Глава 5 Малыш
На земле лежал ребенок. На вид – лет десяти, может двенадцати. Едва ли старше. Не совсем уже малыш. Что он тут делает? Заблудился? А, чего лежит? Стонет? Вроде – мальчик, но темно сейчас, может и девочка. Волосы то вон какие длинные. Я зажег спичку. Всё же – мальчик. Одет несколько странновато. Скорее – старомодно. Такую одежду люди в деревне в царские времена носили. Так, по крайней мере в фильмах показывают. Я почти каждый день кино смотрю – люблю это дело.
– Что с тобой?
Лежащий не ответил, но голову всё же от земли оторвал, и на меня посмотрел. Тут моя спичка догорела и погасла. Ещё и пальцы я обжёг.
– Эй, парень! Что с тобой? Помочь чем?
После того, как огонёк погас, ещё темнее стало. Совсем почти ничего не видно. Ничего, сейчас мои глаза адаптируются… Так, вроде что-то он про ногу свою сказал. Чуть я и расслышал, но вроде – про ногу. Стонет ещё, слова разобрать трудно.
– Нога? Что с ногой? Какая нога – правая, левая?
Ага, правая. Ну хоть что-то.
– Что с ногой?
Я опять еле-еле разобрал ответ. Парень сказал, что упал. То ли со скалы, то ли с большого камня. Говорит, как будто иностранец какой-то и русский язык для него не родной. Акцент к тому же странный. У нас в меде кто только не учится – настоящий интернационал. Наслушался я за три года разнообразного коверканья родного и могучего. Как они его только не извращают.
Так. Нога болит. Ступить на неё нельзя. Речь лежащего стала как будто более разборчивой, я начал понимать её лучше.
– Давай, я ногу-то посмотрю. Что с ней такое.
Согласился. Головой вон закивал. Ну, что – приступаем к авантюрной травматологии.
Интересненько… Он ещё и босой… Осень на дворе, вторая уже её половина… Это, кстати, мне даже хорошо – на надо его голеностоп от обуви освобождать. Парень-то на него и жаловался. Говорил, что там хрустнуло, а потом сразу очень больно стало. Идти не мог, полз только почти целый день. Сюда добрался, а тут и все силы у него закончились. Чёрт, ничего не видно! Спички тоже надолго не хватает. Придётся на ощупь…
– Потерпи сейчас, я ногу твою потрогать должен. Если чего – кричи, ну, когда больно будет.
Травматолог из меня, конечно, аховый. Но, делать-то нечего. Помогать парню надо. Я осторожно провёл пальцем по коже над суставом. Правильно, не правильно я делаю – не знаю. Буду руководствоваться здравым смыслом. Кость наружу не торчит. Открытого перелома точно нет. Этот диагноз отбрасываем в сторону. Сейчас дифференцировать будем – закрытый перелом, вывих, это или растяжение. Три раза ха-ха! Посмотрите на великого дифференциального диагноста – третьекурсника Ваньку Жукова! Парень орёт, ногу толком пощупать я ему не могу. Одно в тьме кромешной выяснил – сустав у него деформирован и увеличен в размерах. Как выяснил? На здоровой левой ноге голеностоп ощупал. Эх, рентгена нет… Сразу бы многое понятно стало! В любом варианте иммобилизировать сустав надо и на своем горбу парня тащить. Куда? Сейчас проясним ситуацию…
Я задал парнишке вопрос о его месте жительства. Оказалось – не так и далеко. Километра два. Он, правда, сказал, что версты. Какая разница – километра, версты… Значит – я немного до людей и не дошёл. Чуть-чуть мне осталось. Сейчас палки найду – в лесу же находимся. Лучше бы, конечно что-то типа штакетин, но здесь они не наблюдаются. Палки я отыскал подлиннее – тут необходимо ещё и коленный сустав обездвижить. Пол коробка спичек при поисках извёл. Ничего – куплю в магазине, какое-то сельпо у них там должно иметься.
Тут я похвалил свою жабу. Ну, которая не дала мне в конец испорченный белый халат выбросить. Разорвал я его на полосы и ими найденные палки к ноге парня и примотал. При этом он даже почти и не орал. Терпеливый малец мне попался.
