Громов, как человек практичный и знающий эту кухню, предложил хозяину не выпендриваться, а брать животных с ферм вместе с соответствующими ветеринарными документами, а об их недолгом нахождении в дикой природе не упоминать, так как опасность их встречи с соплеменниками и возможность заражения специфическими болезнями ничтожна. Он уверил хозяина, что энтузиазма у братков хватит максимум на два дня, причем на поимку только нескольких крупных животных, а далее они это постараются на кого-нибудь переложить.
Так оно и получилось.
На следующий день всех вывезли на пару километров от гостиницы, долго водили по каким-то тропинкам, а потом установили цепью, причем каждого опекало не менее трех местных охотников с устрашающего вида ружьями большого калибра. Далее спецы обнаружили пару слегка разленившихся тигров, и целую вечность гнали их на цепь. По шуму и крикам все были подготовлены к финалу. И, действительно, почти одновременно на затаившиеся пары Глюк-Комбижирик и Телепуз-Стоматолог выскочили слегка обалдевшие полосатые кошки. Ребята не подкачали и взяли реванш за несколько пассивное поведение в Питерском зоопарке. Комбижирик и Стоматолог стрельнули усыпляющими пулями, а Глюк и Телепуз профессионально выстрелили сети, применяющиеся американскими полицейскими для вылавливания опасных преступников и взбесившихся животных в городах, и, не дожидаясь, пока тигры упадут, бросились к ним с веревками для окончательного успокоения. Тигры, еще немного соображавшие, успели все-таки разодрать амуницию и слегка поцарапать чересчур ретивых охотников, но, тем не менее, в итоге они были погружены в специальные ящики-клетки, которые вскоре были доставлены на предназначенную для таких мероприятий площадку-вольер в гостинице. На радостях был устроен шумный праздник, где отмечалось, что раз от разу справляться с тиграми становится легче. Появилось даже предложение создать команду по отлову тигров, львов и прочих крупных хищников в свободное от основной работы время. Но поскольку планировать, когда это свободное время еще появится, не представлялось возможным, то инициатива заглохла сама собой.
На следующий день планировалось отловить нескольких более мелких представителей живности, в основном, травоядных или мелких хищников. Глюка и Телепуза осмотрел врач и категорически запретил их выезд на природу, мотивируя стопроцентную гарантию заноса в царапины микробов болезней, от которых у европейцев нет иммунитета. Братаны повыпендривались, но согласились, и были оставлены на попеченье Громова. Оставшимся четверым было уже не так интересно, да и мелкое зверье отлавливать оказалось весьма сложным делом: животные пребывали в знакомой обстановке, а браткам, с их габаритами и громадными сачками или сетками, в зарослях непривычных растений приходилось туго. Большинство отлавливаемых спокойно проскальзывало мимо. Так что когда усталые и голодные братки собрались вечером и обсуждали более чем скромные результаты дня, Громову без особого труда удалось убедить их, что самое важное они сделали, а наловить и отправить всяких там землероек, ползающих по деревьям ящериц, змей и, особенно, птиц следует поручить местным туземцам, которые за весьма умеренную платy всех отловят и отправят по нужному адресу. Тем более что некоторые животные мигрируют, сейчас их здесь нет, и когда они появятся – не известно. Не ждать же их, в самом деле, тут неделями. Решили, что это разумно, благо главный интерес – поиск снежного человека и охота на горных козлов еще не был удовлетворен. Все единогласно сошлись во мнении, что охота на горных козлов – это настоящее спортивное мероприятие, причем шансы победить у обеих сторон примерно одинаковые: там лесов нет – незаметно не подкрасться, да и понятие «козел» у братков особой симпатии не вызывало. Поэтому предложение Громова завтра же вернуться в Катманду возражений не встретило.
Утречком опять посетили рынок, купили всяческих охотничьих сувениров, и во избежание риска, учитывая сложность дороги, рассчитали время так, чтобы приехать засветло (а это по местному времени около семи вечера).
