Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты

Tekst
11
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты
Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 31,22  24,98 
Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты
Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты
Audiobook
Czyta Авточтец ЛитРес
15,61 
Zsynchronizowane z tekstem
Szczegóły
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Напротив, на правой стороне Газетного переулка, сохранился в сравнительно неплохом состоянии угловой двухэтажный дом: на этом участке вдоль переулка в XVIII в., далеко выходя за линию застройки, стояли каменные палаты. Возможно, что построил их в середине XVIII в. президент Ревизион-коллегии Ф.И. Кнутов. В 1783 г. весь участок перешел купцам Заикиным. Палаты сгорели в пожар 1812 г. – на плане, снятом через 9 лет после пожара, все еще были показаны они с пояснением: «горелое обвалившее строение». Вместо него в 1826 г. купец А.А. Муромцев выстроил существующее двухэтажное здание, выходящее углом на Большую Никитскую (№ 2/10). В нижнем этаже дома в 1830-х гг. находился питейный дом под названием, как ни странно это может сейчас показаться, «Никитский монастырь».

Значительная часть противоположной стороны Газетного переулка (на месте участков под № 6—12) занята зданием Министерства внутренних дел, построенным по проекту архитектора И.И. Ловейко в 1940—1950-х гг.

Брюсов переулок богат памятными зданиями и выдающимися архитектурными сооружениями. На правом углу его с Большой Никитской – городская усадьба Брюсов (№ 14/2), которые дали имя всему переулку, будучи самыми заметными жильцами его.

По многолетним исследованиям историка В.В. Синдеева, в 1686 г. на этом участке уже находились каменные двухэтажные палаты, названные тогда новыми, принадлежавшие «маме» царевны Софьи княгине А.Н. Лобановой-Ростовской. Часть этих палат сохранилась в центре существующей постройки. Следующим владельцем был князь Василий Владимирович Долгорукий (1667–1746), переживший за свою жизнь и взлеты и падения: он участвовал в Полтавский битве, потом в неблагополучном Прутском походе, но, несмотря на заслуги, он поплатился за то, что был против суда над царевичем Алексеем, – Петр отнял все чины и сослал его в Соликамск, но Екатерина I вернула, а при Петре II стал фельдмаршалом, но при Анне Иоанновне его опять сослали. Императрица Елизавета Петровна вернула ему уже под конец жизни фельдмаршальский чин и назначила президентом Военной коллегии. Как писал его современник князь Долгорукий, «был храбр, отважен, честен, сведущ в военном ремесле; не умел лукавить и слишком далеко простирал откровенность свою; друг верный, враг непримиримый; жил пышно; не восставал против иностранцев, хотя не любил их; делал честь своей родине, но, к сожалению, со всеми достоинствами, предавался постыдной гордости».

Еще в 1729 г. Долгорукий передал дом (возможно, как свадебный подарок) своей племяннице Анастасии Михайловне при выходе ее замуж за графа Александра Романовича Брюса. С тех пор усадьба на много лет связана со славной фамилий Брюсов, давшей несколько крупных государственных деятелей. После А.Р. Брюса дом переходит к его сыну Якову Александровичу, бывшему недолгое время (с 1784 по 1786 г.) главой московской администрации. При нем построили Екатерининский богаделенный дом на Яузе, приступили к постройке нового Гостиного двора, планировали регулировку городской застройки. На Большой Никитской Я.А. Брюс благоустраивает и существенно увеличивает усадьбу, прикупая соседние участки, а также строит два корпуса по переулку. После него усадьба перешла к его дочери Екатерине, вышедшей замуж за графа В.П. Мусина-Пушкина, а так как она была последней в семье Брюс, то ей было дозволено прибавить к своей фамилии фамилию мужа: она стала Мусиной-Пушкиной-Брюс.

Князь Юрий Владимирович Долгорукий


В 1806 г. дом покупает князь Юрий Владимирович Долгорукий, бывший в 1796–1797 гг. московским военным губернатором. Он прожил 90 лет, что тогда было необыкновенным долголетием, и еще более необыкновенным было то, что Долгорукий в своей жизни участвовал во множестве сражений, отличаясь распорядительностью и храбростью, был несколько раз ранен, в том числе тяжело в голову, и его спасли только трепанацией черепа (при том состоянии медицины!).