– Ну, поехали…
Я выступал сейчас в роли лошади Буденного. Не легко ей приходилось! Парнишка совсем не пушиночкой оказался – кость видно имел широкую. Никогда бы не подумал, что дети такими тяжелыми бывают. А Семен Михайлович ещё потяжелее был, взрослый мужик всё же. Так я размышлял шагая в указанном мне направлении о горькой лошадиной доле. Груз с каждым шагом становился всё тяжелее. Нет, пить надо бросать и спортом заняться, нормы ГТО сдавать и вести здоровый образ жизни. В голове между тем по ассоциации всплыла уже давным-давно забытая детская песенка…
Шёл медведь по тайга,
О пенек сломал нога.
Почему медведь хромой?
У него судьба такой…
Что там было дальше с медведем – я запамятовал. Было что-то. Точно было. Что? Леший его знает…
Глава 6 Старуха
Я уже думал, что не дойду. Что-то эти два километра какие-то длинные. Парнишка становился всё тяжелее и тяжелее, воздух я в себя как насос втягивал… Пот глаза заливал, а руки заняты – мальца не бросишь. Наконец впереди огонёк показался.
Фууу…
Лес кончился. Тут уж я более смело ноги начал переставлять, шире шагать – и посветлее без деревьев вокруг стало, и шансов запнуться за что-то меньше. Ночь сегодня выдалась безлунная, а от одних звёзд какой свет…
Ага, дом, где парнишка живёт – самый крайний. Так он, вроде, сказал. Совсем недалеко нам осталось. Кстати, деревня тут какая-то отсталая – ни одного фонаря не видать. Могли бы хоть перед сельсоветом или клубом столб с лампочкой поставить. Только в его доме в окне огонёк – ждут его, беспокоятся, не спят.
Я последние уже силы собрал, на морально-волевые перешёл. Ну, скоро уже всё… Тут от дома моей ноши тень отделилась. Ко мне стала двигаться.
– Бабушка!
Я даже вздрогнул – зачем так над ухом-то орать! Дураком от этого стать можно! Я его тащу, а он…
– Ванечка!
Это, мне что ли? Так не знает меня здесь никто…
– Бабушка!
Вот, опять… Точно, не в дурдом, так к ЛОРу… Пластику барабанной перепонки делать… То – еле пищал, а тут разорался…
– Ванечка! Ванечка! Где тебя носит!?
Тень в старуху материализовалась. Это не я в темноте вдруг стал видеть, а тусклый свет из окна комитет по нашей встрече осветил.
– Где тебя некошной таскал!? Удоходовался! Сам идти не может – несут его… Бабка всхлипывать принялась. Только этого мне не хватало…
– Бабушка!
Я про себя даже выматерился.
– Ванечка!
Эта туда же… Да орать-то они перестанут…
Что-то я плохо себя вдруг почувствовал. Сразу как-то накатило… Чуть парнишку даже не выронил, еле удержал.
Бабке спасибо. Метнулась ко мне, паренька подхватила.
– Нога! Нога!
Чёрт, голосистый какой…
– Что с ногой-то, дитетко?
Старуха паренька на руки подхватила. Во как… И не скажешь…
Я совсем что-то в осадок выпадать начал. Пошатнулся. Повело в сторону. Оперся на жердину какую-то. Замутило. Ну, сейчас опозорюсь…
Бабка с мальчишкой куда-то в темноту усвистала. Один я остался. Вот и помогай людям. Бросили за ненадобностью. Правильно – оказанная услуга уже ничего не стоит…
Вдох-выдох, вдох-выдох… Получилось даже не блевануть.
– Эй, – я голос подал. Совесть-то надо иметь всё же. Я ей внука по лесу как медведь Машеньку на закорках пёр, а сейчас тут один кукую… Ну, народ… Строители коммунизма…
– Эй…
Нет ответа.
– Эй…
Тут ветерок подул. Вроде, как и легче немного стало…
А, хрен тебе на глупую рожу…
Я крепче за жердину ухватился.
– Ты что это, касатик? Плохо тебе?
Слова старухи я слышу, но как-то не совсем явственно, голос её плывёт.
– Пойдём-ка, пойдём… Умаялся. Ванька, хоть мал, да тяжел… Пойдём…
Я чувствую, бабка меня под руку подхватывает, тащит куда-то.