В «Гималаях» братки возвернулись в забронированные за ними номера, быстренько привели себя в порядок и решили отметить возвращение небольшим товарищеским ужином. С сожалением они узнали, что группа немецких ученых отбыла на место предполагаемого обитания снежного человека в район, прилегающий к горе Дхаулагири, высота, которая превышает восемь километров, немного уступая Эвересту; но очередь на восхождение на Эверест составлена на несколько лет вперед, а Дхаулагири, производя не менее впечатляющее зрелище, свободна, и в случае появления у братков желания совершить восхождение, скажем, на пару километров не представляется никаких технических или организационных трудностей. На большую же высоту нормально мыслящий человек не полезет. Туда лезут либо отморозки, либо те, кто желает добровольно что-нибудь действительно отморозить. Громов все это согласовал с братками, и на следующий день все вопросы были улажены. В эту сторону направлялся вертолет одной из международной организации по охране окружающей среды, перевозивший груз и нескольких геологов в один из многочисленных национальных заповедников. Руководство организации за символическую плату разрешило забросить группу русских пара-олимпийцев на туристскую базу в предгорьях. Полет пролегал через города Баглунг и Джумла с посадкой и дозаправкой в них.
Вообще, надежных вертолетов, приспособленных для полетов в горах при разряженном воздухе, тумане, резкой смене температуры и порывах ветра в мире не существует. Наиболее приспособленными для подобных развлечений оказываются бывшие армейские вертолеты Советской Армии, честно отслужившие в Афгане, горах Китая и невесть какими путями, оказавшиеся в Непале. Вот на одном из таких воздушных извозчиков, на бортах которого еще сохранились красные звезды и следы от обстрелов с земли, и предоставили место браткам. Единственно, предупредили, что в полете будет очень холодно, поэтому экипировка должна быть соответствующей. Поскольку у всех был опыт альпинистских походов, сей совет приняли к сведению и исполнили. Снаряжение брали из расчета, что на все про все уйдет не более недели. Их заверили, что в альпинистских кемпингах есть практически все, кроме, конечно, хорошего оружия, к которому братки привыкли, и каких-то несущественных мелочей.
На рассвете все необходимое быстро побросали в вертолет, включая пару тюков с олимпийскими «подгузниками», дабы не забыть о своей роли, да и вообще, может, для чего полезного пригодятся. Надо заметить, что этой теме Громов придавал особое значение. По утрам в гостинице он, стараясь, чтобы его видело максимальное число постояльцев, проносил громадный прозрачный мешок с несколькими памперсами, замоченными как обыкновенной водой, так и пивом, соками, вином и вообще, чем можно полить, выражая страданье пронзительными стонами и скорбным выраженьем лица. Это им делалось специально, чтобы все прониклись сочувствием и уважением к здоровым на вид, но страшно страдающим физически и душевно его подопечным. Поэтому все остальные обитатели постоянно оказывали браткам знаки внимания и участия, похлопывая по плечу и что-то скорбно произнося; пожилые дамы старались поддержать их под ручку при подъеме на второй этаж. Правда, когда братков слегка заносило от излишней дозы «антиаллергена», уже никакая сила не могла остановить их покачивания, что сразу относили к нарушениям мозговой деятельности (правильнее, конечно, было бы соотнести это с работой мозжечка и вегетативной нервной системы, но это никому в голову не приходило), и это вызывало еще более бурные выражения восторга и восхищения силой и мужеством параолимпийцев.
Вертолет снялся с аэродрома и, поскрипывая деталями корпуса, постукивая не совсем точно отрегулированными клапанами и попискивая перетекающими жидкостями в трубках подачи топлива и масла, полетел на север.
