С пылью в глазах

– Мне… – Хью старался придумать любую отговорку, боясь сказать то, что привело его в эту квартиру перед полуночью. – …захотелось сделать тебе приятно.

– А теперь правду.

– Эх… ладно, – парень глубоко вдохнул, набравшись смелости, но и дополнительный поток уверенности не помог ему сперва. Он продолжал молча стоять. В конце концов, спрятав стеснение на дне кармана брюк, лабрадор взглянул в обеспокоенные глаза крольчихи. – Я хочу предложить тебе встречаться, – пёс присел на тумбочку, сгорбив спину и подперев тело локтями о колени. – Мне давно хочется сказать, что я тебя… люблю. Очень давно. Но я всегда боялся, что ты скажешь мне нет, а я не так часто влюбляюсь в девушек, чтобы разбрасываться своей жизнью направо и налево.

Дорен не отрываясь смотрела на пса, не могла поверить своим ушам. В её душе расцвёл закрытый от всех бутон любви, который она хотела распустить только для Хью и никому не позволяла дотрагиваться до него. Она ждала признания, этих нежных слов.

Но ведь не только лабрадор думал о своих чувствах и ответственности за них.

Для крольчихи приоритетом в жизни являлась семья, о которой она мечтала с самого детства. Ей хотелось иметь обычного мужа, без желания выделиться из толпы или разбогатеть до безумства, как можно больше детей и спокойной домашней жизни. Купить домик у озера за городом, чтобы дети могли полноценно развиваться параллельно губящей цивилизации, заниматься садоводством, посадить любимые девушкой груши и вишни. Дорен хотела простой жизни. Но Хью мог дать ей не всё, чего она желала.

– Ты не думай, что я забочусь только о себе, – продолжил парень. – Если ты мне откажешь, я обижусь, но пойму.

– Хью, дослушай меня до конца, пожалуйста, – крольчиха подошла ближе к псу, аккуратно взяла его ладонь. – Ты мне тоже очень нравишься. Я сама хотела тебе в этом признаться, – лабрадор пришёл в восторг – ему хотелось подпрыгнуть до почерневших небес и взлететь, но он лишь легонько сжал ручку Дорен. – Только я не думаю, что могу стать экстернормом.

– Можно ведь и не…

– Нет, Хью, я просила дать мне договорить, – резко прервала парня девушка и продолжила в более накалённой атмосфере. – Мы можем с тобой встречаться – не больше. А я хочу семьи. Нормальной семьи.

– Но есть ведь средства. Есть таблетки, которые могут помочь. Да и… – Хью замолчал, пытаясь придумать аргумент в свою пользу, но в голову не пришло ни единой здравой идеи. – Ты тот самый зверь, который думает головой, а не сердцем.

– Может быть. Но моего мнения это не изменит.

Лабрадор сурово опустил уши и брови. Обида встала к пульту управления над ним. Последующие слова Дорен он нарочно пропускал мимо ушей, не уделил им ни секунды. Он понимал её, отказ был вполне логичен и закономерен, но так нежелателен для него, что Хью со злости мог сказать любую глупость или же сделать её.

– Букет заберёшь? – сказала девушка и сравняла с землёй вечный бастион псовой непоколебимости.

Встав и поправив костюм, Хью сорвал с шеи галстук-бабочку и, бросив её на пол, вышел из квартиры. Ему хотелось хлопком двери показать свой гнев, но дверная ручка выскользнула из его руки и выполнить задуманное не получилось. Убегая по лестнице, лабрадор вглядывался в дверь её квартиры, но она так и не вышла.

На улице прохлада чуть остудила разгорячённого парня. Он, думая, что Дорен из чувства совести должна следить за ним из окна, решил наглядней продемонстрировать недовольство и перевернул кверху дном мусорный бак, из которого, звеня и шурша, посыпались битые стёкла и пластиковые пакеты. Его огненное настроение, зажигавшее исключительно всё плохое в Хьюе, изливалось на всём подряд, и даже те розы, что парень рассматривал перед встречей с девушкой, не смогли укрыться от разозлившегося пса. Он с силой схватил стебель одной из них, шипом проткнул ладонь, и, ощутив боль с привкусом крови, всё же отломил цветок от общего куста.