Хочется только лечь и лежать. Долго-долго. Больше никаких желаний нет. Ноги как чужие. Бабка как буксир меня тащит…
– Вот сюда давай… За перегородочку… Отдохнёшь – лучше будет…
– Я…
– Всё утром, утром… Утро вечера мудренее…
Так я вырубаюсь непонятно от чего, а ещё слова старухи как мягкие одеялка на плечи ложатся.
Баба-Яга какая-то… Зажарит сейчас и съест… Имени-отчества не спросит…
– Вот, ложись, касатик… Подушечка мягкая, пуховая… Спи…
Глава 7 Машка-Толстая Ляжка
Проснулся я из-за грохота за перегородкой. Какая-то чуня полоротая пустое ведро перевернула. Этот звук мне хорошо знаком – месяца не прошло, как с картошки мы приехали. Весь сентябрь и неделю октября вместо изучения медицины клубни из грязи выколупывали. Осень выдалась дождливая, а продовольственную программу выполнять надо. В мае её приняли. Горбачев какой-то её придумал. Как декан нам перед отправкой в колхоз сказал – с целью механизации, химизации, улучшения кормовой базы, использования новых интенсивных технологий, а также для внедрения материального стимулирования колхозников. Вот мы и внедряли новые технологии – что соберём, а что в мокрую глину втопчем. Главное, чтобы картошки после копалки на поверхности земли не видно было…
Пойдёшь ночью к девицам-красавицам, а они свои пустые вёдра в сенях наставили. Понятное дело – сшибёшь. Так что звук падения ведра я ещё прекрасно помню.
– Кого там несёт?
Так, голос немного знакомый… Это, похоже, бабка Ваньки. Которого я ночью сегодня на закорках пёр. Чуть грыжу не нажил.
– Это я…
– Кто, я?
– Мария…
– Какая-такая Мария?
Хоть и не вижу я бабку, но по голосу заметно – чем-то недовольна она.
– Мария, внучка Володихи…
– Машка-Толстая Ляжка что ли? Так бы сразу и говорила.
За перегородкой опять что-то упало. Теперь уже стеклянное.
– Что ты там, корова, творишь! Стой на месте! Сейчас сама к тебе выйду.
Я этот цирк с конями не вижу, но, похоже, гостья бабку уже разозлила.
– Ну? Говори, зачем пришла?
– Я… Это… Бабушка…
– Десять лет уже как бабушка. Толком говори…
– Я… это… опять…
– Опять?
– Опять…
– Говорила же я тебе, Машка, как начнут в церкви на венчании херувимскую петь, задуйте как будто не нарочно свечки-то, а сами тихонько со своим Сидором Павловичем скажите: «Огня нет – и детей нет». Самое это точное средство от беременности. Не сделала?
– Не сделала…
– Почему же?
– Бабушка Володиха другому научила…
– Ну-ка, ну-ка, просвети тёмную.
Тут бабка Ваньки как бы даже хихикнула.
– Ну, велела она мне своё временное в бутылку собрать, а затем её в землю зарыть. Обязательно под печной столб. Говорила бабушка, что пока бутылка в земле, хоть сколько парням на шею вешайся, а не забрюхатеешь…
– Ну, как – помогло?
В голосе старухи столько яда было…
– Не помогло…
– Так поди, твой Сидор Павлович давно бутылку ту из земли выкопал и разбил. Ты ведь не проверяла?
– Нет…
– А, вот домой вернёшься и покопайся под печкой… Посмотри, там ли она…
– Так что уж сейчас-то… Поздно…
– Не послушала меня, а припёрлась. Зачем?
– Дитя вытравить…
– Дитя?! Вытравить?! Дети составляют благословение Божие! Выражают собою присутствие Святого Духа в семье! Вытравить! Машка!!!
По звуку я понял, что бабка Ваньки ногами затопала. Ну, так мне показалось.
– Дети в семье – опора и счастье! Исполнить закон не хочешь! Ну, Машка…
– Бабушка, помоги… Христом Богом прошу…
Заканючила невидимая мне Машка.
– Уйди. Глаза бы мои на тебя не глядели! Уйди, Машка, не доводи до греха…
– Бабушка…
Нос девки, да какой девки – самой настоящей бабы, захлюпал.
– Уйди…
Бабка уже не топала, но голосок у неё был ой-ой.
– Так хоть что на будущее подскажи… Ты же знаешь…
Бабка что-то пробурчала. Что, я не расслышал.