Комбижирик, на слух определивший, что только чудом можно объяснить передвижение аппарата, пошел к пилоту и механику уточнить, как это вообще может быть. Пилотом был индиец, видимо, проходивший практику в России, а механиком так вообще наш человек – рязанец Коля, попавший сначала в плен в Афгане, потом поболтавшийся в Пакистане, откуда он слинял в Индию и, наконец, осевший в Непале. «А чего, – рассказывал он, – дома меня никто не ждет, писал к себе на деревню – все перемерли, кто спился, кто по возрасту. А тут и платят неплохо, и уважают. Семью завел, поначалу, правда, все больше на пальцах, но сейчас трещу на ихнем, а жена по-русски вполне сносно говорит. Правда, никак объяснить не может, что у нее за национальность, то ли тхуру, то ли тхакали. Так что детишки вообще не понять, кто. Но порядок жена знает. Проблем никаких».
– Послушай, Коля, – все-таки пытался добиться разумного ответа Комбижирик, – я в автомобилях разбираюсь неплохо, на слух многое секу. По-моему, твой аппарат уже третий срок вырабатывает. Тебе самому-то не страшно на нем летать?
– А чего бояться, – удивился Коля, – я на таком в Афгане четыре года оттрубил. Иногда прилетим, так дырок по двадцать где угодно, а все пашет. Сначала боялись, а потом залатаешь, чем попало, и вперед. Очень машина надежная. Недаром американы за ними особо охотились, а потом использовали. В ихние «Ирокезы» муха залетит в заборник, и все стопорятся. А мы однажды ворону вытащили, да и то уже когда она разлагаться стала и воняла ужасно! Кроме того, тут для ремонта подходящие условия есть: и сварка, и станок токарный, а запчасти можно из деталей старых автомобилей сварганить.
– Смотри, как бы постепенно он у тебя в «Студебеккер» не превратился, – сказал несколько успокоенный Комбижирик, компенсировавший недосып легкой дозой шотландского виски и обильной закусью. Без проблем заправились топливом в Баглунге и полетели дальше. Сытный второй завтрак сморил братков, и они, под мерное жужжание и легкое покачивание машины улеглись на мешки и находились в состоянии приятной полудремы. Лишь в хвостовой части Стоматолог и Ортопед пытались выяснить у переводчика-китайца, что он вообще знает про снежного человека. Чтобы не расстраивать собеседников, он плел всякие небылицы, основой которых были газетные публикации, завлекающие наивных туристов в Непал. За окнами вертолета потемнело, вероятно, он вошел в облако или слишком густой туман. Стас хотел задать очередной вопрос, но не тут-то было. Какая-то сила резко рванула вертолет вбок, раздался чисто русский мат индийца-пилота, треск металла и между спящей компанией братков, геологов и троицей беседующих в хвостовой части возникла скала, вспоровшая брюхо вертолета, как лезвие гигантского ножа. Происходящее выглядело нереально, будто в замедленной киносъемке (как показалось браткам). Стас и Михаил заметили стремительно вырастающую каменную стену, ощутили леденящий ветер, распадающийся, как бумажный, корпус вертолета, потом последовал глухой удар, рывок … и, цепляясь за непонятные железяки, они вместе с хвостовой частью вертолета заскользили вниз с весьма ощутимым ускорением. На самом же деле, от момента блаженства до падения, вероятнее всего, прошло не более 3–4 секунд. Видимо, потеряв ориентацию, вертолет под углом напоролся на пользующуюся дурной славой, необычной даже для экзотического Непала, горную гряду, называемую Меч Ханумана*, оставленный им здесь после того, как под его командованием были разбиты злые духи. Гора состояла из прочнейшего базальта, отточенного за миллионы лет до остроты бритвы, и разделяла две речные долины, возвышаясь над ними более чем на тысячу метров и остававшуюся непреодолимой до сих пор, кроме как по воздуху. И вот эта жуткая скала, как нож опытного мясника, разделила вертолет на две неравные части, удаляющиеся с каждой секундой друг от друга на сотни метров.
К счастью, носовая часть машины слегка затормозилась лопастями, запутавшимися на острие скалы, и начала боком сползать вниз. Мгновенно пробудившиеся братки обнаружили, что вместо уютного перелета они в каком-то подобии железной кастрюли без крышки сползают в пропасть, а над ними зияет затянутое туманом небо; внизу все пространство покрывал снежник, а спереди из кабины, где все стекла были выбиты, раздавался тихий визг пилота наряду с громким матом механика.
