Глава 6 Первый день на линии фронта
Поздним вечером офицеры бригады были собраны в штабе и получили приказ – собираться.
Куда? Пока в Мурмелон.
Туда нас перевезут железнодорожным транспортом, затем будет день на отдых и далее – пешим ходом на передовые позиции.
К моему хозяйству пеший ход не относился – медицинское имущество предполагалось транспортировать на лошадях. Найдется на телегах место и медицинскому персоналу.
Ну, это уже лучше.
– Иван Иванович, Вам собираться-то…
Рязанцев был весь в хлопотах – его хозяйство моего в разы богаче… Хомяк, Никифор Федорович, да и только. Всё гребёт, до чего руки дотягиваются. Правильно, солдату многое нужно. Пусть лучше будет, чем не будет.
– Чем-то могу помочь? – предложил я свои услуги интенданту.
– Нет, тут за всем свой глаз нужен…
Я только развёл руками.
Всё получилось, как планировалось. Наш полк менял французов. Первый батальон занял первую линию окопов, второму досталась вторая линия, третий – пока оставался в резерве на третьей линии. Медицинская служба полка была размещена за второй линией окопов.
До немцев – рукой подать. Местами от нашей линии обороны до них и семидесяти метров не было. Однако, все эти метры были сплошь колючей проволокой затянуты. Если считать французские и германские заграждения, то в сумме получалось до сорока рядов. Так мне командир первого батальона сказал.
Я оставил на своих младших врачей работу по разворачиванию стационарного перевязочного пункта, а сам решил нашу линию обороны осмотреть – что здесь и как. Первым сам посмотрю, а затем уже и мои доктора и фельдшеры этим займутся. Санитары тоже с линией обороны будут ознакомлены, намечу я им пути выноса раненых, места временных перевязочных пунктов…
Русским солдатам ничего копать не пришлось – французские окопы были уже очень глубокие, с боевыми ступенями, имели частые траверсы. Это с медицинской точки зрения хорошо – лишняя защита от пуль, осколков, возможных рикошетов.
Стенки окопов были обтянуты проволочной сеткой, на дне их лежали деревянные решетки, предохраняющие от воды и грязи. Последнее – тоже большой плюс. Мокрота и холод для солдатских ног – бич Божий…
Порадовали меня и хорошо оборудованные глубокие землянки. Они имелись и на первой, и на второй, и на третьей линии, где сейчас размещали мой перевязочный пункт. Я не поленился посчитать ступени на спуске в него. Ровно пятьдесят. Никакой снаряд моих раненых не достанет.
Стены и потолки землянок были обшиты тёсом, внутри крышу подпирали толстенные брёвна. На полу – хорошие доски. Офицерские землянки имели все удобства. Если верить Рязанцеву, кое-где – даже ванные и комнаты для биллиарда.
– Не поверите, Иван Иванович, биллиард…
Никифор Федорович, говоря это, имел круглые от удивления глаза.
– У меня дома биллиардной не было…
Бригадный интендант тяжело вздохнул.
Ну, у меня тоже не было, но жил же я как-то до сих пор…
Ротные и взводные были несколько удивлены моему нахождению на первой линии обороны. Косились даже, но ничего не говорили. Хотя, по взглядам их можно было понять – ходит де тут, под ногами только мешается. Они-то делом заняты – определяют своим подразделениям боевую задачу, места нахождения при германских атаках, что нужно делать и где находиться при обстреле…
Ну, у меня тоже свои дела, не менее важные…
Незаметно как-то быстро стемнело.
– Калмыков, возьми троих. Сползайте, осмотритесь. Получится – снимите у германцев секретный пост…
Командир первой роты весьма неопределенно махнул в сторону позиций германцев стоящему перед ним ефрейтору.
– Тихо только, не нашумите…
Ротный заметил меня.
– Добрый вечер, Иван Иванович. Вы тут как?
– Дела и заботы медицинские. – в ответ улыбнулся я. – Осматриваюсь.
– Приглашаю в гости на новоселье.
– Не вижу причин отказаться…
Слова Рязанцева подтвердились – землянка ротного напоминала хорошую квартиру. Стол порадовал. Это – опять же спасибо союзникам.