– Ладно уж… Вбей по середине двора осиновый кол. Возьми черную курицу и ровно в полночь обойди с ней вокруг этого кола…
– Делала… Не помогает…
– Ишь ты, не помогает ей… А, ты же со вдовцом живёшь. Тогда, Машка, состриги немного шерсти с яловой коровы, закатай их в хлебный шарик, а как будет тебя твой Сидор Павлович склонять, его и съешь. Или воду под рукой держи, в которой куриные яйца были обмыты. Только воду эту надо собрать с сорока различных ключей… А самое лучшее средство – это культурное. Так богатые барыни в городе делают. Купи в уезде в аптеке спринцовку и промывай там после совокупления слабым раствором уксусной эссенции…
– Господи упаси… Вдруг она там обломится?
– Ни у кого не обламывается…
Тут я заржал. Как сивый мерин.
Глава 8 Старинный лечебник
Девка Машка, а вернее давно уже замужняя баба, по-поросячьи взвизгнула. То ли она, то ли бабка Ваньки опять там что-то за перегородкой уронили. Причём, это что-то ещё и разбилось.
Я ржал. Остановиться не мог.
Обломится… Там обломится… Ну…
Хлопнула дверь.
Занавеска в мой закуток в сторону сдвинулась. В освободившемся проёме появилась женщина. На свету не такая и старая. Ночью она мне более в годах показалась.
– Хулиган… Как, звать-то?
Вошедшая говоря это, ещё и погрозила мне пальцем.
Меня как заткнуло разом. Икая, я еле и выдавил из себя.
– Иван.
– Руки мой и иди завтракать, Иван, – сказано было строго, но в уголке рта усмешечка всё же проскользнула. – Рукомойник на улице.
Пока руки мыл, хорошая мысль в голову пришла. Попал я, похоже, в какие-то места, так скажем, патриархальные. У нас же в этом семестре есть предмет – история медицины. Экзамена по нему не будет, а только зачёт. Причем, дифференцированный. То есть, в зачетке оценка ставится и на стипендию это влияет. Препод сказал, кто хороший материал соберёт, реферат напишет, а ещё и доклад сделает, то тому пятерка автоматом. Бабка-то Ваньки вроде тут народную медицину практикует. Соберу материал, оформлю и провернусь на халяву. Не откажет бабка, обязана она мне. Я же её внука из леса на горбу пёр.
Может даже ещё круче получиться. В прошлом году девочка знакомая, на курс меня старше, со своей студенческой работой в Чехословакию ездила. В Прагу. На конгресс. Опять же по этой самой истории медицины. Если материалец шикарный у бабки надыбаю, может и у меня получится чешского пивка попить…
Руки я помыл, полотенцем с вышитыми красными петухами их вытер. В избу вернулся.
За столом мальчишка давешний сидит. Ванька. Смирёный-смирёный. Вину за собой чует. Вчера бабушку свою чуть с ума не свёл. Ногу повредил, из леса не вернулся. Бабушка не знала, на что и подумать…
Сам Ванька на одной лавке, а нога его вытянутая – на другой лежит. Голеностоп беленькой тряпицей замотан. Причем, аккуратно так, со знанием дела.
Бедно тут они живут. Обоев даже нет. Стены – голые брёвна. Верующие. В углу под потолком – иконы. Старенькие, ковчежные. Но, так всё чистенько. Печь побеленная, травки какие-то развешаны… На окнах – занавесочки.
– Садись, спаситель.
Я на лавку сразу бухнулся. Бабка Ванькина на меня как-то неодобрительно посмотрела.
На столе – всё по-простому. Но, сытно. Каша. Хлеб. Крынка, наверное, с молоком. Пока тряпицей закрытая. Точно – молоко. Бабка мне, себе и парнишке по полной кружке его налила.
– Ну, ешьте, давайте. Нечего ворон считать…
Ели молча. Я всё думал, как разговор начать. Выпытать мне надо у бабки Ваньки нужные мне сведения. Потом уж про автобус спрошу. Как отсюда в город выбираться.
– Спасибо большое. Извините, не знаю, как к Вам обращаться?
Вежливо я себя веду. Лисий хвост – лучше, чем волчий рот. Мишка так говорит. Сам он деревенский. Был я у него в гостях, сельское обхождение знаю.
– Зови Егоровной.
Бабушка Ваньки улыбнулась.
Догадался, наконец-то… Ест, пьет, а как хозяйку зовут и не спросит…
– Спасибо тебе, Иван. За внука.
