С пылью в глазах

Ему было нелегко признавать свою неправоту, тем более перед врагом. Но он перешагнул через большинство своих принципов лишь для того, чтобы не увидеть переламывания сигареты пополам – осознание достойной силы противника выбило бы его из устойчивого психологического положения.

– Я не обижаюсь, – Мишель подняла дуло винтовки вверх и впустую использовала свою возможность деморализовать лучшего диверсанта «Грозы». Её довольный взгляд не сходил с Хегли, который стеснительно старался уберечься от него.

– Госпожа, вы выбили девять квадратов и получаете приз за свою меткость, – помог антилопе хозяин тира. – Выбирайте.

Они отошли к соседнему столу, на котором располагались качественные мягкие игрушки. Фланнаган, оглянувшись, убедившись, что его никто не видел, поднял дуло с удобной левой руки и истратил свой последний патрон впустую – пуля пролетела довольно далеко от цели.

Когда парень подошёл к Мишель, рассматривавшую мягкую жёлтую игрушку, он заметил, что маленькая дамская сумочка на цепочке, которую тигрица носила через плечо, была открыта. В темноте Фланнагану не удалось рассмотреть содержимое, но ему показалось, что сверху лежали небольшая книжонка и пистолет той же модели, что и у большинства диверсантов «Грозы».

– Это тебе! – с усмешкой сказала Ярвинен, протягивая выигранный ей приз перед собой. Хегли с возмущением посмотрел на девушку, считая, что она издевалась над ним за его косую стрельбу. – Я не шучу.

– Это как-то… неправильно, – сглотнув, ответил парень. – Меня оскорбляет твой подарок.

– Прости.

Ярвинен прижала плюшевое изделие к себе, ощущая приятную мягкость от прохладной ткани. По её реакции можно было сразу смекнуть – тигрице давно не приходилось довольствоваться мягкой игрушкой. Суровый отец колючей проволокой оградил свою дочь от обычного женского детства, внушил ей необходимость быть бойцом. Но Мишель не шёл боевой раскрас.

Антилопа смотрел на неё с явно восходящей злостью. Она ущемила его эго, которое стояло на принципах окаменелости и хладнокровия. Ему – самому разыскиваемому преступнику города – приходилось терпеть многое, но недооценки со стороны врага – никогда.

– Мне надо идти, – скромно сказала Мишель.

– Так рано?

– У меня работа не ограничивается дневным временем. Ночные смены никто не отменял.

– Я думал, что начальство обычно спит по ночам, пока простые смертные вкалывают.

– Ну я ведь хороший начальник и должна показывать подчинённым пример. Тем более, мне самой нравится проводить ночи на работе. Я так чувствую себя полезной и очень-очень важной.

– Тогда не смею тебя больше задерживать. Удачной работы, – с нарисованной улыбкой сказал Хегли.

– Скоро увидимся!

С каждым пройденным дальше от Хегли метром Ярвинен ускоряла темп, пока не села на велосипед, прижав игрушку между сидением и рулём, и полностью растворилась в ночи.

От Фланнагана несколько раз уходила цель всей его жизни. Ликвидировать обер-прокурора Доминиона чуть ли не самое грандиозное событие для диверсанта. Но приходилось терпеливо смотреть ей вслед. Даже с порывами злости импала выделял яркие стороны Мишель. Ему было с чем сравнить и от этого нагревалось всё тело, включая драгоценные рога.

Хегли заметил подошедшую особу, которая, остановившись на уровне его плеча, замерла, не произнесся ни единого звука. Со стороны веяло сильным запахом духов из экстракта полевых цветов. Этот аромат он мог узнать из тысячи других.

– Красивая девушка, – сказала Молния, скрестив руки у груди и монотонно повернув голову к своему парню. – С такой не стыдно сходить на свидание в какое-нибудь весёлое место. На твоё счастье я знаю, кто эта девушка, поэтому можешь голову передо мной не склонять.

– Кто тебе рассказал? – по-прежнему без движений спросил Хегли.