Через полтора часа наше застолье прервали. Калмыков с товарищами притащили двух пленных немцев, их винтовки и пару ящиков ручных гранат.
– Мы – тихо. Никто и не заметил…
Уже на следующей неделе все четверо получили солдатские Георгиевские кресты. Лохвицкий лично их вручал. Калмыков ещё стал младшим унтер-офицером, а все трое рядовых – ефрейторами. Разведчики были представлены командиру французского корпуса, затем – командующему армией, а позднее их даже возили в Париж. Дома бы такой чести разведчикам не досталось. Подумаешь, притащили двух германцев. Дел-то.
У командира первой роты я долго засиживаться не стал – надо было работу своих подчиненных проверить. Времени у них было достаточно, посмотрим, каков получился результат. Дело руководителя – не самому работу работать, а правильно её организовать. Ну, и проконтролировать результат со всей строгостью…
Глава 7 Ночная вылазка четвёртой роты
Всё хорошо в жизни никогда не бывает. Тем более, на войне. Удачная вылазка наших разведчиков неожиданно получила непредсказуемые последствия.
На выделенном нам участке фронта стояло затишье. Германцы не атаковали, нам подобного приказа от французов тоже не было.
Через полтора месяца первый батальон бригады отвели в резерв, а его место занял третий батальон. Курортная жизнь у них закончилась.
Тишь да гладь продолжалась, даже сильных перестрелок не случалось. Солдаты сидели в землянках, ели и спали.
Бывая на передовых позициях я заметил, что многие даже располнели. Чего не прибавить веса от такой жизни? Сказывалось и питье вина, которого выдавали по литру в день.
Нижние чины играли в карты, обсуждали счастливчиков, которые в первый день на здешнем фронте стали кавалерами высших солдатских наград.
Ещё и в Париже побывали, а президент Франции чуть ли не руки им пожал.
Удивление французов их успеху, оказывается, имело свою причину. Во французской армии существовало правило – если надо было взять «языка», то определялся участок, на котором у германцев были расположены секреты, и по нему артиллерия начинала открывать сильнейший огонь. Такой, что полностью отрезал немецкому секрету путь к отступлению. Тут французские охотники и брали их в плен. Союзники, когда им стало известно, что наши разведчики взяли в плен двух немцев без всякого огня артиллерии, были сильно удивлены. Вот де как, получается, делать было можно.
Некоторым офицерам тоже орденов желалось. Это до беды и довело.
Командир четвертой роты со своим фельдфебелем решили, что и они побывать в Париже достойны. Не поставив в известность штабы полка и батальона они решили провести ночную вылазку. Соседние роты тоже не оповестили. Захватим де немецкие окопы, пленных получим толпу, кресты на грудь…
Ночь выдалась тёмная, небо заволокло тучами, на вытянутую руку уже ничего видно не было.
Сто с лишним солдат и унтеров под командой ротного командира как могли тихо выползли из окопов и направились в сторону германцев.
Линия фронта, она не по линейке черчена. Имеет неровности и изгибы. Такой и на участке четвертой роты был.
Пройдя наши проволочные заграждения разведка четвертой роты сбилась с пути и всех за собой утащила. Сотня нижних чинов во главе с командиром роты оказалась на участке второй роты. Опять же нашей, а не германской.
Думая, что это уже проволочные заграждения противника, разведчики тут же начали делать проходы.
Секреты второй роты, услышав характерные звуки, тут же доложили дежурному по участку, а уже он – командиру второй роты.
Тот немедленно вывел своих подчиненных из землянок и они встали на боевые ступени. Огня пока им не было приказано открывать – пусть германцы ближе подползут. Ночь же, ничего не видно…
Вторая рота навела пулеметы в сторону звуков перерезаемой проволоки.
Привели в полную готовность минометы.
Снайперы заняли свои позиции.
Гранаты тоже полететь на головы противника были готовы. Бойцы уже предохранительные колпачки с детонаторов сняли.
Вся вторая рота замерла. Сейчас как вдарим… Полетят клочки по закоулочкам.
Тут и красная ракета взлетела. Повисла на своём шелковом парашютике, освещая всё вокруг. Это командир второй роты своим бойцам сигнал подал.