Скалясь на всех подряд и сморщив селлион, Хью молча шёл по улицам города, иногда заплывал в мыслях. От него шарахались звери, старались обходить стороной. Но парень не замечал этого, как и всего происходящего вокруг – как рядом говорили о тревоге в городе, о перекрытых дорогах, как полицейские автомобили стаями колесили по каждому закоулку.

Спустя несколько минут слепой ходьбы он уткнулся в стоящее у угла тротуара зеркало. Разъярённый вид не шёл ему – ни злобный оскал, ни сжатые брови, ни «Грозная стойка. Хью привык быть весёлым и беспечным, чтобы искренняя улыбка не сходила с его морды. Он взглянул на своё отражение, отдалённо напоминавшее его.

Хегли ждал своего друга у себя в квартире, успев сбегать к «Шестому» и обменяться парой фраз с Купрусом. Охранник с удовольствием и напряжением слушал про побег диверсантов от оперативников, про их разговор с Брауном, но, что показалось странным Фланнагану, иногда прерывал рассказчика и спрашивал про Молнию. Сам импала не слышал ничего о девушке после их последней встречи и от того жил, как на иглах, переживая, не находя себе места.

Вернулся антилопа позже пса, который пришёл к пустой квартире, прозвонил в звонок минут десять и, отчаявшись, приняв за предательство, сел около двери. Его низко опущенная голова, спрятанная за руками, не шевельнулась, когда Хегли прозвенел ключами перед ухом лабрадора. Хью уснул, не дождался блудного друга. Но его крепкий от соло на нервах сон прервал хозяин квартиры. Все попытки убедить пса отоспаться у Фланнагана были тщетно разбиты об отвесный пик горького опыта. Потерявший веру в себя зверь хотел поделиться свои несчастьем и донести до друга суровую мораль.

За разговором они просидели до двух ночи, не отклоняясь от одной и той же темы, постоянно подкрепляя её новыми размышлениями и историями. Ведущим диалога был Хью, рассказывавший о всех девушках, что повстречались в его жизни, и о их ничтожности по сравнению с Дорен. Ему хотелось выпить, говорить и действовать, но Хегли разрешил только общение. Псу не хватало слов, чтобы описать антилопе собственные переживания и чувства, он помогал себе активной жестикуляцией и постоянными резкими вставаниями со стула. Иногда переходил на крик, иногда говорил еле слышно – от всей души, передавая эмоции в чистейшем виде.

– И что ты думаешь делать? – спросил импала, который подпёр подбородок руками, чтобы не свалиться от усталости на стол. Он незаметно пытался закрыть глаза – опустить занавес, закрывающий сцену театра, но один настырный актёр так и лез за неё. – Сдашься? Или как обычно?

– Надо следовать логике. Дай подумать, – ответил Хью и зевнул во всю ширину пасти. – Кому она нужна?

– Тебе.

– Верно. Я всё равно продолжу за ней ухаживать, только теперь ещё… как бы это сказать… лучше, в общем. Вот согласись, что библиотекари стали не очень востребованы в народе. Сто пудов её подцепит какой-нибудь раздолбай, и через лет двадцать она будет сожалеть, что мне отказала.

– А ты что будешь делать эти двадцать лет? Будешь специально сидеть в холостяках, купишь дом напротив её дома и каждый вечер здороваться с ней после возвращения с работы? Надо бы процесс ускорить.

– Да, ты прав. Я докажу ей, что кроме меня она никому не нужна.

– Это не совсем то, что я хотел тебе предложить, но, думаю, тебя это вряд ли остановит, – Хегли улёгся на стол, раскинув руки, и на секундочку закрыл болевшие, ноющие глаза. – И вообще, я у тебя совета для себя просил.

– Да какой там совет, – отмахнулся пёс. Он, подойдя к другу, толкнул того в бок и свалился на стоявший рядом стул. – Я вот в юношестве хотел быть экстернормом. Хотел, чтобы у меня была девушка из травоядных.

