20
…она не приступами, эта боль, не выкручивает судорогой, не колет, не хлещет, не пульсирует, она убивает своей ровной неизменностью, убивает не позволяя умереть, держит в режуще жёстких оковах пыточного станка, вмятым в него до последнего предела, безысходно, просвета нет ни даже на волосок, знает своё дело, эта боль…
…но и самые умелые пытки притупляются, мало-помалу, мы разделяемся – боль и я, мы не не едины более, не сплющены в неразборчивый ком, пусть даже она по-прежнему тут, со мной, всё так же мучительна, нестерпима и неизбывна, но она уже не часть меня, теперь уже нет…
…тончайшая, словно истлевший саван, прослойка бесчувствия обволакивает разреженным слоем занемелости, разделившей боль и меня хрупкой скорлупой из ничего, сообщающей мне отстранённость, дающей ничтожнейшую малость пространства ощутить себя воспарившим над болью… кто я?.
…тьма чёрная, непроглядная, облепляет со всех сторон, я чувствую её вязкость… ощущаю чёрную липкую темень… сквозь неё просачивается звук воды, тихий плеск посреди тьмы кромешной…
…и я знаю, что мне придётся это сделать, знаю, что будет больно, но надо отважиться на этот отчаянный рывок сквозь боль, которая уже не часть меня… знаю, пронзит, но мне… нужно знать здесь ли оно, то едва ощутимое нечто, что чувствую помимо густой тьмы… ну же! да-ВААЙ!. oooooooooo!
…сквозь боль и слёзы из-под век распахнутых через силу, настежь… льётся свет, половодье света и я вижу, как прекрасен лик Луны склоняющейся надо мной, всё ближе, широкоскулая красавица перед глазами раскрытыми преодолев боль…
И вижу я, что это хорошо, этот призрачно-тихий свет струящийся от неё, печальной, всеведающей, приблизившейся ко мне, закованному в муки… склонившейся оросить мерцанием лёгкого света… лицом к лицу
Так сотворила она меня вновь, изливая свет своего лика на меня, затерянного в нескончаемых муках, но найденного ею истёрзанным, искалеченным, вопящим во всеуслышание, что я растоптанный червь и раб неодолимой боли… но сменился животный вой благодарным прерывистым стоном к дарующей свет Луне… как хорошо…
* * *
21
– И кто же проводил инструктаж? – спросил Вит. – Федералы? Которые тебя арестовали?
– Они никакие не федералы, охранники из Конторы, где я работаю, а она с правительством дел не имеет.
– И на кого же тогда работает Контора?
– На глобальную надстройку поверх всех правительств на земле.
– Да ну? Опять? И когда уже людям надоест эта старперская жвачка про Масонов? Теория Заговора для старших классов средней школы. Завязывай – надоело.
– Не переживай, на экзамене про это не спросят. – Лекс опустился на диван. – Можно мне стакан воды?
Вит принёс из холодильника бутылку минеральной. Гость приложился пару раз и снова завинтил крышку.
– Один вопрос к тебе, Вит, не совсем приятный. Слишком давно его сдерживаю, дальше уж невмоготу. Заранее прошу прощения, если что.
– Охренеть какие мы воспитанные! Тут поневоле возникают жутчайшие подозрения – ты ли это, друг мой? Валяй, чего уж. Извиняю заранее, на всякий.
– Ну, в общем… чёрт! это трудно… Хочу спросить, почему вы разошлись? Ведь видно ж было, что вы… ну, особенные друг для друга.
– Когда-то это называли «любовь», юноша. Да, я любил, идея разрыва исходила не от меня. Скорее всего, ей захотелось испытать момент невыразимого счастья, а для этого она должна высвобождать кого-нибудь. И неважно – меня или Пушка.
– Я не врубаюсь, друг. Какой ещё Пушок? Ты что – под дозой?.
– Забудь, случайная оговорка, язык заплёлся. А ты, кстати, как?
– Хочешь знать как я? Да? Спасибо! Всё прекрасно! За маленьким исключением, что нет больше Лекса и Алека Тейлора Младшего тоже нет. Но это мелочи. На! Смотри!
Он встал с дивана и, чуть накренившись, вскрылил в обе стороны полы своей расстёгнутой ветровки.
