феликс споткнулся о большой камень, и упал в травяную хвою. Когда он поднялся, Алимэ исчезла.

Феликс добрался до лагеря, и уснул в десятиместной палатке как убитый. После сна он вместе со всеми ел какую-то кашу, сидя у поварского костра, и думал. Если умерший человек приснится, то его нужно помянуть, он это знал. Такое правило. Алимэ ему не приснилась, он не спал, она привиделась, но суть та же – она явилась ему. Напоминает о себе в его собственном воображении. И Феликс решил сделать, как положено в таких случаях по обычаю – сходить к ней на могилу.

Убедившись, что его никто не может видеть, он отправился к лесу, туда, где он тайно похоронил лучницу. Ещё издалека он увидел, что камень, который он установил на могиле, исчез. Подойдя ближе, Феликс увидел нечто странное и страшное: могила была словно вывернута наизнанку, и полностью провалена. И Алимэ там не было. В полной тишине Феликс обошёл могилу кругом. Что могло случиться с телом? Хищники? Как он не подумал! Наверное, поэтому мёртвых уничтожают в огне. Но если бы могилу раскапывали, это выглядело бы совсем по-другому. Земля из могилы была выброшена изнутри, словно вывернута, а потом перемешана. Он увидел какие-то продавленные следы, что похоже на следы от тела, если бы его волокли или перекатывали. Феликс начал ходить вокруг, всё дальше, страшась найти останки. Но он ничего не находил. Уж не издевается ли кто над ним и погибшей? Ведь он, по правде говоря, нарушил обычай, который заведён здесь давно. А отношение к обычаям может быть весьма трепетным. За ним мог кто-то подсмотреть, когда он хоронил девушку, и теперь его собираются научить уму-разуму. Или могилу могли просто случайно найти. И что теперь делать? Теперь его наверняка что-то ждёт, когда он вернётся в лагерь. Но ему было уже всё равно, будут ли его в чём-то обвинять или наказывать. Ему было искренне жалко Алимэ, и он хотел поступить с ней по обычаям их мира, чего заслуживает всякий погибший человек. Но её не удостоили и этого. Так что же с ней тогда сделали?

Феликс брёл обратно к лагерю.

Потом ему стало казаться, что за ним не просто кто-то идёт, а догоняет его. Он снова почувствовал себя в дурном сне, когда думаешь, что вот сейчас произойдёт что-то страшное, и вот именно оно сразу и происходит. Он сейчас обернётся, и увидит… Он оглянулся, и действительно увидел.

Алимэ. Спотыкаясь о камни, судорожными шагами, словно толкаемая в спину, она двигалась к нему, глядя прямо в упор теми же невидящими глазами. Её лицо было словно парализовано, и выглядело ужасно. Волосы были распущены и разбросаны во все стороны, и были они уже не чёрными, как смоль, а бледно-серыми. И вся её фигура в обвисших доспехах была такой же серой от земляной пыли, и помятой. Серой была её кожа, и только невидящие глаза светились белыми белками. Феликс застыл, поражённый увиденным. Он заметил, как с её волос опадают кусочки земли, и с одежды тоже. А в руках она сжимала, держа перед собой, могильный камень со своим именем.

– Алимэ… Ты ли это? – прошептал Феликс.

Какой-то стон раздался от неё, и словно это не голос был, а скрип её тела, когда она начала медленно поднимать над головой свой могильный камень. И понял Феликс, что это уже не видение перед ним, а жуткая реальность. И когда брошенный в него камень пролетел над ним, и он едва успел пригнуться. В его голове закипел едкий кошмар: он похоронил её живой? Она не умерла, а была ранена? И она всё чувствовала? Она сама выбралась из могилы… Она лишилась рассудка от этого… Она мстит ему… И в неисправимом безумии она не отступится от этого… Когда он увидел её в первый раз после погребения, она искала его. А теперь она его подстерегала.

Ноги Алимэ подкосились, и она упала на руки. И тут же схватилась за другой камень. Феликс только успел заметить стрелу, торчащую из её плеча, у шеи.