– И чем это отличается от твоих желаний сейчас?

– Я про кроликов как-то не думал. Да хотя бы… – Хью стал размахивать рукой по сторонам, придавая своему двигателю внутреннего мышления больший КПД, – импалу хотел. Мы ведь все думаем, что в паре хищник будет доминировать, что это так классно. Я бы и сам так хотел. Каждому хищнику нужно чувство власти, нужно играться со своим партнёром, издеваться над ним, чтобы потешить своё эго. Больше я тебе толком ничего и не расскажу. Тем более на сонную голову. Моё койка-место не уехало?

– Ждёт тебя, – не отрываясь от поверхности стола сказал Фланнаган. Он уже медленно засыпал, отрекаясь от надоевшей реальности.

Внутренний голос Хегли приказывал ему встать со стула и лечь на кровати, где гораздо удобнее спать и наслаждаться полным спокойствием. Но усталое тело отказывалось прислушиваться к словам в голове и не двигалось. Антилопа уснул.

К этому времени уснул и город, который вечером потрясли не прекращавшиеся рейды полицейских и службы специальной охраны. Только за то время, что Хегли разговаривал с Хью, арестовали две сотни подозреваемых в сделках с «Грозой», закрыли около десятка частных фирм и опечатали закрытый завод в исторической части города. И всё за один час. За один роковой для многих зверей час.

Во тьме повсеместно мигали сине-красные огни, готовые в любой момент беспощадно действовать по одному лишь щелчку пальцев. Щелчок за щелчком – тревога в городе превратилась в триллер для многих приезжих из Пустыни зверей. В редких случаях стражи порядка решались разобраться в деле; обычно же забирали с собой всех, кто находился под пристальным взором. К утру городская тюрьма была заполнена невиновными.

Ярвинен ещё в рядах кадетов Академии отличалась твёрдостью и хладнокровием, поэтому её план не вызвал удивления в высших рядах. А в народе заговорили об уволенном Брауне, который, пусть и мало результативно, боролся с «Грозой» в пределах правил, никогда не выходил за тонкую черту и никому не позволял ступить шаг за неё.

Медведь имел право претендовать на свою должность – он захотел её выбить. Его поддержали снизу. Тигрица настойчиво придерживалась жёсткому плану, способному выловить всю «Грозу» за короткие сроки. Её поддержали сверху.

К началу рабочего дня город разделился на две неравные части: тех, кто поддерживал законное представительство Доминиона, и тех, кому по душе пришёлся вновь вставший в стойку вице-прокурор.

Про нападение на Брауна никто и не вспомнил. Газеты, телевидение, радио – все молчали о самом зачатке конфликта, отнеся его к второсортным новостям. И даже Хегли, ожидавший с утра увидеть фотографию Грома хоть в одном достойном издании для пополнения «Критерия», удивился положенным на довольно громкое событие затмением. В некоторых изданиях абсолютно все страницы пестрили новостями про «войну у небес», где-то мимолётно отмечали роль «Грозы».

И лишь в одной недостаточно престижной газетёнки, которая, вероятно, отстала от общего информационного клубка, Фланнаган нашёл весть об убийстве одного из оперативников – выстрелом в грудь со снайперской винтовки во время погони за Молнией. Первое чувство, испытанное парнем, – гордость – постепенно перешло в ненависть за данный Ярвинен повод для ареста многих подданных Пустыни.

Как разобрался Хегли, Мишель специально арестовала многих невинных зверей, чтобы жалостью заставить диверсантов сложить оружие у порога Префектуры, но официальный пресс-секретарь Доминиона сообщил о плановом рейде, продуманном задолго до ночных событий. В любом случае Ярвинен уходила в плюс.

Фланнаган нарочно пошёл на работу по длинному пути, желая разобраться с головоломкой в его голове. События с лёгкостью сходились в целое, но импала не видел логики, не видел следа, что мог бы привести к следующему событию раньше обер-прокурора. Ситуация превратилась в минное поле, на котором не было чистых линий и некуда была ступить.

