Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

Тревога более усилилась, когда Бабин долго не открывал. Эдик уже и звонил, и стучал, и голосом звал – тишина. Только минут через десять послышался тихий вопрос из-за двери:

– Кто?

– Эдуард Романович Свекольников, ваш ангел-хранитель! – отчеканил он, пытаясь вернуть себе бодрость. – Владилен Феликсович, ваше благородие, мне уходить?

Дверь открылась на длину цепочки, снова захлопнулась и вновь открылась.

– Быстро! – громко прошипел Бабин и отступил в сторону, не отпуская ручку двери. – Не мешкайте.

Эдуард боком протащился внутрь. За ним лязгнул замок.

– Вы перешли на нелегальное положение?

– Веселитесь? Воля ваша, а вот мне не до смеха. Идемте на кухню. Стойте, – старик на минуту припал к глазку и затаил дыхание. – Чувствую, там кто-то есть. Выше по лестнице за углом стоит человек, я вижу его тень и дым от сигареты. Эдуард, голубчик, это же совершенно невозможно. Я не могу спать, – они шли по длинному темному коридору квартиры. – Приезжал наряд милиции – никого. Они хитрые и осторожные. Вы азбуку Морзе, конечно, помните?

– Морзе?

– Да – точки, тире.

– Совсем не помню.

– Плохо. Тогда заучите: две точки – тире – две точки. Просто.

– «Две точки – тире – две точки», – повторил молодой человек. – Какая буква?

– «Э» – ваш инициал. Так будете звонить в дверь. Секретный код.

Мужчины разместились на кухне. Владилен Феликсович действительно выглядел неважно – перекошенное лицо, вздыбленные вокруг лысины редкие волосики, слипающиеся, красные от бессонницы глаза. Такими же беспокойными красными глазами глядел на него Эдуард. Они несколько секунд молча рассматривали глаза друг друга, как бы сравнивая, у кого краснее и беспокойнее.

– Все началось в субботу, – проговорил Бабин и закрыл рот, ожидая нетерпеливого вопроса «Что началось?», но Эдик понял маневр и упорно молчал, не смывая с лица ожидания. Вселенная погрузилась в тишину.

Первым не выдержал вежливый Эдик.

– Это всё?

– Что?

– Всё, что вы имеете сообщить?

– Они уже приходили, – и снова пауза (несносный старик). – Дважды!

– Куда? Послушайте, гражданин бывший полковник, вы или рассказывайте, или нет. Я на работе. Где ваши списки продуктов и медикаментов? Не задерживайте!

– У меня всё есть. Вчера меня возили к нотариусу заключать договор, и девочки всё купили. Мало того, они и подмели у меня, и вытерли пыль, даже в самых необитаемых местах. Замечательные люди! Но вечером, когда все ушли, ко мне в дверь снова стали звонить какие-то личности, – он натужно вздохнул и произнес измененным голосом, не размыкая губ: – Эдуард, за квартирой следят.

– Кто?

– Те, кто хотят ее отобрать.

– Ясно. Хорошо. Сидите здесь, не маячьте. Я незаметно повыглядываю на улицу. Будьте здесь!

Юноша выскользнул в прихожую и по пути в спальню вынул из кармана куртки свой ужасный пакет. Клинок длиной сантиметров двенадцать, на крепкой загнутой ручке.

Через минуту он вернется, подойдет сзади к старику, отвлечет его, скажем, на перелистывание очередной порции архива, занесет острое лезвие спереди под щетинистый кадык, левой рукой плотно возьмется за лоб и рванет что есть сил слева направо и на себя. Эдик представил, как зеркальная сталь погружается в живую плоть, как с тонким звоном лопаются волокна живых мышц, как перерезаются аорта и трахея. Глаза старика выкатываются из орбит, он немощно пытается отбить нож, хрипит, выплевывая кровь и изумление. Красная жидкость из пореза толчками выбрасывается на стол с бумагами. Все вокруг постепенно окрашивается красным. В глазах красный туман, кровь на руках, ногах, одежде. Громко хрустнули шейные позвонки, и голова отделилась от туловища. Он видит отверстый беззубый рот, в котором запекся последний, самый главный вопрос…

– Эдик, – услышал он за спиной скрипучий голос, – ты куда пропал?

Свекольников резко обернулся. Никого. От неожиданности нож выскочил из рук незадачливого убийцы. Он попытался перехватить его коленом, но получилось только хуже. С оглушительным стуком оружие заехало под низкую кровать старика и ударилось о стену в глубине. Он ошалело стоял с пустым пакетом в руке, медленно соображая, что же теперь делать.