Феликс опомнился, когда уже мчался со всех ног, и подбегал к лагерю. Его заметили легионеры, и выбежали навстречу, полагая, что он бежит с боевой тревогой. Феликс врезался в кого-то из них, и, задыхаясь, проговорил:

– Она жива… жива… Она ранена… и безумна.

 

– Кто? – спросили у него.

– Она… Лучница. Алимэ.

– Где?

– Там, у того леса… – и Феликс махнул куда-то рукой, – Дайте воды…

Потом он сидел на камне, а вокруг собрались легионеры, а потом кто-то пришёл, и бросил перед ним на землю найденный могильный камень Алимэ.

– Это что такое!? – услышал он над собой, – Кто её похоронил?

– Я, – ответил Феликс.

– Ты с ума сошёл! Мёртвых нельзя хоронить! Тела нужно уничтожать!

– Но почему?

– Чёрт возьми, потому что они станут шкурами! Ты хочешь стать шкурой после смерти?

– Да что оно такое – «шкура»?

– Это мёртвое тело, заселённое призраком. На этой земле давно жили её древние хозяева. Они вымерли, и остались только их духи, призраки. Они хотят обрести тела. Человеческие тела, чтобы снова жить, как раньше. Они могут вселяться даже в живых, что уж говорить о мёртвых. Но в живого труднее вселиться, живой обладает волей. И они вселяются в мёртвых, в их тела – в шкуры. Потому их так и называют. Какими-то способами они даже могут долго сохранят захваченное тело, но оно всё равно рано или поздно распадётся. Шкуры решают это просто: они убивают других людей и вселяются в новые шкуры. Там, где был бой, они собираются большими толпами – кошмарами. За телами приходят. И часто потом на месте боя находят не всех погибших. Говорят, призраков иногда можно увидеть в тумане, туман их как-то проявляет.

Феликса толкнули в спину:

– Встань! Мы пойдём, и ты покажешь, где ты видел шкуру…

– Это Алимэ!

– Это теперь шкура! Мы должны найти её, и уничтожить! Иначе будет плохо! Она будет убивать!

Они не нашли Алимэ. Она как сквозь землю провалилась. Все были уверены, что она скрывается в лесу. А сотник Йош решил, что лучшая приманка для этой шкуры, это сам Феликс, который во всём и виноват. Он отправил его в лес, выманивать нежить, в которую превратилась несчастная Алимэ. Когда Феликс пришёл в себя, и разобрался, что он натворил, он понял, что лучшей участью для погибшей лучницы было бы сгореть на кроде – на погребальном костре. И теперь его долг – убить её ещё раз, и предать тело огню. Теперь это будет труднее и страшнее – она уже мёртвая, и тело надо будет рассечь на части, чтобы оно не могло дйствовать. Наверное, он потом сойдёт с ума… И хорошо бы…

Он брёл по мрачному лесу, иногда срубывая мечом торчащие на пути ветки. Иногда звал Алимэ. Где-то за ним должен идти небольшой отряд помощи, но они, похоже, отстали и потеряли его. Если что-то случится, они найдут его по звуку и крику. Феликс сел на поваленный ствол хвойника и положил меч на колени, не отпуская рукоятку. Он устал, он не спал уже целую свечу. Он снял шлем, но вспомнил летящие в него камни, и снова надел шлем. Если Алимэ убьёт его, он станет второй шкурой. За Алимэ, говорят, наверняка ходит толпа духов, которые ждут новую жертву.