– Рогатый, ты уже здесь? – сказал вышедший из двери шеф-повар с чашкой кофе в руках. Он осмотрел не выспавшегося парня от кончиков рогов до ног и усмехнулся. – Выпустили тебя?

– Меня и не забирали.

– Повезло, значит. А что ж тогда такой невыспавшийся? – спросил шеф, но Хегли не стал отвечать на вопрос, ответ на который выглядел очень размытым. – Я думал, тебя забрали посреди ночи и только выпустили, как и других сомнительных мигрантов.

Импала на несколько секунд замер, прокручивая в голове пластинку с последней фразой шефа всё снова и снова. Он цеплялся к каждому слову. И впервые за тот день на его морде сверкнула довольная улыбка, которая слегка терялась в тандеме с напуганным взглядом.

– Их выпустили? – Хегли всем телом повернулся к начальнику в ожидании нужных ему слов.

– Ну да. У меня зять в полиции работает, говорит, многих довезли до тюрьмы и обратно, даже не проверяли. Да, некоторых действительно посадили, проверяют. Но не зря ловили: нашли какого-то наркоторговца с Юга, троих беглецов с Севера и диверсанта поймали на десерт.

– Какого диверсанта? – спросил Фланнаган, стараясь делать наименее заинтересованное и взволнованное выражение морды. Но внутри он сгорел за те мгновения, что шеф молчал. Поймали его сослуживца, возможно, близкого приятеля или вообще… Молнию. Хегли не знал, что хуже.

– А в полосатом костюме который. Обыск в квартире устроили и задержали. Мой зять сам задерживал, – шеф сделал глоток бодрящего кофе, чуть прикрыв глаза. – Зачем надо было столько народу ловить? Ну… баба у руля – этим всё ясно.

– Да, при Брауне такого не было.

– С другой стороны, если поймали, значит, всё работает. Недовольство будет, конечно. Да оно всегда есть, даже если ты всё отлично делаешь.

– Прямо как у моего деда, – с усмешкой сказал Хегли.

– А чего ты пришёл-то сюда? Сигнал тревоги был, все общественные места закрыты на сегодня. Иди домой, отоспись.

Но Хегли не сдвинулся с места. Он откинул голову в бок и положил на холодную кирпичную стену, упёршись рогами в небольшой округлый навес над скамьёй. Пытался сделать глоток воздуха, который отказывался заходить в глотку антилопы. Взгляд упал на мрачную точку, не отрывался от неё. Кончики пальцев задрожали, а лёгкие поддержали их стремление бояться и переживать.

Вспоминался Шмель – задорный и отважный парень, который больше всего в своей работе любил взрывы и пиротехнику. Его костюм в чёрно-жёлтую полосу, выкрашенный дорогим колером, у многих вызывал улыбку… ровно до тех пор, пока «Грозный и непоколебимый диверсант не приходил к ним. От его фитиля погибло немало неприятеля, а многие не совершённые им взрывы зачастую приписывали ему. Но его работа была редкой, порой вынужденной – заметить огромного носорога с рюкзаком взрывчатки было проще, чем худого и юркого Грома или крепкого, но быстрого Альфу. Однако Шмель крепко держал на роге пятую позицию «Критерия» и славился, как самый стабильный из всех диверсантов.

Они с Хегли часто общались на точках. Носорог знал сотни интересных историй, каждый раз рассказывал новую и никогда не повторялся. Он был душой компании, самым заметным и открытым среди множества замкнутых диверсантов.

К ресторану подошёл Хью и, не став отрывать друга от горьких мыслей, присел рядом. Шерсть на его голове торчала по всем сторонам компаса, левый глаз чуть покраснел, проколотая шипом ладонь туго перебинтована.

– Ещё один, – Хегли услышал недовольный голос шефа. – Что с вами происходит по ночам? Первый уснул прямо сидя на скамейке, второго будто в луже топили до утра.

– Всё нормально, – сонно отозвался Хью и толкнул двумя руками друга. Тот, медленно повернув голову, пробормотал что-то невнятное и отвернулся. – Нам бы выходной, выспаться.

