Другая война

3 глава

Шашлык был хорош. Каха – повар Храповцева, приготовил его по всем правилам поварского искусства. Отборное мясо промариновал с луком в минералке и хорошенько прожарил. Шампуры насадил особым образом – на одном мясо, на другом овощи: помидоры и чередующиеся с ними некрупные баклажаны, надрезанные, с заложенными внутрь чесноком и солью. Объеденье.

Вот гости и объедались. Особенно налегал на еду давнишний приятель хозяина Дмитрий Григорьевич Нечепурь. Громко чавкая, он отправлял в рот кусок за куском великолепное прожаренное мясо, пытаясь насытить, казалось, ненасытную утробу. Покачивая огромным животом, распирающим камуфляжную куртку с полковничьими погонами, он изредка поворачивал объёмное туловище, обращаясь к другим участникам трапезы: Таркову Игорю Александровичу и хозяину особняка – Храповцеву Павлу Николаевичу, среди своих просто Пашке Храпу.

Радушный хозяин, одетый по-домашнему в спортивный костюм, отвечая на невнятные сказанные с набитым ртом фразы соседа, неделикатно морщился, глядя на необъятную фигуру гостя. Вот жрать горазд – боров. И чавкает, неприятно рядом сидеть. Но сидеть приходится, поскольку Нечепурь человек нужный. Как-никак, полковник – начальник базы хранения химического оружия. А главное, не пешка в своих кругах. С ним сам командующий округом за руку здоровается; как же одно военное училище заканчивали. Только один сейчас генерал, а второй всё в полковниках ходит. Хотя, несмотря на это, влияние имеет тоже немалое. Просто командующему в своё время больше повезло; оказался в нужном месте в нужный час, женившись на некрасивой и столь же глупой дочке генерала. Нечепурю повезло гораздо меньше, но на судьбу он не роптал, беря по возможности от жизни всё то, что недополучил в молодости. Молодость же начальника складов оказалась неспокойной. Сразу по окончании военного училища молодой лейтенант Нечепурь попал в далёкий гарнизон, в сотнях километров от Мурманска. Вечный холод и вечные снега – всё это никак не могло устроить мечтавшего о хорошей военной карьере к тому времени уже старшего лейтенанта, и Нечепурь развернул бешеную активность по улучшению военной карьеры. Никогда ни на кого не уповая, он знал, что помочь в этом может только одно средство – деньги, которые в свою очередь и рождают необходимые связи. Нечепурь, пробившись в замы командира части по тылу, вскоре обзавёлся и тем и другим. Втихаря ликвидируя «излишки» на вверенных ему складах, зам по тылу быстро сколотил немного денег и, не мудрствуя лукаво, перевёлся на другое место службы – в Уральский военный округ. Хозяйственный тыловик уезжал к новому месту с большими надеждами, увозя при этом с бывшей службы семь пятитонных контейнеров, доверху набитых наворованным на военных складах «бесхозным» имуществом. Повышенный до капитана Нечепурь и на новом месте на окружных складах хотел продолжить столь же активную деятельность, но тут его ждали первые и очень серьёзные неприятности. Начались новые времена, и получилось так, что майор Нечепурь угодил под раздачу. Не то чтобы он один воровал, воровали все, но только он один попался и как раз не вовремя. Тогда Дмитрий Григорьевич думал, что всё, конец, но заблаговременно заведённые связи помогли, и он не только не сел, а более того вышел из передряги с повышением в звании, попав на новое место службы в Озерки. Где до сих пор и служил в звании полковника и должности командира части, умудрившись не растерять и все прежние связи. Очень нужный человек был Нечепурь.