При нем этот дом «был одним из самых больших и красивых домов в Москве. На большом и широком дворе, как он ни был велик, иногда не умещались кареты, съезжавшиеся со всей Москвы к гостеприимному хозяину». После кончины князя в 1830 г. владелицей стала его внучка княгиня В.Ф. Салтыкова, продавшая бывшую вельможную усадьбу московским мещанкам Агафье Калугиной и Екатерине Ершовой. Потом она принадлежала купцу Г.И. Вельтищеву (бывшему лакею князя В.А. Долгорукова, многолетнего главы московской администрации), перед Октябрьским переворотом – паркетному фабриканту В.П. Панюшеву. Сам дом при них становится обычным доходным, сдаваемым под квартиры и торговые помещения.

Родственник Ю.В. Долгорукого вспоминал, с какой грустью он проходил мимо бывших княжеских палат, и передавал, что они перешли «…к какому-то богачу-скопцу, о котором рассказывали, будто бы он говорил, что не считает-де обязанным благодарить Бога за приобретенное состояние, а самого себя, и что когда удавалось ему выгодное дело, то он подходил к зеркалу, кланялся самому себе и благодарил себя».

С 1834 г. здесь снимало помещения Художественное общество, предтеча известного впоследствии Училища живописи, ваяния и зодчества. Здесь же 28 января 1836 г. московские художники и литераторы торжественно принимали вернувшегося из Италии Карла Брюллова. Его чествовали как величайшего художника, как героя. Баратынский произнес экспромт:

 
Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень,
И стал «Последний день Помпеи»
Для русской кисти первый день.
 

Брюллов провел в Москве пять месяцев, знакомился с ее достопримечательностями, встречался со многими писателями, художниками, поклонниками его творчества. Хотя Тропинин никогда не был в Италии, он написал портрет Брюллова на подходящем фоне дымящегося Везувия, Витали создал скульптурный портрет художника. Он знакомится с Пушкиным, который уговаривает Брюллова написать портрет Натальи Николаевны. Весной 1836 г. Брюллов выехал в Петербург, где продолжались торжества в его честь.

Тут (дом № 14/2) скончался декабрист князь Сергей Петрович Трубецкой – один из самых известных декабристов, основатель тайного общества Союз спасения, отличавшийся от многих умеренностью и осторожностью. Перед выступлением его избрали диктатором, но он не был на Сенатской площади, посчитав восстание неподготовленным. Трубецкого приговорили к отсечению головы, но заменили смерть вечной каторгой. В 1856 г. его амнистировали, а в 1860 г. он скончался.

В 1919 г. в дом вселились новые хозяева – Центральное управление военных сообщений при Реввоенсовете, а в 1920-х гг. – институт слова О.Э. Озаровской, собирательницы фольклора и исполнительницы северных сказок.

В домах на участке № 2/14 в 1883–1901 гг. находились реальное училище, частные женские гимназии Ю. Бесс и Е. Юргенсон, меблированные комнаты. В разное время жили писатель В.А. Гиляровский, генеалог В.И. Чернопятов, музыкант У.И. Авранек, библиограф А.С. Зернова, археограф А.В. Викторов.

Позади главного дома, на бывшей хозяйственной территории, в 1920-х гг. выстроили несколько жилых корпусов, в которых квартировали журналисты, работавшие в газетах «Правда» и «Беднота», и, в частности, М.Е. Кольцов (Фридлянд); в одном из домов останавливался у своей знакомой Галины Бениславской С.А. Есенин, вернувший из-за границы после разрыва с Айседорой Дункан. Он жил у нее в небольшой двухкомнатной квартирке и там же познакомился со своей третьей и последней женой Софьей Толстой. Разрыв с Есениным Галина переживала очень тяжело и покончила с собой на его могиле, оставив записку: «В этой могиле для меня все самое дорогое…» Ей тогда было 29 лет.