– Сегодня и так нерабочий день. Завтра чтобы оба были в ресторане вовремя.

– А у меня завтра выходной, – сказал Хегли, напоминая не только начальнику, но и самому себя.

– Скажешь это администратору, когда он из отпуска выйдет.

Лабрадор подтянул антилопу вверх, поднимая со скамьи. Рогатого одолевало чувство неизбежной гибели, словно за ним должны вот-вот прийти, но несколько ночей подряд без полноценного сна высосали из импалы все силы. Он мог стоять на ногах и идти, мог воспринимать слова окружающих и запоминать их; не было возможности думать, хотя крушащий всё на своём пути потом воспоминаний прочно засел в голове Фланнагана.

Невообразимое состояние усталости слилось с желанием прожить день с пользой. Дома Хегли выспался к обеду, после выпил пару чашек крепкого чая, который давно не радовал своим терпким ароматом гостей. Сонливость ушла, оставив вместо себя слабость и ленивость. Хотелось лечь на кровати, уставиться в потолок и забыться в странных мечтах. Но парень решил действовать, решил немедленно приступить к своим обязанностям диверсанта.

Тень не взял телефон, хотя, как думал Хегли, он не выпускал его из рук, всегда находят в курсе последних событий. Номеров других координаторов не должно было быть у сторонних диверсантов. Единственный контакт, который мог раздобыть Фланнаган, – контакт Ярвинен у Дорен. Девушка была огорчена вчерашним поведением лабрадора и решила высказаться его лучшему другу, в красках описывая каждое действие Хью, каждое его слово. За терпеливым молчанием Хегли прошло двадцать минут, чтобы услышать одиннадцать цифр.

Импала не решался позвонить тигрице, уговаривал сам себя сделать шаг вперёд. Чувство долга перебороло стеснительность.

Надоедливые гудки, казалось, длившиеся вечность, сменялись зловещей тишиной и обратно. Фланнаган старался продумать разговор, старался подобрать наиболее точные реплики, но голос Мишель в раз заставил парня забыть даже о приветствии и впасть в ступор на несколько секунд.

– Алло? – повторила девушка. – Вы меня слышите?

– Ээ… да, я тебя слышу. Привет, – нашёл нужное слово Хегли. Он присел на кровать, волнительно сжав пальцы в кулак и переминая их между собой. – Это Хегли. Я тут записал твой номерок и решил позвонить.

– Спасибо, – печальная интонация саблезубой и постоянные всхлипы в трубку сразу задали монотонный темп разговора. – Если честно, ты не вовремя. Я сейчас на похоронах и не могу говорить. Что ты хотел?

– Я хотел увидеться с тобой. Но у тебя, наверное, нет настроения общаться.

– Нет, что ты, я буду рада поговорить с тобой. Тем более, мне некому всё рассказать. А очень хочется. Я сойду с ума, если не поговорю с кем-нибудь.

– А Дорен?

– У неё своя большая проблема, не стоит её нагружать своей, – Мишель замолчала на пару секунд и продолжила. – Думаю, я заеду за тобой через полчаса. Скажи свой адрес.

Поспешные слова могли бы сыграть с Хегли злую шутку – он это понимал. Парень наигранно закашлял, выдавливая из себя хрип и попутно стараясь обдумать свой ответ. Ему не хотелось указывать свои координаты врагу, но и говорить чужие тоже было рискованно – девушка могла бы проверить информацию и заподозрить неладное со стороны знакомого. Было принято решение на основе третьего варианта.

– Я буду у старого фонтана на площади Зелёного мыса.

– Хорошо. Увидимся.

Закончив разговор, Фланнаган тяжело выдохнул. Ему не представлялось общение с девушкой, которая на тот момент буквально стояла на кладбище в чёрной шляпе и оплакивала потерю товарища, подчинённого. Но это был неистовый шанс укрепить их отношения. Мишель могла выговориться Хегли, показать своё доверие, а если парень выслушал и успокоил бы её, то эффект мог стать ярче и заметней.