Как и другой собеседник Храпа – Тарков Игорь Александрович – персона, приближённая к самому губернатору. Да что там, приближённая; проще сказать – «Серый кардинал», без участия которого не принималось ни одно сколько-нибудь значимое решение областной администрации. Тарков лишь с виду выглядел серо и обычно, но близкие к нему люди знают, какая за этим человеком стоит сила. Не зря он всегда слыл за непотопляемого, умеющего вынырнуть из любого самого сложного положения чиновника. Тарков очень любил власть. Его любимым коньком всегда были разговоры о государственном аппарате; истории его возникновения и несомненной пользе для человечества. Часто в разговорах Тарков превозносил кардинала Ришелье – гениального, по его мнению, политика всех времён и народов. Не зря же Игорь Александрович получил за глаза «звание» серого кардинала, уподобляясь, где только можно своему средневековому коллеге. Подобно ему Тарков любил плести заговоры и интриги, смещая одних чиновников и назначая других. Причём он сам всегда оставался в тени, словно и не по его воле уходили в отставку или наоборот назначались те или иные персонажи политического спектакля местного значения. Умевший делать хитроумные ходы Игорь Александрович за короткий срок почти полностью подчинил себе областную администрацию, идя к очередному, но далеко не последнему шагу в его блестящей карьере – креслу губернатора. По крайней мере, Тарков очень надеялся, что вскоре займёт место того, кто в последнее время лишь формально руководил областью. И надеялся так Тарков не без причины. Вынашиваемый не первый год план реального, а не тайного вхождения во власть в последние время начал всё активней реализовываться. В Москве уже давно были задействованы нужные люди, и в самой области проведены соответствующие мероприятия. Перед решительным рывком Тарков собрал вокруг себя в областной администрации только проверенных людей. И вся его команда лишь ждала сигнала, чтобы начать предвыборную гонку. Пока же такой сигнал не поступал: всё упиралось в финансирование. В этой сфере блестящий интриган Тарков пока что буксовал; всегда думая, что власть это всё, а деньги ничто, он в своё время не отложил на чёрный день необходимой суммы, надеясь при необходимости одним разом заработать нужные средства. Игорь Александрович всегда полагался на свой ум, на умение заводить нужные связи, и это пока что его никогда не подводило. Начав государственную службу мелким чиновников в администрации столицы, Тарков вскоре пробился в замы префекта округа. Именно тогда ему сделали заманчивое предложение перебраться в Нижний, и Тарков, подобно Цезарю решив, что лучше быть первым на окраине, чем вторым в центре, покинул Москву, надеясь в Нижнем быстрее сделать карьеру. И Игорь Александрович не ошибся – всё шло именно к тому, что вскоре он должен был занять губернаторское кресло.

Храповцев прекрасно знал, что у Таркова связи имелись везде, где только можно: в прокуратуре, в местных СМИ, даже в ФСБ. Причём не только и не столько в Нижнем Новгороде, а по большей части в столице. Храп прекрасно понимал, что такой человек нужен в любое, тем более в наше, неспокойное время. Сколько уже дел под прикрытием Таркова Храповцев провернул и не сосчитать, и каждый раз он убеждался, что Игорь Александрович нужный человек.

Только к алкоголю всегда был неравнодушен; имеется такая человеческая слабость у гениального политика. Вот и сейчас, на коньяк вовсю налегает. И пусть налегает, Пашке Храпу для дела ничего не жалко. Подумаешь, полдюжины бутылок французского коньяка по триста баксов за штуку. Всё окупится, обязательно окупится. И богатый от широты души ужин, и девочки, дожидающиеся в сауне, когда господа к ним выйдут.

Подлив в только что опустошённую стопку новую порцию драгоценного напитка, Храп предложил тост.

– За наше дело!

Гости молча согласились и выпили. Лишь Тарков, наскоро закусив бутербродом с красной икрой, добавил к сказанному.

– Скорее, за успех нашего дела.

– Кстати, об успехе, Павел Николаевич, – внёс свою лепту в разговор дожёвывающий очередной кусок мяса Нечепурь. Взяв толстой ручищей пачку белоснежных салфеток начсклада, наскоро обтёр заляпанные жиром руки и добавил, – через пару дней должны приехать партнёры с Кавказа, а мы не готовы к этому. Паша, совсем не готовы.

– Всё будет в порядке, Григорьевич, – ответил слегка заплетающимся языком захмелевший хозяина дома. – Ты же меня знаешь. Я сказал, что найду бумаги – значит так и будет. Я всегда выполняю то, что обещал. Или есть сомнения?

