Тем временем Борис Громов развил в Катманду кипучую деятельность. Правда, сначала он еще надеялся, что его функции будут сугубо представительскими, однако с братками, если их собиралось больше одного, такие шутки не проходят! Он подробно все изложил Антону, получил «добро» на любые необходимые расходы по спасению братков и обещание утроить полагающееся ему вознаграждение. Борис был человек разумный и весьма искушенный в решении запутанных административных проблем, так что постарался вложить все свои силы, связи и уменья в разруливание возникшей проблемы. Получив послание Стоматолога, Громов повеселел. По крайне мере, он жив, что-то вытворяет – значит здоров и деятелен. Деньги по указанному адресу он решил пока не переводить, сумма была несколько смехотворной и вполне могли оказаться какой-то подставой. Пусть Стоматолог потом сим и посылает, неделя задержки погоды не делает.
Бюрократическая машина канцелярии сработали на удивление быстро, тем более что почти каждый день Громов в сопровождении какого-либо чиновника из Спорткомитета Непала посещал разные отделы, где договаривался об эвакуации братков и решал всякие другие вопросы. На этот раз его вызвали в отдел обеспечения безопасности и спокойствия королевства (по нашему что-то вроде областного МВД), и случилось это вечером следующего дня, когда пришло паническое сообщение из деревни Гор-хки. Бориса встретил чиновник весьма высокого ранга и на вполне приличном английском языке сообщил о том, что Громову, как руководителю параолимпийской делегации, и его подопечным могут грозить серьезные неприятности в связи с тем, что один из членов команды каким-то образом попал в приграничное племя кочевников, проживающих на до сих пор спорной с Тибетом территории, где малейшее нарушение баланса сил может привести к непредсказуемым результатам, и призывает чуть ли не к насильственному изменению государственного строя Непала, что является тяжким, уголовно наказуемым преступлением! В доказательство серьезности изложенного чиновник достал и торжественно зачитал посланный Стоматологом текст, как какое-то зашифрованное послание, и попросил Громова это все объяснить. К счастью, Громов этот текст уже практически выучил наизусть, долго над ним думал, понимая, что, скорее всего, потребуется расшифровка; посему, приняв позу оскорбленной невинности, он ответил:
– Уважаемый Начальник департамента! Я так же, как и вы, встревожен совершенно непонятными известиями с места предполагаемого нахождения одного из членов нашей делегации после страшной катастрофы вертолета. Однако до выяснения всех обстоятельств, а не только по одному сигналу, может быть, и очень уважаемого, но не оценивающего обстановку в целом лица (даже если речь идет, например, о вас), нельзя судить о роли нашего спортсмена в возможном разжигании конфликта. Во-первых, он не знает языка, а одними жестами объяснить, что следует изменить государственный строй, согласитесь, очень трудно. Ну представьте себе, как, не зная языка, объяснить людям, не бывавшим не то что в Катманду, но и вообще в городе, кто такой король, что такое королевская власть и, как и на что ее менять?! (Чиновник крепко задумался; действительно, представить такое ему было не под силу). Во-вторых, наши параолимпийцы только с виду здоровые, а ведь на самом деле их надо жалеть и очень бережно к ним относиться. Вот, посмотрите (он вынул пачку справок на русском, английском и непальском языках, заверенных кучей печатей), все они страдают разными психическими расстройствами. В обычной жизни они ведут себя почти нормально, но представьте себе аварию, вертолет в куски, падение по снежным кручам, чудесное спасение. В этом случае и нормальный человек поведет себя совершенно непредсказуемо. Может быть, ваш чиновник, увидев такое его состояние и просто испугавшись, несколько преувеличил опасность, ведь он, в отличие от вас, например, не обладает таким жизненным опытом. Да и местные жители, конечно же, были сильно возбуждены произошедшим и вполне могли показаться агрессивными. Я очень надеюсь, мы с вами этот вопрос решим. А насчет текста, который вы столь любезно мне показали, то я бесконечно вам благодарен и попрошу еще пару минут вашего драгоценного времени, чтобы его разъяснить. (Чиновник важно кивнул). Тут ничего загадочного нет. Вот, я всегда ношу с собой англо-русский разговорник, который поможет вам понять этот текст. Он передает русские слова английскими буквами. Видимо, отправитель даже не знает английского языка, так на каком же языке он тогда вел антиправительственную пропаганду? Смотрите, я по буквам (приводится их звучание в русской транскрипции. – Автор.) перевожу слова на русское звучание, а потом по смыслу на английский язык: Стоматолог – это спортсмен, раньше он был врачом – зубы удалял, без инструмента, прямо в один момент; w – предлог, по-английски «in»; derevne – village; Gorky – название деревни; pro – предлог «about», о или об; drugich – «another»; ne – отрицание – «not»; znayou – знаю – «know»; svjazi – связи – «communications»; net – нет (not) – тоже отрицание, deistwyi – действуй (в смысле activity work, то есть сам ничего сделать не может); и в конце обращение по имени «blin» (pancake), поскольку лицо у меня круглое, похожее на лепешку, то они между собой так меня зовут. Вот видите, ничего секретного, наоборот, он точно указывает, где находится, ждет помощи.
