Дима не понимал командных игр, и был совершенно не азартен. Конечно, он собирался вместе со всеми, когда кто-то из соседей с первого этажа выставлял развернутый на улицу экран телевизора в окно, чтобы большая компания могла посмотреть важный матч во время чемпионата мира. Но делал он это просто «за компанию», и чтобы было меньше разговоров о его «странности» и «нелюдимости». Он улыбался, махал руками, и даже кричал во время голов, как остальные мальчишки, но ему было скучно.

Закономерно, что самому играть в футбол ему тоже не нравилось. А уроки физкультуры, когда их выгоняли на площадку, и заставляли играть мальчиков в футбол, а девочек в волейбол, он особенно ненавидел.

Дима надеялся, что уж с началом этого учебного года таких занятий не будет: их класс переехал в новый корпус, в одном квартале от старого, и окружающую территорию, в том числе площадки, тут не успели оборудовать. Однако, как выяснилось, надеялся он напрасно.

– Ребята, у меня отличные новости! – Марина Борисовна, их классный руководитель, улыбнулась широко и фальшиво, – сегодня физкультура пройдет на улице! Наш новый учитель по физподготовке выходит только на следующей неделе, и я сама отведу вас на площадку! Поэтому сейчас все быстренько в раздевалку, жду вас через пять минут у главного входа!

Класс угрюмо промолчал.

– Ну же! – продолжала улыбаться Марбара – так ее называли ученики между собой, для краткости; к тому же, это слово удивительно подходило ее внешности: худая как селёдка, довольно высокая, волосы неопределенного цвета, собранные в тугой пучок на затылке, и большие очки в толстой пластиковой оправе, – чего сидим? Время идет!

– А я зонтик не взяла, – рискнула пропищать Светка Шевелёва, отличница.

– Зонтик? – Марбара вскинула брови в картинном удивлении, – там прекрасная погода, дождя не обещают!

Дима невольно взглянул в окно, на свинцовое низкое небо, обещающее мерзкую октябрьскую морось, но промолчал.

Класс поднялся, и нехотя, со вздохами, поплелся в сторону раздевалки.

«Спортивная площадка» представляла собой довольно глубокий котлован с песчаным дном. Это место действительно было выделено школе под спортивную площадку, но, как водится, ее не успели достроить к началу учебного года. А в расписании занятия на улице уже поставили, и учителя не нашли ничего лучше, кроме как проводить занятия на недострое. В котлован вёл узкий проход между большими завалами выбранного грунта. Дети гуськом прошли по этому проходу, следуя за классным руководителем, и выстроились на краю котлована.

– Ну вот, – кивнула Марбара, оглядев строй детишек, – теперь девочки во-о-он туда, – она указала на дальний кран котлована, – где натянута сетка для волейбола. Мяч лежит в корзине, рядом с полем. На команды делитесь самостоятельно, рассчитавшись на первый-второй.

– Марина Борисовна, но нас тринадцать! – Ленка Дуленкова, тряся поднятой рукой, запрыгала на месте, – не получится разделиться поровну, я посчитала!

– Молодец! – Марбара кивнула, – назначаю тебя судьей! В конце часа ты сообщишь мне счет, победившая команда получит отметки отлично. И ты вместе с ними!

– Ура-а-а-а!! – обрадовалась Ленка, – можно идти на место?

– Нужно! Девочки, бегом на площадку! Дуленкова – ты, как судья, проведешь разминку!

Девчонки, недовольно перешептываясь, потрусили в дальний конец котлована.

– Петров, Задорожный – назначаю вас вратарями. Остальные рассчитаться на первый-второй!

Минут через пять после начала игры Марбара, зябко кутаясь в куцый плащ, удалилась с площадки. Сразу после этого игра начала разваливаться: мало кому хотелось бегать по сырому, плохо утрамбованному песку, посреди серой холодной мороси. В итоге играть остались всего четверо – фанаты футбола, которые, будь их воля, гоняли бы мяч даже на катке без коньков в лютый мороз.

