(3) Несостоявшийся Ад
Недаром говорил великий и мудрый (потому и несменяемый) редактор правительственной газеты Максим Ервандович Ованисян, что темам для написания «материала» нет числа и края. Они на каждом шагу – просто иди и видь.
При подходе к исполнению творческой задачи написания (самым благожелательным тоном) цикла очерков о прекрасных людях замечательного города, чтобы жители этого города увидали б себя (вроде как в больших кусках зеркала) в этом цикле да и распознали бы знакомые улицы и уголки своего города, у меня сложился хоть и смутный, но план: показать как на протяжении летнего дня живут, работают и … ну что там еще подвернется… прелюбезные мне степанакертцы.
И открылось мне, что для нахождения темы порой и шагать не надо, поскольку они (темы-то эти самые) сами собой сцепляются в цепочку и тянутся друг за дружкой и каждая влечёт за собой следующую – успевай только обрабатывать, не сходя с места.
Нужны доказательства? Пожалуйста!
По выметенной (на славу!) героями первого очерка мостовой, блистательно вымытый автобус-ПАЗ из второго очерка отвозит ребятишек на отдых в городской лагерь КАРКАР.
От настежь распахнутых лагерных ворот видишь—не сходя с места!—не просто открытые, но и вовсе снятые с петель ворота через дорогу напротив.
Городской асфальто-бетонный завод.
В самый раз для темы номер три: после праздничной днёвки в райском уголке средь беззаботной детворы, взять да проследить биение—отличный контраст!—трудового пульса города.
И «материал» же ж – загляденье: в испепеляющем зное косматого солнца дорожные рабочие укладывают пышущий обжигающим жаром асфальт.
Подбавлю еще инфернальных деталей: про скрежет зубовный изнемогающих от жары механизмов, про котлы с кипящей смолой и геенные языки пламени. Впихну туда интервью с директором—без циферек что оно за газетный очерк?—и пополнится цикл очередным фрагментом.
Договорились? Ну тогда – за мной, читатель! В снятые с петель врата в Преисподнюю.
В полупустой конторе у ворот мне сразу объяснили, что не туда попал: обустройством транспортных артерий и магистралей города занимаются другие—более мощные—предприятия Степанакерта, а это заведение пока не работает, они всего три дня как учредились.
– Но у вас же вон дым идет из трубы!
– Критиковать будете? Дым у нас в пределах нормы – там дымоуловители стоят.
Это правда – дым из широкой трубы в глубине заводской территории не черный, а светло-бурого цвета и, рассасываясь, редеет уже в ближайших 50-ти метрах окружающей атмосферы.
Ситуация постепенно проясняется. После годичного простоя асфальтный завод взял в аренду Мнацаканян Левон Генрихович. Мои собеседники пока еще стесняются называть его словом «хозяин», употребляют более обтекаемое «управляющий», хотя управлять ему тут явно некогда – есть дела поважнее.
Общее руководство осуществляет директор – Ишханян Сергей Ишханович, большой знаток предыстории новоарендованного завода. Он знает назубок с какими другими предприятиями и организациями Степанакерта его объединяли, разукрупняли, переподчиняли и так далее – покуда не был совсем остановлен год назад.
Моя неуклюжая шутка, что на данный момент их заведение самое счастливое: за три дня не успело накопиться никаких проблем, не то что у ведущих гигантов местной индустрии, где рабочим не выплачивали зарплату с марта месяца – вызывает настороженное молчание директора.
Мне стыдно, что вышел за рамки своей творческой задачи—только о прекрасном, прелестном, приятном—и я уже постеснялся спросить: зачем он отпустил сантиметровый ноготь на мизинце левой руки? (Упоминание о таком украшении встречается даже ещё в рассказах Нар-Доса, но смысл его и назначение мне не известны до сих пор.)
Гаранян Гагик Сергеевич, с приятной открытостью черт лица, которую не в силах скрыть постриженная через расческу борода «а ля богема», пока ещё не определился – кто он: зам директора или главный инженер?
В штате предприятия сейчас 22 человека. Если вычесть семерых рабочих бригады, четырех механиков, двух водителей и пару бухгалтеров с директором, то на душу оставшихся работников аппарата управления остается масса всевозможных должностей: выбирай – не хочу.
А у побритого позавчера Айрияна Левы Георгиевича все четко: он – главмех, как и в былую эпоху.
Есть ещё один молодой человек спортивного кроя с непроглядно черными очками от солнца. Судя по его новенькому, с иголочки, вездеходу «виллис», это – доверенное лицо управляющего, для присмотра как оно тут и что.