– Что там? – громко допытывался старик.

Рассохшийся стол заскрипел.

– Ничего, я зацепился за стул, – Эдик прятал ненужный пакет в задний карман. – Иду. Я никого подозрительного не увидел, – доложил он по возвращении, еле сдерживая удары крови в голове. – Чисто.

Он упал на табуретку и впился глазами в Бабина. Тот испуганно и издевательски улыбался, словно говоря: «Что, щенок, слабо?» Или показалось? Свекольников попытался продолжить прерванный разговор.

– Расскажите толком, что произошло-то? – Эдику казалось, что сейчас ювелирно отрезанная голова Бабина сама отвалится и он увидит анатомию сечения шеи. Но старик оставался жив и даже ободрился.

– Первый раз приходил один из них в субботу вечером, четвертого, – как ни в чем не бывало рассказывал пенсионер. – Второй раз – вчера. Они назывались моими братьями и требовали их впустить. Одного из них я хорошо рассмотрел в глазок – страшная рожа: нос огромный, глазки маленькие, злые, и лысый. Это бандиты. Я, конечно, не открывал и сказал, что позвоню в милицию. Эдуард, я знаю, меня хотят убить. Выпьете?

– Коньяк?

– Да.

– Доставайте. И лимончик прикажите.

Они молча выпили по маленькой серебряной рюмочке. Заели лимоном.

– Уверен, они скоро от вас отстанут, – поразмыслив, предположил Эдуард. – Как только выйдет свидетельство на собственность, скажете им через дверь, что квартира вам не принадлежит. Пусть сами проверят. Думаю, их интерес охладеет.

– А ведь правда! – оживился старик. – Точно! Слава богу, вы помогли мне вовремя оформить эту ренту, – он еще выпил и оперся щекой на ладонь. – Вы извините меня, мой молодой друг, за излишнюю сентиментальность, но я каждый день благодарю Бога, что он послал мне вас.

– Вы же атеист!

– Обязательно. Но все-таки благодарю. Кстати, ортодоксальные атеисты народ читающий и думающий. Они кропотливо ищут доказательства своему атеизму, критически изучают религию со всех сторон, глубоко погружаются в тему и автоматически становятся верующими. Только человек, убежденный в существовании Бога, в его способности к всепрощению, может искренне, не опасаясь последствий, заявлять о своем полном атеизме, – он глотнул из рюмки. – Вы слишком молоды и пока не знаете, что такое глубокая старость. Представьте, что кто-то день за днем неумолимо гасит свет вокруг вас. Вы видите все меньше и меньше, теряете интерес к жизни, и единственное, что остается с вами, – ваши мысли, воспоминания. Чаще грехи и подлости. Они, как суровые кредиторы, обступают со всех сторон и строго требуют возврата долгов, которые вернуть нельзя. Хочется убежать от них, но бегство возможно только в небытие. Мне повезло, в моей жизни появились вы, единственный человек, способный разметать окутывающую меня тьму, дать глоток свежего воздуха и веру в жизнь.

Эдик представил, как Бабин, кряхтя, наклоняется, заглядывает под кровать и длинной шваброй выдвигает нож на середину спальни. Смотрит на него и все понимает. Потом звонит в милицию, дает показания, называет четко имя и время, обстоятельства и мотивы. Эдик стер со лба крупные капли пота.

– Мне скоро восемьдесят, все равно пора умирать. Все приличные люди давно в могиле, а я живу зачем-то, – расслышал он жалобный голос своей жертвы.

– Да ладно вам, вы еще…

– Лягу однажды на свою кроватку и уже никогда не встану, – он потянулся за графином. – Я чувствую беду, она все ближе и ближе с каждым днем.

– Вам не хватит? – Эдик попытался заслонить графин рукой, но старик оказался проворнее. – Такими темпами вы и до кроватки не доберетесь.

– Веселый вы человек, Эдуард Романович. Шутите и шутите все время. Мне же с этой квартирой с самого начала не повезло. Не совсем красивая история получилась с одним товарищем. Совсем некрасивая. В общем-то, квартира должна была достаться ему. Мой грех. Жена, конечно, запилила: давай иди, не сиди. Ладно, ее уже нет. А товарищ тогда же умер от несправедливости и подлости моей, сердце не выдержало. Получается, косвенно из-за меня. А потом мой сын погиб, разбился пьяный на машине. Меня словно специально не забирают, чтоб помучался. Вы уж простите, что заставляю вас выступать в роли духовника. Я очень старый, мне трудно. Эдик, дорогой, не повторяйте моих ошибок, никогда не поступайте против совести. Совесть – наш внутренний бог, а бог часто бывает жестоким. Помните: придет время, и вы спросите с себя. Будете лезть на стену от горя и боли, да только без толку.

