С Натальей Николаевной всё более-менее понятно было, потому как не было у неё отродясь ни близкой родни, ни мужа, ни детей. Так уж сложилось. Поперхнулся суженый в самый что ни на есть важный момент, пока то ли шёл, то ли полз по дороге к ней, свернул не туда, да так и заплутал в жизненном лабиринте. Или косоглазый был. Попал в лапы какой-нибудь мегеры, да и пьёт она, поди, сейчас его кровушку. Или он пьёт от жизни такой. А может и Слава Богу, что унесло его в неведомые пределы? Кто ж теперь скажет? Претенденты на руку и сердце, конечно, были, но не такая она женщина, всеми уважаемая учительница биологии Наталья Николаевна, чтобы выйти замуж за абы кого. Принципиальная! Не могла переступить через свою женскую гордость, потому и осталась бобылкой век вековать. Как можно перелезть через стену, если ты сама и есть стена? А приносить детей, что называется, в подоле, даже и не думала. Мысль эта, видно, вместе с её суженым на ту же дорогу свернула, да так, обнявшись, и ушкандыбали куда-то. Горевала, конечно, по этому поводу (как тут не горевать?), но на людях и виду не показывала.
С Моисеевыми история совсем другого склада приключилась. Но прежде, чем рассказать об этом, следует хотя бы в нескольких словах описать героиню этого, как теперь модно говорить, триллера, Федькину жену Екатерину, довольно странную, по мнению несведущих, особу. Главная особенность её заключалась в том, что она не упускала случая, чтобы прилюдно не сказать что-либо нелицеприятное в адрес своего мужа. Делала это постоянно и весьма поднаторела в этом искусстве, но стоило кому-либо другому сделать тоже самое, как она, подобно тигрице, нападала на тех, кто пытался унизить мужа. Местные кумушки быстро раскусили нехитрый маневр Катерины, справедливо полагая, что таким образом она оберегала себя от посягательств на её драгоценного супруга, весьма видного, по местным меркам, мужчину, то есть, попросту ревновала ко всем, включая и старух. Сам же Федька на эти выпады не реагировал вовсе, посмеиваясь и подтрунивая над женой. Так они и жили. Родили и воспитали троих детей, которые по упомянутым уже причинам покинули родительское гнездо. Первым, понятное дело, уехал учиться в город старший сын Мишка. Институт закончил, да через недолгое время взяли его в строительную компанию прорабом. А там и главным инженером стал. Квартирой, понятное дело, обзавёлся. Женился, детей настругал, да давай родителей в город всякими пряниками заманивать. Долго артачились Моисеевы, но всё же согласились. Уж больно вкусными те пряники по рассказам сына были. Такими вкусными, аж слюнки текли. Уговаривал, уговаривал, да уговорил, наконец-то. Согласились старики. Повздыхали горестно, повздыхали, да поехали на старости лет в прекрасное далёко. И всё поначалу было так, как и описывал сын: и в огороде возюкаться не надо, и никакого тебе хозяйства, чтоб с рассвета до полуночи убиваться; и вода тебе тут и горячая, и холодная; и ванна – чудо заморское; и парк рядом – гуляй, не хочу; и внуки – радость, да забава. Чего не жить-то? Живи, да радуйся. Так-то оно так, если бы не одно внезапное недоразумение – невестка. Оказалась она одним характером с Катериной. Как в народе говорят? Нашла коса на камень? Здесь-то, конечно, правильней было бы сказать – нашла коса на косу. Какое-то время ещё терпели друг друга, как два боевых петуха, примериваясь, кружили по кругу, в тайне надеясь, что кто-нибудь первый уступит, да сдастся на милость победителя, но такого, увы, не случилось. Терпение, у не умеющих терпеть, лопнуло, и пошла сеча не на жизнь, что называется, а на смерть. Нашла коса на косу и посыпались искры во все стороны, а из искры, как известно из всемирной истории, что получается? Правильно – либо газета-поджигатель, либо само пламя. Ну, до газеты в нашем случае дело не дошло, но пожарище вспыхнул такой, любо-дорого. Стояние на Угре в миниатюре! Словесные перестрелки по всякому поводу, да и без повода, носили нескончаемый характер. На пулемётные очереди невестки противоборствующая сторона отвечала сокрушающими ударами тяжёлой артиллерии. Уж чего-чего, а опыта в этом деле у Екатерины было столько, что со всеми окружающими без ущерба для себя поделиться могла. Отец с сыном, зная в мельчайших подробностях способности своих жён, в эту свару не вмешивались – себе дороже, но вечно это тоже продолжаться не могло. Всякой войне когда-нибудь да наступает конец, если, конечно, противники не задались целью биться до полного самоуничтожения. Катерина понимала это куда лучше невестки, поэтому приказ на эвакуацию в родные пенаты поступил ровно месяц спустя после приезда. А что оставалось делать? Всю посуду перебили, а вступать в рукопашную, да драть друг другу космы благоразумно не решились. Разругаться вдрызг и навсегда не хотела ни та, ни другая. Да к тому же дети рядом. Хватило ума остановиться вовремя, и на том спасибо! Можно было бы назвать это и бегством, но как ни называй, победителей в этой истории не оказалось вообще. Одни проигравшие, включая и невестку.