Холодный ужас охватил Вита при виде страшного зрелища – вместо весёлого толстяка сибарита, которого он знал, пред ним стоял скелет в клетчатой рубашке обвисшей вертикально с обтянутых кожей ключиц.
– Ну, как? – вопросил Лекс. Он ухватил руками единственную выпуклость в рубашечной ткани типа полупустого мешка из шотландки, висячая запчасть от конька-горбунка (зачем-то в клетчатом узоре клана МакГвайров), чуть ниже пояса и – поболтал им по часовой стрелке, а потом вспять.
– О, нет! – вскричал Вит, с болью догадываясь, что мешок оказался избыточной, не успевшей сократится кожей, что пару месяцев тому покрывала широкое брюхо его друга-гурмана. – Возможно ли такое? Скажи, брат! Рассказывай всё!
– Всё? Это будет больно, мэн.
– Ничего, я не брезглив. Говори!
– Я не могу есть. Лишён этой возможности. Жевать, глотать – получается, могу набить желудок, но ничего не чувствую при этом, ни грамма радости, что делала меня счастливым за столом. Так зачем же есть? Могу перехватить хот-дог здесь, бургер там, за весь день, если вспомню. Куда ушли мои несдержанные рейды в холодильник среди ночи?. Ни аппетита нет, ни чувства голода.
– О, бедняга! Бедный, бедный Лекс! Но почему?
– Из-за потрясений, полагаю, через которые мне пришлось пройти.
Не в силах скрыть остатки колебания, Лекс прикашлянул и отвёл взгляд в угол, прежде, чем продолжить:
– Я встретил её через год после того, как вы расстались. Случайно, на улице. Она позвала посидеть в кафе. Кто в силах сказать "нет" такой женщине? Сидим, болтаем дружески и вдруг смотрю – она флиртует не на шутку!. Ну, что я буду рассказывать, все мы одинаковы… не разобрать жарко тебе или тесно… в голове сумбур, мелю, что попало: «В древней», – говорю, – «Японии даже нищий, бродячий Японский самурай мог провести ночь с самой прославленной гейшей города Хэйан, в кредит, который погашал наутро собственноручным харакири».
– Ну я не так, чтоб сильно разбиралась, – говорит она, – в Японской истории. Как насчёт уплатить за ночь дружеской услугой?
– Какой услугой?
– Детали отложим на утро.
– Ну, в общем… Наутро она мне поручила передать тебе её слова «Вит оказался лучшим любовником в её жизни».
– А потом?
– Потом я видел её дважды. Через неделю после… гм!. После того, как выполнил поручение. В том же кафе она поблагодарила, что я сдержал уговор и предложила устроиться на работу в Контору, о которой я в жизни не слыхал… Не поверил, когда она сказала сколько там платят – у них там что? сенаторы работают? Но как оказалось, она не шутила… А второй раз два месяца назад в кабинете Риттера. Он там шеф по безопасности. Мне предложили передать тебе одну из карт памяти, с которыми мы работаем в Конторе. И что тут никакого нарушения нет, а просто такая необходимость в обход правил для общей пользы.
– Так что твой арест был отрепетирован заранее?
– Ага.
– И меня ты предупреждал по телефону Риттера?
– Точно… Потом мне сказали переехать и сменить тачку. Вот и всё.
– А теперь тебя проинструктировали повесить всю эту лапшу мне на уши?
– Нет, брат! Тебя я сам нашёл! Знал твои привычки, точки, где зависаешь. Потом шёл следом. Не могу передать какое облегчение сказать всё без утайки. Прям гора с плеч!
Теперь Лекс смотрел в глаза Виту, не виляя взглядом. Дышал он шумно, грудная клетка заметно расширялась, словно меха аккордеона, и опадала под ветровкой.
– Слушай, Вит! Не могу поверить! Похоже я проголодался. Клянусь! Я чувствую! Ухх! Можно чего-нибудь жевну из холодильника?
* * *
22
– И кто же проводил инструктаж? – спросил Вит. – Федералы? Которые тебя арестовали?
– Они никакие не федералы, охранники из Конторы, где я работаю, а она с правительством дел не имеет.
– И на кого же тогда работает Контора?
– На глобальную надстройку поверх всех правительств на земле.