Со своей стороны, мы очень заинтересованы в нахождении нашего спортсмена, обязательно доставьте его сюда, в Катманду, где вы сможете убедиться в его полной непричастности к каким-либо противозаконным действиям. Я понимаю, что это требует определенных расходов, но наш спортивный комитет готов оказать посильную спонсорскую помощь в поисково-спасательной операции.
Громов вытащил запечатанную пачку долларов, на которой стояла цифра «10000» и положил ее на стол перед чиновником. Глазенки у последнего расширились и зажглись внутренним огнем. «Увы, чиновники везде одинаковы, особенно, в слабо (с точки зрения совести) развитых странах вроде России или Непала…»
– Берите, берите, – безмятежно глядя в глаза чиновнику, проникновенно сказал Громов, – все равно без вашей помощи и руководства никто ничего не сделает. Может быть, и я вылечу туда и, если будут еще какие-то расходы, то смогу помочь на месте.
Чиновник, несколько опешивший от подобной суммы и, боясь, не скрывается ли за этим какая-либо провокация, с полминуты просидел неподвижно, устаканивая мысли и, переводя взор с денег на физиономию Громова, но последняя излучала лишь доброжелательство и озабоченность.
Наконец «здравый смысл» победил. Чиновник открыл ящик стола, осторожным движением смахнул туда пачку и уже с деловым, осмысленным видом обратился к Громову: «Я надеялся, что этот инцидент будет разрешен к нашему общему удовлетворению. После нашего разговора я целиком согласен с вашей точкой зрения. Вероятно, наш проверяющий чего-то не понял, сгустил краски, но что тут можно поделать (он горестно посмотрел на потолок): в стране не так много грамотных и думающих чиновников, особенно в отдаленных районах, вот и приходится за них решать многие вопросы.
Громов тоже сделал грустное лицо и сочувственно кивнул.
– А вам, пожалуй, туда ехать не стоит; я пошлю доверенных лиц с подробнейшей инструкцией по розыску и доставке сюда ваших подопечных, предупредив о максимально заботливом отношении. Они будут с радиотелефонами, так что сразу свяжут вашего врача-спортсмена Стоматолога с вами, а если возникнут еще какие финансовые проблемы, то я, надеюсь, нам проще будет их решить прямо здесь.
– Весьма мудрое и очень устраивающее меня решение, – заявил Громов, – я польщен, что это дело попало к вам, теперь я за него спокоен. Единственная дополнительная просьба – из попавших в катастрофу мы не можем установить местоположение еще одного спортсмена, тоже врача, его позывные «Ортопед», имя «Михаил». Если по вашей линии поступит какая-либо информация, попрошу меня известить.
– О, – расплылся в улыбке чиновник, – мы готовы провести дополнительные поиски и будем очень рады помочь вам.
– Разумеется, ваше доброе отношение к нам не останется незамеченным, – обещал Громов. Расстались они добрыми друзьями.