Здесь, где нет ни дня, ни ночи, а только сумерки бывают от облачности, трудно отмерять время. У него уже затекли ноги, значит, он сидит долго. Вдруг, слева, не очень далеко, послышался шорох движения по опавшим веткам и хвое. Кто-то очень близко подобрался к нему… Феликс резко встал и повернулся туда. Но там никого не было, хотя звук движения был близким. Он пошёл в ту сторону, держа меч наизготовку, и никого не встретил. Он продолжал идти дальше, и вдруг, в памяти сложилась зрительная картина кустов, которые он прошёл три минуты назад: из сплетения хвойных веток складывалась человеческая фигура. Если это не нервозный бред, то это только она, Алимэ. Феликс тут же развернулся и шагнул обратно. Мороз по коже – она же просто шла сейчас за ним, а он и не подумал! В дальнем полумраке он увидел два белых глаза, почти круглых. Они смотрели на него неподвижно. Но стоило ему снова шагнуть, и ответное движение выдало всю фигуру того существа с белыми глазами. Алимэ, шатаясь, двигалась к нему. В её руках было ржавое копьё, на древке которого болталась чья-то полусгнившая рука, пробитая через запястье. Подобрала где-то на поле боя. Ею управляет вселившийся в тело призрак, который знает, где тут мертвецы с оружием лежат.

Лицом к лицу с Навью… Если он сейчас проиграет поединок, он попадёт в эту Навь тоже, и Алимэ оттуда не вытащит. У неё копьё, и оно намного длиннее, чем меч. Значит, ему придётся отбиваться. Он закрылся щитом, и быстро пошёл навстречу жертве Нави. Не смотреть в белые глаза! Следить за копьём, руками, и её ногами. Это мёртвое тело, оно не чувствует боли и мелких повреждений. Его нужно лишить опоры, и обрушить на землю – ему надо подсечь ноги.

Копьё ударило в щит, и удар был мощный. Мёртвая рука на древке рассыпалась от этого удара. Феликс мечом отбил копьё влево, и сблизился с Алимэ. Следующий размах меча был нацелен на её ноги. Но, вдруг, серые когтистые пальцы схватили верхний край щита и очень сильно и быстро рванули его на себя. Феликс чуть не влетел лбом в лицо Алимэ. Её рука тут же перехватила его руку с мечом, сильно сжав запястье. И в тот момент, когда он сделал сильный рывок назад, пытаясь освободить руку, она прыгнула на него. Два усилия сложились вместе, и Феликс стремительно грохнулся на спину, а мёртво-живая Алимэ упала на него сверху, на щит, и вес у неё был нечеловеческий! И безмолвие её было ужасным! Она не дышала. И сердце её не стучало. Её холодные волосы касались лица Феликса, потому что она склонилась прямо над ним, и её неподвижные глаза с огромными зрачками смотрели прямо в его глаза. Он ничего не мог сделать, словно связанный, и чувствовал, как что-то чужое и страшное пытается проникнуть в него. Сейчас главное – не переставать думать; как только он перестанет соображать, поражённый ужасом, чужой разум сразу заменит его потерянный разум. Но это так страшно – быть в здравом уме! – живой мертвец сидит у него на груди, и… не дышит над ним. Он сам перестал дышать… Он очень хотел закрыть глаза, чтобы призрак не смотрел в них её глазами, но чувствовал, что этого нельзя делать, иначе он не сможет бороться до конца.

Его левая рука была свободна, он вытащил её из-под щита и стремительным броском попытался схватить Алимэ за горло. Но бросок получился совсем не стремительным, силы уже начали покидать его. Алимэ, не глядя, перехватила и левую руку Феликса, и он оказался окончательно скован. Всё… Как она теперь убьёт его? Скорее бы… Он сделал вдох, последний раз, наверное…

Откуда-то прилетели две стрелы, и воткнулись Алимэ в спину. Это отряд подоспел. Стрелы никак не повредили уже мёртвому телу, одна такая стрела уже торчит в её ключице, но она повернула голову в сторону. Тут же рядом возникли несколько легионеров и сверкнули мечи. Феликс закрыл глаза. Он только чувствовал удары. Первый удар разрубил её надвое поперёк поясницы и меч стукнул в его щит. Второй удар прозвучал над его головой, и он не видел, как исчезла её голова. Потом он почувствовал, что освободилась его правая рука, а потом левая. Оставшееся тело спихнули с его щита, и щит откинули в сторону, словно крышку открыли.