– Да ну? Опять? И когда уже людям надоест эта старперская жвачка про Масонов? Теория Заговора для старших классов средней школы. Завязывай – надоело.
– Не переживай, на экзамене про это не спросят. – Лекс опустился на диван. – Можно мне стакан воды?
Вит принёс из холодильника бутылку минеральной. Гость приложился пару раз и снова завинтил крышку.
– Один вопрос к тебе, Вит, не совсем приятный. Слишком давно его сдерживаю, дальше уж невмоготу. Заранее прошу прощения, если что.
– Охренеть какие мы воспитанные! Тут поневоле возникают жутчайшие подозрения – ты ли это, друг мой? Валяй, чего уж. Извиняю заранее, на всякий.
– Ну, в общем… чёрт! это трудно… Хочу спросить, почему вы разошлись? Ведь видно ж было, что вы… ну, особенные друг для друга.
– Когда-то это называли «любовь», юноша. Да, я любил, идея разрыва исходила не от меня. Скорее всего, ей захотелось испытать момент невыразимого счастья, а для этого она должна высвобождать кого-нибудь. И неважно – меня или Пушка.
– Я не врубаюсь, друг. Какой ещё Пушок? Ты что – под дозой?.
– Забудь, случайная оговорка, язык заплёлся. А ты, кстати, как?
– Хочешь знать как я? Да? Спасибо! Всё прекрасно! За маленьким исключением, что нет больше Лекса и Алека Тейлора Младшего тоже нет. Но это мелочи. На! Смотри!
Он встал с дивана и, чуть накренившись, вскрылил в обе стороны полы своей расстёгнутой ветровки.
Холодный ужас охватил Вита при виде страшного зрелища – вместо весёлого толстяка сибарита, которого он знал, пред ним стоял скелет в клетчатой рубашке обвисшей вертикально с обтянутых кожей ключиц.
– Ну, как? – вопросил Лекс. Он ухватил руками единственную выпуклость в рубашечной ткани типа полупустого мешка из шотландки, висячая запчасть от конька-горбунка (зачем-то в клетчатом узоре клана МакГвайров), чуть ниже пояса и – поболтал им по часовой стрелке, а потом вспять.
– О, нет! – вскричал Вит, с болью догадываясь, что мешок оказался избыточной, не успевшей сократится кожей, что пару месяцев тому покрывала широкое брюхо его друга-гурмана. – Возможно ли такое? Скажи, брат! Рассказывай всё!
– Всё? Это будет больно, мэн.
– Ничего, я не брезглив. Говори!
– Я не могу есть. Лишён этой возможности. Жевать, глотать – получается, могу набить желудок, но ничего не чувствую при этом, ни грамма радости, что делала меня счастливым за столом. Так зачем же есть? Могу перехватить хот-дог здесь, бургер там, за весь день, если вспомню. Куда ушли мои несдержанные рейды в холодильник среди ночи?. Ни аппетита нет, ни чувства голода.
– О, бедняга! Бедный, бедный Лекс! Но почему?
– Из-за потрясений, полагаю, через которые мне пришлось пройти.
Не в силах скрыть остатки колебания, Лекс прикашлянул и отвёл взгляд в угол, прежде, чем продолжить:
– Я встретил её через год после того, как вы расстались. Случайно, на улице. Она позвала посидеть в кафе. Кто в силах сказать "нет" такой женщине? Сидим, болтаем дружески и вдруг смотрю – она флиртует не на шутку!. Ну, что я буду рассказывать, все мы одинаковы… не разобрать жарко тебе или тесно… в голове сумбур, мелю, что попало: «В древней», – говорю, – «Японии даже нищий, бродячий Японский самурай мог провести ночь с самой прославленной гейшей города Хэйан, в кредит, который погашал наутро собственноручным харакири».
– Ну я не так, чтоб сильно разбиралась, – говорит она, – в Японской истории. Как насчёт уплатить за ночь дружеской услугой?
– Какой услугой?
– Детали отложим на утро.
– Ну, в общем… Наутро она мне поручила передать тебе её слова «Вит оказался лучшим любовником в её жизни».
– А потом?