* * *
Стратегически Громов рассчитал все точно. Если бы он сам попытался организовать поиск Михаила, то, помимо бессмысленной траты больших сумм денег и пустых обещаний абсолютно ни в чем не заинтересованных чиновников, кроме как поделить невесть откуда взявшиеся деньги и, в конце концов, все равно сдавших бы его своему начальству, результата бы не было. А тут начальник департамента, пекущийся день и ночь о благе и спокойствии своего народе, предпринимает действия в пределах своей компетенции и сурово спрашивает с подчиненных. Это даже поднимет его авторитет на службе. Переданная сумма, в общем-то, небольшая для самого Громова, составляет почти полугодовой заработок одаренного чиновника; а направь он запрос через официальные структуры, ему потребовалось бы потратить в несколько раз больше денег и при этом без гарантий! Если что-то там Стас и натворил, а это почти наверняка, чиновнику раскручивать дело резона не имеет, могут и обвинить в чем-нибудь. А так он постарается братка обнаружить и быстренько переправить Громову, а все сопутствующие сложности объяснить какими-то другими причинами. Может, попросит еще пару тысяч, но это завсегда и с превеликим удовольствием. Если, конечно, начнет борзеть, то у Бориса, на всякий случай, их разговор записан на миниатюрный магнитофон и несколько снимков мобилой из кармана через пуговицу-объектив сделаны, как начальник денежку в стол смахивает. Но едва ли он на это пойдет – невыгодно, да и этого придурка, который продублировал письмо Стоматолога своему начальству, следует проучить. Громов отправил по указанному адресу сообщение: «Присланное Вами на мой адрес сообщение от адресата Стоматолог получил в Департаменте. Сообщите, кому передать оплату за передачу сообщения – вам или начальнику Департамента. Блин».
Независимо от этого деморализовавшего послания начальник Департамента, на всякий случай, отстранил «достопочтенного Шри…» от работы с прекращением выплаты жалования, а через несколько дней просто уволил, считая, что желающих получать деньги на государственной службе и без него достаточно, а лишний раз доставлять начальству беспокойство – это дерзость. И она должна быть наказана.
* * *
После отъезда достопочтенного чиновника, больше походившего на бегство, народ на площади побазарил еще некоторое время и стал расходиться. Развлечение вещь хорошая, но и дел у всех было невпроворот. Авторитет Стаса после его весьма смелого обращения с чиновником, выше которого по понятиям сельчан был только Король и Бог, резко возрос. Староста почтительно осведомился о намерениях уважаемого гостя.
– Сначала неплохо было бы пообедать, потом я пару часиков подумаю и тогда скажу, что делать, – ответствовал Стас, – а поскольку я вроде бы стал вашей «крышей» и смысле, что отвечаю теперь за базар, то будем собираться по мере необходимости у старосты, где все и решим.
Стас и Ху под уважительными взглядами жителей неторопливо проследовали в дом Джулмунга, где их уже ждал простой, но весьма сытный обед. Стоматолог расщедрился, выдал хозяину дома как бы авансом стольник бакинских и сказал, что за ту сумму, которую он будет платить за жилье и еду, он желает получать больше мяса, причем желательно в вареном или жареном виде. Джул-мунг обещал все сделать незамедлительно. Утомленный умственными нагрузками и большим объемом съеденного, Стас возлег на свое ложе подремать, но перед этим решил прояснить несколько волнующих его вопросов у присевшего рядом Ху.
– Вот скажи мне, – обратился он к китайцу, – я как-то об этом нигде не читал и не слышал. Есть у вас в Китае евреи или нет?
– Конечно, есть, как во всех странах мира, – ответил Ху.
– Тогда расскажи все, что о них знаешь, – попросил Стоматолог.
– Я тоже этим вопросом интересовался, особенно после того, как поучился у вас в Союзе. Вы вообще смешные люди: сначала спокойно смотрите, как они учатся, работают, становятся известными людьми, а потом начинаете кричать, что вас то ли оттирают, то ли унижают, а подумать, почему это происходит, не хотите. А вот водку пить или о том, что вы могли бы сами совершить, чуть ли не целый день говорить можете.
– Ну, это ты уж загнул, вот возьми меня или пацанов, – загудел обиженный Стас, – смотри, мы не треплемся, а конкретно работаем, деньги и притом весьма неплохие получаем; ну, для расслабления, конечно, рюмочку, другую пропустить можем.
Таких, как ваша группа, я больше не видел, – парировал Ху, – так что это исключение, я ведь вижу среди вас есть двое ютаев (так в Китае называют евреев. – Автор.), и они ничем от вас не отличаются.
– Конечно, они ребята что надо, – с гордостью сказал Ортопед, – у нас с ними проблем нет.