Зашипели траншейные пушки.
Полетели ружейные и ручные гранаты.
Начали бить пулеметы.
Сотни винтовок включились в работу.
Ракеты взлетали одна за другой – ими нас французы не жалея обеспечили.
Тысячи пуль начали терзать солдат четвертой роты. За проволокой стали слышны крики раненых и хрипы умирающих, однако, что это свои же с жизнями расстаются в окопах второй роты не понимали.
Свои били своих. Четвертая рота тоже огнём на огонь ответила.
Стрельба продолжалась более часа.
Четвертой роте повезло – командир второй роты решил сам отбиться и не попросил помощи артиллерии. Если бы он это сделал, от охотников из четвертой роты одни рожки да ножки остались.
Четвертая же рота, встретив сильное сопротивление противника, так они думали, начала отползать и вернулась в свои окопы.
Бой затих.
Двадцать семь трупов.
У меня – тридцать шесть пациентов разной степени тяжести.
Так моя серьезная работа на французском фронте и началась. Из-за любителей орденов. Нет, отдельные раненые и больные были, а тут сразу полон рот заботы привалил.
Первый раненый у нас появился опять же из-за командира четвертой роты. Тот он ещё чудила был. Солдат у него проштрафился, а он ничего другого не придумал, как поставить его с полной выкладкой под винтовку на передней линии на шесть часов.
Солдата поставили на боевой ступени в неприкрытом сверху окопе. Он, как и все наши, был высокого роста, поэтому его штык и затылок оказались на виду у германцев.
Сразу же, как только он взял винтовку на плечо, над его головой полетели немецкие пули. Так мне очевидцы всего этого потом рассказывали. Наказанный соскочил со ступени, но ему приказали обратно на неё забраться.
Так ему везло два раза. На третий пуля в каску ему и прилетела…
Притащили беднягу на перевязочный пункт. Мы, что могли сделали и в французский тыловой госпиталь его отправили. Что и как там с ним – мне пока не известно, не вернулся он ещё обратно, а может и никогда не вернётся. Такие вот дела.
После ночной вылазки фельдфебеля четвертой роты разжаловали в рядовые, а ротный командир на своем месте остался. Я бы тоже в солдаты его перевёл, но меня никто не спрашивал. Правда, другие ротные его теперь игнорируют, руки не подают, а ему всё как об стенку горох.
Глава 8 Газы
Дышалось тяжело…
Всё же хватанул я сегодня этой заразы.
Я встал, оперся плечом на стенку окопа.
Покурить?
Нет, и так кислорода не хватает…
По пути в штаб полка мне пришлось три раза остановиться – дышу хуже астматика… Германцы утром нас газами травили, козлины безрогие…
– Иван Иванович, прочитайте и поставьте подпись. Из штаба армии так просили, необходимо доктором завизировать…
Полковник тоже немного похрипывал.
Так, что тут?
«Замаскировав за десять минут шипение газовых струй стуком пулемётов, противник в восемь часов десять минут выпустил удушливые газы, затопившие целиком участок…»
Далее шло перечисление подразделений, подвергшихся атаке газами.
Ого, широко они нас по фронту траванули…
«Есть веские основания, ныне проверяемые, предполагать, что первою была пущена волна бесцветного газа, крайне ядовитого, оказавшего молниеносное действие – люди падали без крика. Затем последовали волны хлорной отравы.
Немедленно был открыт пулемётный и ружейный огонь, вызвана артиллерия, поданы нужные по газовой тревоге сигналы и приняты все предписанные меры…»
Да, так и было. Я по своим медицинским делам на первой линии находился, всё это застал.