– Потом я видел её дважды. Через неделю после… гм!. После того, как выполнил поручение. В том же кафе она поблагодарила, что я сдержал уговор и предложила устроиться на работу в Контору, о которой я в жизни не слыхал… Не поверил, когда она сказала сколько там платят – у них там что? сенаторы работают? Но как оказалось, она не шутила… А второй раз два месяца назад в кабинете Риттера. Он там шеф по безопасности. Мне предложили передать тебе одну из карт памяти, с которыми мы работаем в Конторе. И что тут никакого нарушения нет, а просто такая необходимость в обход правил для общей пользы.
– Так что твой арест был отрепетирован заранее?
– Ага.
– И меня ты предупреждал по телефону Риттера?
– Точно… Потом мне сказали переехать и сменить тачку. Вот и всё.
– А теперь тебя проинструктировали повесить всю эту лапшу мне на уши?
– Нет, брат! Тебя я сам нашёл! Знал твои привычки, точки, где зависаешь. Потом шёл следом. Не могу передать какое облегчение сказать всё без утайки. Прям гора с плеч!
Теперь Лекс смотрел в глаза Виту, не виляя взглядом. Дышал он шумно, грудная клетка заметно расширялась, словно меха аккордеона, и опадала под ветровкой.
– Слушай, Вит! Не могу поверить! Похоже я проголодался. Клянусь! Я чувствую! Ухх! Можно чего-нибудь жевну из холодильника?
* * *
23
Вит приподнял голову и подложил снизу переплёт пальцев своих рук, затем прилёг обратно на тот же корень дерева. Неуступчиво рубчатая поверхность коры казалась жестковатой для его самодельной подушки. Однако он решил, что можно потерпеть немного и полежать ещё чуть-чуть на небольшом уклоне поверх опавшей, но пока что сухой листвы осеннего леса. А почему нет? В кои-то веки… Потом скосил взгляд туда, где сидела она, скрестив ноги, глядя прочь.
Могучие колонны высоких стволов с почтением предоставляли друг другу широкий простор для дрёмы. Лёгкий ветерок чуть пошевеливал особо упрямые листы вцепившиеся за вершины сучьев, тут и там. Ни шелеста, ни жужжанья случайной мухи или пчелы, лишь изредка глухо раскатистый треск дроби дятла. Денёк выдался мягкий, солнечный, приятный. Растянувшись на лиственной подстилке, он чувствовал, что хорошо, в кои-то веки…
– И ты тоже, – сказал он, – братан Брут! Стала частью стаи в лучших традициях корпоративной солидарности.
– В этом не было нужды, – покачала она головой, глядя на приземистый куст ежевики, – ты согласился на предложение Риттера ещё до нашей встречи.
– Так он тебе сказал? Выловил мои мысли из ноосферы?
– Мне было известно ещё до того, как он отправился вербовать тебя. Я слишком хорошо тебя знаю, Вит.
Он высвободил свои ладони и подполз, всё так же лёжа на спине, поближе к дереву, чтоб опереться лопатками в твердь комля:
– Тогда к чему эта романтическая встреча? Заверить сделку? Последний гвоздь в крышку гроба свободы отщепенца?
– Ты всегда был высокопарным. Попроще говорить не можешь?
– Мы будем встречаться как сотрудники?
– Не думаю. Контора слишком разветвлённое предприятие.
Он выщипнул крохотный кусочек мха между корней, растёр пальцами, потом понюхал. Пахло сырой почвой и грибами.
Она подняла глаза встретить его взгляд. Удар давно подавленной и абсолютно забытой боли пронзил его, заставил ещё раз посмотреть на перепачканные пальцы, большой и указательный:
– Джек пропустил или увернулся отвечать на первый из моих 2-в-1 вопросов: почему я?
– Так решил Лит, когда стало ясно, что Конторе грозит крах из-за непосильной нагрузки, что всё выйдет из-под контроля из-за нашего с тобой ребёнка.
– Что за!. что ты плетёшь? У нас нет ребёнка!
– Должен был родиться через два года. Поэтому мы и расстались.
– Кто тут чокнутый?!. Я? Ты? Или Лит? Это – безумие!
– Это мир, в котором мы живём, Вит.
– А после… Ты манипулировала мной? Ну этим грёбаным ретровоздействием?
– Нет. Просто присматривала. Может пару раз отвела… Не больше. Не хотела, чтоб ты остался калекой на всю жизнь в кресле-каталке из-за ДТП и всё такое, понимаешь…
– Звонок Лекса с предупреждением – один из твоих «присмотров»?