– Сомнения, Паша, всегда есть, что нечего будет есть, – Нечепурь покачал головой и отправил очередной кусок в рот. – Понимаешь, я такой человек – вечно сомневающийся. Перестраховщик. Всегда считал и сейчас считаю: лучше перебдедь, чем недоглядеть. Люблю порядок и осторожность во всём. На красный свет через дорогу не перехожу, сплю с пистолетом под подушкой, жене – суке, не доверяю. Всегда считаю: мало ли что, и всякое бывает. А также никогда не даю пустых обещаний. Паша, никогда. И тебе советую так поступать.

Говоря так, начальник складов нисколько не кривил душой. Перестраховываться и ещё раз перестраховываться – было одним из основных принципов полковника. Вся его жизнь подтверждала это. Имея солидный наворованный за годы службы капитал, Нечепурь, тем не менее, вёл жизнь без особо шика. Передвигался всегда на служебном уазике, хотя вполне мог купить дорогую иномарку; имел обычную трёхкомнатную квартиру, хотя при желании мог бы переехать в индивидуалку; летом копался на весьма скромной даче, не столько из удовольствия, сколько из экономии. И на службе Нечепурь никогда не высовывался, помня тот случай его перевода из округа. Тогда он единственный раз в жизни рискнул, что стоило ему карьеры.

– Да причём тут красный свет, Григорьевич? – невозмутимо читающая нотации туша Нечепуря начинала понемногу доставать Пашку Храпа.

– А притом. Если уж ты сказал, а Игорь Александрович не даст соврать, что к понедельнику – замечу к прошедшему, прошлому понедельнику – уладишь все проблемы; вывернись кишками наружу, а выполни обещание.

– Я и выполню. Ну, вышла задержка, но…

– Паша, Паша, не надо никаких но. Просто дай результат и всё. Ты пойми: мы влезли в серьёзное дело, за которым стоят серьёзные, точнее сказать, очень серьёзные люди. Да мне ли тебе говорить, ты сам всё знаешь. Поэтому догадываешься, что если мы этих людей подведём, нехорошо нам будет, ой как нехорошо. А кто в этом будет виноват?

– Ну вот, опять я во всём виноват.

– Ты, Паша, не кипятись, – от Таркова, выпившего больше всех, за версту несло перегаром. – Григорьевич дело говорит. Встреча со дня на день, а мы не готовы.

Тарков как всегда принял на грудь немного лишнего, но это обстоятельство никоим образом не влияло на его мозговую деятельность. Даже наоборот, приняв солидную дозу алкоголя, Игорь Александрович начинал мыслить куда интенсивнее, при этом выглядя с виду основательно захмелевшим, способным едва связать несколько фраз. Под воздействием спиртного его мозг работал гораздо эффективней, чем в обычном трезвом состоянии. Тарков часто этим пользовался, выуживая необходимую информацию из находящихся под градусом собеседников.

– Игорь Александрович, я же говорю – всё будет в порядке. Не выплывут те бумаги, ни в коем разе. А если даже и выплывут, – я же не Господь Бог, всего знать не могу – то мы их зароем обратно вместе с тем, кто их выудит. Без проблем и лишних комментариев. Ты же знаешь, как я умею устраивать подобные дела?

– Знаю, Паша, знаю. И ценю за это. Но всё же лучше, чтобы всё было тише воды и ниже травы. Мне, как будущему губернатору, лишний шум ни к чему. Это потом, когда меня изберут, можно позволить расслабиться, немного пошуметь. А сейчас ни-ни: нервы электората надо беречь. Избиратель – он ведь существо весьма ранимое, чувствительное ко всяким слухам, сплетням, распускаемым продажными журналистами. Помнишь, на прошлых выборах в прессе проскочила деза на Толкуева? Правда, деза не совсем уж беспочвенная, но тем не менее. Где теперь этот Толкуев? Правильно, в жопе.

– Но, Игорь Александрович, у тебя с этим не может быть проблем. Пятая власть у тебя в кулаке.

