Со временем Савка словно сроднилась с лесом. Её перестали пугать и скрип стволов на ветру, и неразборчивый шёпот листьев, и странные вздохи, доносившиеся из чащобы. Всё больше и больше она укреплялась в мысли, что здесь ей лучше и покойнее, чем с людьми. И всё чаще она возвращалась в селение с неохотой, с тоской по новой встрече с лесом.
Первые заморозки Савку не остановили, да и князевы жёны любили подмёрзшую ягоду, ведь та делалась сладкой. Только когда снег стал лежать уже выше щиколоток, Савка перестала ходить в лес. А как перестала ходить, так и захворала сразу, и всю оставшуюся зиму пробилась в лихоманке. Благо, бабки-травницы спасли – отпоили отварами. Уже по весне Савка оздоровела так, что могла вставать и подолгу бывать на ногах.
По весеннему теплу хворь отступила окончательно, и Савка пошла в лес за вытаявшей ягодой, что не успела собрать до большого снега. Она обошла все свои полянки и потайные места, но везде было пусто, словно корова языком слизала. Только под вечер Савка вернулась в селение, едва не плача от досады и усталости. А ночью той случилась беда куда хуже.
С утренними лучами солнца терем и двор огласились истошными бабьими криками. Умер-таки старый князь, и в его родовом подворье начались сутолока и гомон. Старшие женщины велели Савке не путаться под ногами, но из терема никуда не уходить. И она затаилась в дальнем углу, чтоб меньше слышать плачи с воплями и невольно не вспоминать про тот страшный день, когда лиходеи напали на родную деревню. Там, в тёмном углу, её и нашли дружинники.
Когда Савку вывели из терема за частокол, на берегу реки уже стоял чёлн на кладке из брёвен. Посерёдке челна высилось резное седалище с усопшим князем. Покойник был одет в дорогие наряды, а каждый его серый и скрюченный палец украшал перстень. Рядом с князем горкой лежали доспехи и оружие, стояли бочки с хмелем. Всё место на корме судёнышка занимал мёртвый княжеский конь, а в сторону носа лежала корова с перерезанным горлом.
Внизу у челна толклись осиротевшие жёны и наложницы. Словно обезумев, они кричали дикими голосами и рвали на себе одежду и волосы. А чуть поодаль от них стоял жрец, и Савке показалось, что он смотрит только на неё одну. И когда Савка встретилась взглядом с его тёмными, будто пустыми, глазами, то сразу обо всём догадалась – она поняла для чего её вызволили из рабства и дали здесь пристанище. Сама судьба вела её к этому погребальному челну, и Савка, коротко обернувшись на лес, задрожала как лист на ветру.