– Не совсем. Это часть более широкого плана. Лит уходит на покой. Ему нужна замена.
– Ещё не нашёл?
– Зачем спрашивать? Сам знаешь.
– Лия ваша пешка?
– Не-а. Её «спасение» тебя явилось неожиданностью. Потом пришлось импровизировать.
– Импровизировать, да?! Ёбаные манипуляторы!
– Нельзя оставить мир на усмотрение престарелых маразматиков, что готовы уничтожить его в отместку за свою естественную смертность, типа шарахнуть дверью под занавес. Ничем не лучше идиоты помоложе, что руководствуются жадностью или тупостью, или же тем, и другим сразу.
– Ещё одна Теория Заговора? Сценарий «Тёмное Крыло»? Да, брось ты! Это бубенцы для недозрелых акселератов.
– Тёмное Крыло? Браво, Лит! Он прав насчёт твоего дара гадая наобум попадать в точку.
– Ёбаный мудак-манипулятор!
– Притормози, Вит! Ты в обществе дамы… А ты бы позволил ребёнку вывалиться с балкона? Или же сунуть пальцы в…
– Ёбаный распроёбаный, распропереёбаный мудак! Теперь как? По-простому говорю или сказать ещё попроще?
– Ничего, сойдёт за вежливое «до свиданья», сэр. И вам желаю здравствовать!
Она поднялась на ноги и медленно пошла вниз по склону к чёрному внедорожнику на пустынной грунтовке через осенний лес.
* * *
24
…луна уплывала прочь по небу я следил за ней взглядом покуда глаза единственное что во мне не лишилось движения могли идти за ней до упора в края своих орбит а потом остались лишь узкие прорези в тёмно-лиловой тверди небес и сквозь них изливалось мерцание влажно сияющих звёзд струясь неумолчным плеском
распростёртый лицом вверх я парил на занемелой спине поверх боли от которой уже отделился но по-прежнему ощущал то нестерпимо острой то чуть приглушённой журчаньем воды ручья на болотах Йоркшира и вдруг вспомнил я матушку в белом чепце и зов её «Джимми, сынок!» и сочную зелень волнистых холмов рассеченных рёбрами каменных изгородей и небо над церковью нашей деревни и невидное но всегда ощутимое присутствие моря там за холмами
море стало моею жизнью а корабль домом моим от матроса до капитана пролёг курс нелёгкой карьеры пришла слава картографа открывателя Южных Морей с поручением от Королевского Общества найти континент Терра Аустралис такого не оказалось но взамен я принёс неведомые острова и новые земли и множество новых подданных под сень Британского Флага и Короны приплывал к берегам с племенами людей тёмнокожих диких жестоких самым жутким был ритуал человеческого жертвоприношения которому стал я свидетелем во второе из плаваний в дальнее полушарие хотя я не знал что на празднике встречи в жертву принесут человека
и действительно принесли на песчаную площадь меж хижин в жаркую тень деревьев принесли словно князя возлежащего на носилках никаких пут на нём от него же ни мольбы ни протестов на вопрос мой Омайи ответил что бедняга идти не способен ни даже сидеть каждая кость в его теле мелко раздроблена и сохранён только череп и во всю ночь перед этим был оставлен лежать он в ручье с камнем под головой дабы не захлебнулся пока тело и дух очищаются а затем под общее пение и мерный бой барабанов хлынула кровь из горла под слепяще белым ножом барабаны забили громче и жертве вспороли живот дабы выплеснуть вон потроха а мы перешли в хижину Короля где бисером и безделушками я одаривал Его Величество и семью его всем на радость а снаружи распространялся сладкий запах жареной плоти но я отклонил приглашение участвовать в их застолье сославшись на резь в желудке ослабевшем в долгом пути по морю
это всё так живо мне вспомнилось сейчас в моё третье плавание и вспомнилось утро вчерашнее наша схватка с туземцами возле шлюпки на берегу в набегающих волнах прибоя вот уж близок рассвет угасает звезда за звездой навсегда я всеведущ теперь мне даже известно что украсит сегодня королевский обед
* * *
25
Он аххупизбляндинел хотя прекрасно понимал, что таких слов нет и в помине ни в арсенале контр-культуры, ни в просторечном обиходе, ни уж тем более в цензуро-холощёном суржике вечерних новостей. Однако хаотичность нахлынувших и охвативших его чувств при просмотре очередной секционной фракции файла thoughts_ef_008.txt, радикально подорвала его способность передавать свои ощущения удобоваримыми средствами родного языка.