Церковь Вознесения, именуемого Малым


На другом углу Большой Никитской и переулка – еще одно интересное сооружение (№ 16/1), освобожденное от многолетних наслоений. Это палаты XVII в., поставленные в глубине участка перпендикулярно линии переулка и перестроенные в следующем столетии. Самым ранним известным (по переписной книге московских дворов 1716 г.) владельцем палат был «провинциал-фискал» Григорий Арасланов, из тех, которых назначил Петр, чтобы пресекать злоупотребления чиновников во всех сферах государственного управления. Возглавлял их обер-или генерал-фискал, а на местах были провинциал-фискалы. Любопытно отметить, что с введением этой должности в русском языке появилось новое слово «фискал», которое пришло из польского «юриста», «адвоката», а в русском стало означать ябедника, доносчика. Хотя благодаря им удалось раскрыть крупные хищения, но многие сами оказались замешанными в злоупотреблениях, и к 1730-м гг. эти должности упразднили.

Антонина Васильевна Нежданова


Согласно купчей, хранящейся в архиве древних актов, Арасланов «лета 1729 марта в 4 день, продал лейб-гвардии капитану лейтенанту князь Федору княж Петрова сыну Сонцова Засекина московский свой двор в Белом городе на Никицкой Болшой улице на белой земле в приходе церкви Вознесения Господня. а на том дворе ево все каменное строение с сводами железными и з железными затворами и з дверми. А взял он Григорей у него князь Федора за тот двор и за всякое строение денег 1300 рублев». Через 30 лет вдова князя Мария Федоровна, урожденная Пушкина, продала палаты с несколько большим земельным участком титулярному советнику Семену Степанову за 1400 рублей. К 1806 г. купец И.П. Шнур поставил под прямым углом к палатам еще одно строение, но уже по красной линии Большой Никитской. Это здание было украшено широким – во всю его ширину – ионическим портиком на арках. В 1860-х гг. от прежнего декора дома остались лишь арки на первом этаже. Уже перед Первой мировой войной здесь хотели все сломать и выстроить большой шестиэтажный жилой дом (проект И.Г. Кондратенко), но из-за войны так ничего и не было сделано.

 

В доме находились меблированные комнаты «Северный полюс», в которых останавливался художник Н.Н. Сапунов.

Самое большое здание в переулке – дом № 7, выстроенный в 1936 г. (архитектор Л.М. Поляков, фасад А.В. Щусев). В нем жили известные артисты А.С. Пирогов, И.С. Козловский, Н.С. Ханаев, Н.А. Обухова, Е.К. Катульская, А.Ш. Мелик-Пашаев, О.В. Лепешинская, С.И. Мигай, Л.В. Баратов, П.М. Норцов, К.А. Эрдели, М.П. Максакова, М.О. Рейзен и многие другие, а также композитор С.Н. Василенко, скульптор И.Д. Шадр, художник Ф.Ф. Федоровский.

В доме находятся музей-квартира знаменитой певицы А.В. Неждановой, в честь которой в 1962 г. переименовали старинный московский переулок, а также музей-квартира дирижера Н.С. Голованова, многие важные события жизни которого оказались связанными именно с этими местами – его отдали учиться в Синодальное училище, помещавшееся рядом на Большой Никитской (дом № 11), музыкальное образование он закончил в консерватории, а сюда переехал в 1935 г. В этом доме он принимал многих знаменитых музыкантов и здесь скончался в 1953 г.

На правой стороне переулка в начале ХХ в. стали появляться большие доходные дома. Так, дом № 2/14 был выстроен в 1915–1916 гг. (архитектор А.А. Иванов-Терентьев), № 2/1 – в 1914 г. (архитектор В.А. Чернопятов), № 6 – 1900 г. (архитектор А.Ф. Мейснер), в этом доме жили профессор В.Ф. Лугинин, химик В.Н. Ипатьев, композитор Ф.Ф. Кенеман, артист Д.А. Смирнов.