А вот с Семёнычем всё было иначе. Сам по себе Александр Семёнович Бойко был человеком спокойным и обстоятельным, поэтому и женился на в общем-то ничем особенным не примечательной девушке, Мальцевой Ирине. И внешностью выдающейся не обладала, и фигура, не сказать, чтобы для модельного агентства, но обладала она крайне привлекательными для самого Александра чертами характера. Была она работяща, и при этом крайне незлобива и покладиста. А что ещё нужно для спокойной семейной жизни? Из этого спокойствия, как ни крути, и рождается крепкая семья, когда с самого начала супруги понимают, кто в семье голова, а кто шея, и не тратят ни время, ни нервы, на выяснение этого обстоятельства. Так с самого начала их совместной жизни и до самой смерти Ирины и было. Случались, конечно, какие-то размолвки, но как мимолётный порыв ветра налетали, и тут же исчезали, даже запаха не оставляя. Вот и смерть старшей дочери Светланы, до горечи нелепая, не пошатнула их отношений.
Школа находилась в соседнем селе. Каких-то три километра лесом и на месте. Учились в одну смену, поэтому по утрам все ученики, и первоклашки, и старшие, шли вместе, а после уроков, как получится. И никто за детей не беспокоился. Лет тридцать так ходили, и ничего. Нередко Светка возвращалась и с Натальей Николаевной, когда вместе заканчивали. Доча тогда уже третьеклассницей была – взрослая. Так и в тот день должно было случиться, но директор попросил биологичку подменить заболевшего учителя, а Светка ждать почти целый час не захотела, хотя на улице поднялась метель, и начало темнеть. «Чего бояться? Тыщу раз ходили, и ничего! – подумала девочка, и отправилась домой одна. Ну, что с неразумного дитя взять? Решила и пошла. А зима в тот год припозднилась что-то. Всё дожди, да дожди, а потом разом и нагрянула. Дорогу-то замело, засыпало снегом, и не угадать, где лужи с ещё не замёрзшей водой. В такую лужу Светка и вляпалась. Чуть не до пояса в ледяную воду ухнула. Выбралась кое-как, и нет бы в школу вернуться, недалеко ведь отошла, так она, дурёха, домой побежала. Пока добралась, в ледышку превратилась. Мать, увидев дочь, чуть в обморок не свалилась. Со слезами на глазах бросилась раздевать дрожащую от холода девочку, ругая и жалея одновременно. Кое-как сорвала одежду, расправила постель, укутала ватным одеялом и бросилась в погреб за самогонкой. Притащила трёхлитровку, да давай щедро поливать и растирать дрожащее тело дочери. С полчаса трудилась, пока Светка не отогрелась, и сама Ирина не упыхалась. Чаю вскипятила, да с малиновым вареньем заставила выпить. Только тогда и остановилась. Остановилась, а тревога не ушла. Чуяло материнское сердце, что этого недостаточно, поэтому кинулась баньку растапливать – первое дело против простуды. Семёныч в это время на лесозаготовках был. Пришлось оставить пятилетнего Серёжку за сестрой присматривать. Пока за водой сбегала, пока с растопкой возилась, не меньше часа прошло. Прибежала домой, а Светка уже в бреду. Какая тут баня? Ни фельдшера, ни доктора в деревне отродясь не было. Ничего не было. Магазинчик только маленький, вот и все радости цивилизации. Что делать? Будь хоть семи пядей во лбу, что здесь придумаешь? Всё на центральной усадьбе леспромхоза. Оделась и бросилась к соседке, Наталье Николаевне, благо у той единственный на всё село телефон был. Дозвонилась сразу, но фельдшерица уехала в район, связаться с ней никакой возможности нет, и раньше завтрашнего дня её не ждали. Объяснила ситуацию, передала просьбу приехать, как только появится, и вместе с соседкой побежали домой. Прибегают, а дочери ещё хуже стало. Мечется в бреду, да всё Серёжку куда-то зовёт: «Пошли, Сергунька! Пошли со мной!». А малыш от страха под стол залез. Ревёт, слезами заливается, а подойти к сестре боится. Ну, что здесь делать? Стали отвары готовить, да только зря всё. Не успеют хотя бы ложку в рот залить, а её тут же и вырвет. Так до полуночи и металась, а потом вдруг разом и успокоилась, и подумала Ирина, что всё самое страшное позади. Отправила соседку домой, накормила сына и уложила спать, а сама присела на табуретке дежурить у постели дочери. Сидела и молилась. Сидела и молилась. Молилась беспрестанно, но столько в этой молитве было отчаяния, что и не понимала откуда оно. Молилась и не заметила, как навалилась дрёма, да уложила мать рядом с дочерью.