Пусть Бог простит
Пусть Бог простит: в него не веря,
сам путь свой жизненный пройду;
я верю в дерево, и в зверя,
и в рыб, сверкающих в пруду.
И бесконечные просторы
природы вечны потому,
что мироздания узоры
нельзя осилить одному.
И разум, путь свой изучая,
одно сумеет обрести,
что нет у знания начала,
а, значит, нету и пути.
И всяк творец – итог творенья
своих основ, своих идей,
и люди есть, как откровенья
былых и будущих людей.
И Страшный суд един и вечен
для тех, живущих в данный миг,
кто не от страха человечен,
а от сращения с людьми.
Путь
У человека есть:
одна дорога
и жизней много,
чтоб её пройти,
но если чересчур
их станет много –
от следующей
некому спасти…
Когда в себе
осмыслишь Бога:
дорога – жизнь,
а жизнь – дорога!
Край
Не суждено познать нам края,
к нему полшага не дойдёшь,
ведь помнишь, даже умирая,
о том, что ты ещё живешь.
***
Прекрасен день,
но дальше солнца
при свете видеть не дано –
день только узкое оконце
в мир, где просторно и темно.
В мир, где за каждою звездою
увидишь новую звезду,
где мысли ходят чередою,
не обрываясь на ходу,
а, поднимаясь бесконечно,
влекут в такую высоту,
откуда видишь Край и Вечность
так ясно, как сирень в цвету!
Метеор
Метеор сверкнул
и канул
в неизвестность бытия,
а вверху –
куда ни гляну –
звёзд великая семья,
а вверху –
такая вечность,
что не верится в беду,
словно в путь
далёкий
Млечный
с замиранием иду.
***
Что можно в мире изменить,
когда пугают перемены,
и от испуга до измены
пути – коротенькая нить.
Чего ещё нам ожидать,
коль помним всё,
что ждать возможно,
и молим сердце осторожно:
«О, не убить и не предать».
Суровый круг имён святых,
калейдоскоп портретов пышных,
и горький ропот слёз неслышных,
и судеб, замертво живых.
За годом – год,
за веком – век,
за властью – власть,
за целью – цели;
и, пряча вечность в смертном теле,
в себя врастает человек.
Чёрный поезд
Чёрный поезд
сквозь полночь промчал,
тьму шатая изверченным ветром,
на весь мир ошалело вскричал,
крик угас за мерцающим светом.
Только листья вокруг шелестят,
принесённую пыль собирая,
да мелькнувшего путника взгляд
на высокой сосне умирает.
И уже за сознаньем моим
поезд мчится сквозь вечные дали,
но летят, распыляясь, за ним
и надежды мои и печали.
Словно чувствуя их, от окна
оторвать себя путник не может,
и сжимает его тишина,
и пространство безжалостно гложет…
***
Растревоженная моя,
бал закончен вечерней сказки –
в твою жизнь вдруг ворвался я
сгустком боли, борьбы и ласки.
Заглянула ты в душу мне,
стала мною – земля качнулась,
и в горячечном злом огне.
обожжённая, ты очнулась…
Попыталась ты прочь уйти –
заметалась в кольце тревоги;
неприкаянная, прости,
сам не знаю в покой дороги!
Человечьего воронья –
его окрик и зол, и зычен –
станем сытою мы добычей,
растревоженная моя…
***
Были годы, полные тобой:
горечью, надеждами, тревогой;
птицей хищной буйная любовь
вдаль гнала меня чужой дорогой.
То была дорога в никуда:
от семьи, от матери, от чести,
потому что знали – никогда
мы с тобою жить не будем вместе.
Но сливались жаркие тела
всё безумней с каждой новой встречей,
и я жил лишь тем, что ты была
моей частью миг, минуту, вечер…
Рухнул мир, когда расстались мы,
вся душа рассыпалась на части,
но нежданно из кромешной тьмы
без тебя ко мне вернулось счастье.
Горизонт раскрылся голубой,
сквозь него лечу я птицей смелой,
словно неотступной не болело
болью сердце, полное тобой.