– Я же его, паразита, спрашивал, – завопил Комби-жирик, – пошто на этой хреновине вообще летать?
– Лучше держись покрепче, – успокоил Глюк, – пока живы, и то хорошо.
Какие-то реплики подали геологи, кто-то из братков помянул Бога, апостолов и всех святых. Последнее, видимо, помогло. Их «кастрюля» выкатилась на более пологую часть склона, несколько раз подпрыгнула на камнях, так что всех пассажиров бывшего салона хорошо приложило о стенку, потом фрагмент вертолета, видимо, зацепился обо что-то большое, развернулся градусов на девяносто и встал. Инерцией всех элегантно веером выбросило на покрытую редкими кустиками полянку, образующую как бы балкон над дальнейшим уклоном горы вниз. Вслед за людьми и вперемежку с ними вывалились рюкзаки, тюки и ящики геологов.
– Держи вещи, чтобы вниз не свалились, – завопил хозяйственный Тулип, вскакивая на ноги и в два прыжка догоняя свой рюкзак, лениво переваливающийся и явно хотевший сачкануть. Через пару секунд Глюк, Комбижирик и Телепуз рванулись за особо нахальными мешками, и в бросках, достойных олимпийских чемпионов по футболу (к сожалению, не наших), их становили. Остальные, то ли медленно соображающие, то ли более побитые о разные твердые предметы, пытались встать и оценить причиненный ущерб. Из кабины слышались явственные стоны. Глюк и Тулип вытащили оттуда летчика и механика. Индиец, видимо, ударился о приборную доску, был слегка порезан остатками стекол и теперь пребывал без сознания. Механик матерился и кривился от боли.
– Что с тобой, брателло? – участливо спросил Глюк, имевший некоторый опыт медбрата и умевший отличить утку от капельницы.
– Кажись, руку повредил левую, – сопровождая каждое слово либо стоном, либо ненормативной лексикой, попытался объяснить Коля, – бок левый саднит и спину, пальцы ног не чувствую и башкой треснулся, наверное, сознание потерял… у меня провал в памяти: как падали, не помню.
– А русский язык не забыл, – участливо глядя в глаза и примериваясь, с чего начать осмотр, ответил Глюк, – только за твоими комментариями я не понял, что же у тебя реально болит. Какие конкретно органы? Ты уж, братец, еще раз перечисли все по порядку и без лишней информации, как тебя в армии учили, не то я тебя сейчас всего йодом обмажу или к доске привяжу. Чтобы потом обид не было!
Механик быстро понял, что от него требуется, и только разик взвыл, когда Глюк, как ему казалось, аккуратно снял с него куртку.
– Похоже, что ручонку-то ты сломал, – прокомментировал Глюк, – ну и ничего, шину наложим пока, а ножульки вроде целые, только поцарапало сильно; наверное, и сотрясение мозгов есть. Такой уж диагноз.
Он подозвал Телепуза и Тулипа и попросил сделать пару носилок из подсобных материалов, хотя бы из ящиков, досок, ружей и так далее. «Сейчас ничего, а скоро их, он кивнул на летунов, знобить начнет, я знаю, – сказал он, – вот тут памперсы подойдут, из них вроде кокона надо сделать, да и нести легче будет, не так трясет».
– Жора, – обратился он к Комбижиру, – ты вроде говорил, что твой ноутбук, кажется, подключен к спутниковой системе «Навигатор», позырь давай, может, подскажет, куда двигаться… или лучше нам на месте сидеть, пока не вытащат, давай, по мобиле простучи! Из наших Ортопеда и Стоматолога с переводчиком Моржой не видно, но я в последний момент, когда хвост отваливался, их там, вроде, видел. Похоже, они с другой стороны скалы оказались. И вещи, кажись, с ними; во всяком случае, рюкзаки они держали в руках, а там на первое время все есть, только бы в какую расщелину или пропасть не свалились… Ну, так как твои мозги электрические?