Не шевелясь и не дыша, Эдик слушал пьяную исповедь пропащего доктора наук, только взглядом провожал очередную порцию коньяка. «Я все перепутал, – догадался он. – Бабин никого не собирался убивать. Махинациями завладел квартирой, но не убивал же. Дед умер от собственной впечатлительности или, может быть, имелись какие-то болезни. Кто знает? В конце концов, право на месть имел именно он, а не я. Я же собираюсь убить его сознательно, чтобы поживиться из его шкатулки. Невероятная, невозможная, не имеющая оправданий подлость, с которой мне придется жить дальше. Подлость Бабина перешла ко мне, далее перейдет к другому, потому что я не остановил эту эпидемию, не смог переступить. Что-то на меня нашло, проклятый клоун из зеркала! Как я смогу дышать свежим, чистым воздухом, когда старик будет биться в судорогах и разбрасывать алую пену? Нужно придумать как достать нож. Достать и выкинуть».

– Цепочка такая образовалась, – фоном продолжалось нытье. – Эффект домино. Каждый из ушедших уносил с собой кусочек моей души, постепенно лишал мою жизнь смысла, толкая воспоминания о следующей гнусности. И никакие добрые дела теперь ничего не изменят, – он закрыл глаза и вдруг резко поднялся. – Хочу спать, я очень устал. Эдик, милый, оставьте меня. Приходите в четверг. Буду вас ждать.

На выходе старик остановил гостя, опять прилип к глазку, осторожно приоткрыл высокую дубовую дверь и выглянул на лестницу.

– Никого. Не забыли, как звонить? Попробуйте.

Эдуард позвонил.

– Всё верно. Удачи вам во всех ваших делах, Эдуард, и помните, что вы значите для меня.

Эдик почувствовал крепкий толчок в спину, услышал за собой хлопок двери и скрежет запираемых замков.

 
                                               * * *
 

Вечером, закончив обход подопечных, Эдик вспомнил про Машу. Очень удачно она заболела. Когда выпишется, он в скорости будет с деньгами и сможет нормально ухаживать за ней. Попробовать получить деньги раньше? Он похлопал себя по карманам в поисках телефона. Нашел и позвонил Баженову:

– Паша, смог бы ты передать мне деньги до получения свидетельства? Очень надо. С девушкой познакомился, а я пустой. Отлично! Завтра или в четверг с утра сможешь? Не срочно. Просто я хочу ее навестить, она болеет. Да, да, конечно. Ты извини меня за те глупости. Бес попутал. Тогда до четверга.

Очень хорошо, просто замечательно!

 
12
 

– Читай! – утром следующего дня начальница протянула Свекольникову листок бумаги. – Потом свои объяснения в виде служебной записки мне.

– Что это, Вероника Витальевна?

– Заявление. Ничего хорошего.

В заявлении, адресованном Веронике Витальевне, он прочитал: «Прошу Вас прекратить посещение моей квартиры вашим работником Свекольниковым Э. Р. в связи с тем, что приехал мой близкий родственник, который будет впредь ухаживать за мной. В ближайшее время я уезжают погостить к его семье под Тверь, вернусь в конце лета. От себя могу сообщить, что Свекольников Э. Р. относился к своим обязанностям халатно, обращался со мной неуважительно, в связи с чем прошу Вас исключить возможность его появления в моей квартире». Далее – подпись Бабина и дата, 7 февраля 2006 года.

– Откуда это?

– Вчера вечером принесли, а что?

– Тут все неправда. Я только вчера с ним расстался, и он сказал, что со страшной силой ждет меня в четверг, – о брате Эдик решил не упоминать. – Ерунда какая-то. Ничего не понимаю.

– Вот завтра и разберитесь. Вы обязаны сдать клиенту ключи под расписку. Сходите, посмотрите, поговорите с ним. Действительно, странная история, и могут быть для вас негативные последствия. Объяснение напишите после посещения.

 
                                               * * *
 

В четверг утром Баженов передал Эдику пачку красных купюр в количестве двадцати листов. Сто тысяч! Невероятные, невообразимые для него деньги. Вот они, лежат во внутреннем кармане. С работы позвонил Маше и выяснил, что температура ее хрупкого тела упала, более того, она выходит погулять и не против, чтобы он навестил ее после работы. Если повезет, они смогут сходить куда-нибудь. Она увидит, какой он щедрый и состоятельный человек.