«Солдаты и унтер-офицеры проявили полное спокойствие духа и самодеятельности – немедленно запылали костры, поднявшие и разрядившие газовую пелену, в абри и землянках зажглись огни, развившие тягу и несколько очистившие воздух. Палатками, платками, тряпками закупоривались окна, двери и щели…»
Образно полковник пишет, а это – документ. Галлицизмы употребляет. Ну, мы же во Франции…
«Вначале позиции противника были видны сквозь газ, вскоре распространившаяся волна газа, густое молочное, бледно-синеватое облако застлало весь горизонт как сильный туман, непроницаемый в нескольких шагах. Отдав все эти распоряжения, предупредив штаб бригады, соседние части и артиллерию, я занял свой командный пост…»
Ну, словно сочинение… Как я провел этот незабываемый день…
«Газ был настолько густ и силён, что дышать и в хорошо пригнанной маске было трудно и все люди задыхались, особенно первое время. Предполагается смесь хлора с другим сильнодействующим ядом, который противогазовая (противохлорная) жидкость маски нейтрализует не вполне… Через час после начала газовой атаки я сделал распоряжение раздать запасные, вторые маски и одеть их ко времени окончания периода действительности первых масок. Второе распоряжение – быть наготове к отражению атаки – наблюдатели обнаружили шевеление в линии противника, в нескольких местах сразу. Немцы подходили к своей проволоке, в масках, но будучи обстреляны пулемётами, были вынуждены скрыться к себе…»
Это тоже было. Под каждым словом подписываюсь. Не очень хороши наши газовые маски…
«Прошел час. Газ редеет и уменьшается, воздух постепенно становится чище. Артиллерия противника сильно бьёт по первой линии и резервам. Наша почти молчит. По итогам боя: Убитых и умерших – 34. Отравлено газами – 224. Ранено и контужено – 30. Какое число было осмотрено и получило помощь от врачей, старшего врача доктора медицины Воробьева, заместителя старшего врача лекаря Родзевича и находящегося при 3-м батальоне врача французской службы Пиона.»
Понятно, зачем я потребовался – подписать данный документ как медицинский специалист. Отравленных германцами я лично осматривал.
Что? И всё? А, дальше? Почему полковник не пишет, как после всего этого германцы на нас в атаку пошли? Атаковали, кстати, в противогазах, боялись собственной отравы нахвататься. Мы ответили, кто на ногах оставался. Мне тоже пострелять пришлось…
Тогда немецкая пуля мой противогаз и пробила, по щеке царапнула. Вид у меня сейчас ещё тот – голова перевязана, как у героя какого-то.
– Всё правильно, Иван Иванович? Не ошибся я с количеством отравленных?
– Нет. По моим бумагам тоже такое количество пострадавших от газов числится.
Кстати, себя я тоже вписал. Мог бы и в числе умерших быть. Это, если бы не взял целый противогаз у убитого солдата. Брезговать тут не приходится – жизнь дороже.
– Подпишите тогда. Да, тут, внизу.
Я поставил свою подпись. Этот документ, гадать не надо, в архивах останется, потомки его изучать со всем вниманием будут.
Кстати, молодцы наши солдаты. Газов не испугались, паники не было, а ведь первый раз германцы против них газы применили. Нет, раньше они их тоже использовали, но против нашего полка – впервые.
– Я на Вас, Иван Иванович, представление сделал.
Полковник похлопал ладонью по стопке листов бумаги, лежащих на столе. Судя по всему, не один я представлен.
– А, на Родзевича? – поинтересовался я про своего заместителя.
– И на Родзевича. Достоин, достоин, слов нет.
– Благодарен.
Надо будет Родзевича обрадовать. Давно он о награде мечтает. Молодой ещё…
Тут меня кашель и скрутил.
– Иван Иванович, как Вы? – озаботился моим здоровьем полковник. – Самому полечиться не требуется?
– Вас-то тут кто лечить будет? – попытался улыбнуться я, но это у меня что-то плохо получилось.
– Да, Вам замены нет…
Глава 9 Минная атака
Позиции, что наши, что германцев, тянулись в обе стороны от горизонта до горизонта.
Траншеи, блиндажи, убежища, пулеметные гнезда, проволочные заграждения…
Всё ещё и в несколько рядов.
Артиллерия, что могла любую крепость по камешку разобрать, с ямами в земле ничего не могла поделать.
Наступать было совершенно невозможно – слишком сильны были у противников полевые укрепления.
Тут чья-то умная голова про подкопы вспомнила.
Что с немецкой стороны, что с французской сейчас этим и развлекались. Рыли тоннели под вражескую оборону, что-то взрывающееся туда закладывали и бабахали. Где-то тонны шеддита тратили, где-то порохом обходились. Французские арсеналы уже не один десяток лет от черного пороха просто лопались, вот его чаще и использовали.