Другое здание, памятное известными именами, находится ближе к Тверской улице. Это дом № 17, также построенный по проекту А.В. Щусева в 1928 г. для артистов Художественного театра. В нем жили В.И. Качалов, Н.Н. Литовцева, И.М. Москвин, Л.М. Леонидов, Н.А. Подгорный, К.А. Зубов, артисты балета М. Лиепа, Е.В. Гельцер и Е.С. Максимова и другие известные артисты. Автор мемуаров В.В. Катанян рассказывает, как он как-то ехал по переулку мимо этого дома с певцом И.С. Козловским, который «попросил остановиться, вылез из машины, начал креститься на доски, кланялся и приговаривал: „Здравствуй, Вася” – это он с Качаловым здоровался, потом „Здравствуй, Леня” – это с Леонидовым и т. д. И пока со всеми не перездоровался, не сел в машину. Очень это меня тронуло». Так и звал он этот дом – «Здравствуй, Вася». В этом же доме жил философ Г.Г. Шпет, арестованный здесь и расстрелянный в 1937 г.

Третий «артистический» дом расположен у проезда на Тверскую улицу (№ 12). Он был построен в 1928 г. по проекту архитектора И.И. Рерберга, который и жил в нем до кончины в 1932 г. Здесь поселился знаменитый режиссер В.Э. Мейерхольд, прославившийся поисками новых театральных возможностей постановок, которые иногда превращались в прямое надругательство над классиками. Живое описание таких экспериментов оставили Ильф и Петров в «Двенадцати стульях».

В 1930-х гг. режиссера открыто травили, сталинскому соцреализму не нужны были мейерхольдовские изыски. Мейерхольда арестовали 20 июля 1938 г., жестоко избивали и заставили признаться в связях с Троцким и в шпионаже. Его расстреляли 2 февраля 1940 г., а его жену, актрису Зинаиду Райх, зверски убили в этом доме. Это не было ограбление уголовниками, как пытались представить власти, – это было политическое убийство чекистами. Тут же квартиру конфисковали, и туда вселились шофер Берии и секретарша из органов. Ныне дом отмечен мемориальной доской в честь Мейерхольда.

На стенах этого дома есть еще две доски – в память драматического артиста И.Н. Берсенева и артиста балета В.Д. Тихомирова. В этом же доме жили артисты А.П. Кторов, М.Т. Семенова, В.В. Кригер, С.В. Гиацинтова, в ее честь тоже установлена доска.

В Брюсовом переулке находится церковь Воскресения, «что на Успенском вражке». Построена она была в 1634 г., в то время, когда Москва оправлялась от Смутного времени и последствий польско-литовской интервенции. Сохранился скромный четверик с трехчастной апсидой, увенчанной одной главой. Трапезная с пилястровыми портиками на боковых фасадах относится к 1816–1820 гг., в нее поместили придельный храм св. Елисея, в память соседней разобранной церкви, стоявшей на месте дома № 7. Колокольню же выстроили заново в 1897 г., так как некуда было вешать пожертвованный колокол весом 327 пудов (более 5 тонн).

В храме находится икона Богоматери «Взыскание погибших» из снесенной церкви Рождества Христова в Палашевском переулке, а также еще несколько икон из уничтоженных церквей.

Теперь в конце Брюсова переулка появилось новое жилое строение (архитекторы А.Л. Бавыкин, М.М. Марек, Г.А. Гурьянов, 2004–2007 гг.) с оригинальными колоннами-стволами деревьев, построенное на месте снесенного трехэтажного дома (№ 19). В 1833–1840 гг. участок принадлежал И.Е. Дядьковскому, философу-материалисту и известному врачу-терапевту. Он вышел из духовного сословия, окончил Медико-хирургическую академию и впоследствии преподавал там и был профессором Московского университета. Дядьковский участвовал в Отечественной войне 1812 г., боролся с холерой; «мощный талант русской медицины», как его звали, он утверждал, что «опыт есть единственный источник наших познаний». Дядьковский пользовался славой выдающегося практика, лечил многих известных людей того времени, а его труды переиздавались еще в середине прошлого века.