Тут женщина в возрасте внучку своему подзатыльник и отвесила.
– Ну? Забыл?
– Спасибо, дяденька…
– Да ладно, не за что. Вот, я спросить, чего хотел…
Сам думаю – сейчас, удобный момент.
– Егоровна, Вы тут лечением и всем прочим полезным занимаетесь? Правильно я понял?
Бабушка Ваньки головой качнула. Утвердительно, но как-то не особо охотно.
– Подслушал?
– Было дело…
Я сразу решил быка за рога брать. Чего тянуть?
– Меня не поучите? Я в медицинском сейчас учусь. Лишним не будет. Почитать, может, что дадите… Ну, про своё искусство.
Ванькина бабушка на меня, как на дурака посмотрела. Опять головой мотнула. По виду всему – нет у неё такого желания. Однако, должок за ней.
Вздохнула. Встала из-за стола. К большому сундуку, что в углу стоял, подошла. Открыла его, покопалась внутри.
– На.
На стол легла небольшая книжица. Даже на вид – старая-престарая. Переплёт кожаный, коричневый, по уголкам совсем стёрся.
– Читай до вечера, а потом мы в расчёте.
Сказано это было не с большим удовольствием.
– Список делать не разрешаю.
Ну, хоть так. Запоминаю я хорошо. Что и напутаю – кто проверит. Преподу я скажу – вот так и было. Слово в слово всё в моём реферате отражено. Пусть в эту деревню едет и сравнивает.
– Из избы лечебник не выносить, – дала Ванькина бабушка мне ещё одну инструкцию. – Листочки не выдирать. Я проверю.
Сурово, но справедливо. Небось, этот раритет ей по наследству достался. Я и не собирался ничего вырывать и книжку портить. Понимаю исторически-культурную ценность такой вещи. Ей бы, где в музее находиться, а не в сундуке лежать. Но, есть ещё у некоторых советских людей родимые пятна капитализма. Может, у бабушки Ванькиной предки кулаками были, вот и остались у неё частнособственнические пережитки. Ещё и иконы в углу…
Я решил времени зря не терять и открыл книжицу. Странички внутри переплёта все были желтые и, как показалось мне, сломаться могут от небережного обращения. Местами – в пятнах каких-то.
Глава 9 Про траву вербу и всякое прочее
Что же она всё туда-сюда ходит…
Мешается…
Никак я не могу сосредоточиться.
Ещё и книжица эта от руки и разными людьми писана. Давным-давно, причем. Одни ссылки чего стоят. На царей Соломона и Лукопера, философов эллинских, афинейских и греческих. Про Соломона, я, допустим, слышал. А, кто такой этот самый Лукопер?
Почерк местами прекрасный, с затейливыми росчерками, а где и как курица лапой карябала. Когда-то ещё и залили водой эту книжку, поэтому местами текст не разобрать.
Вот, опять, посудой загремела…
Отдохнула бы, на месте посидела.
Наверное, специально так бабушка Егоровна делает, чтобы в памяти у меня меньше осталось…
Некоторые буквы не знаю я, как и прочитать. Над другими значки какие-то. Просто так их бы не поставили, значат они что-то. Знать бы, ещё что…
Знаков препинания почти нет в нужных местах. Как попало они там-сям натыканы. Когда точка с запятой в конце абзаца, когда – одна точка… Зато, внутри иных слов точки кучами понабросаны…
Предлоги часто со словами слиты.
Весь основной текст чёрным писан, а названия болезней – красными буквами.
Так, так, так… Некоторых страниц вообще нет…
Ещё местами и лишнего в текст понатолкано…
Делать нечего – я читаю всё подряд, может что и запомнится.
Трава верба именуется, иже всѣмъ травамъ мати; а мать пчелиная, безъ нее пчелиныхъ матокъ молодыхъ не засѣваетъ никто же. Кто ее варить съ виномъ фряжскимъ и пьетъ, тотъ человѣкъ тово дни ....еѣ не боитца падучіе немочи. На всякъ день пей и въ воду всякъ день болѣзнью падучею, кого мучить бѣсъ, и онъ умывается; и пьючибъ приговаривалъ себѣ Отче наш ъ трижды. А хто грамотѣ не умѣетъ, глаголи Господи помилуй четыредесятъ. Аще ли кто сіе содержитъ и исправливаетъ неизмѣнное здравіе получить. Или бъ хто тое траву о купальницѣ выкопаетъ искорень ему в недѣльной день рано… всхода, умывся и бы ..; да три дни не гнѣвливъ и податливъ всякому;
Так, не так – некоторые буквы не разобрать.