– Вот и у нас в Китае так же было, – продолжил Ху, – о ютах известно из записок мусульманских авторов и Марко Поло. Уже в X-XIV веках от рождества Христа (это чтобы вам было понятно) они проживали в Китае (как говорится, еще «с незапамятных времен»), видимо, когда купцы-иудеи освоили «великий шелковый путь». Весьма влиятельные общины были в Пекине, Ханькоу и других городах, например, Нимба, Корифене(Кай-Фынь-Фу); членов этих общин и принято называть китайскими евреями (кайфэнь). Согласно летописям, первые синагоги появились в XI–XII веках; в них читали Тору, соблюдали Йом-Копур, субботу, но все службы, правда, проводились на древнеперсидском языке, хотя иврит они вроде бы знали. К XVIII веку кайфэнь переняли основные законы и религиозные представления местного населения, признав, что положения Ку-Ан-Дзы (Конфуция) не противоречит Торе. Но, похоже, что эти общины, не связанные с Палестиной, постепенно сходили на нет. В начале XX столетия были предприняты попытки восстановить иудейские общины, но гражданские войны и нестабильная политическая обстановка очень этому препятствовали. Попытки создать подобные общины из сефардов (уроженцев Багдада, Каира, Бомбея и т.д.) и выходцев из России (после революции их в одном только Харбине было более двадцати тысяч!) – с учетом численности китайцев – практически дали нулевой результат; в процессе же культурной революции большинство ютаев вообще покинули Китай, и какова ситуация в настоящий момент – не знаю.
– Деловые ребята, – с уважением подытожил Стоматолог, – ладно, а сейчас я немножко подремлю и подумаю.
Отдохнув физически и морально, Стоматолог решил довести до конца начатое им дело и попросил старосту и старейшин собраться и послушать его.
– Значит так, – командирским голосом представил он планы на дальнейшее. – Для начала надо построить специальный дом, где будет заседать Центральный Комитет нашей партии. Сколько стоит построить дом? – обратился он к старосте.
– Не знаю, – пожал плечами староста, – у нас каждая семья строит такой дом, какой ей надо.
– Теперь будет по-другому, – решительно заявил Стас, – завтра пусть каждая семья выделит по человеку, и тут, на поляне, мы построим дом из четырех помещений. Пока партии нет, нет и партийной кассы, поэтому, чтобы нас не обвиняли в насильственном привлечении к работам, я, так и быть, заплачу. Ху, уточни, сколько это может стоить, только в доллары мне переведи, а то я в их деньгах путаюсь.
Ху долго втолковывал аборигенам, чего от них хотят, что-то подсчитывал на пальцах, руками показывал размеры и, в конце концов, объяснил:
– Они никогда за плату здесь ничего не строили, поэтому пришлось сказать, что этот дом надо построить для нас, а мы не можем отвлекаться, у нас более серьезные дела, поэтому просим как бы народную стройку объявить, чтобы люди научились работать вместе, а то какая же это партия, где каждый сам за себя?! Вот у нас в Китае – сказали выплавлять железо, так в каждом дворе специальные печи сделали и все работали; до сих пор вывезти и переплавить в большие слитки не можем… А насчет стоимости они согласились работать, если мы будем давать каждому примерно доллар в день. Работать может человек двадцать, остальным надо скот пасти, ремонт у себя делать, разные хозяйственные дела. За семь-восемь дней обещали закончить.
– Скажи, что я согласен; если быстро сделают – премию выдам, – раздухарился Стас, – и еще нужен большой шест для знамени, а также стол, стулья в общем зале, нам с тобой по комнате оборудовать, и еще потребуется комната с прочной дверью, там архив документов хранить будем. А лет этак через двадцать-тридцать, когда многоэтажку здесь возведем из стекла и бетона, там наш музей будет, – размечтался Стас, – под стеклянным колпаком.
– Не получится, – охладил его порыв китаец, – тут очень часто землетрясения бывают, а зимой иногда даже лавины сходят, почему они полгода здесь и не живут.
– Ну, фиг с ним, что-нибудь придумаем, – согласился Стас – Теперь нам главное – устав партии надо написать и членские билеты сделать, пока временные; тоже потом на вес золота будут – раритеты, блин. И еще нам срочно нужна печать. Я думаю так: посередине звезда, в ней гора какая-нибудь, под ней серп, кстати, у них серп есть?
Ху что-то спросил у аборигенов, потом сказал:
– Серп-то есть, им они траву подрезают, но он просто вроде кривого ножа и совсем не похож на тот, что на бывшем советском гербе.
– Ну, изобразим какой у них, чтобы местные узнавали, а что вместо молота на поперёк изобразить можно, ты их тоже спроси.
