Намеренно подвешенный (незавершенный) вопрос давал возможность для выбора линии разговора Андрею Георгиевичу.
– Мы с дачи на машине сюда примчались, кондиционер включил, а дышать все равно нечем было. Ну, я окна и раскрыл. А там полпути по проселочной дороге, пыли натянуло. Вот глаза и болят.
– Если хотите, наши медики могут промыть и какое-нибудь лекарство закапать.
– Не люблю я лекарства.
– Пап, – вмешалась в наш разговор Ирина (тетя Елизаветы), – дело говорят. Пусть хоть промоют, а там посмотришь.
– Ладно, – нехотя согласился Андрей Георгиевич.
Мы прошли в медицинский кабинет. Я быстро объяснил дежурному доктору суть проблемы. Вера Ивановна была крупной обаятельной женщиной, у которой не просто «не забалуешь», Врач с большой буквы. Она являла собой сплав деликатности, бескомпромиссности и абсолютной веры в свою правоту и правильность лечения. В какие-то моменты мне приходило на ум, что больные заражаются этой верой, а затем от нее и выздоравливают, а не от прописанных лекарств. Люди называют такое умение эмоционально заражать своей верой не иначе, как харизма.
Она не только промыла дедушке глаза, но и закапала их для профилактики альбуцидом. Андрей Георгиевич вышел из кабинета ворчливый, но довольный. Казалось, что он посмотрел на врачей другими глазами (приношу извинения за каламбур, но лучше не скажешь).
– Могут же делать все быстро и качественно. В нашей районной больнице никогда такого не было… и не будет. Сразу видно, что работает не по распределению, а по призванию.
(Пункт 9 Инструкции: «Переходить к сути вопроса быстро, лаконично, по возможности, в контексте ситуации с учетом реакции субъекта».)
– Андрей Георгиевич, глаза немного подправили… Может подкрепиться.
– Есть! Да, Вы что… – Ирина, стоя за спиной отца лицом ко мне, зажмурилась, потом сочувственно посмотрела на меня, – А если что-нибудь случится или новости какие-нибудь.
– Если что-то случится, то вы узнаете об этом один из первых. – Я указал на гарнитуру в ухе. – А новости демонстрируют во всех помещениях, за исключением молельных и спальных комнат.
Он еще немного поколебался, а Ирина с сестрой умоляюще смотрели на меня. Их глаза «говорили»:
«Скажите что-нибудь еще, он уже почти согласился».
– Андрей Георгиевич, если потребуются какие-то активные действия с Вашей стороны для спасения Елизаветы, Вам могут потребоваться все ваши силы, включая скрытые ресурсы, а если израсходовать эти резервы сейчас, в нужный момент их может не хватить.
– Наверное, Вы правы, молодой человек. Ведите. – В задумчивости согласился Андрей Георгиевич. Но через мгновение встрепенулся. – А что, Вы думаете, от нас могут потребоваться активные действия?
– Не знаю. – Честно ответил я. (Пункт 2 Инструкции: «Быть предельно честным и искренним с оппонентом насколько позволяют условия и ситуация».) – Возможно «да», а может и «нет». Но я считаю, что лучше, когда Вы готовы к любой неприятности и ничего не случается, чем быть неготовым к неприятности, которая случается.
– Раньше я бы сказал, что Вы – перестраховщик, а сейчас вынужден согласиться. Если верить запаху, то нам прямо по коридору. – Сказав последнюю фразу, Андрей Георгиевич уверенно пошел по коридору в нужном направлении.
Через несколько шагов Ирина поравнялась со мной и очень тихо, так, чтобы не слышал отец, но четко сказала: «Вы первый, кому удалось его убедить в чем-то, после смерти матери». Она ободряюще кивнула и в три шага догнала отца.
С каждым шагом приближения к столовой ароматы свежеприготовленной пищи словно окутывали нас. Нужно отметить, что находящиеся в непосредственной близости предприятия быстрого питания Макдоналдс и Пицца Миа взяли на себя обеспечение питанием и справились с этим весьма успешно.
Только зайдя в столовую, пришло осознание того, что близится вечер первого дня, и последние 10 часов маковой росинки во рту не было. Однако, пропустив своих спутников вперед, я на некоторое время задержался с работниками питания. Уточнил, как они получили аккредитацию и допуск на объект. Порасспрашивал о настроении и состоянии. Немного пошутил. Поблагодарил. Взял 4 куска разных пицц, по кусочку разных частей курятины в кляре, маленькую порцию салата и огромный стакан кофе.
Андрей Георгиевич пригласил к себе за стол, внимательно рассматривал мой выбор, потом заключил:
– Вы и здесь, за едой, продолжаете нести службу.
– Пап, не перегибай палку. С чего ты это взял? – недоумевала Ирина.
– Сергей, какую пиццу Вы предпочитаете?
– Где больше мяса, – улыбнулся я, – В каком-то смысле Вы правы, Андрей Георгиевич.
– Я уже ничего не понимаю, папа, объясни.
– Сергей предпочитает есть мясо, а взял всех блюд понемногу… в том числе и вегетарианских.
– Может он просто хотел их все попробовать.
– А для чего он хотел их все попробовать?
– Чтобы понять… Ясно.
– И еще, чтобы давать конкретные комментарии следующим «родственникам», которых будет направлять сюда есть… Правильно?
– Абсолютно верно, Андрей Георгиевич.