– Не ты – это прискорбно. Крутишь за моей спиной роман с хищницей, а я об этом узнаю от своего координатора. Экстернормом решил стать?

– Ты бы ещё громче кричала, чтобы весь парк слышал.

– Я всё ещё жду объяснений, – Молния настойчиво пыталась выжать из антилопы признание вины.

– Могу повторить в сотый раз – я не буду оправдываться. Даже перед тобой. Тем более перед тобой!

Проникнувшись чувствами ответа, девушка отвернулась в сторону, тихо приказала явиться в нужное место через полчаса и медленно удалилась. Она часто грубила Хегли, иногда с особым умыслом, но никогда не позволяла обращаться с ней также.

Фланнаган обернулся. Ему казалось, что с каждой встречей Молния отдалялась – сложность в их отношениях была очевидна для него с первых дней, словно никто в паре не чувствовал себя раскрепощённым и свободным, а, как и положено двум лучшим диверсантам, держали себя под замком, не давая ни единому лишнему слову вырваться наружу. Они знали друг о друге многое и не знали ничего. Пройдя через самые острые штыки в «Грозе», не раскрыли свои настоящие имена, общались лишь по позывным.

Все круги группировки воочию видели непонятный роман двух импал, к которому Хегли был прикован преданностью и лёгкой, несерьёзной влюблённостью. В девушке он видел пламя, азарт, которые заводили его, затягивали с головой. Но так было всего лишь на протяжении первых нескольких месяцев.

Их первая встреча, которая была два года назад, вызвала у Фланнагана восхищение. Он смотрел на неё сквозь сглаживающую линзу с розовым оттенком. Её утончённая фигура и нежные черты мордочки были для него важней острого языка и дерзости. Его разум заплывал в светло-карих глазах и едва заметной улыбке, мутнел от игривой походки и строгой осанки. Она была для него воплощением красоты, что могла уместиться в сознании импалы. Но самым главным фактором была видовая принадлежность, которая в первые секунды определила интерес двух диверсантов друг к другу.

Очнувшись от рассуждений, Хегли вспомнил о своей цели. Путь до нужной точки казался ему самым мерзким, ведь приходилось спускаться в канализацию да ещё и через закрытую территорию, где на сторожевом посту сидел старый друг «Грозы».

Заброшенный завод, некогда выпускавший посуду, десятки раз переходил из рук в руки в поисках достойного хозяина, который смог бы найти применение сорока гектарам земли с целыми производственными постройками в пределах города. Но сторож был бессменен. Купрос ястребом нависал над каждым пытавшимся проникнуть на территорию неприятелем и свободно раскрывал ворота перед сородичем. Для этого его и держали.

Он стоял возле трёхметровых автоматических ворот и затейливо вертел головой по сторонам. За спиной висел его любимый обрез, который со дня покупки не вкушал порохового дыма. Купрос лишь иногда менял в нём патроны, чтобы хоть на те секунды почувствовать себя настоящим убийцей. Его не взяли в основу «Грозы», он не стал диверсантом лишь из-за двух горбов за спиной, и верблюда как никто другой понимал импала. У него была огромная копна волос на голове, которую Купрос частенько взъерошивал на голове, чтобы выглядеть нестандартно. Ему хотелось быть опасным, он, как сам считал, был жадным до неоправданного насилия.

– Да это же сам, мать его, Гром! – негромко прохрипел охранник, увидев перед собой Фланнагана. – Давненько не видел тебя, друг.

– И я тебя тоже, дружище! – сказал Хегли, похлопав по плечу верблюда. – Мне пришлось больше месяца просто сидеть дома. Ждал, пока в медицинской лаборатории соберут всю ртуть.

– Да, наслышан! – ответил Купрос, рассмеявшись. – Страшно было стеклянный шар с собой нести?

– Очень страшно. Я постоянно держал его перед собой. А когда нужно было кидать, наверное, минуты четыре целился и находил удобную позицию. Ну представь, если бы я промазал, то меня можно было сразу в ковёр закатывать и на кладбище везти.