В 1844 г. эта усадьба перешла к Алексею Васильевичу Андрееву, отец которого имел небольшую лавку на Тверской. Там же на Тверской, но уже в здании фешенебельной гостиницы «Дрезден», на углу Тверской улицы и площади, А.В. Андреев, взявший хорошее приданое за дочерью богатого обувщика Натальей Королевой, открыл собственный большой, лучший в Москве, до появления елисеевского, гастрономический магазин.

В Брюсовом переулке Андреев устроил целое производство по приемке, складированию, расфасовке и отправке «колониальных товаров», как называли тогда кофе, сахар, чай, пряности, рис и пр. Его дочь вспоминала: «Большая часть двора была крыта огромным полезным навесом. Под ним складывались товары, что свозились для магазина. Около ворот было двухэтажное каменное помещение, где хранились более деликатные товары: чай, доставленный из Китая, зашитый в мешки из буйволовой кожи. В этой „фабрике”, как назывался этот дом (в официальных документах он именовался „колониальной лабораторией с паровыми машинами”), в первом этаже была паровая машина, приводящая в движение разные мелкие машины, что пилили сахар и т. д. Во втором этаже сахарные головы обертывали в синюю бумагу или наколотый сахар укладывали в пакеты. Там же сортировали, развешивали и убирали чай в деревянные ящики в два, четыре и больше фунта. В таком виде они отправлялись в провинцию. Главная клиентура отца, кроме москвичей, конечно, были помещики. Они выписывали по отпечатанному прейскуранту в свои поместья запасы товаров на целый год. Для этого и предназначалась особенная упаковка товаров, которой и был занят большой штат служащих».

Одноэтажное каменное здание по красной линии переулка, построенное до 1835 г., было отведено для производственных целей; его в 1869 г. расширили и надстроили вторым этажом, а позднее перестроили по проекту архитектора М.К. Геппенера в жилой дом (мемуаристка говорит, что он был снесен, но это не так). Перестройка была в 1881 г., потому в центре фасада, украшенном выразительными кариатидами, были выставлены эти цифры – жители даже праздновали столетие дома в 1981 г., предполагая, что его тогда и построили.

Во дворе стоял особняк, где и жили Андреевы. Его мемуаристка называет то двухэтажным, то трехэтажным, что неудивительно, так как одноэтажный особняк имел высокий полуподвал и мезонин. В мезонине жили она, ее сестра и брат, в бельэтаже находились парадные комнаты и те, в которых жили родители, а в полуподвале – комнаты прислуги.

В особняке часто бывал поэт К.Д. Бальмонт, женившийся на дочери хозяина дома. Вторая дочь Андреевых вышла замуж за В.М. Сабашникова, из известной в Москве купеческой семьи, а сын женился на старшей дочери П.П. Боткина. Перед революцией тут находилось Общество русских драматических писателей, а в части здания по улице – 2-я столовая Общества студентов Московского университета (1-я находилась на Воздвиженке, 1).

Соседний дом (№ 21) – это только часть здания, выходившего углом на Тверскую улицу. В начале XIX в. он входил в состав большой усадьбы, главный трехэтажный дом которой стоял справа от этого здания по красной линии Тверской. С 1738 по 1754 г. им владели князья Тюфякины, а потом почти до конца века участок принадлежал семье Киселевых, из которой вышел известный государственный деятель николаевского царствования граф П.Д. Киселев. В XIX в. владельцами были Гудовичи – фельдмаршал граф Иван Васильевич и впоследствии его сыновья Андрей и Кирилл.

И.В. Гудович прославился на поле брани, и император Павел возвел его с потомством в графское достоинство, а при Александре он стал фельдмаршалом и московским главнокомандующим (с 1809 по 1812 г.). О его сыне Кирилле Ивановиче известно мало – только что он был военным, а вот о его брате мы знаем больше. Андрей Иванович участвовал в войнах с Наполеоном, отличился при Аустерлице, тяжело ранен при Бородине, произведен в генерал-майоры и награжден орденом св. Георгия. Портрет его – в Военной галерее Зимнего дворца. Его сослуживец вспоминал, что «граф Гудович поступил в наш полк из Конной гвардии. Он соединял в себе все достоинства любезного светского человека со всеми похвальными качествами воина и просвещенного патриота. Граф получил высокое образование, любил литературу и все изящное; с офицерами обходился он чрезвычайно вежливо, нежно и только с приближенными к нему – фамильярно, и вместе с любовью внушал к себе уважение».