Ху вступил в оживленную дискуссию, где его оппоненты, потея от несвойственной умственной нагрузки, что-то показывали руками, возводили глаза к потолку и беспомощно оглядывали стены.
– Ничего понятного у них нет, – наконец заявил Ху – предлагают, например, плетку для погонщика, ступу для размолотки зерен, ну и всякую другую подобную ерунду. Все металлические предметы обихода они просто покупают, а как они делаются, даже не знают.
– Ничего, узнают, – решил Стас, – на худой конец, изобразим разводной ключ. Когда-нибудь у них хоть какая-то техника ведь появится?! А насчет печатей у нас опыт неплохой был. Например, если переводить натуральную печать, проще всего это делать с помощью крутого вареного яйца, но тут с чего-то другого надо начинать… А еще был у нас умелец: на картофелине что угодно вырезать мог. Вот ты смог бы?
– Конечно, – ответил Ху, – я у себя на родине в детстве помогал отцу; он из картона и вообще из чего угодно вырезал украшения-сувениры. Только, практики долго не было, может быть, сейчас не совсем хорошо получится, но могу попробовать.
– Вот и хорошо, найди, на чем резать, ну и изобрази ту картинку, как я говорил, а вокруг сделай надпись: «Партия Красный Непалец».
– Трудно будет, у них нет понятия о партии.
– Ну, тогда общество или что другое, нам эта печать вообще-то на два-три дня нужна будет, а потом в городе закажем, да и не одну, а билеты сделаем золотом тисненные, – размечтался Стас.
– Хорошо, – согласился Ху. Стас разложил листки бумаги, разрезал их на четвертинки и на каждой хотел написать «Партия Красный Непалец», но, написав штук пять, устал и решил – назначу себя пока Председателем партии, а Ху – секретарем, вот пусть он их заполняет или тоже штамп сделает.
– А как у них насчет красной краски? – вдруг забеспокоился он.
– Хорошо, – успокоил Ху, – местные делают ее из каких-то ягод и красят материю; очень стойкая краска, они ее в Тибет на продажу возят.
– Ну ладно, устал я что-то, борясь за счастье Непальского района, – признался Стоматолог, – я не думал, что это такое трудное занятие. Я, пожалуй, опять пойду спать, а ты уж потрудись на благо трудящихся.
Стас выпил очередную чашку то ли чая, то ли жидкой каши и отправился на боковую. Ху тоже особо переламываться не стал: все равно он рано встает, и до того как Председатель проснется, он все сделать успеет.
Удовлетворенный проделанным, Стоматолог проспал до местного полудня; проснувшись, он лениво позавтракал и, не найдя Ху, отправился к дому старосты. Рядом с домом, греясь на солнышке, сидел его переводчик и на кусочке бумаги пробовал оттиск печати, изготовленный на куске репы. Стас посмотрел и оказался вполне удовлетворенным; может быть, с художественной стороны отпечаток выглядел несколько коряво, и непальские буквы напоминали следы в дупель пьяного ментозавра на грязной и скользкой дороге, но размер – более десяти сантиметров в диаметре – импонировал. А цвет – морковно-свекольный, тот уж просто радовал!
– Ну ты, братец, просто специалист, – похвалил Стас, – твои таланты не окажутся забытыми.
– Стараюсь, как могу! – ответил Ху.
Стасу, видимо, по указанию Ху, вынесли примитивно сбитый, стол, покрыли его красной материей, поставили высокий прочный табурет. Стас гордо на него сел, ножом нарезал несколько пачек бумаги на листочки и велел Секретарю партии (как он теперь стал называть китай-ца)поставить печать на бумажках по числу взрослых жителей деревни, с другой стороны по-ихнему написать сверху «Красный Непалец», внизу как звать жителя, а на обороте он поставит свою подпись. Это будет первый партийный билет новой партии. «Только не забудь номер один и два зарезервировать за нами, потом старосту, ну а далее наплевать как».
Утомленный этим монологом Стоматолог, не торопясь, опять же, чтобы все это выглядело солидно, проинспектировал строительство Дворца Партии, как он уже успел его окрестить. Пока что устанавливали каркас из весьма хлипких шестов, связанных между собой обрывками каких-то веревок. Рядом подносили на маленьких носилках навоз, Глину, рубленую солому и смешивали это в небольшой яме посредством босых ног нескольких, весьма заторможенных на вид, парней и одного осла, который время от времени добавлял в смесь один из насущных компонентов.
«Строить светлое будущее этого народа из ослиного дерьма, конечно, как-то непривычно, – подумал Стас, – но, с другой стороны на удобренной почве все лучше растет, опять же местный колорит. Если особенно об этом не трезвонить – сойдет».
Потом он вернулся к Ху, посмотрел, что тот делает, и остался доволен. Ему стало скучно, бюрократические занятия не заглушили в нем тяги к какой-то активной деятельности.
– Слушай, Секретарь, – обратился он к Ху, – брось пока бумажками заниматься, пойдем, потолкуем со старостой.
Дхауларг встретил их весьма почтительно, понимая, что у них есть вполне реальные бабки и, при умелом подходе – особенно выказыванием лести этому страшному на вид, но, похоже, простодушному дикарю (так он окрестил Стаса), можно неплохо на них заработать. Староста был человек мудрый, искушенный в житейских делах и сразу отмел насильственные способы изъятия денег. Во-первых, он не представлял, сколько их может быть, так как в жизни оперировал суммами, не превосходящими достатка сельского жителя, то есть порядка нескольких тысяч непальских рупий; во-вторых, оба чужака были хорошо вооружены (у Ху в кобуре была ракетница), и главное – они оба прибыли из столицы, засветились у чиновника, а при должном руководстве отстегивали вполне приличные, по мнению старосты, суммы, которые, в основном, и оседали у него в сундучке.
Стас попросил старосту рассказать о ближайших деревнях, их жителях и о том, как туда можно добраться. Дхауларг посетовал, что от них, пожалуй, ближе всего – в двух дневных переходах на запад – будет граница Тибетом, где на тропинках стоят хижины для подвижных пограничных патрулей.
На юг и запад путь перекрывают горные хребты с вечными снегами, а между ними крутые горные долины с очень бурными в настоящее время речками. На север тоже дороги плохие, через высокогорные луга, но при хорошем проводнике дня за три можно дойти до нескольких индуистских селений. Там, кстати, есть храм, посвященный Хануману, куда через их селение или с востока пробираются иногда небольшие группы паломников.
– А что за храм? – заинтересовался Стас.
– Я там не был, да и мало кто из нашей деревни там был: далеко, делать нечего и люди совсем другие, но по рассказам это громадное каменное здание под крышей из чистого золота, где они своего бога статую, всю обвешанную ценными камнями держат. Стас сразу вспомнил разговоры на эти темы с Мишкой, да и Денис вроде бы подобную информацию не опровергал.
– Значит, так, – в мозгу Стоматолога тут же сложился грандиозный план, – идем в агитационный поход, проведем среди них пропаганду, что, мол, «надо делиться», иначе можно и по бестолковкам получить. Взять часть этих камешков, а также, где не очень заметно, крышу по-оголить (все равно ведь не видно!), и продавать за очень большие деньги – раритеты все-таки. А у нас сразу партийные деньги появятся; развернем пропаганду, глядишь, и через годик-другой Непал и узнать будет невозможно! Пойдем своим путем, братков подключу. «Как пожелаем – так и сделаем» – во, даже лозунг новый я придумал! Правда Стас забыл, что это мудрое изречение он просто вычитал в детстве из романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», и предшествовало оно отнюдь не созиданию, а как раз наоборот, – совершенно банальному пожару в Вороньей слободке, но то были уже несущественные мелочи. Тем более что где-то в этом районе мог находиться Ортопед, и ему могла понадобиться помощь, ведь он, и отличие от Стаса, вывалился туда без оружия. Может, он даже где-то и поранился, лежит, бедный (не в финансовом смысле, конечно), среди бестолковых аборигенов, без связи и помощи. Он пьет от пуза, спит в тепле, а его несчастный собрат не при деле.
Пора действовать!
– Слышь, ты – Духулар, или как тебя там, у меня что-то язык подворачивается на вашем непальском («Дхауларг», – поправил Ху.)… вот, вот! Это самое! Ты мне выдели человек пять-шесть в сопровождение и провожатого, ну, коней, конечно, и поесть что на недельку; мы туда съездим. Надо же крепить союз со всеми трудящимися Непала!
Староста, несколько ошарашенный подобным предложением, долго и нудно рассказывал, как ему трудно, что сейчас начало сезона и каждый человек на счету, что он боится мести чиновника, которого они так непочтительно проводили, что и так народ занят на строительстве дома, – при этом лихорадочно соображая, как себя вести с этим не вовремя свалившемся ему на голову типом, а заодно и какую-то выгоду при этом для себя поиметь!