Остальные ребята разбрелись по котловану – кто-то пошёл смотреть, как дела у девчонок, кто-то забрался на отвалы, чтобы оглядеть окрестности; Дима хотел попробовать и вовсе улизнуть из котлована – он беспокоился за Барса, как он в школьном саду, смог ли найти укрытие в такую погоду? Или мёрзнет где-нибудь под кустом? Но выйти не получилось – Марбара, оказывается, не ушла в кабинет, чтобы выпить теплого чаю, а стояла возле прохода, скрывшись за отвалом, и курила. Дима нырнул обратно, надеясь, что остался незамеченным.

В проходе между отвалами он оказался совсем один. Было легко представить, что он оказался на Марсе – единственный уцелевший космонавт из первой экспедиции, чей корабль разбился неподалёку. Он пытается выжить на негостеприимной планете, и его главная задача сейчас – найти надёжное укрытие.

– Ой! – вырвалось у него, когда за очередным изгибом прохода он обнаружил бабушку. Она стояла на тропе, кутаясь в толстый пуховой платок, и улыбалась, глядя на него неожиданно светлыми, хрустальными серыми глазами, – и-извините, – выдавил Дима, – невежливо получилось.

Бабушка кивнула, и еще раз улыбнулась, но промолчала.

– Вы к кому-то из ребят, да? – догадался Дима.

Бабушка снова кивнула, и медленно двинулась в Димину сторону. Он посторонился, чтобы освободить проход. Когда она проходила мимо, отчетливо повеяло зимним холодом.

Дима вздрогнул, бросил взгляд в медленно удаляющуюся спину, прикрытую широким платком, и потрусил обратно на площадку – чтобы согреться.

В футбол никто не играл. Все ребята собрались возле одного из отвалов породы на краю оврага, и оживлённо гудели:

– …а вдруг там что ценное есть? Го вниз, спустимся!

– Ты чё? Это мародёрство называется! За такое по голове точно не погладят!

– Да ты просто зассал!

– Вы серьезно, что-ли?

– Гайз, кажется, я кости вижу…

Дима пробрался сквозь толпу, и увидел ряд ровных прямоугольных ям в земле. Возле ближайшей толпились мальчишки, и светили вниз фонариками на телефонах. Девочки благоразумно стояли, переминаясь, чуть в стороне.

– …у меня, кажется, прабабушка тут похоронена… – тихий девчоночий голосок потонул бы в общем гвалте, но вмешался Макс Полянский, главный заводила в классе.

– Что?! – его голос заглушил остальные, – Гудукина, ты знала, что тут кладбище?!

– Мама говорила, летом еще, когда тут все перерыли… Тут церковь раньше была, и погост, – тихо, смущённо опустив глаза, ответила Тоня Гудукина, – она не знает, что тут наша спорплощадка…

– Ну офигеть можно…

Дима подобрался к соседней яме, тоже включил фонарик на телефоне, и посветил вниз. Яма была довольно глубокой, больше его роста. На дне беспорядочно валялись трухлявые щепки и куски коричнево-красной материи. Остатки гроба? Он пригляделся, и среди обломков с ужасом разглядел половинку черепа; кости были желтые, с налипшей грязью и какими-то странными потёками.

– Ребят, тут кости! – закричал он.

– Тут тоже! Целый скелет в платье! – ответили ему.

– Давайте спустимся, а?

– Да пошёл ты! Ну нафиг! А вдруг там проклятье какое-то?

– Да какое проклятье? Сам слышал – тут бывшая церковная земля!

– Не, ну играть в футбол на кладбище это как-то совсем не круто!

Дима заметил, что Тоня тихонько отошла в сторону, и замерла, прикрыв лицо побелевшими ладошками.

– Эй, ты чего? – он подошёл к ней, – давай пойдём отсюда. Надо родителям рассказать, это беспредел какой-то…

Тоня была довольно симпатичной девчонкой: по-анимэшному большие чёрные глаза, длинные гладкие волосы, уже начавшая формироваться фигура. Но она была тихоней; в классе никто не обращал на неё особого внимания, в том числе Дима. Одевалась она серо, никогда не гуляла, в компаниях не участвовала, обсудить с ней было особо нечего.

– Это точно, – она всхлипнула, но опустила ладони, посмотрев на Диму, – спасибо.

– За что?

– За то, что не стал больше пялиться на кости. И сториз делать…

– Кстати, думаю, что после этих сториз у школы будут проблемы!