Не хотелось наживать доверие на чужом горе, но импала тактически оценил выигрыш с невероятно высоким коэффициентом и решил использовать выпавшую на карту удачи возможность сполна.

Площадь у старого фонтана никогда со дня открытия не пустовала так, как было в тот день. Десяток зверей восседал на скамьях по разным сторонам, парочка уединилась на мраморном бортике фонтана. Хегли осмотрел невзрачную площадь. Множество мелких серых плиточек разных оттенков объединились в единую композицию, образовали собой символ Центра – мудрый и величественный дуб в кольце всевластия и покорности. Посреди площади возвышался небольшой округлый фонтан, обременённый старомодным орнаментом. Вода, не чищенная, вероятно, со дня открытия, имела зеленоватый цвет и прятала под собой монеты мелкого номинала, которые частенько пропадали в прохудившихся карманах. Казалось, площадь должна была украшать мрачный и нелепый район, но она слилась со всеобщей серостью и утеряла предназначение.

Хегли опробовал на ощупь воду и присел на край фонтана. Проезжая часть находилась в десяти метрах и была огорожена металлическими столбиками с крепкой цепью на них – Фланнаган не отрывал взгляда от дороги, по которой ежесекундно проносилась новая машина.

Мишель обещала подъехать через полчаса, но парень ожидал девушку более часа. На заданиях ему часто приходилось ждать всю ночь в обездвиженном состоянии без лишнего отвода глаз, ожидая появление жертвы. Он многих превосходил в терпеливости и пунктуальности, а так хотелось, чтобы каждый стал жить не по часам – по минутам. Его лучший друг постоянно опаздывал на работу, Молния частенько заставляла своего парня ждать и к компании присоединилась Ярвинен, у которой была железобетонная причина для опоздания.

У обочины остановился дорогостоящий кабриолет серебристого матового цвета, съехавший с конвейера престижнейшего завода страны. Плавно изогнутый кузов наряду с неоновыми фарами и изящным вырезом на капоте моментально обратили на себя внимание всех зверей на площади, жадно поедающих взглядом автомобиль. С водительского места на тротуар сошла тигрица, облачённая в длинное чёрное платье, шляпу с вуалью и солнцезащитные очки, которые выполняли другую защищающую функцию.

Звери онемели от удивления, когда мощная и роковая девушка подошла к своей полной противоположности и крепко обняла, не отпуская стесняющегося антилопу. В объятиях они простояли с четверть минуты: Мишель постепенно отходила от посещённого ей траурного мероприятия, наслаждаясь теплом живой, дорогой ей души, а у Хегли не было выбора. Признаться, ему телесный контакт нравился даже больше, чем девушке. Он любил обниматься, зажимать длинными руками друзей, которые неохотно шли на это. А Ярвинен, можно сказать, напросилась сама.

– Куда поедем? – тихо спросила она, отпустив тело импалы и оставив только ладонь на его плече.

– Я безынициативен, – напомнил саблезубой парень. Он незаметно оглядывал смущающих его зверей.

– Точно, я и забыла. Но, может, у тебя есть предложения.

– Ты голодна? Мы могли бы сходить в кафе или ресторан.

– Не могли бы – всё закрыто до завтрашнего дня. Но мне действительно не помешало бы поесть хоть раз за сегодняшний день.

– Тогда… – Хегли начал искать достойную идею, чтобы угодить девушке. Их объятия сильно разжалобили его, и парню захотелось сделать девушке что-нибудь приятное, исполнить её небольшое желание, – я могу сам тебя накормить. Поехали ко мне?

– Ты ведь нарочно пришёл сюда, не сказал свой адрес, потому что не хочешь пускать меня в свою квартиру.

– Нууу… – протянул он.

– И я знаю почему. Ты хочешь произвести на меня хорошее впечатление, а у тебя, наверное, носки валяются, бардак полный. Думаешь, что меня отпугнёт твоя неряшливость, – Мишель опустила ладонь до локтя, аккуратно прихватив Хегли, и повела парня к машине. – Для этого ведь и нужна женская рука, чтобы превратить своего мужчину в опрятного и чистоплотного самца. Но это немного нелогично.