– Верно, в кулаке, – Тарков поднял руку со стопкой, посмотрев на просвет, сколько в ней коньяка. Неудовлетворённый взялся за бутылку и, долив доверху стопку, залпом выпил. Вконец заплетающимся языком добавил. – И не только пятая, а просто власть… Ты ещё услышишь о Таркове, все услышат. И там наверху тоже. Пойми, Паша, власть это – всё… И это всё дано мне от Бога. Как говорится, кесарю – кесарево… Мне, мне – кесарево. Это моё предназначение – управлять людьми, и ничто и никто этому не может помешать. Так что, Паша, будь добр, проделай всё тихо.

– Всё и будет тихо, Игорь Александрович. Мои люди рыщут по всему городу, ищут документы. Я уверен – найдут.

– Найдут, только вот когда? – проговорив это, Нечепурь потянулся за очередным куском шашлыка. – Время, как известно – это деньги. А деньги сейчас на кону стоят немалые. Да что там, огромные деньжищи. Упустим время, не будет никаких денег. Не найдёшь, Паша, документы к сроку – всё богатство профукаем. Без бумаг сделки не будет, тебе это не хуже нас известно.

– Да, деньги-денежки нам нужны, – Тарков вновь потянулся к бутылке, – Ты только не обижайся, Паша, но сам знаешь, как нас поджимают сроки. Мне деньги нужны, вот-вот должна команда пиарщиков из столицы приехать. Дмитрий Григорьевич тоже переживает, человек, можно сказать, головой рискует. К тому же, поговаривают, у тебя в бизнесе проблемы; объёмы продаж падают. «Электромир» всех клиентов к себе переманил. С деньгами и у тебя не густо.

– Игорь Александрович, мой бизнес – это моё дело. Я с ним всегда справлялся, справлюсь и сейчас. Я уже кое-что предпринимаю в этом направлении. И ты, Григорьевич, не беспокойся, не профукаем бабки. Слово даю, – успокоив, как мог, компаньонов, Храп для собственного успокоения принял очередную дозу коньяка. – Да за такую сумму я горло кому угодно вырву. Вот этими руками.

Хозяин особняка сжал большие кулаки. Фигура похожего на огромную гориллу Храповцева невольно вызывала уважение собеседников. Они оба одновременно, но каждый трактуя по-своему, подумали, что действительно – Храп ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего. Нечепурь подумал об этом в том ключе, что вероятность получить деньги всё ещё не потеряна. Храп всегда справлялся с поставленной задачей. Тарков же, наоборот, не исключал ничего даже негативного варианта событий, как всегда проигрывая в уме пути возможного ухода из дела. Впрочем, все варианты он уже давно продумал и знал, когда и как прервать операцию, если что-то пойдёт не так.

– Ну, вот и договорились, – Тарков вновь потянулся к бутылке.

Паша хотел ещё что-то добавить, но у него зазвонил сотовый телефон. «Храповцев, слушает», – откинув крышку мобильника и поднеся к уху серебристую коробочку аппарата, сказал он.

Паша ждал этот звонок, но в разговорах с компаньонами отвлёкся и совсем забыл о деле, порученном Пестову. Действительно, звонил помощник Храповцева. Прослушав короткий доклад, Храп одобрительно кивнул невидимому собеседнику и проговорил: «Понял, Качан. Сегодня можешь отдыхать. А завтра к десяти, как штык у меня в офисе». Отключив телефон, сразу же повеселевший хозяин особняка радушно предложил гостям.

– Игорь Александрович, Дмитрий Григорьевич, хватит вам о делах. Пора и расслабиться; девочки в баньке, нас ожидаючи, совсем запарились.