– Зато сколько драгоценного времени пришлось губернатору потратить, чтобы найти новое место для исследования. Говорят, что у него уже наступила активная стадия.

– Ну и поделом ему. Он за свою жизнь столько страданий принёс простому народу, что даже онкология для него не является достойным наказанием. Хотя это всё-таки ужасно.

Купрос широко распахнул железную калитку, пропуская вперёд диверсанта, которого считал своим другом, которому рассказывал свои самые строжайшие секреты и с которым мог делиться всем накипевшим. Их разговоры были недолгими, но максимально продуктивными. Хегли не мог говорить с Хью о Молнии или проблемах «Грозы», но пара своих ушей всегда была на верблюде.

Они шли по затемненным ходам во дворе завода, не озираясь назад и не боясь быть услышанными. Разбитые кирпичи и расколотые плиты, поросшие сорняком, мешали удобной ходьбе, а жуткое эхо ветра, которое проносилось по открытому пространству, пугало антилопу внезапностью. Импала частенько поглядывал в небо, искрившееся от созвездий и скоплений, на уровне инстинктов чувствовал каждую преграду перед собой. Ему был известен каждый поворот на заводе, хотя ему ни разу не доводилось гулять по нему при свете дня.

– Что приказали делать сегодня? – спросил верблюд у задумавшегося друга.

– Прости, но я пока не могу тебе об этом рассказать. Ты же знаешь, это запрещено. Я могу тебе всё рассказать в мельчайших подробностях, но только после самой миссии.

– Ну хотя бы пару слов. Что тебе сказал Тень?

– Он в последнее время очень нервный. Разговаривать не хочет, ничего толком не объясняет, всё в каких-то тайнах. Не к добру это.

– А я всё вспоминаю слова Феникса, молюсь о погибших, – произнёс Купрос, положа руку на грудь и приподняв голову к небу. – Когда он всем пытался доказать, что Тень на самом деле женщина. Этот тигр вообще странным был, но ему хотелось верить.

– О Тени я ничего не знаю. Да я даже о Молнии ничего не знаю, а мы с ней… если это вообще можно назвать любовью.

– Кстати, – тяжело сказал верблюд, словно сложность в отношениях переживал не Хегли, а он, – Молния заходила сюда без тебя минут десять назад, расстроенная и злая.

– Я умоляю тебя, не надо о ней говорить. Самого уже тошнит от неё. Вот почему так бывает, а? Обёртка красивая и яркая, а сама конфета – никакая, блин. Всё, не будем о ней.

– Ну… знаешь. Есть ещё одна девица, о которой мы могли бы поговорить, но, вижу, ты не в настроении.

– Ты про Мишель, – утвердительно сказал Хегли, словно сам для себя подвёл черту. – Эта новость слишком быстро разлетелась по «Грозе».

– Как её зовут?

– Мишель Ярвинен – обер-прокурор Доминиона, которая после отставки Брауна будет заниматься нашей поимкой.

– Ну и как она тебе? Лучше Молнии?

В голосе Купроса чувствовалось волнение, напряжение. Он затрагивал чужую личную жизнь, но относился, как к личной проблеме. Это заставило Хегли насторожиться и вспомнить, когда верблюд вёл себя подобным образом в последний раз

– Если честно… – Фланнаган замолк на несколько секунд. Он шёл рядом с представителем «Грозы», ревностно относившемся к своей группировке – для него свои диверсанты были незаметнее, а координаторы – умнее. Но парню так хотелось утвердительно ответить, что слово «Да!» почти что вылетало из его уст. – Она слишком… У неё… Да, как девушка вполне себе неплоха. Но она враг, к ней нужно относиться также – не могу, хотя соблазн велик.

– А если Молния вдруг изменится к тебе в лучшую сторону?

– Скорее всю «Грозу» переловят, чем она хотя бы грубить перестанет.

– А ведь Альфу уже поймали. Феникс пропал. Они были из лучших. Ещё одной серьёзной потери «Гроза» не сможет перенести на плечах и придётся скидывать груз. Ты, конечно, грузом не станешь, но наше дело замёрзнет на несколько лет. Ты ведь не хочешь этого?