Дата отлова – 3 года назад. Перевод не понадобился, складировали как есть, вернее было. Так вот как раз что было и довело Вита до чудовищного состояния разлёта его личности вдрызг, причём с такой несуразопоставимой каркалыжностью, что буквально понуждало к беспрецедентно трансцендентальным изыскам неведомой доселе изуверской эзотерминологии. Возможно инопланетной. Такой уж тут сработал инстинкт. Чисто из чувства самосохранения.
Оно-то и исторгло этот анти-языковедческий крик души «аххупизбляндинел».
Но пускай первым бросит в нас камень тот чистоплюйный лингво-паинька, которому удастся изобличить данный термин в противоправном попрании священных основ нормативной лексики. Ну, кто тут смелый? Возьми и засунь его в любой цензурирующий редактор и – что? Много ли он нашлёпает своих звёздочек?
(Да **й там! За****ся! ****ь! Извините, не удержался спустить эмоциональные пары вместе с Витом, правда, вполне традиционно, по-людски, вместо того его выёбистого «аххупизбляндства».)
И, раз все мы уже понимаем, что с данного боку даже и ИИ не сможет пристрочить Виту чернуху анти-пуризма и про-языческой пропаганды, за отсутствием достаточных улик то, что же тогда?. Что конкретно дало толчок ему обуреваться неописуемым, как выше излагалось, волнением?
На первый взгляд, всё просто – в секце-фракцию свалили его мысли. А и опять-таки, ну и что такого? Пора бы и привыкнуть. Но тут-то и рвануло грёбаное «Но!»
Да мысли были его – гарантия на сто процентов, НО! Он их не думал. Н-и-к-о-г-д-а…
Если б он их думал, то помнил бы, что думал, он вам не звезда Голливуда с диагностированной немочью Альцгеймера, галопирующей деменцией и склерозом (а куда денешься, за свою карьеру пришлось столько подонков и героев поизображать, что никаких мозгов не хватит сориентироваться: эт ты щас кто и что им всем от тебя надо? а хлопушка где?)
Но вместе с тем, он чётко сознавал, хотя и параллельно, что мысли-то – его. Да и к тому же имя совпадало! Не станет же Билл Гейтс или всё тот же Маск думать самому себе «да, Вит! Вот это ты вляпался, братан!» и тому подобное.
Да, мысли – его (хотя он их не думал), но факты! Не было такого! Он бы помнил! Но «но» явилось не одно и они не унимались и оставалось заключительное «но», как типа тот лом, против которого переть Минздрав никак не рекомендует. И, проходя испытательный срок в Конторе, Вит чётко уяснил, что образ мыслей не подделать, он как отпечатки пальцев у мыслителя или уникально неповторимый узор пятен на шее у жирафа (ага! теперь и вам доходит?).
И теперь всё, что ему оставалось делать, это – перебеситься со своим лингво-ново-творчеством и читать эту секцию файла thoughts_ef_008.txt, опережая на полшага малейший поворот мысли Вита-повествователя о том, что Вит-читатель не совершал, однако предвосхищал малейшую подробность, неуловимейшие перемены настроений и побудительных мотивов. Так и читал он, сливаясь с тем другим Витом, который не он, потому что он это тот, который… то есть… этта… где мы? хаос! Хаос!.