В конце рабочего дня, отпросившись на час пораньше, Эдик в последний раз шел к своему бывшему подопечному.

Снег прекратился, но похолодало. Воздух сделался необычайно прозрачным и чистым. Свекольников вдыхал его полной грудью, всматривался в далекие огни и удивлялся их резкости. Принятые простые и очевидные решения, предвкушение скорого свидания с Машенькой, ясность и мороз очистили его голову. Бог с ним, с Бабиным. Наверное, он сошел с ума от самоедства. Надо сдать ему ключи, вызволить дурацкий ножик. Пусть живет, как хочет; Эдик сможет быть счастливым без мести. С чистой совестью и с деньгами. Никогда не поздно поменять планы.

Два коротких – один длинный – два коротких. Звонки отчетливо прозвучали за дверью.

– Кто? – услышал он странный голос.

– Свекольников, кто ж еще? Ключи пришел отдать.

Защелкали замки, пенсионер впустил Эдика в дом. В неосвещенной прихожей ему показалось, что пахнет в квартире как-то необычно. Как будто запах табачного дыма, и вообще что-то не так. Некурящий Эдик сразу улавливал запах сигарет. Радостное состояние сменилось тревогой. Бабин стоял и не трогался с места.

– Давай ключи, – сказал он твердым голосом и протянул раскрытую ладонь. – Где они?

Эдик постепенно привык к темноте, и разглядел светящиеся в полумраке острые и насмешливые глаза Бабина-младшего. В протянутой к нему ладони он вроде бы угадал тот самый нож, нацеленный в сердце. Нет, ошибся. Двойник шагнул ближе и повысил голос:

– Ну?

– А где Владилен Феликсович?

– Уехал. Я за него. Ключи давай, и свободен. Ты тут больше не нужен, забудь сюда дорогу.

– Он мне расписку за ключи должен. Я так не могу. А куда это он, интересное дело, уехал? Он ничего мне не говорил! – упирался Свекольников, сжимая свой тяжелый правый кулак. В критические минуты отчаянное, безоглядное мужество посещало его. – И давайте без резких движений. Хорошо? Где Владилен Феликсович?

– Эдик, это ты? Извини, не признал. Помнишь тезку? – строгий голос вмиг сменился сиропным. Эдик разглядел кособокую черную улыбку.

– Помню, конечно.

– Я же и говорю, на лечении он, в госпитале. Вчера на скорой увезли. Можешь проверить по ноль три, если не веришь. Мы же вчерась встретились с ним, ну, само собой, выпили за встречу по чуть-чуть. Пошли воспоминания, фотографии. Он мне о своей жизни, я ему о своей. Сидели, рыдали. Ты не представляешь, как он расчувствовался, будто ждал меня всю жизнь. Так и сказал: «Я тебя всю жизнь ждал и надеялся». К ночи вдруг побледнел чего-то, поплыл. Я вызвал неотложку на всякий случай, его и увезли, несчастного. Сейчас уже все хорошо, мне позвонили. Из реанимации выписали в палату. Второй этаж, палата номер восемь, на двоих. Подозрение на инфаркт не подтвердилось. Допился, гад! Хочешь навестить? Адрес больнички дать? Или давай со мной, я через час выхожу.

– Адрес у меня есть, но навещать я, в общем-то, не обязан. Да и дела у меня сегодня.

– Не обязан – не навещай. А дела – это святое. Расписка сегодня вечером будет у меня, так что приходи. Буду рад. Что-то еще? – в голосе младшего брата появились тревожные интонации.

– Ничего. Только странно все как-то.

– Приходи завтра. Гуд? Получишь свою расписку. Ключи вот сюда положи. Молодец. Или ты сомневаешься?

– Да нет. Просто, слишком много совпадений. Только вчера…

– Что?

– Ничего. Надеюсь, что все действительно так, как вы говорите. На всякий случай предупреждаю: я обязан сообщить запиской своему руководителю о том, что не застал подопечного и ключи передал его брату. В таких случаях служба сообщает участковому, а там на его усмотрение. Паспорт разрешите ваш?

– Не обязан, как ты говоришь. Ты не мент и не прокурор. И вообще, докладывай, кому хочешь, мне бояться нечего, у нас все честно. «Хоть поверьте, хоть проверьте», – неожиданно пропел он. – «Я вертелась, как волчок».