Купрос завёл Хегли за старую курилку, с которой от старости слетали кирпичи и был сорван шифер. За узким проходом был спрятан вход в канализацию, накрытый сверху огромных куском известняка. Через него можно было без труда пробраться в любое нужное место, но выйти этим же путём казалось невозможно, особенно Фланнагану, не имевшему возможность самостоятельно откинуть люк в сторону из-за громадного веса. Для этого снова пригождался Купрос, который открывал проход для каждого, кто не мог справиться в одиночку.

Попутно воспринимая всерьёз одержимость верблюда к «Грозе», импала хотел быстрей скрыться от него, чтобы не оказаться под тяжестью контрольных вопросов, что охранник любил и умел задавать. Быть может, тем самым двугорбый пытался показать лучшему диверсанту свою пригодность к более опасной и сложной работе, чем сторожить вход в проход к точке. Он бредил желанием стать координатором и, казалось, был готов на всё ради достижения цели. Да, Купрос многое понимал в системе «Грозы» и её сильных сторонах, но тем он был уязвимее.

– Гром, – сказал верблюд, заставив диверсанта обернуться к нему, – пообещай, что ты не влюбишься в неё.

– В кого?

– В неё. В ту, кто вставляет нам палки в колёса. Пообещай!

– Обещаю, – без промедлений ответил Хегли и, сделав глубокий вдох, спрыгнул в люк. Он включил фонарик на телефоне, осветив себе место для тайной ходьбы, которое ненавидел больше всего в своей работе.

Неприятный запах канализации был невыносим, но не настолько как низкий потолок, в который антилопа упирался рогами. Приходилось идти с опущенной вниз головой, не видя происходящего впереди, или практически в присядку. Оба варианта были крайне неудобными, но Хегли всегда терпел до точки, не позволяя никому кроме Молнии прикасаться к рогам.

Его раздражение нарастало не только от запаха и неудобной ходьбы, но и от самого присутствия под дорогой. Даже ступать по неширокому бетонному проходу было противно, а смотреть на него – ещё хуже. Фланнаган старался быстрей прийти на «Шестой», при этом не пропуская нужных поворотов и закоулков, которых на пути были десятки и десятки.

Недалеко появилась одинокая полоска света, заблудившаяся в густой темноте, и луч из замочной скважины. До «Шестого» оставалась пара шагов, но Хегли остановился перед дверью, вспомнив про Молнию за ней. Как не хотелось снова возвращаться к разговору, в котором сам импала чувствовал себя виноватым. Но пришлось преодолеть черту и зайти на территорию серьёзного разговора.

Молния стояла перед старым столом, с которого ещё несколько лет назад слез последний кусочек лакированного покрытия. Стены из красного кирпича и мутное освещение добавляли ей строгости. Она разглядывала «Критерий», определяющий значимость и превосходство одного отдельно взятого диверсанта. К стене родной точки были приклеены вырезанные из престижных газет статьи о диверсиях или оценки значения. Количество статей – престиж.

Самое странное, что каждое прозвище диверсантов было дано журналистами. Хегли не придумал себе позывной Гром – ему его вручили в самой главной политической газете за неожиданное убийство министра внутренних дел. «Как гром среди ясного неба» – гласили первые страницы газет. Светилась в СМИ не только манера убийства, которой отличился каждый служащий «Грозы», но и костюмы, нередко попадавшие в объективы камер. Костюм Грома был самым технически сложным и новым для общественности, из-за чего заговорили о новом диверсанте. А снаряжение, например, Молнии до неё было ещё на трёх диверсантах, погибших при выполнении заданий от ранений или ушедших на покой в связи с проблемами со здоровьем. Девушка была четвёртой в ряду надевавших тот костюм, но даже целая группа опытных бойцов не обошла незаметного Грома, построившего себе самую зловещую репутацию за три года.