В общем, копали земельку и фугасы устраивали.
Наш участок обороны не являлся исключением.
Время от времени, я наших кротов в чувство и приводил. То, завалит кого, то без свежего воздуха кому-то плохо станет.
Кроты ещё и сапы рыли – скрытые ходы сообщения, направленные в сторону противника. Проберутся тихой сапой солдаты к позиции врага, выпрыгнут как чёртики из коробочки и давай его разить…
Что в сапе, что в тоннеле работать тяжело. Высота – чуть больше полметра, ширина – ещё меньше, а тянется проход под землей на десятки метров. Тесно, душно, мокро… Вентиляционную шахту наверх не пробьешь, воду постоянно откачивать надо.
Да, ещё и не жарко там, в тоннеле. Особенно – зимой.
Нор под землей много требуется, не только для устройства мин они нужны, но и контрмин. У нас из-под первой линии траншей контрминные тоннели вперёд на двадцать метров идут. Где и больше.
Специальные посты под землей постоянно слушают – не копают ли где под нас германцы.
Слушали-слушали, да прослушали.
Я только из землянки своего перевязочного пункта наверх вылез, по всем пятидесяти ступенькам поднялся, прикурил, как земля под моими ногами дрогнула.
Землетрясение?
Ну вот, и это повезло тут испытать…
В стороне нашей первой линии обороны в небо начала подниматься какая-то чёрная стена.
Что это?
Затем там же что-то ярко-ярко сверкнуло. Как будто сразу несколько молний ударило, причем, откуда-то снизу.
С небольшим запозданием грохнуло.
Так же при грозе бывает – сначала молнию видишь, а затем слышишь гром.
Кстати, громыхнуло знатно…
Мля!
Проспали германцев!!!
Подвели они под оборону нашего полка тоннель!
Все наверх! – проорал я в подземелье перевязочного пункта.
Ага. Так они меня и услышали.
Пришлось бежать вниз и там уже отдавать необходимые распоряжения.
Через несколько минут я с фельдшерами и санитарами уже бежал по ходам сообщения к первой линии.
Воронка впереди поражала размерами…
Сколько же они под нас заложили? Как долго копали? Впрочем, сейчас ли об этом думать.
По краям воронки лежала мешанина из земли, обломков брёвен, обрывков проволочной сетки, тряпок, какого-то хлама.
Прямо напротив меня, метрах в двух, валялась нога в сапоге, оторванная в верхней трети бедра. Тела, которому она раньше принадлежала, рядом не было.
– Что встали? Тем, кто ранен, помогайте! – проорал я совершенно по-граждански.
Рядом с воронкой живых нет, их надо подальше от неё искать.
От второй линии к первой бежали наши солдаты. Со мной поравнялся усатый унтер.
– Сейчас в атаку германец пойдет, – зачем-то сообщил он мне очевидное.
Само-собой, не просто так немцы тут такой фейерверк устроили.
Два мои младших врача сейчас на перевязочном пункте, а я что тут делаю? Последствия контузии в виде ярко выраженного слабоумия?
Мне даже за себя стыдно стало. Веду себя как бабы в селе Федора. Они, где пожар случиться, сразу все бегут смотреть, потом в отдалении в рядок встанут и глаза пучат.
Я не лучше их поступил, словно затмение какое-то на меня нашло. Мне сейчас сортировкой поступающих раненых заниматься надо, определять очередность оказания им помощи. Кого-то и сразу велеть в сторонку в палатку отнести. Это, не жильцы уже которые. Цинично и подло? Да, но война – она и есть такая.
Глава 10 Медведь
Немцев, что хотели взять наши позиции после минной атаки, отбили, а дальше опять началось спокойствие. Небольшие перестрелки, ночные вылазки охотников с той и другой стороны за «языками» не в счёт.
Так продолжалось до середины осени.
В октябре бригаду на позициях должны были сменить французы – нам полагался отдых. Полки отводили в тот же тренировочный лагерь, где мы уже были после Марселя.
– Родзевич, Вы – старший по сворачиванию перевязочного пункта.