Получив разрешение администрации проследить весь технологический цикл производства, отправляюсь к «пещи огненной» – впечатлиться.
И тут мои дьявольские замыслы треснули и испустили дух – даже горячечно поэтическое воображение не выжмет из будничности представшего зрелища картину ада для покаранья грешных душ.
На вершине насыпного кургана – фигура дозорного-сигнальщика: следит, чтоб бульдозер придвинул сколько надо песка с мелким гравием на подачу во вращающуюся трубу-барабан, из которой доносится гул напористого пламени форсунок, незаглушимый даже лязгом закрытых транспортеров, что перебрасывают горячую смесь в выходной бункер на помосте, где орудует рычагами коренастый оператор, поблескивая патрицианским перстнем-печаткой на левом мизинце. Готовый асфальт ссыпается в стоящий под бункером ЗИЛ водителя Ромы.
О, сколько открытий может напихаться всего в один день!
Оказывается какой-то немец Дитрих из Ленинграда, тот самый, что, кажется, приватизировал какой-то винзавод, теперь ещё открывает шикарный магазин в Степанакерте и первая продукция вновь открытого асфальтного завода идёт на благоустройство вокруг него.
Под бункер заезжает КАМАЗ Радика. Он согласен прихватить и меня на объект, но только это будет после обеда.
Возвращаюсь в привратную контору, откуда все разъехались на перерыв, кроме бухгалтера (она же начальник отдела кадров) Арутюнян Жанны Артемовны. Оторвавшись от чтения романа, она делится со мной информацией годичной давности.
Год назад:
– бухгалтера получали по 18-22 тыс. драм (ну и сколько ещё подвернется);
– те, кто на лопате, по 30-45 тыс. драм (ну и сколько ещё подвернется);
– шофера по 25-30-40 тыс. драм (ну и…).
Так было год назад, но с учётом стабильности цен на бензин, вряд ли стоит предполагать наличие радикальных перемен в нынешних заработных платах.
В ответ, она спрашивает зачем мне вообще всё это.
– Статью написать – деньги заработать.
Сочувственно вздохнув, Жанна Артемовна ставит передо мной широкую пиалу яблок-скороспелок и тактично уходит в гулкие недра порожней конторы.
Яблоки вкусные. Перерыв долгий.
За решеткой окна на жаре, в пыли проезжей дороги, рабочие—не знаю чьей фирмы—таскают раствор носилками и устанавливают рафинадно-белые бордюры из пиленого мрамора; кладут придорожную опорную стенку.
Меня начинает клонить в сон. Чтобы не упустить Радика, перебираюсь додрёмывать в кабину его КАМАЗа…
На выезде, Радик притормаживает у снятых с петель ворот и в кабинку набиваются еще четверо попутчиков в одеждах по довоенным модам и на той стадии жизни, когда приходится приспосабливаться к печальному факту нехватки передних (а может и ещё каких) зубов.
Подымаемся вверх по Экимяна и, не доезжая до конечной остановки маршруток, сворачиваем за лимонадный цех, к паре крайних девятиэтажок. А магазин, пристроенный к одной из них, и впрямь – игрушка. Словно собран из ярких лакированных блоков ЛЕГОГО.
Пока привезенная в кабине КАМАЗа бригада переоблачается в рабочие одежды, решаю (чтоб не торчать на солнцепеке) полюбопытствовать: какой он изнутри – это чудо торговой архитектуры.
Обогнув полосу свежеукатанного асфальта—дообеденная порция—захожу в аквариумную прохладу.
Здесь наводятся завершающие штрихи – на возвышении в правом углу зала пара мастеров наклеивают на пол ковроткань; уборщица промывает узорчастую кафельную плитку перед входом, а в центре—в лёгких пластмассовых креслах арабского ширпотреба—заседает совет директоров предприятия.
Один и впрямь отличается арийской белобрысостью (сам Дитрих или доверенное лицо?) и, повиливая взглядом сквозь очковые стекла чайного цвета, на чисто русском языке объясняется двум темноволосым девицам в своей любви к монументальному шедевру «Дедо-Бабо».
Прочие совещающиеся обмениваются краткими репликами на армянском: где и что надо ещё подбелить и подкрасить.
Моё появление тут не поняли, но минут пять терпели. Затем ко мне приблизился распорядитель плотного сложения, с толстыми развесистыми усами, и вполголоса пояснил, что тут заняты важным делом.