Обернувшись к Хегли, Молния упёрлась бёдрами в стол и скрестила руки у груди. Неловкое молчание могла прервать только она, но не хотела, ждала его поддавки.

– Почему ты молчишь? – всё же начала девушка.

– Что мне тебе сказать?

– Скажи, что у нас всё хорошо.

– Я не могу такого сказать.

Молния медленными шагами подошла к Фланнагану, отчётливо делая каждый шаг и при этом смотря на пол. Она повесила руки на шею недоумевавшего парня. Её взгляд редко был ласковым, но в тот момент глаза девушки действительно наполнились нежностью и сожалением.

– Извини меня, – сказала Молния и окончательно поставила своего парня в тупик. – Мне не хочется быть с тобой злюкой, но иногда настроение бывает паршивое и я почему-то срываюсь на тебе.

– Наверное, – сказал импала, выйдя из режима ожидания, – потому что я самый близкий тебе зверь.

– Очевидно. Так ты простишь меня?

– Разумеется. Если ты объяснишь мне, чем я тебе не угодил сегодня.

– Просто… Я узнала, что ты встречался с той тигрицей и она к тебе клинья подбивала, а меня это взбесило. Ты ведь голодным сидишь.

– Тогда это твоя вина, – Хегли приобнял Молнию за талию и наклонился чуть ближе. – Но ты можешь её искупить.

Снова не став дожидаться от парня первого шага, девушка притянула его к себе за голову и начала нежный и долгий поцелуй. Незаметно для себя Фланнаган прижал её сильней, словно не давал освободиться от чарующего плена. Но она и не хотела отрываться от своего возлюбленного. Они редко ощущали чувство лёгкости и окрылённости друг с другом, поэтому поцелуй манил их с невероятной силой.

Темп не нарастал до тех пор, пока Молния в порыве не стала поглаживать спину Хегли, но тот будто боялся сделать слишком резкий поворот, отдавая предпочтение торопливости девушки.

– Ты сегодня… какой-то пассивный… – пытаясь отдышаться, сказала антилопа и ненадолго продолжила поцелуй.

– У нас задание.

Задание для каждого диверсанта – больше, чем ответственность. Невозможно не чувствовать даже сквозь расстояние тот дух возложенных надежд. Особенно, когда всю «Грозу» частенько обрабатывали вербовщики, выпытывавшие и искоренявшие заговоры и диссиденцию. Сложно жить, когда часто в ушах звучат слова о необходимости жестоких мер и о миллионах осиротевших жителей Пустыни.

Костюм Хегли никогда не надевал без посторонней помощи, поскольку конструкция, состоящая из пары десятков деталей и нюансов, не поддавалась только двум рукам. Самым первым делом, с чего, как считал Фланнаган, начиналась его ночная жизнь, было снятие рогов. Ему в кошмарах снились те минуты, испытанные им несколько лет назад, когда перед ним с опаской стоял зверь с лобзиком, когда половина «Грозы» держала его, боясь неловких движений, когда он лишился атрибута каждого самца антилопы – рогов. По ощущениям с отпиливанием могло сравниться только удаление нерва из зуба без анестезии, только крови вышло гораздо больше. Но Хегли держался молодцом. Зато рога служили укромным убежищем для свёрнутого в трубочку контракта с «Грозой».

Вместо рогов у него были безжизненные отростки с пазами, на которые прикручивались сами рога. Мера была необходимой, ведь его отличительная черта могла с лёгкостью навести след. Поэтому, например, Купроса не взяли в основу, а Альфе собирались отрубить хвост, что, наверняка, могло вызвать больше подозрений. Зона Пустынь был дороже изуродованного тела.

– Ты без рогов похож на меня, – усмехнулась над возлюбленным Молния, пряча рога под замок в ящик стола.

– Я без рогов похож на Грома.

– А с рогами?

– А с рогами я похож на себя повседневного.

Хегли всегда тщательно подбирал слова перед тем как сказать, что крайне не устраивало Молнию, всячески старавшуюся узнать имя парня. Но своё имя она не хотела говорить.