После двухчасовой дискуссии, во время которой было съедено изрядное количество лепешек и выпито немало кружек согревающего душу и тело обжигающего чая, высокие договаривающие стороны пришли к консенсусу. Староста дает на неделю четверых молодых людей, а также лошадей и пищу для всех. Стас, со своей стороны, оплачивает все эти расходы и со своим спутником-китайцем (поскольку они вооружены современным оружием, а в деревне есть только одно гладкоствольное ружье и два десятка патронов для самых крайних случаев) обеспечивает безопасность этих четверых. В качестве страховочного залога староста просил по двести долларов за человека и по пятьдесят за лошадь, мотивируя это необходимостью купить какие-то припасы к зиме, если с агитбригадой произойдут непредвиденные случайности. Переубедить его не удалось, посему Стас отдал требуемую сумму, заявив, что когда Партия окрепнет, то она ему это компенсирует. Староста согласился, исходя из принципа «деньги вперед, а там видно будет».
Рано утром на следующий день караван, состоявший из Стаса, Ху, пожилого проводника, приблизительно знающего, куда идти, и трех самых ленивых, даже на вид, жителей деревни на маленьких, но крепких лошадках отправился в путь. Лошадей староста не пожалел, каждому дал по запасной и под груз, а Стасу, учитывая его вес, целых две. По крайней мере, на неделю он надеялся избавиться от беспокойного братка, а там будь, что будет.
Начальник Департамента спокойствия и безопасности в Катманду, стимулированный Громовым, развил бурную и на удивление осмысленную деятельность. Он приказал силовым структурам обеспечить блокирование подозрительного района под любыми предлогами, не пускать туда пронырливых репортеров, повысить бдительность пограничных нарядов на границе с Тибетом; выслал туда несколько своих надежных людей с приказанием объективно разобраться на месте и докладывать ему только то, что там действительно происходит. Кроме того, избегать любых акций со стрельбой, погонями и прочей бестолковщиной без его личного приказа. Одновременно от объезчиков заповедника пришло сообщение, что они наблюдали появление снежного человека, но испугались и не стали приближаться к нему, тем более что тот повел себя как-то странно: пошел на них, размахивая лапами, и кричал так, что слышно было за километр. Опасаясь засады, они ретировались. Эту информацию тоже следовало проверить. Громов посетил начальника Департамента, поинтересовался ходом поиска русской команды и попросил в случае обнаружения пока еще не найденного в том районе спортсмена с позывными Ортопед (тоже бывший врач, специалист по переломам конечностей и вывихам всего, что есть у его подопечных) и установления контакта с обнаруженным, но пока недосягаемым Стоматологом обеспечить обоих радиотелефонами или выходом на радиостанции патрулей, для чего он дополнительно спонсировал чиновника двумя тысячами долларов. Чиновник, одухотворенный новым финансовым вливанием, под величайшим секретом сообщил Громову о дополнительных обстоятельствах. Борис сочувственно покивал головой, сказал, что и это он учтет в их столь удачно сложившихся деловых отношениях, но про себя подумал, что как только где-то появляется команда братков, там сразу начинается твориться черт знает что… Вот и сейчас, наверное, они там такое учудили, что этих бедных снежных людей заставили от себя бегать. Но, на всякий случай, он сообщил Глюку о произошедшем, умоляя держаться подальше от этих мест.
– Мы бы рады, – ответил Глюк, – но, к сожалению, именно в том направлении пропал Михаил, и наш небольшой отряд, опередив полицейские патрули и обходчиков заповедника, движется именно туда; а они, как люди честные, Громову это сообщают, но просят не разглашать.
– А что же вы будете делать, если патруль встретите? – попытался урезонить их Борис, – ведь патрули и объездчики вооружены?
– Ну, мы уже пару раз видели этих хмарей, – легкомысленно ответил Глюк, – во-первых, они по три-пять человек, да еще на лошадях, движутся по главным тропинкам, во-вторых, вооружены в основном гладкоствольными ружьями, калибра, может быть, и приличного, но супротив наших снайперских с ночными прицелами не тянут. А глушить мы их не собираемся, если сами не начнут, у нас «винторезы» специально заряжены пулями со снотворным. Ну, извинимся, в крайнем случае.