Освободившись от мертвецкой тяжести, он продолжил дышать, уже почти задохнувшийся. Он лежал на спине, не открывая глаз, и не понимал, что говорят легионеры. Они подняли его за руки, чтобы он сел, и несколько раз ударили в спину, приводя в чувство. Только тогда он открыл глаза. Алимэ уже сложили в стороне. На пять частей… И ни капли крови… Тут же рядом уже складывали костёр, а Феликс только сидел и смотрел. Ему дали флягу воды. Костёр затрещал пламенем, и когда хорошо разгорелся, в огонь начали забрасывать дважды убитую лучницу. Первой полетела голова…

Когда всё тело скрылось в огне, Феликс поднялся с земли, и подошёл к погребальному костру. Он должен, наконец, проводить её в последний путь достойно. В жарком ярком пламени исчез образ холодного покойника и остался только образ живой Алимэ, и он обратился к ней:

– Прощай, Алимэ… Прости меня за то, что я неправильно поступил с тобой, и не дал тебе уйти сразу. Я не знал, что надо делать. Я заставил тебя пережить плен призраков, прости… Будь свободна…

Потом он взял толстую сухую ветку хвойника, и бросил её в костёр, и ещё одну. Сгореть должно всё.

Легионеры молча стояли перед костром, до последней искры, пока не убедились, что остался только серый пепел, в котором лежали только прогоревшая кольчуга да застёжки от ремней.

Когда они вернулись в лагерь, Феликсу пришлось лично докладывать сотнику Йошу об уничтожении погибшей лучницы. Слушая доклад, (и опять в своей «балаклаве»! ), сотник убедился, что строевой Феликс Стоянов остался в здравом уме.

– Мёртвых нельзя оставлять! – сказал сотник Йош Феликсу, – Мёртвый – это враг! Любой мёртвый, и чужой, и свой. А теперь марш бриться!

И сотник сам куда-то ушёл. Феликс хотел ещё спросить у него что-то, но сотник сбил его с толку своим распоряжением бриться. После пережитого, голова у Феликса ещё плохо работала, и он сразу забыл, что хотел спросить. Потрогал ладонью лицо – да, немного зарос. Он достал свой нож, и принялся натачивать его на камне. А потом отправился к ручью, там удобнее бриться, используя проточную воду.

Издалека он увидел сотника Йоша, который уходил куда-то от лагеря, один, в сторону болот. Не раздумывая, Феликс отправился за ним. В его голове была плохо собранная мысль о целях и смысле этой войны, с вопросом, ради чего погибают легионеры, пусть даже они и наёмники. Он потерял Йоша из виду, но потом снова нашёл его, когда сотник, пристроившись в укромном месте и сняв свою балаклаву, занимался своим делом: он брился. Феликс приближался к нему бесшумно, потому что почва вблизи болота очень мягкая, и сотник его не слышал, будучи к Феликсу почти спиной. Сотник аккуратно действовал армейским ножом, медленно ведя лезвием по изгибам лица, и из-под лезвия сыпались какие-то блестящие крошки. Не дойдя пятнадцати шагов, Феликс остановился.

Он не мог поверить своим глазам: сотник Йош сбривал со своего лица серую блестящую чешую! Вся его голова и шея были покрыты этой чешуёй, как рыба. Половину лица он уже очистил, обнажив человеческую кожу, отряхнул чешую с ножа и одежды, и взялся за другую половину лица. Феликс услышал хруст, и чешуя снова посыпалась с лезвия. Потом он так же обривал свой череп, и шпилька с гайками ему немного мешала. А Феликс всё стоял и смотрел, как заворожённый. Вот зачем сотник всегда «балаклаву» надевал – чтобы не видели, что у Йоша не волос растёт, как у людей, а чешуя. Йош не человек, и пытается скрыть это. Наверняка, он не один такой мутант. Эта земля населена мутантами. Одного Феликс уже видел – чудовище вурдало. А вот и другой – рыба-человек сотник Йош.

Сотник Йош почти управился – осталась только шея. Он провёл ножом по шее снизу вверх, снимая чешую, и вдруг оглянулся…

Феликс опомнился только тогда, когда глаза Йоша уже в упор смотрели на него.