На удивление, оба аппарата работали, и Комбижирик сумел связаться с Громовым, находившимся в Катманду. Тот сначала не понял, решил, что это какая-то самодеятельность братков, но быстро сориентировался и пообещал организовать помощь, отследив координаты передачи, и сразу передать их спасателям. По «Навигатору» особо полезной информации не получили. Район, в основном, посещали пастухи, перегонявшие коз. Местные поселения вроде бы располагались этак на километр пониже по прямой, потом идти еще километровпять-шесть. Но дорог не было, а шастать по горам с двумя ранеными грузом наобум не хотелось. Пока приводили в какой-то порядок пилота, выясняя, нет ли еще серьезных травм, и что же все-таки свалилось с уступа и лежало внизу, прошло около часа, туман рассеялся, и гряда, о которую неудачно распорол брюхо вертолет, выглядела очень даже красиво.
– Вот ведь, зараза, – задрав голову, рассуждал Мизинчик, потирая разные места, где уже начали образовываться синяки и кровоподтеки, – нет бы, рассеяться за часа пораньше. Знать бы заранее, так лучше подождали бы еще пару часиков, а теперь летели бы спокойно. Нет, пораньше решили, поторопились, блин! Прозвонился Громов, связь была неустойчивой, видимо, то ли труба непод-заряженной оказалась, то ли что-то в ней испортилось.
– Ребята! – кричал Громов, – определили место вашей посадки с точностью метров сто-двести. Дуйте оттуда, как можно скорее, там какие-то руды радиоактивные, так что разрядятся все ваши штуки электронные в момент, да и вам там совсем не полезно находиться. От силы часов шесть-восемь! Спускайтесь вниз, держитесь южного направления. Ниже вас и влево будет сухое русло, по нему только весной что-то течет. И по руслу этому спускайтесь вниз. Там где-то неподалеку разбила лагерь немецкая экспедиция, которую мы видели. Им уже сообщили, и они обещали навстречу двинуться, и через три-четыре часа ракетами и просто так пострелять. Раньше все равно не выбраться вам. А вещи ненужные пока бросьте. Эту площадку местные племена могары и горянки обходят стороной, и даже опытные проводники ни за какие деньги сюда не пойдут, а ребята они боевые! Тут удивляются, как вы вообще вдребезги там не побились. Наверное, боги Непала к вам благосклонны. По мере продолжения разговора связь ухудшалась и практически тут же пропала.
– Все, – сказал Глюк, – если хотим жить, выметаемся отсюда поскорее. Геологи на английском и знаками сначала показывали, как им плохо и как им надо хорошенько собраться с силами, но Комбижире нарисовал на земле знак радиационной опасности, они достали радиометр, слегка побледнели и хотели рвануть вниз, но железной рукой были остановлены, и им на плохом английском, но с очень понятной жестикуляцией показа ли, что надо нести носилки по очереди, иначе шеф (так стали называть Глюка) пристрелит их как дезертиров. Геологи вняли этому аргументу и всем своим видом выразили согласие; видимо, до них дошло, что русские – ребят; опытные, и без их помощи им спастись вообще едва ли удастся, тем более что ящик с их радиооборудование! валялся где-то на полкилометра ниже, а радиотелефоны, как и у братков, не выдержали соседства с радиоактивным источником.
Спускаться – не подниматься! Но в горах любые передвижения требуют максимальной концентрации и напряжения сил, поэтому носильщики менялись буквально каждые пятнадцать минут, и все взмокли, как мыши, хотя порывы ветра очень напоминали осень в родном Питере. Часа через три, преодолев не более семи-восьми километров, вышли к сухой расщелине, по которой некогда текла вода. Сделали небольшой привал; все повалились на землю, тупо глядя вверх. Только Клюгенштейн, действительно, ставший шефом (то бишь руководителем, выдвинутым обстоятельствами и всеобщим доверием), тщательно осмотрел дно и тропку метров на сто вверх и вниз и, не обнаружив каких-либо следов человека или животных, сделал вывод, что, если немецкие этнографы и вышли на встречу, то пока до этого места не дошли, иначе oставили бы хоть какой-то знак. У альпинистов и туристов свой международный свод правил и кодов, а там peбята все-таки не новички и, судя по имевшим место беседам, на Кавказе еще и определенные навыки получили.