На выходе мне еще удалось взять эксклюзивное экспресс-интервью у подвернувшегося конфиденциального источника.
Магазину предполагается быть мебельным.
Называться он будет «ЛД».
Нет, аббревиатура никак не расшифровывается. Никак нет.
(Может «Любимый Дитрих»?)
А бригада уже в полной готовности. В ней на шесть человек:
– восемь лопат-совков;
– две трамбовки;
– одна пара рабочих рукавиц – на Валерике;
– две равняльные швабры;
– один ручной каток;
– две кепки: «аэродром» и синяя «американка» без опознавательных знаков – на Сарухане и Араме;
– одно ведро;
– две пары усов с проседью – у Сарухана и Ишхана Фараоновича;
– обувка – всевозможная: от комнатных тапочек на Асцатуре, до обрезанных по щиколотки кирзовых сапог на Валерике.
Радик подает КАМАЗ в указанное Арамом место и ссыпает первую порцию асфальта.
Дальше – просто: подходишь к пышущему жаром чёрному сугробу и вонзаешь ему лопату в бок, несёшь подхваченный асфальт за несколько шагов и швыряешь на общую полосу, где его спланирует Арам равняльной шваброй, а ты отходишь вспять к неубывающей чёрной куче, увертываясь от несомых над землёй лопат товарищей по труду; а солнце шпарит, как поднесенный к черепу утюг. И так – один сугроб…
Второй…
Третий.
Наверно, всё это было б вовсе непереносимо, не затей Арам бойкий «зрюц»-перепалку со сторожем, которому велено прокопать борозды на взрыхленном предмагазинном газоне, да неохота.
По ходу дела вслушиваешься да и сам порой ввернёшь словечко, как жизнерадостно-общительный Асцатур или старательный Юрик, или прохожая Эмма с железной косой на плече.
Только Валерик всё молчит: отнес-швырнул-вернулся, отнес-швырнул-вернулся; да Сарухан, что работает в одиночку, таскает взад-вперёд ручной каток на длинной железной ручке, если и подаст голос, то затем лишь, чтоб указать на погрешность в планировке укатываемой им полосы. Арам тут же находит сто оправданий, но возвращается подправить.
Асцатур вспоминает как в Кустанае, куда ездил сезонщиком до войны, один немец ему говорил: «Вы, армяне, хорошо работаете и стали бы лучшими мастерами в мире, если б не слишком спешили.»
Наконец, Радик ссыпает последнюю порцию.
«Зрюц» иссяк, но на выручку приходит насмешливое припоминание Ишханом Фараоновичем как кто-то, тужась выразиться на правильно литературном, ляпнул: ашхадранк8.
Слово это становится скрежещущим кличем, перебрасываясь которым, бригада приканчивает последний асфальт.
– Ашхадрранк!
Теперь можно усесться в тени под стеной девятиэтажки на перекур, пока Радик привезёт солярку – заправить громадный механический каток Ишхана Фараоновича.
– Так где же обещанный ад?– занедоумевает, возможно, кто-то из читателей.
А чёрт его знает, ахперь9. Мы просто зрюц ынк ынум, ли10!..
(4) Да Вы и Сами Это Всё Знаете
После аспидно чёрного асфальта, в самый как раз будет потолковать о "белых пятнах", которые изначально произошли из географии.
Когда люди цивилизовались и развились настолько, что понадобилась уже опись доставшейся им планеты, они принялись составлять географические карты.
То есть, придут в какое-то, скажем, место, и начинают его срисовывать на белую бумагу: тут вот речка течёт – сюда заворачивает; а вон там – гора стоит, лесом обрастает.
Но не во всякое ж можно добраться место. Особенно если горы слишком высокие, леса чересчур дремучие, а вместо рек – водопады гремучие. Или если местное население большие любители шашлыка из приблудных географов. Тогда такие места оставались на карте белыми – неописанными…
Самым белым пятном в ряду тем затрагиваемых и описываемых в местной прессе до сих пор оставался столичный базар.
Не то, чтобы его совсем уж обходили молчанием, как нецензурное слово. Нет.
В работах отдельных авторов он иногда встречается, но всего лишь как фон: "… отбившийся от рук пострел забросил школу и без толку слонялся по базару…"; либо как колоритный трамплин для перехода на другие темы: "…недавно встретился мне на базаре один старый знакомый и – вспомнилось вдруг…"
Если в приведенных цитатах заменить "базар" "парком" или другим каким общественным местом, никто и не заметит подмены.