Герб рода Миклашевских на доме21


После отставки он исполнял обязанности московского предводителя дворянства и опекуна Воспитательного дома.

В 1874 г. владельцем стал штаб-ротмистр Андрей Михайлович Миклашевский. Род этот был старым и заслуженным: «Фамилии Миклашевских многие служили Российскому Престолу стольниками и в иных чинах и жалованы были отъ Государей. поместьями». В 1898 г. по проекту архитектора С.К. Родионова дом был заново отделан по фасаду, и тогда на угловой полуротонде были помещены герб с девизом «IN DEO SPES MEA» («В Боге надежда моя») и инициалы владельца «АМ» – Андрея Миклашевского.

При реконструкции Тверской эта часть большого дома Гудовичей была передвинута внутрь квартала. У Гудовичей в 1826 г. жила Е.Ф. Муравьева, мать декабристов Никиты и Александра Муравьевых, у нее собирались друзья и близкие родственники декабристов.

В доме жили драматург А.В. Сухово-Кобылин и его сестра писательница Евгения, в замужестве графиня Салиас де Турнемир, писавшая под псевдонимом Евгения Тур. В доме графа Гудовича родился ее сын Евгений Александрович Салиас де Турнемир (1840 или 1842–1908), приобретший большую известность историко-приключенскими романами «Пугачевцы», «Братья Орловы», «Петербургское детство», «Аракчеевский сынок», «Крутоярская царевна» и многими другими – его называли русским Дюма, и в конце XIX в. он был самым читаемым автором в России.

Далее высится здание Дома композиторов (корпус 1 в 1959 г., корпус 2 в 1956 г.), построенное архитектором И.Л. Маркузе для ЖСК «Педагог Московской консерватории». В нем жили композиторы Д.Б. Кабалевский (с 1962 по 1987 г.), Д.Д. Шостакович (с 1962 по 1975 г.), А.А. Бабаджанян (с 1956 по 1983 г.), скрипач Л.Б. Коган (с 1956 по 1982 г.), дирижер К.Б. Птица (с 1956 по 1983 г.), пианист С.Т. Рихтер. В 1-м корпусе в 1964–1983 гг. помещалось издательство «Книга».

Напротив, в небольшом сквере, стоит памятник выдающемуся композитору А.И. Хачатуряну, автору таких бессмертных творений, как балеты «Гаянэ» и «Спартак», концерта для скрипки с оркестром, гениальной музыки к драме «Маскарад». Хачатурян жил в этом доме с 1962 по 1978 г. Памятник, открытый 31 октября 2006 г. (скульптор Г.В. Франгулян), изображает композитора, неловко примостившегося к неряшливой груде музыкальных инструментов, сваленных у него за спиной, – вот уж не везет Москве на памятники.

В этом же сквере стоит еще одна скульптура, которую в одной из газетных статей в разделе «Курьезы» назвали «То – неведома зверушка». Изображен лев с сидящим на нем кем-то, с расставленными руками и крыльями за спиной. Кто, и что это, и зачем – никто не знает. На пьедестале надпись «Весть» и фамилии авторов А.В. Лягина и С.Б. Молькова.

Сквер, где находятся эти изображения, сравнительно недавнего происхождения. Его устроили после сноса незаурядного здания XIX в., стоявшего по линии Брюсова переулка, где находился известный в Москве частный пансион братьев Терликовых, университетских выпускников. В пансионе она преподавали изящную словесность и математику, и здесь работал И.И. Давыдов, профессор Московского университета. В пансионе учился артист Павел Мочалов. Будущий известный романист Александр Вельтман также поступил сюда. Его семья была разорена в нашествие Наполеона в 1812 г., и он, двенадцатилетний ребенок, желая помочь родителям, поднес московскому генерал-губернатору графу Ростопчину написанную им трагедию «Пребывание французов в Москве» с таким посланием:

 
 
<…> учиться я любил, учиться я люблю;
Но как призвать к себе и возрастить науки?
В карманах папиньки французски были руки,
И в деле сем, по свойству своему,
Стащили с нас они последнюю суму.
Ученье от того давно уж прекратилось
<…>
Почтенный граф! Покуда я расту, покуда невелик,
Пусть буду твой я коштный ученик.
 

Вельтман поступил в пансион, товарищи «смотрели на него с уважением, как на отличного воспитанника, даровитого поэта и музыканта» – он дает уроки на скрипке и так помогает родителям. Его способности и успехи позволили ему поступить в 1816 г. в Московское учебное заведение для колонновожатых (так назывались юнкера, которых готовили по квартирмейстерской части).

В 1920—1930-х гг. дом занимали шведские дипломатические учреждения.

Этот дом был связан с памятью о Н.М. Карамзине. Возвратившись в Россию из путешествия в Европу осенью 1790 г., он поселился у своих друзей Плещеевых, для которых был «сыном и другом». Здесь он прожил до 1792 г. Это было время работы над произведениями, сделавшими имя автора известным всей читающей России, – повестью «Бедная Лиза» и «Письмами русского путешественника».

Супругов Алексея Александровича и Анастасию Ивановну Плещеевых Карамзин избрал условными адресатами «Писем русского путешественника». Их отдельному изданию в шести томиках автор предпослал такое посвящение: «Семейству друзей моих ПЛЩВХ: к Вам писанное – Вам же посвящаю. Н. К.».

Соседний, резко изгибающийся переулок получил современное название – Елисеевский (раньше он назывался Малым Чернышевским) в 1922 г., как ни странно это было в советское время, по церкви св. Елисея, стоявшей на месте дома № 7 по Брюсовому переулку.

Эта церковь, вначале деревянная, была выстроена в память прибытия в Москву патриарха Филарета. Один из видных представителей семьи Романовых, он подвергся преследованию со стороны Бориса Годунова: он и жена его Ксения Ивановна были насильно пострижены и заключены в монастыри, а сын, будущий царь Михаил Федорович, сослан на Белоозеро. Только благодаря самозванцам Лжедмитриям I и II Филарет был возвращен из ссылки и даже наречен патриархом, правда без надлежащей процедуры избрания и церковного одобрения, что не помешало ему считать себя истинным руководителем церкви. В составе посольства Филарет был отправлен в Польшу, но арестован и находился в плену более восьми лет. Освободили его в 1619 г. и встречали 14 июня самым торжественным образом, а в память этого события и заложили церковь во имя св. Елисея, празднуемого в этот день.

В пожар 1629 г. церковь сгорела и была выстроена в камне в 1636 г. Первоначально храмовый праздник отмечался весьма серьезно: на Ивановский колокольне благовест, а по Москве трезвон во все колокола, в то время как царь и патриарх присутствовали на обедне и вечерне. Однако постепенно значение храма и праздника стали забывать, несмотря на то что событие было описано на доске, хранившейся в церкви. Церковь превратилась в обычную приходскую, а в 1809 г. из-за малого прихода ее приписали к соседней Воскресенской церкви, а в 1818 г. вообще снесли и церковную землю распродали. На ее месте долго находились бани, называвшиеся по владельцам Ламакинскими, Стрельцовскими, а в последнее время – Чернышевскими, поблизости к одноименному переулку. На их месте в Елисеевском переулке построили здание Министерства науки и технической политики (1981 г., архитекторы Ю. Шевердяев, А. Арапов, М. Гороховский).