– Почему?

– Потому что каждый опрятный самец выглядит более привлекательно. На него будут смотреть другие женщины. Получается, мы сами создаём себе проблему.

– Тогда в следующий раз не буду мыться три недели, чтобы никакая другая девушка на меня не посмотрела. Забуду про утюг и щётку для шерсти.

– Мне нравится твоя верность моему вниманию, но не надо всё принимать настолько серьёзно.

Хегли постепенно стал приходить в себя – его привело в чувство слово верность, которое ассоциировалось исключительно с Молнией и «Грозой». Вспомнив про девушку, питавшую искреннее чувство любви к нему, он отказался от встречных любезностей в адрес тигрицы. Но его не менее любимая группировка требовала обратного, нуждалась в обольщении прокурора, в полной власти над её чувствами.

Ловкое маневрирование Фланнагана могло обеспечить ему достойное количество плюсов в отношениях с Ярвинен. Импала галантно открыл дверь автомобиля перед ней и аккуратно усадил на нежно-кремовое сидение. Впрочем, Хегли не притворялся, показывая себя исключительно в роли джентльмена пусть и в не совсем подходящем виде, – ему хотелось проявить свои наполненные романтикой качества, но Молния была слишком холодна к повышенной заботе со стороны парня и не нуждалась в помощи. Мишель же была доступна для этого, открыта.

Присев в дорогой салон, антилопа оглядел всё, за что только ухватывался его впечатлённый взгляд. Панель, наполненная изяществом и набором высококлассных функций, была вручную раскрашена водостойкой краской, зеркало заднего вида украшала небольшая хвойная веточка, облитая лаком.

Непреодолимая тяга роскоши заставляла Хегли окунуться в неё с рогами, но контроль и скромность вмиг усмирили незнакомое ощущение. Парень сжался в кресле, стараясь не делать лишних прикосновений и не выглядывать из машины, словно боясь излишества в своей бедной жизни. Ему никогда до этого не приходилось сливаться с богатством и не зря – ощущение не понравилось; не хотелось из-за перебора денег идеализировать разъевшуюся натуру, тем более, когда сие богатство принадлежало другому.

– У тебя… шикарная машина, – не мог не сказать Хегли.

– Подарил глава Бродбю за выполнение рабочей кампании. Он любитель разбрасываться государственными деньгами, но всё равно было приятно.

– Кого же ты там поймала? – из чистого интереса спросил Фланнаган, повернувшись корпусом к девушке.

– Мы договаривались, что не будем затягивать в отношения работу. Я ведь не спрашиваю про посетительниц, которые приходят, чтобы построить тебе глазки.

– Хах! Да, интересно! Жёны префектов, министров и бизнесменов специально приходят к нам в ресторан не поесть, не покрасоваться перед белым светом, а построить мне глазки!

– Причём здесь должности их мужей? – с искренним недоумением задала вопрос Мишель. Её взгляд, которым она прожгла импала, подсказывал парню, что девушка словно и не знала о социальном неравенстве. Вполне возможно, ведь она провела большую часть жизни в закрытой базе. – Будто они выше других зверей.

– А разве нет?

– Да, у их мужей есть высокопоставленные должности, но это не значит, что те, у кого нет высокого статуса, хуже.

– Ты даже не представляешь насколько правильно сейчас говоришь и насколько это правило не работает. Во все времена богатые брали в жёны богатых, в грош не ставили бедных. Короли женились на королевах, князья – на княжнах, а крестьяне – на крестьянках. Это сейчас уже стали выбирать себе… абы кого…

Договаривал Хегли с обидой на самого себя. Он любил оценивать ситуацию со стороны, осматривать чужие позиции. И становилось тошно, когда «абы кто», в настоящей жизни не представлявший из себя практически ничего, сидел рядом с той, что могла смотреть на каждого в городе с высоты птичьего полёта, как на пылинки. Отвращение к своей ничтожности сковывало парня, и без того прикованного цепями смущения.