А между тем—с учетом роли базара в наших частных жизнях, не говоря уж о нашей общественной—он вполне заслуживает быть предметом отдельного рассмотрения.
Вот почему так удивляет факт его "белопятности".
И не сказать, что расположение его чересчур труднодоступное – в общем, как и все. На отсутствие бесстрашных журналистов в местных органах печати тоже не посетуешь – ходят и они на базар, как и все.
И, пожалуй, объяснение неописуемости данной темы как раз в самой е/ повседневности. Трудней всего писать о том, что всем и без тебя известно.
Тут впору, по примеру древних, воззвать к богам заведующим вдохновением с мольбою подмогнуть в столь тяжком трудовом подвиге и ниспослать соответствующую музу, чтоб лира бренчала и перо скребло, но… возникает опасение, а вдруг и в ихних Олимпах перешли на рыночные отношения, а ты тут понятия не имеешь, сколько эта самая муза нынче берёт за визит.
Если же излагать сухой деловой прозой, то в Степанакерте, с высоты птичьего полёта, базаров – четыре, а при наземном обследовании – пять (добавляется зал в одном из помещений бывшего универмага АНИ, он же СКАЗКА).
Тем не менее, говоря "степанакертский базар" все подразумевают один-единственный. Базар.
Двое из перечисленных базаров – тот, что возле Каршелка, и другой, у станции "скорой помощи", не могут считаться таковыми по причине отсутствия там покупателей.
А у базара напротив автостанции функционирует, фактически, только наружный овощной ряд. Для вхождения ж внутрь нужно, как минимум, иметь второй разряд по альпинизму и быть счастливым обладателем хронического насморка.
Что же касается заведения возникшего в угловой секции без вести пропавшего АНИ, то это—максимум—торговый зал.
Базар это ведь не просто место, где можно купить чего-то, но ещё и место, где можно отойти в сторонку и обменяться важной информацией. В торговом же зале, отходя в сторонку, утыкаешься в прилавок напротив.
Исходя из всего вышеперечисленного, предлагаю тот базар, который всем базарам базар и куда идут в Степанакерте, когда идут на базар, именовать в дальнейшем (чтоб другие не впутывались) базаром с большой буквы "б" – Базар.
Все дороги ведут на Базар. И если даже ваша, у истоков своих, была всего лишь горной каменистой тропкой, то перед степанакертским Базаром она превращается в широкий шедевр дорожного строительства по меркам западноевропейских стандартов.
Надолго ли хватит этих стандартов в условиях местного региона – неведомо. Но вот уже три надели как асфальт держится и радует всякого, кто приближается к Базару.
Не менее приятно впечатляет блистательное архитектурное решение высокого портала главных ворот Базара. Ни одесский Привоз, ни Рижский Рынок в Москве не достигали подобных высот за все 70 лет советской власти. Как тут удержишься, чтоб не войти?
Но не ждите от меня описаний обаятельного молодого человека под зонтом, справа, что зазывает вас помериться зоркостью ваших глаз с ловкостью его рук при разбросе трёх карт – вы все его видели; как и нищенку, слева, со смущённо протянутой рукой и младенцем в другой – все проходили мимо.
И не ждите красочных картин с буйным разноцветьем даров щедрой земли арцахской, вперемешку с импортными товарами массового потребления – услуги хозрасчётных муз мне не по карману.
А давайте сразу свернем налево и вниз, где—миновав вторые ворота—подходишь к невысокому крыльцу и двери нараспашку с неброской надписью "директор".
Сам Валерий Иванович Абрамян затягивается импортной сигаретой, в полуприседе на широкие перила крыльца, и собеседует с Бухгалтером Базара – Карапетяном Владиком Агасиевичем.
Выслушав рапорт о целях моего посещения, Директор приглашает в свой кабинет – тесную комнату с одним окном, парой столов и стульев, со шкафом и вокзальным диваном на троих, где по ходу разговора расположились уже представленный Владик Агасиевич и заглянувший полюбопытствовать Кассир – Григорян Самвел Армоевич.
Зашедшая чуть позже Контролёр, Абрамян Каринэ Алешаевна, за все время так и не присела и вышла раньше остальных.
Разговор шёл четкий и по существу.
В штате Базара – 12 человек. Помимо Каринэ Алешаевны есть ещё один Контролёр – Джамалян Ануш Борисовна. Они вдвоём обходят территорию Базара, взимая установленную плату с торговцев.