Гости, довольные приглашением, вставая, похотливо заулыбались. Вечер обещал закончиться ещё удачней, чем начался. Следуя приглашению, они, пройдя в добротно построенную финскую баню, для начала хорошенько прогрелись, пропаренные как следует заждавшимися своих кавалеров девушками. Тарков при этом совсем разомлел и поэтому, когда все перебрались к бассейну, уже был совсем никакой. Возлежав на краю бассейна, Игорь Александрович пьяно смотрел на облизывающую его тело проститутку. Изловчившись и прихватив её за крепкую упругую задницу, Тарков приговаривал заплетающимся языком: «Давай, Ритка, давай, поднимай моего самого дорогого товарища». Ритка старалась, но товарищ никак не отвечал взаимностью. Не помогли ни ласки опытной девицы, ни приказ пьяного Таркова: «Встать, кому говорят!»

У Нечепуря дела обстояли получше. Настоящий полковник, скомандовав подошедшей проститутке: «Рачком, Томка, рачком», быстро поставил девушку в любимую позу. Потом, ощутив блаженство соития, запыхтел, как паровоз, налегая на её обширный зад расплывшимся от излишка жира собственным туловищем. Двигая жирным животом, Нечепурь громко стонал, перекрикивая при этом деланные стоны девушки.

Едва дело дошло до баб, как Храповцев сразу откололся от коллектива. Прихватив с собой двух обнажённых гурий, он уединился в спальне и, плюхнувшись мокрой спиной на белоснежные простыни, отдался во власть профессионалок. И пока те ублажали его, размышлял о предстоящей сделке и о проблемах, связанных с ней. Проблемы не давали как следует сосредоточиться, и Храп, наскоро получив удовольствие, отправил девушек прочь.

4 ГЛАВА

Иван в десантном тельнике и основательно потёртых джинсах с сумкой через плечо сошёл с прибывшего на конечный пункт поезда. Посмотрев в голубое небо, он вдохнул полной грудью утренний не успевший прогреться летним солнцем воздух и постоял немного у вагона, любуясь на преображённый за годы его отсутствия железнодорожный вокзал. Погода стояла чудесная, вовсе не такая когда он покидал Чечню. Тогда дул промозглый, пронизывающий до костей ветер, моросил мелкий дождик, а на грязно-сером небе не было даже признаков солнца. Сейчас же солнце светило вовсю, нагревая утренними пока ещё слабыми лучами кожу. Недавно взошедший диск светила стоял невысоко над горизонтом, испаряя своим быстро проявляющимся теплом небольшие лужицы короткого ночного дождя.

Вчера в Москве было нестерпимо жарко, и Иван, наученный опытом, не стал надевать джинсовку. Убрав куртку в спортивную сумку, он, поплотнее закрыв молнию, проверил на месте ли документы и, с лёгкой грустью вспомнив прощальный поцелуй Ольги, сошедшей на предыдущей станции, направился к входу в подземный переход.

Решив перед дорогой позавтракать; бурно проведённая ночь отдавалась урчанием в голодном желудке, Добров прошёл в кафе, расположенное в здании железнодорожного вокзала. Пройдя через проход, разделяющий собственно кафе и ресторан, Иван миновал просторный зал, обдуваемый висящими под потолком большими лопастями вентиляторов, и подошёл к стойке, за которой стояла скучающая, изредка позёвывающая барменша.

Утром посетителей было немного, и женщину, отработавшую ночную смену, клонило в сон. Впрочем, как только она заметила подходящего высокого парня с сильно развитым телом, в каждом движении которого сквозила скрытая мощь, как с женщины сразу же слетела вся сонливость. Быстро, одним движением руки поправив сбившийся под тонкой кофточкой бюстгальтер, она учтиво спросила клиента, что он желает, успев подумать, что подошедший мужчина очень даже ничего. Может из-за того что по-настоящему мужчины у неё не было вот уже третью неделю; муж при этом в счёт ни шёл, одно недоразумение это, а не муж, – может потому что именно такой тип мужчины она всегда предпочитала, но барменша с явным интересом разглядывала раннего посетителя. Строгая выправка с первого взгляда выдавала в нём военного. Об этом же говорили и десантная тельняшка и вытатуированный на правом плече знак ВДВ, и надетые немного не по погоде ботинки армейского образца с высоким верхом и шнуровкой. Барменша всегда неровно дышала к военным, а этот образец был и вовсе в её вкусе. В мужчинах ей особенно нравилась короткая армейская стрижка и стройная высокая фигура. А не как у её отрехолка-мужа, отрастившего волосы, словно баба, и расплывшегося к своим сорока, словно борец сумо. Нравилось барменше в мужчинах и приятная, красивая внешность.