– Так им и надо!

– Согласен, – Дима кивнул, – ну что, го обратно?

– Давай.

Они двинулись в сторону прохода.

– Слушай, ты прабабушку любила, наверное? Ты это… не факт, что она там… Надеюсь, это случайно так получилось, и большинство могил нормально перенесли.

– Она умерла до моего рождения, – ответила Тоня бесцветным голосом, и после секундной паузы добавила, – она приходит ко мне во сне часто. Навещает. Мы… мы разговариваем, она помогает, советует.

– Ты родителям говорила?

– Я пыталась, – Тоня, кивнула, – сходили с мамой в церковь, поставили свечку… Прабабушка ночью, во сне, спасибо сказала. Она добрая, на самом деле!

– И что – это всё? Свечку поставили?

– Да маме не до этого, на самом деле! Она работает на двух работах, чего я её своими проблемами грузить буду. Да и не проблемы это.

– А отец?

– Он в другом городе. Уже давно отдельно живёт.

– Сорян, слушай… Не хотел.

– Да норм.

– А у меня недавно сестра погибла.

– Я знаю.

– Тоже вот…

Повисла пауза, во время которой Тоня достала из кармана смартфон и, покопавшись несколько секунд, протянула ему.

– Гляди вот, – сказала она, – это прабабушка. Антонина Сергеевна. Фотка старая, еще на фотик снимали, мама говорит, качество отстой…

Но Дима этих слов уже не слышал. С тусклого экрана недорого китайского смартфона на него смотрела бабулька в толстом платке, которую он встретил на этом самом месте несколько минут назад.

Когти

– Барс, потерпи, дай полчасика поспать, – Дима досадливо отдернул ногу, о которую, как ему показалось, тёрся голодный кот, – имей совесть.

«Дим, это не я», – громкий голос в голове окончательно прогнал сон; Дима открыл глаза.

– Какого!.. – начал он, но его грубо перебили.

– Никаких резких движений. Оно заряжено.

На него уставились два глаза древней на вид двустволки. Оружие могло бы смотреться смешно и нелепо в руках девчонки, если бы не её взгляд – твердый и решительный. Совсем не детский.

– Гудукина? – ошарашенно спросил Дима, недоумённо моргая, – Тоня? Ты как меня нашла?

В глазах девчонки мелькнуло сомнение, потом что-то вроде испуга, который, впрочем, быстро сменился прежней твердостью.

– Я Таня, – ответила она после заминки, впрочем, не опуская винтовку.

– И давно это ты решила Таней стать? – иронично заметил Дима, поднимаясь с постели.

– СТОЯТЬ! РУКИ ВВЕРХ!

Внутри ружья что-то неприятно щелкнуло, и у Димы разом пересохло во рту. Он осторожно поднял ладони над головой, и замер, не успев опустить ноги.

– Стою, стою… – пробормотал он, сглотную, – сижу, точнее.

«Дима, она не одна, – кота нигде не было видно, но, судя по голосу в голове – он должен находиться где-то рядом; странное дело это их телепатическое общение – громкость голоса в голове зависела от расстояния, как будто они общались просто так, как люди между собой, – за дверью какой-то мальчишка. Малыш совсем. Лет шесть-семь. Но у него в руках граната».

– Понял, – вслух сказал Дима.

– Это хорошо, что ты понял, – кивнула Тоня/Таня; внутри ружья снова что-то щелкнуло, заставив Диму вздрогнуть, – Как попал сюда? В горах прятался? – спросила она, и тут же, без паузы, добавила, – отвечай!

– На велике, – Дима осторожно пожал плечами, – мы с Барсом гуляли, и…

– С кем?

«Эх, проболтался! – Заметил кот, – Скажи, что я потерялся по дороге!»

– С котом моим.

– С котом? – Глаза девочки недоверчиво расширились, – их же чуть ли не в первый день забрали всех. Даже раньше детей!

– Кто забрал?

Тоня/Таня прищурилась, внимательно оглядев Диму.

– Долго ты гулял?

– Да со вчера. Мы в обед уехали, я хотел проверить кое-что… потом грузовик чуть не сбил, мы остановились. Потом вдруг оказались на пустой дороге, – сбивчиво объяснял он, – