Отделившись от изодранного тела человека, у которого под окрасившейся в новый черный цвет майкой происходило заметное шевеление и подрагивание и чью жизнь еще несколько минут назад Верезин надеялся спасти, два червя, высоко приподнимая головы и тычками поводи ими из стороны в сторону, двинулись извилистым путем прямо в сторону его усыпанных песком ног.
Вопль! Жуткий визг! Визг женского голоса, в котором, казалось, сошлось воедино все_ боль, страх, отчаяние, прощание с жизнью и может быть затерянный в глубине всего этого молящий призыв о помощи. Леня побежал вместе со всеми, но затем остановился, проклиная себя и всякую толкающую его на необдуманные действия горячность, повернув назад, чтобы помочь женщине.
Оказавшаяся на его пути компания, вспугнутая очевидно из-под зонтика, шла со скоростью хорошего аллюра, напоминая собой цепь сдерживания и Васинцеву пришлось уступить дорогу, обогнув стеной двинувшихся к воде людей и спеша на зов бьющейся за свою жизнь женщины. Он оказался возле нее, миновав несколько метров параллельных тротуару, как раз в тот самый момент, когда еще один, на этот раз третий, лоснящийся маслянистой кожей червь ухватил еще скребущую песок и ракушки руку за толстое запястье с позолоченными расстегнувшимися в браслете часами. Первый из гадов схватил женщину за ляжку через минуту после того как с бетонного ограждения начали падать тухлыми грушами одетые в рабочие одеяния люди. Онемев от ужаса, она не произнесла ни звука, видя как голова червя срослась с ее дряблой, синеватой в суставах кожей и не успев еще сообразить почему вдруг все ее соседи как один кинулись к морю, она получила новый, на этот раз более сильный удар, который пришелся в бок. Второй червь был немного длиннее своего расторопного предшественника, и его крупная заостренная к скату голова разинула достойные бульдога челюсти и ухватила слой жира в три пальца толщиной, прокусив его почти насквозь.
Юноша перепрыгнул через оранжевый матрац и в два шага очутился у скомканной оливковой подстилки пожилой дамы. Рядом лежал вывернутый пакет, косточки из него высыпались на землю.
– Сейчас! – крикнул он мало что понимавшей женщине – Держитесь!
Схватив край подстилки, он накрыл им ближайшего червя, свисавшего с ноги и принялся с силой топтать его упругое узкое тело. Червь отпустил ногу и, защищаясь, свился под материей в кольцо. Не успев покончить с ним совсем, Васинцев едва смог увернуться от стрелой выпрямившегося в его сторону второго головастого ублюдка. Морда его ткнулась с лету в подошву сандалия на ноге, вовремя отдернутой Васинцевым. Опоздай он хоть на долю секунды – и мелкие острые зубы чудовища прокусили бы ему икру! В следующий момент промахнувшийся червь получил такой пинок по голове, о котором, должно быть он не мечтал всю жизнь. Отлетев на пару метров в сторону, контуженный, червь забился в яростной, пустой и глупой схватке с самим собою, с песком, камнями, палками и мусором – со всем, до чего только могла достать его слепо ищущая ненавистного противника голова.
Застывшее под покрывалом кольцо оставалось неподвижно, казалось что червь номер один боится показаться на глаза. Лишенный поддержки и не желая сражаться в одиночку, он решил( если только они вообще были способны принимать какие-либо решения) объявить нейтралитет. Оставался еще один, последний, крепко опоясавший двумя половинками пасти руку с часами, походивший на привязанный в шутку спящему человеку на запястье черный, поблескивающий на свету тысячами синтетических ниток галстук.
Что же делать?..Мысль бешено колотила в голове Васинцева. Как помочь? Как ей помочь?.. Перестав кричать, голова дамочки лишь каталась по пологим, обточенным волнами камешкам. Глаза на ее мелом посыпанном лице закатились.
Васинцев обежал тучное бесформенное тело вокруг, решив что и последнего червя стоит попытаться отодрать от места укуса, как вдруг, точно почувствовав какую тактику избрал его двуногий противник, червь отпустил руку пляжной пленницы и потряс головой в разные стороны, будто кланяясь под аплодисменты за безупречно проделанный захват.
Несколько полосок свесились с бульварной насыпи и шлепнулись на сложенный под стеной порванный шезлонг. Васинцев оценил на глаз угрозу и понял что оборонять свою подопечную ему придется дольше чем он предполагал и бой этот, скорее всего, окажется для кого-то из них – его, женщины, червей – последним. От удара хвоста угол подстилки лег на прежнее место, а затоптанный Васинцевым поганец оказался живучее чем хотелось бы – не трогая больше переставшую сопротивляться жертву, он прошелестел вдоль коротких припухлых ступней и прорезав пару метров песка волнообразной струйкой, остановился, оторвал голову и разорванной правой частью от настила сухих водорослей, потянул воздух и определил место нанесшего ему значительную травму врага. Рваная морда поползла на Васинцева. Сначала два, а затем и третий червь перемахнули через клетчатую запорошенную пылью рвань шезлонга и тоже принялись обступать парня, не спеша, с расстановкой, поминутно свиваясь в кольца, окружая его в форме подковы и готовясь к последнему стремительному нападению с обязательным уничтожением человека.
Красный пожарный щит мелькнул перед мысленным взором Васинцева, став один из вариантов которые запущенная на всю катушку голова выплевывала без всякого намека на скупость. Ну конечно!.. Только где? Где же он его видел?. – Васинцев попытался припомнить и в конце концов был вознагражден. Так и есть! Задняя стенка видимого отсюда белого, прихорошенного к лету кафетерия!
Не воспользовавшись ступеньками, где было видно одно из многих уже лежащих вповалку тел, Леня взапрыгнул на насыпь, перекинув через бетон ногу и сорвав с крючьев перекрашенную заодно с щитом старенькую, давно не бывшую в работе лопату, вернулся по площадке кафетерия на пляж и расчищая ею себе дорогу, он рубанул первого же червя, оказавшегося вблизи взятой им под защиту неповоротливой тетки. Не рассчитав силы удара, лопата отпружинила назад, лишь сильно передавив тело червя, но не раскроив его на две части. Замахнувшись повыше и вложив в следующую попытку всю силу своих рук,он обрушил лопату на трепещущее трубочное существо и голова червя отлетела вон, а запрыгавший обезглавленный хвост забрызгал все вокруг себя черной, стреляющей вдогонку голове кровью.
Васинцев почувствовал подступившую к горлу дурноту, но сдержал себя, приказав быть жестче, а потом одного за другим, то отступая, то нападая, не забывая оборачиваться по сторонам, рассек окрасившейся в цвет внутренностей лопатой четверых червей, непосредственно грозивших женщине и круживших подле нее. Последним расстался с головой тот, что был ранен ободравшим ему кожу на морде каблуком сандалия. Открыв разжавшуюся в предсмертной судороге пасть, он не мог бросить на Васинцева последнего, полного злобы и жажды отмщения взгляда, но тело его, плясавшее в луже собственной крови на песке так и хотело, казалось, набрать в себя побольше мочи и выкрикнуть напоследок склонившемуся над ним человеку : «Это еще не конец!.. Это еще не конец!.. Настанет день – мы встретимся и тогда…»
Что будет «тогда» – Леня не знал.
-«Гусеницы»… – прошептал он тяжело дыша и дико озираясь по сторонам – Мать твою!…Мать твою!…
Темнота, опускающаяся посреди дня тучей поднятой пыли, укрыв солнце, слабое и крохотное в разрезах воющих заклинания смерчей, темнота оказалась со всех сторон. Метя в стекло кабины с диким оскалом пригоршни рассыпающегося по капоту и сметаемого ураганным ветром песка, темнота испугала его, бросив на маленький трещавший при наклонах бортами грузовичок все свои силы, решив заживо похоронить, усыпав курганом, человека внутри задраенной тряпками кабины. Стены песка, продолжавшие таранить машину более трех часов, разбивая себе лоб о широкую мятую решетку радиатора, вставали одна за другой все новыми и новыми рядами. Будет ли им конец?.. Казалось, что не будет никогда..
Полысаеву опять привиделась во сне та степь под Джезказганом. Его грузовик, застрявший в песчаном вихре под колпаком жуткого марева июльского солнца. Этот кошмар навещал его временами, возвращаясь вновь и вновь…
..Жарко,..жарко,…жарко.. – все и вправду поплыло от сильнейшего жара. Полысаев начал плавиться прямо на глазах, не отпуская одной рукой прогнувшегося руля и растворяясь в дымящемся, покрывшемся пузырями кресле. Он прижал к себе фляжку с водой и с ужасом увидел как кабина растворяется, сливаясь вместе одной бурлящей жижей с металлом, потекшим стеклом, кожей, тканью одежды, волосами и долбящими, тревожащими его в грудь звуками, которые исходили от этого заварившегося месива.
Раз… два.. Раз, два, три.. – толкало его месиво и предупреждало готовиться войти в него и стать частью. Раз,..раз.. – вот снова очень быстро. Трясущие толчки.
Полысаев открыл глаза.
Сосед по палате, обитавший от него на койке справа, навис над Полысаевым своею узкой волосатой грудью, где была уже седина, и раскачивал его через одеяло прижатой к животу пятерней, опасливо и удивленно передвигая частями не геометрично сложенного лица – нос соседа, кривой и крупный, с треугольной косточкой старого перелома, указывал по циферблату часов на пять, тогда как левый прищуренный глаз, точно младший брат, вовсю старался быть поближе к своему правому близнецу.
– Эй, приятель, – произнес участливо явившийся Полысаеву вдруг, после того как сон перевернулся с ног на голову, человек-гипотенуза – вы в порядке?.. А то было похоже, что во сне за вами гонится бешеная собака.. Лежит и стонет себе. – он вытянул шею так высоко, что Полысаев приготовился услышать как хрустнут позвонки, и разговор продолжился уже, словно бы через мост, разделяющий два села, с пациентом, получавшим ежедневно тонну конфет и печенья от родственников, что лежал и, невзирая на целый склад сладостей, пил минеральную воду на кушетке слева от Полысаева – Стонет и стонет. А если стонет, думаю, значит человеку лучше было бы проснуться. Ведь так? Вот я тебя и кинулся будить, многоуважаемый сосед. – закончил он свою тираду – Не имею, к сожалению, сведений о ваших имени-отчестве.
Полысаев представился, отвечая тихо, слабым еще несколько голосом, стараясь чтобы его мог расслышать и тот, кто притих слева.
– Вот и добре. – узкая грудь перестала закрывать белый, с еле заметной трещинкой, потолок и Полысаев стал невольным свидетелем продолжения разговора, начала которого он не мог слышать, видя в тот момент сон.
– Так вот что же,.. – голос справа предназначен был лететь через Полысаева к третьему человеку в палате, но как ни странно, попадал и в его уши – Если говорить по-хорошему, по правде.. Без жулья.. То я бы уже давно должен при таком раскладе получать пенсию по состоянию своего слабого здоровья. Имею, то есть, такое право – претендовать на нее.
– Интересно, – телеграфировал через Полысаева гнусавый пациент, которого все держали за сладкоежку. В словах его сквозило желание поспорить и разбить позицию оппонента – Какой же это недуг точит изнутри твой организм, не позволяя трудиться в поте лица?
– Как же я могу работать, если любое занятие приводит меня в бешенство через несколько минут после того, как я уделяю ему внимание?
Небольшая пауза, повисшая в воздухе, говорила о том, что левобережные готовят решающую победоносную контратаку. Но внезапно оба умолкли, прекратив пустую перестрелку, потому как в палату вошла молодая, невысокая, но очень ладная и хорошенькая медицинская сестра.
– Добрый день – поприветствовала она троих мужчин и направила шаги своих скрытых под белизною халата ножек к Полысаеву.
– Милая сестричка! – правое ухо Полысаева вновь услышало знакомый голос – Вообще-то, если считать от угла, то я иду первым номером, а не он.
Улыбнувшись шутке, сестра присела у изголовья кровати Полысаева на коричневый мягкий табурет и приложила ему маленькую ладонь с холодным колечком, опоясывавшем мизинец, на лоб.
– Откуда такая несправедливость? – кушетка справа заскрипела, потому что человек на ней приподнялся на локте, чтобы рассмотреть какие блага достались его соседу – Смотрите, она уже гладит его по голове!
Убрав со лба руку, девушка похоже осталась довольна состоянием больного и, посмотрев на закрытую дверь, доверительно сообщила Полысаеву:
– К вам пришел человек. Очень хочет вас видеть. Я просила его обождать пока вы спите, но он говорит что у него очень мало времени и что это очень срочное.
Судя по тону, с каким было произнесено слово «человек», Полысаев догадался что это не жена с сыном, навестившие его еще вчера вечером, принеся огромный букет гвоздик и пакет с фруктами, и не давнишние его приятели по автокомбинату, визита которых он ожидал, но не предполагал точно когда тот произойдет.
– Я уже не сплю. Пусть приходит. – Полысаев попытался приподняться спиной на подушку и сестра, привстав со стула, помогла ему справиться с этой задачей.
– Хорошо, тогда, наверное, я его приглашу – встав и прощелкав набивками на каблучках, она вышла в мало освещенный, с салатовыми стенами коридор.
Кто бы это мог быть, едва успел подумать озадаченный Полысаев, как тут же, широко распахнув бежевую дверь, в палату шагнул высокий, слегка сутулый молодой человек с небритым лицом, одетый в обтягивавшие его стройные ноги баскетболиста черные поношенные джинсы и легкую клетчатую безрукавку, державший в пальцах с выпирающими острыми фалангами квадратный, неопределенного предназначения предмет. На левой руке, чуть пониже локтя, на три ребра, Полысаев заметил имевшуюся у молодого незнакомца ( а этого человека он видел впервые в своей жизни) разноцветную узорную татуировку.
– Привет всем! – войдя в палату, тот улыбнулся добродушным, смуглым, почти цыганским лицом и вскинул до уровня плеча широкую ладонь, минуя всех взглядом, безошибочно направив свои стопы к Полысаеву. Низкий, совсем детский табурет заскрипел под тяжестью усевшегося на него, вздыбив над кроватью колени, молодого мужчины, посмотревшего в лицо Полысаеву со странной дикой ухмылкой и даже будто восхищением в слегка раскосых глазах.
«Ну и что же дальше?» – Полысаев выдержал минутную паузу, не отводя лица и рассматривая парня с такой же открытостью и с не меньшим нахальством.
– Добрый день – протянул наконец руку молодой человек.
Двое в палате обменялись рукопожатием.
– Меня зовут Антон Гуляев, я работаю в еженедельнике.. – молодой человек назвал газету, хорошо известную Полысаеву, но покупаемую им не часто, скорее всего из-за странной манеры подачи материалов на ее страницах, подчас возбужденно-скандальной, или просто развязной, не имея для того никаких оснований.
– Я знаю эту газету – ответил он безучастно, заставив лицо изитера расцвести всеми красками радуги от счастья и гордости за взявшую его в штат редакцию.
– Вообще-то я фотограф, – пояснил молодой человек, зардевшись – но этот материал решил подготовить полностью сам. Шеф дал мне зеленый свет, ну а я подумал – почему бы не попробовать? По литературе в школе у меня всегда была твердая «тройка». – пошутил он – И вообще я люблю марать бумагу.
Полысаев висками чувствовал сраженные наповал происходящим взгляды, которые сверлили его с обеих сторон, распространяясь от соседствовавших кроватей.
_ Какой материал? – догадываясь, о чем идет речь, он все же решил не позволять выставить себя цирковым уродцем в популярной бульварной газете и дать предполагаемой назойливости самый крепкий от ворот поворот.
– Материал о том как произошло первое массовое нападение червей на человека – опасения Полысаева оправдались и он кисло взглянул в восторженное лицо фотографа, взявшего теперь, по его словам, перо в руки – Это будет потрясающая статья! Случай в Алуште на берегу не был началом. Люди будут знать об этом. Они обязаны знать! И вы должны рассказать им обо всем, что приключилось с вами.
Слова «обязаны» и «должны», срывавшиеся с губ горячо приступившего к к выполнению работы газетчика, воскресили головную боль, оставившую было мучить с ночи Полысаева.
– Послушайте, молодой человек, – затушил он холодностью своего лица пыл в глазах фотографа – я еще себя очень слабо чувствую и поэтому не хотел бы тратить силы на разъяснение каких-то никому не нужных причин и обсуждение тем, касающихся только меня и случайности, отправившей валяться на больничную койку. Я вообще не хотел бы сегодня принимать посетителей, пригласив вас войти просто по ошибке, посчитав вас за кого-то другого и поэтому, если вам будет не сложно, хотел бы попросить уйти сегодня и оставить меня в покое. Нисколько не пытаюсь обидеть вас или оскорбить ваши профессиональные чувства, – добавил он – а просто потому что мне еще недостаточно хорошо. Будет время, и мы еще сможет увидеться. Прошу вас..
– Но как же «никому не нужные»? – взмолил Антон Гуляев, взмахнув корабельными реями вместо рук и не собираясь уходить, словно пристав ногами к полу. – Люди хотят знать причины, хотят получить разумное объяснение и мы можем донести до них полезную информацию. Один человек со своим знинием – ничто. Но если донести его, это знание, до всех, обменяться с каждым – вот вам и цивилизованное общество! Вы невольно стали одним из первых, кого покусали черви, а теперь, стало быть, наша задача – моя, как журналиста, ваша как источника – рассказать читателям, всем крымчанам, что и как было, предупредить и, может даже, спасти многих!
Молодой человек замолчал и в палате воцарилась тишина, какая, бывает, приходит стоит только выключить свистящий на кухне паром чайник.
– Если вы имеете в виду тех змей в Ботаническом саду,.. – Полысаев не хотел более распалять огня под чайником – то, на мой взгляд, ничего сенсационного из этого происшествия вытянуть нельзя, разве что только расписав в панических тонах о необычайном количестве, которое они расплодили под носом у смотрителей. А так… – Полысаев осекся, поймав на себе взгляд Гуляева, который, замерев, разглядывал его как астронавт при первом контакте с инопланетянином.
– Змеи? – прошелестел губами молодой человек, склонившись к Полысаеву и выперев под рубашкой лопатками, точно со спины у него свисали ангельские крылья – Вы сказали «змеи»?
– Да, он сказал «змеи» – подал справа голос вступившийся за Полысаева сосед – И что с того?
Молодой человек медленно поднялся и обвел глазами всю компанию, наверняка засомневавшись – уж не перепутал ли он улицы, попав в сумасшедший дом и попросту теряя свое время зря.
– Так значит вы считаете что на вас напали змеи?
Полысаев повременил с ответом, рассчитав по этим глазам что знает далеко не все. Впрочем, так же как и его соседи.
– Уж не знаю, кто это там был, – проговорил он наконец, поудобнее приладив спину к подушке – но кусаются они больно. А что, разве теперь они называются как-то по-новомодному? – просто потянув время, он тут же припомнил как принесшие из травы маленький подвижный отросток мальчики окрестили его «червем».
– Вы читали про происшествие на морском пляже?
– Нам не носят газет.
– Ну а новости-то вы смотрели? – оценив комнату, он кивнул сам себе – Хотя, уже вижу – у вас и телевизора нет.
– Вы очень наблюдательны.
– Ну что ж.. – молодой человек, назвавший себя Антоном Гуляевым, поправил рубашку, с сожалением приготовившись уходить – надеюсь послушать вас, когда вы почувствуете в себе желание поговорить. Все-таки, это же очень важно..
Постояв минуту посреди комнаты, вяло опустив неширокие худые плечи, он повернулся к выходу.
– Послушайте, – позвал парня Полысаев, уловив желание во что бы то ни стало задато вопрос журналисту, каким-то невидимым крючком зацепившему его проснувшийся интерес.
Антон Гуляев остановился и повернулся в проеме, немного не доставая до верхней перекладины косяка макушкой.
– А что произошло там, в Алуште?
Гуляев потряс в воздухе черный предмет, похожий на диктофон, как показалось Полысаеву, и чему-то улыбнувшись горько, хлопнул рукой по выкрашенному растрескавшейся краской дереву.
– Пять человек погибло. Прямо на пляже. Инспекция санэпиднадзора проводила очистку парка от яиц и черви кинулись защищать свои гнезда, а тем кто начал перекапывать их кладки хватило ума ринуться бежать на битком набитый людьми пляж. Вот они и покусали всех подряд, кто только попался на пути. Многие попадали, прям как вы в тот день, потеряв сознание, и черви загрызли их насмерть.
– Вот это да! – угловатый пациент справа расширил близко посаженные глаза – И ведь ,брешешь, наверное, как родной маме?
Гуляев покачал головой и улыбнулся – Новости надо смотреть – ответил он и бросив на прощание скорый кивок, исчез в коридоре, отправившись, надо полагать, в редакцию газеты, неся сообщение о неудачно закончившейся попытке выбить из Полысаева рассказ.
Пять человек погибло!.. Полысаев повторял про себя сказанные фотографом слова, стараясь представить на минуту – что, если это правда – и затем гнал от головы такую давящую его чем-то тревожным мысль.
Нет, не может быть, решил он…Не может такого быть..
При въезде в Ялту машина, где ехали Маша и ее родственники, была неожиданно остановлена у ограждения временного блок-поста, не котором несколько вооруженных лопатками солдат под руководством офицера досматривали покидающие пределы города грузовики и фургоны. Осмотр каждого груженого или порожнего автомобиля длился долго, по пятнадцати минут и потому их скопилось уже, выстроившихся в одну шеренгу, довольно большое количество.
Девять грузовиков, сосчитала Маша, прежде чем снявший ограждение солдатик с повязкой на рукаве не подал им знак двигаться.
– Бог помощь.. Кого ловим, земляк? – дядя Сеня приспустил вниз боковое стекло, сознавшись тем самым, что в жизни не видел ничего подобного, въезжая в курортную зону.
– Проезжайте! – махнул ему рукой придерживавший на плече автомат сержант – Не задерживайте поток.
Дядя Сеня надавил на педаль газа и машина легко ушла вниз по склону, в сторону первых пригородных улочек.
В городе, едва только машина была оставлена на стоянке, их ожидало необычное оживление и сумбур. Только и было разговоров что о червях, да об опасности, которую они таят в себе для островитян. Местные газеты, торгуемые с лотков и разносимые по пляжу, все как одна вышли с безвкусно-сенсационными заголовками и сиюминутными призывами, выстороенными на злобу дня по одному, рассчитанному на звон монеты сценарию, суть которого сводилась к единому: «Спасайся кто может!»
– Точно все с ума посходили! – консерватизм в словах грузно перешагивавшей под солнцем тетки противостоял новомодным газетным крикам о том что пляж – это не место для отдыха, принадлежащее праведно трудившейся весь год семье, а сцена, где разыгрываются темные события и происходят льющие рекой крови стычки – Газетчики сами себя доведут до разорения. Ведь если не будет приезжих, которых они распугают своими страшилками, то и некому будет покупать их дрянных рук дело.
– Местные газеты хорошо идут только для одного, – заметил дядя Сеня – быть использованными в сортире.
По пути на пляж Маша отметила про себя, что уже проходит мимо второго сквера, отчужденного от полосы бульвара забором из не крашенных не обструганных досок и не удивится, если спрятавшийся за невысокими старыми домами парк, выглядывающий из-за их стен с мансардами и верхушками деревьев, также окажется огорожен непроходимой стеной из бревен.
– Туда им и дорога. – отозвалась тетя Нюра, промокнув нос и щеки платком – Господи, я таю как эскимо!
– Тридцать четыре градуса.
– Тридцать два в тени – поправил отца мальчик и хотел было сплюнуть на тротуар, но слюны в пересохшем рту не оказалось – Дайте кто-нибудь хлебнуть воды.
Не оправдав ожиданий Маши, людей на пляже оказалось не много, а те кто был, не переставая судачили между собой о таинственных кровожадных червях, которые, по словам сплетников, были не раз замечены и в самой Ялте, не говоря о диких пригородных пляжах и лесах. Курортники передвигались пешим ходом только по асфальту и по выложенным плиткой аллеям, избегая хоть бы ступить ногой в густую зеленую траву, а уж охотников отправиться поглазеть на горные красоты и чистые прохладные брызгающие пеной водопады и вовсе не было – ведь тропинки, протоптанные в лесах, едва были шире полуметра и любой куст или навес из лопухов могли стать отличной маскировкой для готовых к нападению червей.
Один раз в час вдоль по пляжу расхаживали позволившие себе раздеться до маек трое дежурных спасателей, у каждого из которых на спине провисал к поясу темный треугольник от пропитавшего материю пота, а в руках были заготовлены лопаты.
Искупавшись разок, большую часть дня Маша просидела в тени, на подложенной вместо подстилки смятой джинсовой рубашке, привезенной из дома, с серьезностью и выжидательностью в глазах рассматривая окружавших ее на песке людей. Порой вдруг, вглядевшись в наклоненную ветром траву, ей самой чудилось что среди ее сочных тугих стеблей она видит едва уловимое скорое шевеление или перелив вьющегося хвоста, но потом, подойдя поближе и превозмогая отвращение ко всякого рода змеям и ползающим существам, она убеждалась что это всего лишь игра ее разогретого газетными и людскими пересудами воображения. Ничего и никого в траве не было. Маша решила что фантазия приготовивших свежеиспеченную «утку» репортеров зашла на этот раз слишком далеко.
Короче говоря, день прошел полон предчувствий, догадок, подслушивания чужих разговоров и только в вечеру вылившись в приятное безбоязненное времяпрепровождение, когда тетка Нюра напекла целую гору пышных, душистых, разламывающихся с паром оладушек.
– Ничего, – говорила она переодетой в домашнее Маше, обнося всех чаем – еще накупаешься свое. Места тут для всех хватит.
– И для нас и для червей.– поддакнул жующий Витька и чуть было не заработал шлепок по голове материнской руки, разом бы убивший наповал пару кошек.
В два часа дня, на которые были назначены экстренное заседание с пресс-конференцией, в актовом зале Штаба гражданской обороны было не протолкнуться. Шум голосов, выкрики, обрывки фраз, выпускаемые лететь под потолок из разных мест зала, заглушили речь тщетно пытавшегося выпросить тишины, трезвоня карандашом по графину с водой, человека в военной форме, пародировавшего теперь телевизор с испорченным звуком. Видя, что мало кто прислушивается к его словам и горло он дерет впустую, председательствующий за столом полковник, по обе стороны от которого сидело еще несколько озадаченно хмуривших лбы людей, прекратил говорить, вынул из горлышка графина стеклянную пробку и рискуя расколоть ее надвое, задал теперь трезвону на весь зал.
Через минуту в толпе, состоявшей в основном из репортеров с одной стороны и людей в форме с другой, утих последний, выкрикнувший что-то истеричный голос.
– Если в зале не будет порядка, – предупредил всякую попытку перебить его слова невысокий лысоватый человек с очками в позолоченной оправе на носу и искрящимися в свете ламп звездами на погонах – я буду вынужден попросить господ журналистов оставить помещение и продолжить совещание за закрытыми дверями.
По залу прошел приглушенный ропот. Председательствующий поднял руку и гул стих.
– Паника и хаос, – продолжил он – плохие советчики для стратега. Паникой и хаосом, уважаемые господа журналисты, мы не только не переменим сложившейся ситуации, но наоборот, усложним ее и сами же себе создадим плохую почву для разрешения.
– А как же быть с людьми? – со своего места приподнялся чернобородый полный мужчина лет тридцати, державший в руках блокнот с карандашом – Как только люди увидят реальную опасность, паника начнется сама собой. Тогда вы уже станете им не нужны и не посмеете запретить защищаться так, как того пожелает каждый.
Волна голосов, прокатившаяся от закрытых двойных дверей к трибуне, дала понять что разделяет мнение бородача. Председательствующий в очках снова поднял руку, не отрывая от стола локтя.
– Повторяю, речь пока что идет о нескольких.. – тут он сделал тактическую паузу- нескольких фактах появления на южном побережье неизученных.. – председательствующий подумал над словом – малоизученных червях. Так, по-моему? – нагнулся он к молчаливо кивнувшему мужчине в сером двубортном костюме, сидевшему от него по правую руку – которые в отдельных случаях, защищая участки земли, где по мнению специалистов черви сосредоточили свои яичные кладки, произошли инциденты, при которых непосредственно вставала угроза для жизни человека. – лысоватый человек говорил медленно и тягуче формируя в голове каждое готовящееся быть сказанным слово. Было заметно, что многие люди в зале едва могут дотерпеть до конца фразы, чтобы не выпалить вертящиеся у них на языке контраргументы или вопрос.
– А как же те, которых разорвали в клочья на пляже? – откуда-то из середины зала прозвучал звонкий женский голос.
Председательствующий постарался поискать глазами журналистку, точно она спросила у него о конкретной дате пришествия марсиан.
– Этот единичный случай, действительно имевший место.. – вынужден был признать он – Я полагаю, такого больше не повторится.
– Это уже не нам решать, повторится это или нет. – прогремел насмешливым басом забросивший ногу на ногу, сидя в первом ряду, здоровяк – Это уже будет решать червяк, определяя – достаточно ли близко ты подобрался к его яйцам или нет.
– Лично я бы никого не подпустил к своим яйцам. – выкрикнул голос из угла и в зале раздался дружный хохот.
Председательствующий улыбнулся, но поборол улыбку, приняв прежний серьезный вид. Почесав щеку, он вновь открыл рот.
– Тут многие произносят такие слова как «экстренное положение» и «эвакуация», нисколько не вдумываясь в смысл сказанного. А это безрассудный и, более того, преступный бред, нетерпимая попытка усложнить ситуацию, сыграв на чувствах граждан и воспользовавшись моментом, прославить свое имя на волне ажиотажа.
Председательствующий помолчал и, вскинув брови, посмотрел в зал на два с половиной десятка внимательно слушающих его лиц.
– Вы хотя бы представляете себе что это такое – эвакуировать в безопасное место пускай даже пятидесятитысячный город? Какая это масса людей? Плюс прибавьте сюда Бог знает сколько тысяч приезжих. Вот вам и хаос! Именно после этого произойдет основная цепь неприятностей и трагических событий, стоит только сдернуть людей с насиженных мест и погнать на улицу из родных домов, пугая жупелом несуществующей опасности со стороны червей!
– Несуществующая опасность?! Пойдите и расскажите об этом родственникам тех, кого сожрали живьем! – со своего места приподнялся, самолично взяв слово, человек, сидевший до этого со спокойствием статуи и лишь мрачно пригинавший голову, выслушивая словесную перебранку – Единичный случай, о котором упомянул здесь уважаемый оратор, может быть и является таковым, но только для него самого. Ваша информированность, говорите вы все или что-то утаиваете, или же на самом деле считаете что ситуация не выходит из-под контроля и что все не зайдет далее одного-двух несчастных случаев – предмет для рассуждений о профессиональной этике. Однако со своей стороны хочу заявить – говорящий повысил голос и поправил пояс в петлицах брюк. Теперь его было хорошо слышно. – У меня на руках имеются факты, доказывающие то, что столкновение группы людей с червями на побережье, или с теми «существами» с вашего позволения, которых мы теперь и не знаем как величать, не является первым случаем проявления ими агрессии против населения. Более того, имеющиеся у меня данные, основанные на показаниях реально существующих свидетелей и лишенные любого намека на вымысел или преувеличение, раскрывают перед нами картину, которая несколько, позволю себе такое смягчение, контрастирует с тем что пытаются предложить нам проглотить сегодня и сейчас в этом зале.