Через полчаса, которые показались всем лишь парой минут, Глюк скомандовал встать и двигаться дальше. Он понимал, что все пока держится на эмоциональном подъеме, и стоит его немного ослабить, так не то что кого-то нести, но и просто идти сил ни у кого не будет. С кряхтением, стонами, но все поднялись и двинулись вниз по тропинке. Идти вроде было легче, но силы (особенно моральные), похоже, истощались вроде заряда аккумуляторов. Уже и пошатывало, и какое-то безразличие появилось, и, казалось, что так вот идут и будут идти они еще целую вечность. Солнце начало склоняться к закату, и оставалось не более двух часов светлого времени, что стало вызывать обще беспокойство, как вдруг откуда-то спереди раздались далекие (буквально на грани слышимости) звуки сначала одиночного выстрела, а за ним, с коротким промежутком, еще двух. Все встрепенулись.
– Похоже, люди, – радостно выразил общую мысль Мизинчик, – и, похоже, они нас ищут. Это не охотничья стрельба.
Тулип, руки которого не были заняты носилками, вскинул карабин, и в сторону, откуда слышались звуки, ответил двумя беглыми выстрелами, а потом одиночным.
Через несколько томительных минут раздался ответ, и то ли показалось, то ли это действительно было так, но выстрелы звучали чуть-чуть громче.
– Ну, братва, – крикнул Глюк, – поднажмем, немного осталось и, вспомнив какой-то фильм или крик Дениса, добавил, – шнель, шнель, русишен культуришен камараден! Ордрунг!
Шаг особенно не прибавили, но пошли чуток побыстрее. Молчавшие геологи попытались что-то сказать, но их не очень поняли.
Еще минут через пятнадцать услышали отчетливо три выстрела, ответили, и когда в расщелину уже начали быстро надвигаться сумерки, и неосторожный шаг мог очень дорого стоить, впереди заметили несколько ярких точек. Тулип выстрелил в воздух; стой стороны ответили красной ракетой.
Комбижирик на всякий случай тоже развел небольшой костерок, так что визуальный контакт был установлен.
– Ну, вроде бы все как договаривались, – засмеялся Глюк, – все-таки молодец этот Громов, хотя и москвич! Надо же, сорганизовать мог, да и эти тоже молотки, чувствуется закалка социалистического лагеря, в смысле, альпинистского. Носилки с ранеными положили на землю. У пострадавших, видимо, началась реакция– отходняк на раны и тряску. Индиец тихонько бредил, Коля стучал зубами и тоже не всегда адекватно говорил. Глюк, на всякий случай, влил в него пару крышек виски из литровой фляги, которую он, кажется, не снимал даже во сне, взял несколько веток, соорудил факел и в сопровождении Мизинчика осторожно двинулся навстречу приближающимся. Минут через двадцать, когда стало почти темно, они встретились. Первым из шестерых встречающих они увидели Арендта.
– О, какой сюрприз, ельки-пальки! – заорал он, – Паша!
Опять мы встретились. Наверное, судьба, вот уж полная неожиданность.
Кстати, сколько бы лет настоящий урожденный в Германии немец не прожил в России, если его попросить быстро и не задумываясь повторить «елки, палки», он обязательно произнесет «ельки, пальки», таков уж стереотип языков. Таким образом, можно было бы вылавливать шпионов во время «холодной войны». Всех бы выловили!
– Здорово! Фройшан! – ответил Павел, – как говорится, гора с горой не сходится, а нам это по фигу!
Они заключили друг друга в объятья, потом этот же ритуал совершили с остальными встречающими. Небольшая заминка произошла, когда очередь дошла до симпатичной блондинки. Но фрау Герда сама облобызала слегка смутившихся верзил.