Нынешний Вознесенский переулок ранее назывался Большим Чернышевским по фамилии владельца самого большого здесь участка, на углу с Тверской, графа Захара Чернышева, московского генерал-губернатора в 1782–1784 гг. Переулок примерно посередине разделялся оврагом, где протекал ручей. Часть от оврага к Тверской называлась Новгородским переулком, по слободе, населенной выходцами из Новгорода, а другая часть – до Большой Никитской – Вознесенским, по церкви Малого Вознесения, отреставрированное здание которой стоит на углу переулка. Церковь получила название «Малая» после постройки у Никитских ворот значительно большего здания церкви также во имя Вознесения.

Малая Вознесенская церковь первоначально упоминается в 1548 г., и она, вероятно, была выстроена в слободе выходцев из Новгорода и Великого Устюга (в ней – единственный престол Прокопия Устюжского), но с тех пор, конечно, была перестроена. Основная часть церкви – четверик – относится либо к концу XVI в., либо к 1634 г., когда была выдана так называемая храмозданная грамота. «В пользу более ранней датировки говорит изящество архитектурного декора, сохранившегося на фасадах вертикальных филенок, подчеркивающих стройность объема, тонко профилированных наличников окон со стрельчатыми завершениями», – говорится в описании памятников архитектуры Москвы. Восьмерик возвели в 1760-х гг. К концу XVII в. относится южный придел Прокопия и Иоанна Устюжских, как и шатровая колокольня, верх которой был переделан позднее.

В доме № 3 по Вознесенскому переулку до большевистского переворота помещался 4-й городской бесплатный родильный приют. Их в Москве насчитывалось шесть, остальные принадлежали частным лицам и, как правило, были платными.

Дом № 7 принадлежал известному общественному деятелю князю В.А. Черкасскому. Выходец из старинного кабардинского рода, давшего много выдающихся государственных деятелей, князь Владимир Александрович Черкасский окончил юридический факультет Московского университета и, несмотря на несомненные задатки ученого, занялся хозяйством в имении и изучением жизни крестьян в России. Он набрасывает проект освобождения крестьян от крепостной зависимости, организует кружок помещиков для обсуждения этого больного для России вопроса, но наталкивается на противодействие властей. После женитьбы в 1850 г. на княжне Васильчиковой он проводит зимы в Москве, в доме на Большой Никитской улице (№ 46), где «…настежь были открыты двери представителям науки, литературы и искусства. На обедах и на вечерах тут можно было встретить Грановского, из молодых Кавелина. Соловьева и других; из литераторов я видел Сушкова, Ф. Глинку с женою, изредка М.П. Погодина, К. Аксакова, Ю. Самарина. В. Соллогуба, Н.В. Гоголя и других; из художников Айвазовского, некоторых здешних академиков, артистов Щепкина и Самарина…». Другие источники отмечают присутствие на вечерах Васильчиковых «Хомякова в полурусском платье и поношенном коричневом сюртучке оригинального покроя, и К.С. Аксакова в его неприхотливом наряде, и Гоголя с нависшими прядями волос, в яхонтовом бархатном жилете. и Бодянского в допотопном фраке. и благообразного Шевырева с изящным Грановским».

Князь Владимир Александрович Черкасский


Черкасский принял активное участие в разработке и практическом проведении освобождения крепостных крестьян, и, по воспоминаниям, «князь Черкасский в глазах москвичей окружен был некоторым ореолом благодаря своей деятельности по крестьянской реформе». Он был известен и своей работой в Польше после восстания 1863 г.

В 1868 г. был избран московским городским головой, но предварительно москвичи приобрели этот дом и преподнесли его в дар Черкасскому, так как тогда существовал имущественный ценз: только владельцы недвижимой собственности в Москве могли быть избранными. В этом доме раз в неделю у Черкасских были «разговорные» вечера, на которые собирался цвет московской интеллигенции, весьма критично отзывавшийся о правительстве. Черкасский много работал для Москвы и принимал участие в разработке городской реформы, но деятельность его продолжалась до того, как Московская дума отправила адрес, подписанный Черкасским, где весьма опрометчиво выражалась необходимость для России дать «простор мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести – этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой». Давать или не давать какие-либо свободы, власть тогда, как и теперь, считала своей привилегией, и Черкасскому пришлось подавать в отставку.