Моё дело – делегировать полномочия и ответственность, а не самому наш медицинский пункт сворачивать.
– Хорошо, хорошо, Иван Иванович. Всё сделаем в лучшем виде.
В лучшем виде… Что-то в уставе такого ответа вышестоящему медицинскому начальнику его заместителем не предусмотрено… Или, предусмотрено? Да, ладно…
– Ничего здесь не оставлять, всё с собой брать. Заодно и отчёт мне представьте, что у нас на сегодняшний день имеется.
Контроль – это моя функция. Медицинского имущества много не бывает… Как дедушка мой всегда говорил – без запаса не живи. Правильно, пусть лучше лишнее останется, чем чего-то не хватит. Составит Родзевич мне отчёт и сразу ясно станет, что заказать нужно. Причем, заказывать я буду гораздо больше, чем требуется. Ничего – Франция от этого не обеднеет.
Когда мы уже почти свернулись, у нас на пороге возникли неплановые пациенты. В количестве пяти. Сразу. Одновременно.
Все они были искусаны!
– Мы, это…
Идиоты.
Ради развлечения они на нашего медведя решили противогаз нацепить. Мишка возмутился и действиями выразил своё несогласие. Хорошо голову никому не отгрыз.
– Ничего более умного придумать не могли?
Я был раздосадован – мы уже всё упаковали, а сейчас придётся что-то и обратно разбирать.
– Так, это…
– Это, это, межеумки…
Фельдшеры обработали укусы, квалифицированная медицинская помощь нижним чинам не требовалась.
– Ну, ждите, скоро диким волосом начнёте обрастать… – подшучивал над покусанными Родзевич. – После медведя такое бывает.
Солдатам было не до смеха – налицо членовредительство. Они по своей дури боеспособность потеряли, могли их и примерно наказать. У всех кисти рук сейчас были забинтованы, а вдруг стрелять придётся? Какие из них сейчас стрелки?
Медведь этот в полку ещё с Сибири. Там на одной из станций его купили. Проплыл он с нами через моря, на смотре в Марселе участвовал. Чуть ли не символ бригады он сейчас и все его балуют.
Один из солдат даже сейчас поводырем медведя числится. Правда – неофициально, нет такой должности в российской армии.
Мишка во Франции набаловался пить вино. Сами его приучили, а сейчас мучаемся. Только зазеваешься, может и проверить солдатские фляги и испортить их. Не раз уже такое бывало.
Особенно ему нравится белое виноградное вино, а от красного он морду воротит. Гурман, мля…
Медведь по позициям туда-сюда путешествует, то – в одной землянке с солдатами поживёт, то – в другую переберётся.
Знает он прекрасно все ходы сообщения, за вторую, даже за третью линию выбирается. Протоптал даже дорожку к французским артиллеристам и вино у них выпрашивает. Однажды в гостях у союзников он так напился, что миновав первую линию нашей обороны дошагал до проволочных заграждений и запутался в их.
Посреди ночи раздался страшный звериный рев…
Германцы переполошились, с нашей стороны – тоже.
Устроена была чуть ли не войсковая операция по вызволению из колючей проволоки медведя.
С русской стороны германцам орали, чтобы они людьми были и не стреляли. Мол, не атака, это, а наш медведь в заграждениях запутался. Те в наше положение вошли и стрельбу не открыли.
Пришлось резать проволоку и спасать медведя. Тогда он никого не покусал, только поцарапал. Мне и пришлось солдатам ранки обработать.
Сам медведь сильно поранился. С ним мы больше, чем с солдатами провозились. Весь в бинтах он от нас уполз. Впрочем, скоро он их все содрал.
– Вы, Иван Иванович, теперь в цирке можете работать, зверей там лечить, – подсмеивались надо мной позже офицеры.
– Не возражаю, можете хоть сегодня меня в Санкт-Петербург для этого дела откомандировать, – отшучивался я.
– Нет, нет, без Вас мы тут пропадем…
Вот такое дело.
– Ротному не сообщайте, – чуть не на коленях упрашивали меня искусанные медведем солдаты.
Впрочем, им повезло, мы отходили в тыл и их не наказали.
Ну, дуракам везет…