– Она у нас доктор, – сказал Зиг, – пошли скорее к остальным. Насколько тяжелые травмы вы получили? – перевел вопрос фрау Герды Зигфрид.
– Ну, наши, в основном, побились и поцарапались, – ответил Глюк, – все-таки летели с высоты метров триста-четыреста. А вот местные (так он назвал «водил» вертолета, русского и индийца) оказались то ли слабаками, то ли неуклюжими. Один руку сломал вроде, и с ногами что-то, второй от удара в себя придти не может, наверное, тоже что-то отбил, но говорит только по-своему, а по какому – непонятно, он из Индии.
– Да, там народ слабый, – согласился Зиг, – ну, давайте, мы их понесем, тут до лагеря километров пять осталось, а вы путь освещайте, фонари часов пять еще светить могут; оставлять их здесь никак нельзя, а у нас там и медицинская палатка, и дизель есть. Ведь мы, немцы, народ основательный, – добавил он.
Только тут братки поняли, как они, наверное, впервые в жизни, выложились. Рюкзаки, ну совсем плевые, килограмм по тридцать, казались бетонными плитами, ноги с трудом отрывались от земли. Поэтому путь, эти последние километры, показался им почти нескончаемым. Наконец, к изумлению всех, они подошли к относительно ровной площадке, на которой стояло строение типа сарая (как объяснил Арендт, это «кошара» – загон для стад в случае непогоды в горах) и нескольких палаток. Уютно жужжал генератор, свет пробивался в окна и полог, в лагеpе было еще несколько человек. Летунов тут же отнесли и палатку с нашитым красным крестом, где Герда и вторая фрау начали над ними хлопотать. Остальные братки гордо отказались от помощи, объяснив, что пусть уж ими займутся завтра. В лагере была радиостанция, и геологи сразу же начали какие-то переговоры со своим начальство. Глюк сообщил Громову, что «все пучком», подробно поговорят завтра, и, едва двигая ногами, вошел в палатку, где остальные братки, забравшись в спальники, уже спали. Когда он начал укладываться рядом с Комбижириком, тот ненадолго проснулся.
– Аркаша, это ты? – спросил он расслабленно.
– Ну, я, – ответил Глюк.
– Пожалуй, надо тебе другое имя дать – Моисей!
– Чего это вдруг, – удивился Аркадий.
– Ну, ты же вроде Моисея вывел нас в землю обетованную, – уронив голову и мгновенно захрапев, сказал Комбижирик.
Ответить Аркадий не успел, да и сил на это уже не было. Он вздохнул и заснул с чувством глубокого удовлетворения. Оценили, значит! Правда, промелькнула мысль, что, может, просто он тогда настоятелю храма мало отслюнил, вот Хануман и показал им свое плохое расположение духа, а может, вообще этот настоятель в своих молитвах не упомянул о том, что русские денежку-то заслали, а значит, за базар ответили. «Ну, буду ежели еще в этом храме, – решил Глюк, – я с пристрастием этого толстячка поспрошаю, ежели что, то ему самому Хануман обезьянью морду сделает».
Утром братки проснулись довольно поздно и с таким чувством, будто по ним всю ночь ездили тракторами поочередно с кручением в бетономешалке; однако они собрались с силами и выползли из палатки. Немцы давно уже встали, подготовили им завтрак и очень беспокоились, хорошо ли братки провели ночь. Зигфрид, как разбирающийся в тонкостях русского языка и русской души лучше остальных в экспедиции, осторожно спросил, не появились ли у параолимпийцев какие-то дополнительные неожиданные реакции на жутчайшую стрессовую ситуацию. Паша Кузнецов и Аркадий, стихийно признанный лидером, сначала хотели ответить, что все это фуфло, они здоровы, как быки, и кроме усталости в членах, да, видимо, ссадин и синяков, ничем в настоящий момент не страдают, но Глюк не стал заронять сомнения в инфантильное сознание европейцев.