Подошедший же клиент удовлетворял всем перечисленным требованиям. Загорелое лицо, серые глаза, прямой средней длины нос, обветренные губы и некрупный, но и не мелкий подбородок: всё это успела подметить женщина, пока утренний посетитель делал заказ. Невольно залюбовавшись его сильными с выпирающими бицепсами руками, барменша не сразу расслышала заказ. Подумав, что была бы не прочь провести время в компании этого военного, она ещё раз пожалела, что так рано вышла замуж и, недовольная своей жизнью, пошла разогревать в микроволновке курицу для раннего клиента. Решив, что это офицер, для солдата посетитель был немного староват – что-то около тридцати, барменша, пересчитав протянутые деньги, передала посетителю заказ: стандартную для железной дороги куриную ножку, да плюс салат оливье. Со вздохом сожаления она посмотрела на отошедшего к дальнему столику клиента, решив в следующие же выходные позвонить своему знакомому майору, с которым как-то неплохо провела время.

Иван, не зная какую бурю эмоций вызвало его появление, между тем спокойно уплетал явно перегретую курицу. Сидя на хлипком стуле, он, по-армейски быстро покончив с птицей, вопреки установленному правилу: сначала салат, потом второе, – принялся за оливье. Отметив про себя, что внимательно его разглядывающая барменша очень даже ничего, может лишь чуть полновата для стандартов, к которым он привык. Добров размышлял над тем, куда ему податься с вокзала.

В город Иван не стремился; дома, в пустой квартире, его никто не ждал; Доброва вообще никто не ждал в Нижнем. В городе остались, конечно, знакомые, но из близких друзей один только Лёха, который сейчас проживал с семьёй в Озерках – посёлке, отстоящем от областного центра в сорока километрах и расположенном при войсковой части, где служил Лекомцев. К нему, к лучшему другу, когда-то спасшему его из плена, и решил первым делом направиться Иван; тем более что близких родственников у Доброва давно не было: жена погибла несколько лет назад, те женщины, что у Ивана появлялись после Маши, давно забылись. Стерлись из памяти их лица, исчезли из записной книжки, наскоро записанные адреса. Жизнь за годы отсутствия Доброва сильно изменилась.

И город тоже изменился. Прошло всего три года, а Иван уже многое не узнавал в Нижнем. Появилось множество новых автобусных маршрутов, выросли новые дома, старые здания преобразились. Жизнь, вопреки прошедшей перестроечной разрухе, не стояла на месте, а двигалась вперёд семимильными шагами. Всё это успел заметить Добров, пока шёл от здания вокзала к стоянке такси.

Впрочем, изменился и сам Иван. После того как несколько лет назад Добров потерял жену, он впал в депрессию. Похоронив Машу, почти два года крепился, потом запил горькую. Запой за запоем. Жизнь казалась мукой, смерть – избавлением. Так бы, наверное, и сгинул Иван, если бы не лучший друг Лёха, который помог Доброву, вывел из нехотения жить, уговорил его поехать в Чечню. Иван согласился. Что ему было терять? За жизнь он никогда не цеплялся и никогда не дрожал над единственной и неповторимой. Хотя и никогда не бросался тем, что дано Богом. Добров всегда был приверженцем восточного взгляда на жизнь и судьбу, где человек лишь исполнитель кармических законов, где нет смерти, а есть переход на другую ступень развития, к другой жизни, где человек рождается и умирает бесчисленное количество раз, и где конец – это всегда одновременно и начало.

С молодости Иван увлекался восточной философией, естественно, помноженной на нашу русскую реальность. Древний восток Добров вообще очень любил. Когда-то давно его нельзя было оторвать от хатха-йоги. Потом наступил черёд увлечения боевыми единоборствами, изучением акупунктурных точек, аутотренингом. Короткое увлечение дзен-буддизмом сменилось на занятие тайским боксом.