Наступила самая сложная стадия при надевании костюма. Было необходимо закрепить на теле Фланнагана пластиковый корпус, в котором импала казался гораздо шире и крепче, и сверху натянуть тонкую синтетическую футболку, из которой антилопа мог вылезти через рукав; поверх надевалась резиновая куртка с множеством карманом и фиолетовым крестом на спине и широкий ремень на поясе.

В костюме была душно, постоянно что-то чесалось, но в нём можно чувствовать себя инкогнито, а пластик даже мог смягчить ранение от выстрела в крайнем случае.

Оставались последние штрихи и, из основного, вещь, которую антилопа предлагал размещать перед входом в канализацию. Старый сапёрный противогаз, служащий исключительно для закрывания головы, был перекрашен в тёмно-фиолетовый цвет, а на затылке выкрашена чёрно-белая звезда. Стекло сам Хегли менял на выдавленные линзы солнцезащитных очков с зеркальным эффектом.

Для окончания переодевания посторонняя помощь не требовалась, поэтому Молния, встав спиной к Фланнагану, стала постепенно снимать с себя одежду и надевать пиксельный костюм снайпера времён войны с тёмными полосами на рукавах, поверх которого надевала закрытый лошадиный мотоциклетный шлем чёрного цвета. Хегли нацепил на ноги кроссовки, на руки – перчатки, из нижнего ящика стола взял пистолет и один запасной магазин.

Молния – по древней женской традиции – переодевалась очень медленно, словно нарочно стараясь показать парню красоту своего тела. Иногда поворачивая голову в сторону, она следила за Громом, хотела, чтобы он не сводил с неё глаз.

О поимке Альфы она узнала практически раньше самого пойманного. У них было совместное задание, в котором девушка прикрывала спину брату по оружию, но группа Ярвинен незаметно успела окружить идущего впереди парня. Молния не могла позволить оперативникам забрать четвёртого по рейтингу диверсанта «Грозы», но в одиночку не смогла бы ничего сделать, находясь в здании со снайперской винтовкой в руках против по меньшей мере шести громил с автоматами и дробовиками. В перестрелке могли погибнуть оба диверсанта, что было крайне нежелательно.

Тогда-то она и увидела Мишель, ничуть не уступающую ей в профессионализме и, что немаловажно, в красоте. Её лицо и голову в целом ничто не закрывало, на ней был обтягивающий чёрный комбинезон с разноцветными тонкими полосами, направленными в одном и том же направлении, и высокие – почти до колен – сапоги. Из оружия у неё не было ровным счётом ничего.

Разумеется, после заявления Тени – координатора Хегли – Молния пришла в крайнее негодование, посчитав, что Гром поведётся на открытость и привлекательную внешность Ярвинен. Она могла ошибаться, а могла и нет. Но, возможно, отношения обер-прокурора и диверсанта были бы ей на руку.

– Ты готов? – спросила она перед надеванием шлема, получив в ответ лёгкий кивок.

Ходы в канализации представляли собой не только затемнённый лабиринт, но и безопасную дорогу к любой точке города. Для этого была специально украдена карта канализации, без которой в подземелье можно было только потеряться или сойти с ума.

Местом выполнения задания был элитный микрорайон в центре города, где располагалась знать разных уровней, включая мелких чиновников и подчинённых влияния Доминиона. Уже на месте Молния посвятила Грома с целью задания и планом.

Вглядываться в здания было некогда, но осторожный взгляд диверсантов так или иначе успел обежать каждый из домов, величаво возросших из бетона. В темноте нельзя было разглядеть ничего кроме ярких окон, которых можно было насчитать сотни, и освещение на парковочных местах. Стояли самые дорогие автомобили, не только купленные с местных заводов, но и привезённые с Островов и даже из-за океана.