(Да в гробу я видел их высокую зарплату, если от таких трудов и праведник свихнётся. Кому оно надо? Давай валить отсюда, Вит… Не слышит… Эй, Вит, очнись! Вииит! Ну, ты Вит и Вит, посмотри на свой вид, у тебя от твоих мегабит уже вит за вит заскакивает! У тебя в голове, Вит, вит-аминов не хватает… Ха! Ноль эмоций. Он от этого thoughts_ef_008.txt уже не того или не совсем того, короче, не в себе или же в себя ушёл, но честное слово – чересчур…
Что ж делать-то? По щекам его? Не-ет, нельзя. От автора до героя должна блюстись определённая дистанция и Боже тебя упаси (!) скатиться до рукоприкладства. А всё прочее – пажалста! – хоть с небоскрёба его сбрось, особенно если Американец и без понятия (они ж такие…), что сила – в правде, так Гегель Балабанову сказал. А если хорошо себя ведёт, герой то есть, то можно и заведующим Рейхсканцелярии назначить, назло Геббельсу. Вон там один, так вообще свою героиню под паровоз засунул и – ничего, типа я не паровоз, в контакт с ней не вступал и руки с мылом мою. А спрашивается, что оставалось паровозу делать? У него расписание… Круговая порука и алибей хоть пруд пруди. Ну а автора все сразу так зауважали, особенно опять-таки в Америке. Экранизируют этот ужастик раз за разом, на производственных совещаниях в кулуарах Нетфликса ему уже кликуху дали, для служебного пользования, любовно так: «Тутушка Золотое Дно», в смысле паровозик переплюнувший тот мультик с голубым вагончиком по своему вкладу в годовой доход.
Но Американцев тоже понять можно, их там этот феминизм задолбал уже по самое ё-моё, пусть хоть на продукции Фабрики Снов душу отведут…
Нет! Ну сколько ж уже можно? Вит! Аууу!.)
«У природы нет ушлёпков-одиночек. Наоборот, одиночество страшит ушлёпков. Для них невыносимо остаться наедине с собой. Могут и штаны обмочить.
Сбиваться в компаху для зависона – вот их достаточно эффективное и быстродействующее средство. Дешёвый вариант? Кому как. Почём билет на инаугурацию Королевы Красоты? На финальный матч УЕФА? Всё относительно. Сказано ж – кому как. По одёжке подбирай ножки или типа того.
И тут подходит момент почесать философическую шишку на своде своего черепа. В какой дозе принимать средство?
Да чем толпа плотнее, тем веселей, брат!
Двое – подельники, трое – бригада, и так далее: взмыв по параболе компашка-шобла-ватага-толпа-племя-нация-глобальное сообщество…
Когда не один, ты больше, сильнее, увереннее, готовнее уделать посторонних ушлёпков, которые ещё отдельно… которых меньше, чем нас… которые ещё не ассимилированы… все те ушлёпки, которые не мы, не с нами!
– Чё эт ты делаишь? Покажь!
– Да так, пишу.
– Чё ты гонишь?! Вот эти крученные вермишели – твой почерк? В натуре? Да эту шкрябанину не разобрать1
– Этрусское не читается.
Может он и прав, не знаю. Научиться работать с клавиатурой, что ли? 10 пальцев таки больше, чем 3. Даже самые вдумчивые из композиций неторопливого Паарта не для одноруких пианистов… Да, наверное таки придётся. Смогу достичь уровня 27 знаков за минуту. Как знать.
Последней соломинкой, что проломила горб ленивому верблюду стали сто долларов – ежемесячная морковка на prozza.com в конкурсе рассказов такой же регулярности для шары зарегистрированных там писоманов. Ладно – займусь… есть же бесплатные обучающие программы.
Это была не первая, в общем-то, шобла, куда я регистрировался. Чаты всякие, онлайн курсы с красочными сертификатами в формате «распечатку-сделай-сам», флеш-мобы для развлекательного отдыха, GitHub, Stackoverflow, форумы Линукса, программистов клепания музыки, любителей вина, марихуаны, подводного плавания… да мало ли.
Просто нигде дольше, чем на месяц я не затарчивал. Скучно становилось или на что-то ещё переключался, а потом уже лень было вернуться и втягиваться по новой. Однако с ВМ всё пошло не так, я там залип и типа не собирался завязать. Сила привычки, наверное.
Начать с того, что у сайта клёвый такой интерфейс и ВМ дело делала не по-детски. Это усекалось ещё при регистрации. Никаких вопросов про твою кредитную карточку и тому подобное. Но ты должен посадить птичку «Я согласен», как типа пакет обновлений от Майкрософт на комп устанавливаешь и свою оцифрованную подпись на самом дне длинной формы.
Не, ну а есть хоть кто-то, кто те формы от и до прочитывает? Нет, вообще, а? Особенно мелким шрифтом, например:
«примечание #1: докажи, что ты монстр, а не ушлёпок. Поскольку ВМ является Ватагой Монстров».