Изучая аспекты восточной философии, Добров перелопатил горы литературы по древнему Китаю. Порох и фарфор. Шаолинь и ушу. Великая Китайская стена и переселение душ. Открыв перед собой древнюю цивилизацию, Иван плавно перешёл к изучению Японии. И первоё, что его поразило, это было искусство ниндзюцу. Долгое время Добров находился под сильным впечатлением тайного учения ниндзей. Потом увлёкся самурайской методикой. Даже изготовил очень похожий на настоящий самурайский меч. Иван до исступления изучал кэндо и по вечерам в гараже колотил самодельную макивару. Что и говорить, восток сильно повлиял на становление Доброва. Правда, со временем самодельные мечи и макивары забылись, но восточный взгляд на жизнь остался навсегда.

Согласно этому взгляду, рассудив, что если уж суждено умереть, то пусть это будет за правое дело, Иван и поддался на уговоры друга, на расписанные в розовых тонах картины военной романтики: «Вот так надо жить, Ваня. Там мы нужны. Кто спасёт Россию? – Ты, я и автомат Калашникова, – вспомнил он доводы Лёхи, уговаривающего его подать заявление в военкомат. И Добров поддался на эти уговоры, вспомнив с некоторой ностальгией вроде бы неплохие армейские будни срочной службы.

Через полгода Лёху ранило; его признали годным к нестроевой, и Лекомцев поехал домой в Нижний, а Иван оттянул лямку контракта по полной программе. Перейдя в спецназ, он перестал участвовать в масштабных боях. Его подразделение занималось в основном спецоперациями: освобождением заложников, уничтожением главарей банд формирований, разведкой. Кочуя по Чечне с места на место, получая письма от друга, Иван знал, что Лёха по большому блату устроился на складах хранения химического оружия в памятных по далёкому детству Озерках. Окончив школу прапорщиков, он сделал карьеру, дослужившись от обычного дежурного до начальника отдела. Потом женился, завёл дочку и на данный момент имел всё, что необходимо для полного счастья: зарплата для военных вполне приличная, жена красавица, крошка дочь. Живи не нарадуйся. Конечно, всё идеально не бывает; в последнем письме Лёха писал, что у него возникли трения со своим непосредственным начальником полковником Нечепурём, но Иван всё равно завидовал другу; жизнь у того наладилась. Доброву же в свои тридцать с хвостиком только предстояло начать её строительство.

Выйдя из здания вокзала, Иван постоял несколько секунд у выхода, любуясь успевшей забыться и основательно измениться за годы странствий привокзальной площадью. Было время, когда он часто, едва ли не каждый день здесь проезжал, встречая возвращающуюся с работы жену. Вспомнив о Маше, Иван сразу же погрустнел; с её смерти прошло много лет, а ему всё казалось, что всё было только вчера.

Задумавшись, Иван едва не проскочил стоянку такси. Внезапно услышав громкий разговор, он резко остановился. У одиноко стоящей машины с шашечками стояли двое подвыпивших парней: один – верзила под два метра, несмотря на лето, одетый в чёрную кожанку, и второй в помятом костюме тоже высокий, но из-за худобы кажущийся ещё выше, чем есть. Наседая на водителя такси, сидевшего за рулём, парни громко что-то требовали. Иван, продолжив идти, невольно прислушался к разговору.

– Ну, ты чё, баран, не понял, – верзила ткнул пальцем в грудь водителя, – гони бабки. Третий раз повторять не буду.

– Ребята, я с утра на опохмелку не подаю, – водитель лысоватый мужичок средних лет, изо всех старался оставаться невозмутимым. – Такие лбы здоровые, сами бы могли заработать, а не выпрашивать.

– А мы не просим, мы требуем, – тощий скривил рот в пьяной улыбке. – На полных правах.

– Это каких ещё правах?

– Мужик, ты кому платишь? – вновь вступил в разговор верзила.

– Ясно кому – налоговой. Патент у меня муниципальный, могу показать.