Ограждённый высоким забором двор вновь вызвал у Грома восхищение – вдоль дома была построена небольшая аллея, по бокам которой стояли алебастровые фигуры и росли мелкие кустарники, выстриженные под различные формы. Недалеко шумел маленький округлый фонтанчик, где ради развлечения плавали пластиковые птички, а чуть дальше над дорогой нависла невысокая арка, до верха которой можно было дотянуться рукой, с названием комплекса. И в ночи, когда всё освещалось поставленными на газон фонарями с солнечными батареями, всё выглядело ещё привлекательней.

Пробраться в такое место было архисложно, но работа диверсанта включала в себя разбиение невозможных преград. Тем более, когда с подобным приходилось сталкиваться ранее. В этом же микрорайоне. Нужно было всего-навсего войти в подвальное помещение с улицы и выйти из него в подъезде.

Висевшие по периметру камеры могли усложнить выполнение миссии, что побудило Грома использовать варварский подход к их устранению – он хорошенько разбегался, стараясь не подходить близко к свету, и в прыжке с болтами срывал мешавшие электронные глаза. Когда возможность оказаться увиденным стала нереальна, диверсант прислонил к дверному замку дуло пистолета и одним выстрелом обеспечил себе и своей напарнице проход дальше.

Оказавшись внутри дома, Молния жестом показала напарнику цифру три, означавшую номер квартиры, в которой жил бывший обер-прокурор Доминиона Браун, отстранённый от дела с «Грозой» из-за низкой эффективности своей работы. Его группа насчитывала более двадцати бойцов, но не могла отыскать и схватить хотя бы одного диверсанта; им удавалось лишь подстреливать – даже не убивать – врагов, которые, приложив усилия, скрывались в темноте и не возвращались.

У огромного медведя был колоссальный опыт ведения скрытных войн, мало кто мог сравниться с ним в управлении кадрами. Ему порой не хватало только капли везения, крохотной доли которая позволила бы его рейтингу резко подняться, но он всякий раз терпел обиднейшее поражение. При этом тягаться с Брауном было невыносимо сложно – профессиональное чутьё позволяло медведю предвидеть будущие шаги «Грозы» и разбивать мечты запрещённой группировки о господстве в городе. Только операции, находившиеся на краю абсурда, не были предугаданы им.

За долгие пять лет работы все привыкли видеть его скованным в рабочих действиях, но от него можно было ожидать стабильности.

Путь лежал через коморку консьержа, вышедшего во двор после сигнала поломки камеры видеонаблюдения. У него в распоряжении был небольшой телевизор, который работал почти без устали, даже когда его никто не смотрел. Консьерж в доме был скорее признаком богатства, чем реальной необходимостью – в доме, где жили только культурные и образованные звери, не приходилось следить за порядком, а большинство сил было направлено за создание уюта и комфорта.

И вот перед диверсантами оказалась металлическая дверь с позолоченной цифрой 3. Над дверью висела камера, но устранять её никто не стал, решив воспользоваться скоростью проникновения в квартиру. Гром был бессилен перед дверью с тройным замком, и на помощь пришла Молния. Она – неожиданно даже для стоявшего рядом собрата – достала из внутреннего кармана связку из трёх ключей. Жестами девушка приказала парню следить за обстановкой, а сама принялась медленно и тихо открывать каждый из замков. Сгоравшему от любопытства Грому хотелось спросить, каким образом напарнице удалось раздобыть ключи, но он знал, что та ответит ему язвительной репликой, говоря о своём превосходстве над лидером «Критерия».

Открыв входную дверь, диверсанты прошли внутрь квартиры, держа оружие перед собой.

Браун сидел в широком бархатном кресле с бокалом дорогущего вина и оглядывал зал квартиры. Поглядеть действительно было на что: длинная софа с изогнутой спинкой, сделанная на заказ из красного дерева, обшитого тем же бархатом, шкаф-стена, за стеклом которого хранились изящные бронзовые фигурки женщин разных видов с обнажёнными телами и коллекционные бокалы из хрусталя для вина; натяжной потолок бежевого цвета с широкой люстрой стиля Ар-Деко, на полу растянулся круглый шёлковый ковёр с узором в виде скрученной в дугу чёрной не раскрывшейся полностью розы, на широкой стене повисли репродукции редких картин, окна прикрывала тюль из нежного гобелена с золотистым орнаментом, а изюминку интерьеру дарили стоящие по углам залы небольшие столики, державшие на себе керамические вазы и кувшины из обожжённой глины, которые, скорее всего, привезли из Пустыни. Единственным недоразумением в комнате был сам хозяин, сидящий в помятой белой рубашке с половиной расстёгнутых пуговиц и с заплывшими от алкоголя глазами.