Или дальше:
«примечание #2: аннулирование акаунта не даёт возможность просто уйти и забыть…»
потому что
«примечание #3: задача монстров извести ушлёпков».
Нехилый тут подвох, а? Так что ни один монстр-отступник слишком далеко от брошенного акаунта не уходил, даже и на самолёте, интернет с ИИ нас всех сплотил в единую семью с разными флажками над бараками кемпинга.
Устраняли их по-разному. Широкий выбор подходов. Начиная от ВМников готовых кончить ушлёпка прямолинейно, в классически непритязательном стиле камикадзе и до чётко продуманной многоходовой комбинации «светлой головы», которая и носа не высунет из закулисной тени.
Изменнику не оставалось ни щели затаиться, ни шанса на побег.
Ватага придерживалась принципа самоуправления. Немало чуваков горько пожалели, что подписались на развлекуху под кайфом, в состоянии таскалова, ещё больше кто прокляли свою привычку не читать преамбулы соглашений до конца.
Все попытки улизнуть кончались одинаково – полицейские мигалки, осмотр трупа, обнаружение пресловутой карточки «чёрная метка» (в честь Билли Бонса, Джона Сильвера и остальных из Острова Сокровищ работы Роберта Л. Стивенсона) вложенной в руку или в карман или воткнутой в… ну да, всё же ж зависит от конкретных обстоятельств, сам знаешь. На тёмной стороне со вкусом исполненный дизайн лого ВМ, на обороте карточки распечатка оцифрованной подписи покойного, по этим признакам следователи сразу понимали, что их участок напоролся на очередной нераскрываемый «висяк», а если даже нападут на след, подозреваемый, в последний, сука, момент покончит с собой – ему и так, и так терять уже нечего.
Чем занимались? Зависоны, ясное дело, а чем ещё шобляк своих может заниматься?
Раз в неделю общие зависоны. На первых порах региональные, ну а позднее, когда выбраковка, расчёты с дезертирами и уровень естественной смертности заметно сократил ряды участников, зависоны переросли в глобальные события, но с той же частотой.
Пропустил 3 зависона подряд – это показатель, что ты не тянешь на ВМника, желающие кликают кнопку под симпатичным оскалом черепа для получения «чёрной метки» с подписью сошедшего с дистанции.
Порядок онлайн-зависона никогда не менялся. Доклады ВМников показать какие они монстры, ну, скажем, селфи на фоне собственноручно повешенного котёнка или снимок противопехотной мины любовно установленной на газоне соседа, да что угодно.
В заключение – общее голосование участников вебинара. Чувак, чей ник оказался на последней строке списка «Чудовищные дела Монстров за неделю», понимал, что пора привести свои личные дела в порядок и/или приобрести участок для захоронения на кладбище по своему выбору и средствам либо пропить и проебать всё до последнего доллара. Хозяин – барин.
Ну разумеется, посторонние ушлёпки пытались вмешиваться. Родители, с их амбициозными планами карьеры своих чад, правительства, обиженные фактом, что кто-то ещё распоряжается их потенциальным пушечным мясом, умники из федеральных служб безопасности, потому что им за это платят.
Сайт ВМ обваливали, хакали, запрещали, подменяли паскудным «404».
До конца недели, ВМники находили сообщение в своих электронных почтах со ссылкой на новый адрес сайта, в дизайне свежее добавление – кнопка «сообщить о стукаче». Газуем дальше, чуваки!
И вот таким путём славы и великих свершений ВМ истаяла и превратилась в элитную группу из сотен, затем десятков ВМников. Верховные Магистры Монстров.
Начинающие рисковые отрываки, которым всё по барабану и им не слабо́ зарегистрироваться (довольно редкое уже явление) долго не задерживались. Времена показа селфи на общих «вебинарах» канули в небытие.
Когда количество Магистров снизилось (или возвысилось?) до 9, глазки камер в ноутбуках этой великолепной девятки были надёжно залеплены. Некоторые особо хитрожопые котяры подключались через Устройство Изменения Голоса, что позволяло им звучать с тем грёбаным акцентом тормознутого робота, которому больно. Накрылись и они, не спас даже УИГ и девять их кошачьих жизней, потому что теперь нас остаётся только двое: Барт и я.