– В сортире его показывай. Я тебе не про налоговую толкую, про «крышу». «Крыша» у тебя, мужик, есть?

– Да как не быть. Недавно на даче новую справил из оцинковки.

– Не, ты посмотри, Котёл, на этого шутника, – усмехнулся тощий. – Ты чё, не врубаешься? Мы, мужик, тебе про другую крышу толкуем. Усёк?

– Вертухай, этот баран сейчас меня досмешит, – терпение верзилы начинало истощаться. – Я его самого в оцинковку заверну.

– Ладно вам, ребята, чего вы, – водитель, быстро осмотрелся, но, не заметив как назло поблизости никого из коллег таксистов, сник. – Нет у меня денег.

– А ты думаешь, нас это волнует, баранье колесо? – верзила снова ткнул водителя в грудь. – Ищи. Время пошло.

– Заплати налоги и спи спокойно, – добавил тощий.

Неизвестно чем бы всё это закончилось для попавшего в переплёт таксиста, не вмешайся в разговор Добров. Иван никогда не боялся идти на конфликт, отличаясь редкой смелостью, а иногда и вовсе, казалось бы, совершенно бессмысленной отвагой. Так было и на «гражданке», и на войне. К тому же приученный за годы службы к не боязни самой смерти, Добров перестал испытывать страх перед чем бы то ни было. И уж никак он не испугался наглеющих у него на глазах молодчиков. Подойдя к такси – жёлтой подержанной двадцать четвёртой «Волге», он, не спрашивая разрешения, открыл переднюю дверцу и, забросив назад сумку, уселся на сиденье, лишь бросив: «Свободен, шеф? До Озерков не подбросишь?»

Парни, онемев на секунду от его бесцеремонности, тут же переключились на новый объект. Котёл хотел сразу же заехать в ухо подошедшему нахалу: нечего людей перебивать. Вертухай, как более осмотрительный, так поступать не спешил. Стоя у такси со стороны водителя, он заглянул в салон автомобиля и, встретившись взглядом с серо-стальными глазами помешавшего их разговору парня, сразу сообразил, что тот за ответной оплеухой не постоит. И ещё не известно, кто из потасовки выйдет победителем: бывший морпех Котёл или этот парень в десантном тельнике. Решив так, Вертухай едва заметным движением ощупал спрятанный во внутреннем кармане ствол, с ним никакой десантник ему не был страшен.

Котёл в отличие от своего приятеля был абсолютно уверен в своих силах; и не таких срубал одной левой.

– А ты кто такой? Что за фрукт, ё-моё? – зло бросил он, обходя машину. – Не видишь, такси занято.

Хамов Иван не любил с детства, по возможности всегда ставя таковых на место. Хладнокровный в любых ситуациях Добров многое мог перетерпеть, но было в нём что-то такое, что на дух не переносило наглости. И с детства же Иван хорошо усвоил, что с наглецами разговор всегда один и всегда на их языке – на языке силы. Добров хорошо помнил тот случай, который с ним произошёл в школе, классе в третьем. Тогда он совсем ещё пацан впервые столкнулся с проявлением людской наглости. Ивана долгое время доставал засевший в их классе на очередной год второгодник. Невзлюбил он Доброва за его фамилию, прямо прохода не давал. Иван долго терпел, пока, наконец, не вышла стычка с этим доставалой. Тогда они схватились в раздевалке, Иван уже не помнил из-за чего. Помнил только, что дрался отчаянно, часто не попадая, беспорядочно размахивающими кулаками по более опытному противнику. Но всё же один раз попал точно, поставив тому фингал. Победить не победил, уж слишком были разные у них весовые категории, но второгодник навсегда отстал. Это была первая драка в жизни Доброва, но после того случая он захотел научиться драться по-настоящему. И не просто драться, а уметь побеждать более сильного противника. Иван хотел достичь в этом совершенства. Поэтому Добров в своё время и пошёл заниматься боксом. Поэтому не переставал совершенствоваться в искусстве рукопашного боя и изучал все мыслимые и немыслимые системы боя с холодным оружием.