При всём своём желании Фланнаган не мог позволить себе гардероб стильных и дорогих вещей, даже обновление старой одежды происходило крайне редко. Все заработанные деньги уходили на отдельную квартиру и обучение, которое он давно забросил и приходил лишь к сессиям. Еды Хегли покупал раз в пару недель на определённую сумму, никогда не превышая её, изредка занижая, и старался растягивать запас продовольствия на более продолжительное время. До работы ходил пешком, не распылялся на автобусы, метро и такси. Родители могли бы обеспечить его всем, но сложности взаимоотношений двух стран давно перешли все ограничительные линии и дошли до экономических запретов. Но бедная жизнь не смущала антилопу – парень считал, что трудности в молодости закалят мягкий сплав и в будущем станет легче.

Мишель жила на другом полюсе. Нельзя сказать, что в Академии жилось просто, но каждый был полностью обеспечен до своего выпуска, у каждого за спиной стоял богатый родственник, который поддерживал своё чадо, каждому был дан путь в светлое будущее. Уверенность имела баснословную цену. Что уж там говорить об остальном?

Телефон девушки закричал от звонка. Постоянные вызовы – и днём, и ночью – не оставляли тигрице ни единого спокойного часа. Её разговор был строгим, полным профессионализма и быстрым – ей хватило десяти секунд, чтобы услышать указания от комиссара.

– Слушай, – бодро сказала девушка, – давай мы на пару минут заедем ко мне на работу? Мне нужно всего лишь подписать кое-какие бумаги, и мы сразу же уедем. Договорились?

Медленно повернувшаяся в сторону Мишель голова Хегли сосредоточила в себе оплот с отрицательным ответом. Ему снова начало казаться, что девушка хочет подвести врага ближе, теперь максимально близко, или, на крайний случай, психологически изнурить, обезобразить стойкость диверсанта и нанести контрольный удар. Мнительность Фланнагана и скептицизм никогда не давали ему покоя.

– Я думаю, ты согласишься. Не каждый день тебе обер-прокурор устраивает экскурсию по своему кабинету.

Пока задумчивый парень пытался заставить себя быть спокойным, девушка везла их прямиком к месту, над которым, по мнению Хегли, всегда сгущались чёрные тучи, стены были политы кровью, что после вытирали слезами.

Огромное здание высотой с два тополя непреступной крепостью стояло в самом центре города. Это важнейшее сооружение сочетало в себе гордость прошлого – нерушимые бетонные стены и поддерживающие их колонны из полиуретана. Небеса пронзали многочисленные неширокие башни с бронзовыми пиками и флагами Центрального Союза: самая высокая из башен была удостоена честь держать позолоченный дуб весом более тридцати килограмм.

Префектура казалось простой по строению, не имеющей лишнего повода любоваться строением. Её построили за считанные месяцы после приказа президента, которому срочно понадобилось обогнать коллегу с Севера-Запада по количеству стратегических сооружений. Но обделённое красотой здание всё равно стало самой важной достопримечательностью города.

Хегли практически слился с креслом, когда автомобиль Мишель преодолел арку и въехал к главной площади города. Префектура отталкивала от себя враждебное тело, которое неумолимо приближалось. Сердце задрожало при виде вселяющего страх караула, при виде апогея зла. Запуганный взгляд Фланнагана перешёл на девушку, которая бездушным манекеном сидела за рулём и не воспроизводила эмоций, но, заметив на её мордочке еле блеснувшую улыбку, ушёл в высоту, наполненную облаками и мутными прорезями голубого неба.

Парень старался пропустить мимо себя каждую секунду пребывания рядом с Префектурой. Пройдена парковка, пройден суровый контроль, который не хотел пускать чужака без письменного одобрения Ярвинен, пройдены коридоры, ведущие в судебную часть здания. В ней появились строгие и неподкупные звери в формах и погонах, на которых гордо блестели звёзды и полосы. Каждый приветствовал Мишель как начальника, как высшую инстанцию с кнутом в одной руке, и с пряником – в другой.