 
                                               * * *
 

Свекольников быстрым шагом двигался в сторону автовокзала. Автобус в Покровское уходил через двадцать минут, а следующий только через сорок после него. Эдик срезал, где знал, путь, торопился, чтобы успеть купить цветов. Время от времени он поглаживал себя по внутреннему карману, проверяя, на месте ли пачка денег. Теперь он богатый и счастливый. Деньги! Вот они лежат, и их можно тратить. Мысли путались. Следовало бы, конечно, вызвать милицию, если бы не тесак под кроватью. Не вариант. Вот же дурак! Не похож этот брат на человека, говорящего правду. Странный он и страшный, и голыми руками его не возьмешь. Пожалуй, лучше всего розы – огромный букет красных роз, как тогда, на день ее рождения. Она увидит и непременно обрадуется. Скажет: «И куда мне с ними теперь? Что я маме и папе скажу? Ты чего?» Смешная! Или хризантемы? Надо произвести впечатление на Машу и обязательно отдать половину пачки маме на хозяйство. Все-таки человек, который просто имеет некоторые средства, сразу начинает себя чувствовать увереннее и спокойнее, появляется самоуважение и респектабельность. Он напишет завтра объяснительную Веронике по поводу ключей, отъезда Бабина и странного брата, пусть сама решает.

В обнимку с пышным колючим букетом, укутанным в несколько слоев газет, Эдик катился в стареньком автобусе на свидание. Рабочий люд изо всех сил пытался скомкать и помять бесценный груз, но счастливый молодой человек, словно стальным обручем, обнял его руками и сопротивлялся. Блаженная, бессмысленная улыбка не сходила с его губ. Он мечтал о таком, о чем неудобно и рассказать, не замечая ничего вокруг и не следя за временем.

Вот и Покровское. Как и договорились, он подойдет к ее дому и позвонит на сотовый. Каждый шаг отдавался сладостным предчувствием начала чего-то необычайно долгого, приятного и обязательно светлого.

Свекольников не услышал, а, скорее, почувствовал, увидел спиной догоняющего быстрого человека с прутком арматуры в руке. Конечно, он давно должен был понять, что кто-то преследует его от остановки, если бы не был так глубоко погружен в свои мысли. Однако предчувствие опасности и неосвещенная пустынная улица заставили его снять с плеча сумку и переложить ее в руку. Сзади, совсем близко, хрустнула ледышка. Он вполоборота повернулся назад, заглянул себе за спину и узнал нападавшего. «Ты?» – успел сказать он, пока к голове летел, за тысячную долю секунды, длинный предмет, зажатый в руке человека.

Железный прут, продавив шапку, пришелся ровно посредине головы. Послышался страшный глухой треск. Если бы не цветы, он, может быть, и успел бы прикрыться, но бросить драгоценный груз оказалось выше его сил. Далекие звезды в морозном воздухе, огни в домах разом погасли, перестали существовать. Свекольников разбросал руки, сумка отлетела влево в сугроб, букет свалился под ноги. Он, как стоял, ровно, бесшумно упал спиной в снег, в стороне от тротуара. Из его ушей и носа потекла кровь.

Убийца далеко отбросил свое оружие и на четвереньках склонился над телом. Одно колено уперлось в букет, и шипы больно впились в кожу. Его холодные, сильные пальцы ловко втекли под одежду жертвы. Появились документы и деньги, сразу же переложенные в карманы убийцы. Была еще сумка, но разве сейчас ее найдешь? Он снял перчатку и проверил на шее пульс. Что-то стукнуло. Жив? Показалось. Его всего колотило, как в лихорадке. На всякий случай он полез за ножом. Лучше дорезать. Так надежнее. Нож зацепился чем-то за карман и не хотел вылезать. Злодей, страдая от бешенства, рвал его и не мог достать.

Огромный, как теленок, веселый молодой дог, взявшийся неизвестно откуда, принялся скакать вокруг них. В какой-то момент он даже попытался наскочить на убийцу, воспользовавшись его позой. Нападавший почувствовал сильный толчок сзади и подумал: «Слава богу, пацаны не видят! Цветы еще эти».

– Рекс! – донесся громкий, раздраженный окрик совсем близко. – Что там? Фу! Ко мне! Фу!

Убийца резко повернул голову на голос, поднялся на ноги и черной молнией скрылся в подворотне.

Темное пятно, как неровный нимб, расползалось вокруг головы Эдуарда Свекольникова. Теплая кровь насыщала рыхлый, свежий снег. Вслед беглецу еле слышно заиграла мелодия – беспокойный звонок телефона, приглушенный одеждой.