Местами почти до дыр зачитано.
Про дерево вербу я знаю. А, вот что есть трава такая…
Пчёл ещё сюда к чему-то приплели.
Что за вино фряжское?
Дозировка какая?
Время варки?
Что за недельный день? День, который неделю длится?
Попробовал я про себя повторить прочитанное. Ничего не получилось. Надо что-то попроще поискать.
А бабка Ванькина всё ходит, шарабошит.
Спокою от неё нет…
Я пролистал с десяток страничек – всё такая же галиматья.
Вот, тут, вроде, попроще.
Трава бобки, всякъ ее знаетъ . Варить ее въ чемъ изволишь и хлебать на тощ ее сердце сколько хощ еш ь и не вареную. И выгонитъ грыжу отъ сердца, или от озноба, въ коемъ человѣкѣ есть. Или желчь на кого падетъ загонитъ с тѣла, будетъ здравъ.
Всяк её знает… Я не знаю. Хоть бы рисунок догадались сделать. Бобков этих самых. Варить в чем изволишь… Если в керосине, всё равно выгонит грыжу от сердца? Какая-такая там грыжа? Паховая есть, бедренная, пупочная… Что за сердечная? Так сейчас Ленку из параллельной группы буду называть – грыжа сердечная…
Я почесал затылок. Засада. Полная.
Фотоаппарат бы сюда. Фотографировать такое надо. С листа мне не запомнить…
– Как читается?
Бабушка Ванькина тихо, как мышка, подошла. Мне через плечо заглянула.
– Читаю. В пролетарскую сущность вникаю…
Приколол бабусю немного. Пусть наших знает.
Перелистнул ещё пару страничек. Тут чем-то типа чернил всё залито…
Ещё пара листов. Вот, это попробую для реферата запомнить.
Трава белена. Цвѣтъ бѣлъ, с пестрины, собою пяди в полторы. У кого зубы болятъ и червь точитъ и сѣмя беленовое истолки мѣлко, да с воскомъ стопить, дѣлать в томъ воску тростку свѣчку, и поставь надъ больной, да зажги. Червь выйдетъ и умретъ, и зубы болить не будутъ.
Во как… Ну, про белену я знаю. Говорят, ещё – белены объелся. Про неё запомню. Применяется при болезнях зубов. Если черви в них завелись. Стоп. Какие черви? Да… Мракобесие полное. Понятия о причинах болезней как до исторического материализма… И ещё – как свечку во рту ставить?
Нормальное-то тут что-то есть? Или всё такое?
Тут опять мне прерваться пришлось. Обедать бабушка Егоровна позвала. Быстро перекусил и снова за книжку. Времени на её освоение у меня совсем не много осталось.
Аще на комъ короста. Истолкши три золотника горючіе сѣры, три лошки уксусу, две лошки сала ветчинного старого, все смѣшать гораздо, выварить. И какъ простынетъ машь коросту. Сойдетъ скоро.
У того человѣку болѣзнь въ головѣ, мозгъ или вспотѣетъ человѣкъ и воды студеной изопьетъ. И отъ того человѣку болѣзнь (въ головѣ) мозгъ, въ костяхъ и тѣмъ помочь: взять овечья молока лошку. да медвѣжья желчи з гороховое зерно и уквасить, пити на тощ ее сердце дважды. Будетъ здоровъ.
На которомъ человѣкѣ выпрянетъ прыщ ъ лихой, черной или синь: возми сѣмени льняново. сожвавъ зубами и прикладывай. Собою изгинетъ.
Прыщ лихой у меня, а не реферат будет… Пролетаю я как фанера над Парижем. Нечего больше мозги парить – не получится у меня зачет автоматом. Я захлопнул богатство бабушки Ваньки и книжицу ей протянул.
– Всё, начитался?
Смотрит Егоровна на меня, поулыбывается.
– Начитался. Познал все зелья философские. Могу теперь целить направо и налево…
– Ну, в добрый час и добрый путь…
Старуха бережно книгу своим фартуком протерла и в сундук обратно спрятала.