Цена чека-допуска от 250 до 300 драм. В зависимости от вида товара и занимаемого места.
– А когда видишь человека запенсионного возраста, что вынес десяток пучков зелени,– говорит госпожа Каринэ,– то просто рукой махнёшь, да и проходишь мимо. С такого чего уж брать?
(Тут я догадываюсь, что привратная нищенка стоит там без чека.) А карточный фокусник под зонтом?
Платит исправно, по 250. А в особо удачный для него день – все 500 отваливает.
За чеки, да от камеры хранения, куда сдают на ночь—за 50 драм—свои тюки с товарами "одежные" коммерсанты, Базар получает 5 – 8 тыс. драм ежедневной прибыли.
Деньги идут на содержание штата со своей охраной: один охранник днём и двое ночью, а также на финансирование строительных работ. Ворота (вы их видели) всего лишь верхняя часть айсберга.
Построен стационарный павильон в нижней части Базара. Сейчас работа кипит на сооружении секционного павильона. Подготовлены к пуску два фонтанчика питьевой воды.
Нет, платный туалет не из их ведомства, это частное предприятие, ведь на территории Базара имеются и независимые – приватизированные заведения.
В заключение прошу поделиться каким-нибудь прекрасным, прелестным или приятным фактом. Чтоб было чем попотчевать достолюбезных читателей распронаилучшей страны в мире.
Хлюп–плю-ю-юх!!!
И как мне только удалось не захлебнуться в тут же хлынувшем потоке жалоб и душераздирающих историй!
Люди добрые! Да для таких трагедий Шекспир нужен и просторы пятиактных пьес, а не три газетные столбца.
Основными струями в жалобном потоке были нарекания на налоги и на таможню.
Владик Агасиевич с наглядными цифрами в руках показал невыгодность столичного статуса для небольших городов. В Ереване, городе с миллионным населением, лицензия на занятие торговлей стоит 26 тыс. драм и в Степанакерте, где проживают 50 тысяч человек, такая же лицензия стоит столько же. Шансы несравнимы – цена одна.
Кто-то рискнет, а двое воздержатся. Выходит: один раз 26 – больше, чем три раза по 13?
Вон владелец платного туалета куда лучше разобрался в арифметике: у него цена услуг 25 драм – в два раза ниже ереванских расценок.
Короче, занятие коммерцией в таких условиях – гиблое дело и на этот крайний шаг идут от безысходности, просто некуда больше податься, когда не действует ни один завод, ни фабрика.
– Но позвольте, господин Бухгалтер, в таком случае откуда тут вообще деньги берутся?
– А это родственники присылают из России и прочего зарубежья.
Кассир, Самвел Армоевич, в свою очередь живописал беспредел таможни на въезде в НКР из сопредельной Армении. Заполняешь декларацию, а потом, давай, распаковывайся и показывай поштучно, если, конечно, не откупишься.
А за фрукты и овощи требуют по 30 драм с килограмма – ровно сколько ты сам собирался на них заработать. Так какой, спрашивается, резон ездить – и себя тратить и деньги?
Но на это ещё как посмотреть, господин Кассир, ведь с другой стороны подобное поведение таможни – факт очень даже отрадный. Значит не перевелись ещё гордые люди!
Не желают таможенники жить на подачки-передачи от родственников, а хотят приходить на Базар с собственноручно добытыми средствами. Где и потратят их, чтоб вертелось колесо местной коммерции.
А то ведь до натурального обмена люди докатываются (говорит Каринэ Алешаевна): продавец из овощных рядов выменял костюм у "одёжников" на свою картошку.
В "одёжных" рядах сейчас полный штиль: редко когда заглянет клиент поискать “беззадники11”. Покупательная способность населения сосредоточилась на "закатке", на консервациях к предстоящей зиме.
В общем, подытоживает Директор Абрамян, Базар – дело сезонное. Есть в нём свои приливы и отливы. Вот перед началом учебного года прихлынут за школьной одеждой и прочим снаряжением. Потом опять спад – до последующих праздников.
Хороший получился разговор – откровенный и деловой. А главное – обнадеживающий. Ведь если при всех помянутых трудностях Базар живет и здравствует и строится, то нет на свете сил мощней его и сильнее. Он – победит!
И ещё одно тому свидетельство в том, что через день после этого разговора его тоже начнут асфальтировать.
Правда в России бытует поговорка: "обещанного три года ждут", но здесь вам далеко не Россия и теперь не упустите возможность проверить на практике – сколько ждут обещанного на восточном базаре…