Видите ли, уважаемый коллега, – несколько витиевато обратился он к внимательно слушавшему немцу, поигрывая золотым шестиугольником на массивной цепочке, болтающемся на шее, – у нас, у русских, немножко особая психика и, видимо, генетический аппарат (Арендт согласно кивнул, поскольку, несмотря на более чем десятилетнее пребывание на учебе в СССР, некоторые аспекты жизни он так и не смог понять). Для нас, спортсменов-инвалидов, стрессовая ситуация идет только на пользу. Сразу все болячки как бы проходят, силы откуда-то берутся. Но вот беда, после побед все сначала начинается, просто ужасное обострение. Приходится глушить все это алкоголем, – печально закончил Глюк, – правда, Паша?
– Ну, без базара, – подтвердил Мизинчик.
– Так что же это получается, – с изумлением заметил Зиг, – у вас что, все олимпийские чемпионы страдают какими-то физическими расстройствами, так как применяют алкоголь в очень больших дозах после соревнований. Когда мы с тобой вместе выступали, я вначале тоже это пробовал делать, но почему-то результат был отрицательный.
– Так ты, брателло, вспомни русский фольклор, – назидательно сказал Мизинчик, – вот ведь у нас и пословица такая есть: «Что русскому здорово, то немцу смерть». И никакого тут злого умысла или еще чего нет. Просто предупреждение – мол, не все люди одинаковые, нельзя слепо копировать обычаи другого народа, можно очень даже в лужу сесть.
– Да, Павел, пожалуй, ты во многом прав, я еще раз проштудирую список русских пословиц и поговорок, видимо, там действительно собраны весьма ценные житейские советы.
– Во,во! – подхватил Глюк, – типа «Работа не волк, и лес не убежит», «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдёт Громов сообщил, что практически всю ночь предпринимал все возможные действия, дабы ликвидировать последствия этой дурацкой аварии, кстати, только что он арендовал военную радиостанцию с обслуживающим штатом и может предоставить следующую информацию. К сожалению, со стороны Катманду оказать помощь по воздуху не представляется возможным – какие-то вихри и, туман, в общем, погода хуже, чем в Питере, по земле с юга подобраться не удастся, речные и кочевые племена бхотии и тхару или тхакали что-то в очередной раз не поделили и находятся на грани конфликта, и любая, даже самая малая, экспедиция из центра может стать спичкой, которая этот костер разожжет. Он договорился (естественно, за определенную мзду, благо на это были выделены существенные ресурсы), что в лагерь экспедиции может быть выслан спасательный вертолет из Тулсипу-ра, но они за рейс могут взять не более двух человек, да и то без посадки, а аэролифтом. Какие мнения у народа?
– Какие у тебя сведения о Мишке и Стасе? – спросил Глюк.
– Попытки связаться по спутниковому телефону были, то есть в четырнадцать часов Стоматолог явно пытался выйти в эфир, но сигнал едва пробивался и вскоре пропал, а об Ортопеде сведений никаких нет.
– Так вот! – за всех ответил Глюк, – мы тут с братками побазарили и решили: пока ребят не найдем, из этого района не уйдем. Оружие у нас есть, пару дней тут отлежимся и пойдем их искать. А насчет вертолета – пусть они заберут этих побитых «летунов» и геологов, сейчас у нас разные пути-дорожки. А нам пришли хорошую радиостанцию <: аккумуляторами или механической подзарядкой, боеприпасов и еды на неделю. Ну, еще по мелочам кое-что (он процитировал короткий список), а ты там, на координации сиди, там больше пользы принесешь, сюда не рыпайся, как-нибудь сами разберемся. Антона особо не волнуй, скажи, небольшая задержка, через две-три недели вернемся. Заодно узнай, как там дела и нам сообщи! Понял, как действовать?– Понять-то понял, – ответил Громов, – только вот тут спортивный ихней комитет волнуется, запрашивает, может, специальную экспедицию на вызволение вас послать или памперсов с вертолета сбросить?