Над диваном висели перекрещенные старый мушкет с серебряным стволом и кованая шпага, покрытые пылью, а под ним лежала колода игральных карт. У кресла, на котором сидел Браун, были рассыпаны осколки испачканного вином бокала, на подлокотнике стояла тарелка с сыром и плитками молочного шоколада.

Тело бурого медведя не дрогнуло, оставалось каменным даже когда из двух проходов в залу выдвинулись вражеские диверсанты, один из которых наставил винтовку, а второй – стремительно закрыл окна, в которые можно было заглянуть с улицы. Браун лишь стремительно пробежался глазами по пронёсшемуся в полуметре Грому и застыл при виде Молнии.

– Добрый вечер! – сказал медведь запавшим языком. Он разом осушил бокал и поставил его на журнальный столик, под которым лежало минимум пять опустошённых бутылок вина. – А я тут праздную своё увольнение!

Гром твёрдо встал напротив Брауна, скрестил руки у груди. Стойка повелителя не произвела на охмелённого зверя колкого эффекта. Диверсант поднял вверх указательный и средний пальцы.

– Ну да, две недели праздную! – уже прокричал он. – А что мне делать? Я одиннадцать лет жизни потратил на… вас, и не на вас, – Браун словно выдавливал из себя слова – ему хотелось отрезать кусочек своего горя и дать его кому-нибудь. – У меня даже жены нет, потому что пахал на работе днём и ночью. А что мне это дало? Меня пнули оттуда под хвост. И-и постав… Добротная девка. А я теперь безработный!

Смысл слов медведя терялся с каждой фразой. Он старался ухватиться за мысль, но, соприкоснувшись с ней, сразу же тянул руки ко второй и третьей. В монологе заплутал и Гром.

– Видели её? – Браун откинул голову назад и поднял с пола бутылку. – Я бы такой показал медвежью силу. Она бы у меня на весь дом стонала…

Оценка бывшего обер-прокурора не понравилась стоящему рядом диверсанту. Мысленно его нога чесала за ухом медведя, но он чувствовал раскалённый взгляд Молнии на своей спине. Вряд ли девушка одобрила бы защиту чести Ярвинен.

– Короче, какого хрена вы сюда вообще припёрлись? Я настолько пьяный, что мне даже неинтересно, как именно вы оба это сделали. Просто берите всё, что хотите, и проваливайте отсюда. Только фигурки мои не забирайте, а то это последнее, что у меня осталось для вдохновения.

Возмущённо качнув головой по сторонам, Гром показал своё недовольство темами, которые затронул Браун. Он понимал, что медведю не хватило бы трезвости пытаться заговорить врага, но распущенный язык, которому нужно было размяться после долгого молчания, продолжал сдавливать терпеливость диверсанта.

– А ты знаешь, что общего у зебры и арбуза? Снаружи полосатые, а внутри красные и с косточками! Понял, да? – шутка, вызвавшая у Брауна истеричный приступ смеха, не произвела на его врагов впечатления, скорее, вызвала непонимание. Гром пригрозил ему пистолетом, медведь сразу же перестал смеяться и вновь сделал расслабленное и неуважительное лицо. – Вы, наверное, пришли спросить у меня про новую группу Доминиона? И что мне про них рассказать? Шестеро мастеров, которыми руководит дочка члена Верховного Совета и инспектор со столицы – мерзкий такой тип, строит из себя элиту. А до этого вся их шарашкина контора работали в другом городе, прере… ребер… завалили притон террористов! Больше я ничего знаю, отстаньте от меня.