Допивая кофе, я рассматривал уверенные и точные движения, скупую, но выразительную мимику, внимательный и проницательный взгляд сидевшего напротив меня человека однозначно непростой судьбы. Он говорил о внучке, и было понятно, что для него она – смысл жизни. Не единственный, но точно самый главный. Она была последней веточкой их достаточно раскидистого генеалогического древа.
Я пытался понять, что дает силы этому человеку, привыкшему руководить, а точнее командовать, не терпящему возражений и неизменно добивающемуся своего, когда он оказался в ситуации, где ничего не может сделать. Он контролировал себя, был собран, ясно и здраво мыслил, видел желаемую цель, но ее достижение никоим образом не зависело от него. Было видно, что он не раз выживал благодаря такому складу характера, но сейчас не он боролся за свою жизнь, а его внучка. Он попал под действие силы, которую не просто не мог контролировать, не было возможности даже хоть как-то повлиять на нее.
У всех на глазах рушился его мир. Мир, который он строил со своими соратниками, который достался им от их отцов. Порядок, который они защищали, попал под жернова хаоса с лицом террористов по ту сторону стеклянных дверей ДК.
Словно огромный шредер затягивал в себя листы, исписанные их судьбами. Неумолимая сила медленно, но необратимо затягивал их мир в воронку. Страшнее всего было понимать, что это еще и мой мир!
– Ну, вот, вроде подкрепились. Девочки, идите в зал, мне нужно обсудить с Сергеем важный вопрос. Я вас догоню.
Сестры поднялись и, поддерживая друг друга, медленно пошли к выходу из столовой.
– Сергей, со мной такое впервые. Я не понимаю, что творится. Нет, мне, боевому офицеру, понятно, что враг пришел в мой дом. Он, прикрываясь живым щитом, покушается на святая святых. Не могу понять, что в этой ситуации можно ему противопоставить. Как с ними бороться? «Выжечь» их всех «каленым железом»!? Тогда они сразу превратятся в мучеников, а это новый виток эскалации противостояния. Ничего не делать тоже не вариант.
Видимо нужно раздавить его на всех уровнях противостояния: идеологическом, политическом, моральном, информационном, а затем физически растоптать так, чтобы другим было неповадно. Такая микро война.
– По результатам и общественному резонансу теракт действительно можно сравнить с локальной войной. Это вопрос, который Вы хотели обсудить?
– И да, и нет. Мне важно знать верите ли Вы в вашу… нашу победу в этой борьбе, и что Вы будете считать победой? Я спрашиваю Вас, потому что именно Вы и такие как Вы куют победу.
– Андрей Георгиевич, я понимаю, что вы хотите услышать, что нашей победой будет спасение заложников, но… – мне пришлось собираться с духом некоторое время, –конечно, абсолютной победой можно будет считать уничтожение или захват террористов без выполнения значимых условий, которые они могут выдвинуть, а также спасение всех заложников. Но Вы понимаете, что абсолютные победы – это исключительная редкость. Кто-то выполняет отдельные значимые условия террористов. Израильтяне сразу признают заложников умершими и на переговоры не идут. Я не могу дать слова, что все заложники будут спасены (Пункт 11. «Не обещайте невыполнимого и не зависящего от Вас»).
Мобильный телефон вздрогнул во внутреннем кармане. С небольшим запозданием вздрогнули и мы с Андреем Георгиевичем. Он – по инерции, я – чтобы нажать на кнопку ответа на гарнитуре.
– Слушаю, – сказал я сразу после соединения, но сделал это настолько тихо, что сам еле расслышал свои слова. Звонил Сергей, и по интонации было понятно, что он взволнован и немного сметен, что серьезных изменений в ситуации с заложниками не случилось, но происходит что-то очень важное, – говори уже!
– Тут такое дело… Подходи срочно в штаб. Приехали сотрудники ФСБ.
Мне оставалось попрощаться с собеседником. Нужно было сделать это, не вызывая в нем сомнений в том, что ситуация под контролем.
– Прошу прощения…
– Да, я понимаю. Идите и сделайте все, что можете.
Это «все, что можете» эхом звучало в ушах, пока я шел к штабу. Там ждали только меня. В комнате расположились на стульях по кругу Александр Иванович, Сергей, полковник Власов и двое его коллег в штатском.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – прочеканил я, – разре…
– Входите, Сергей, – не дал мне закончить полковник, – Знакомьтесь. Наши психологи.
Звали их Андрей и Анатолий. Я пожал им руки и поразился схожести их поведения. Каждый, пожимая руку, очень внимательно и открыто заглядывал в глаза. Мы расселись, и Николай Александрович Власов продолжил говорить, как будто и не прерывался.
– Есть основания полагать, что среди родственников заложников действуют три пособника террористов. По имеющейся информации они прошли обучение за рубежом по программам управление массовым сознанием и конспиративная работа. Предполагается, что будут предпринимать попытки дестабилизации обстановки и провокации на политические акции. Какие соображения?
Мы с Серегой переглянулись, потом одновременно посмотрели на Александра Ивановича, который всем своим видом показывал: «Ну, давайте, ребята не подведите!». За истекший день мы не просто научились понимать друг друга без слов, мы действовали как Команда с большой буквы «К». Глянув на меня, Серега понял, что мне нужно секунд 7-10, чтобы разложить все по полочкам и выдать ожидаемый от нас ответ. В то время, когда паззлы первой, второй и третьей производных вытекающих из вводных данных складывались в моей голове в цельную картинку, он выпалил, наверное, первое, что пришло в его светлую голову.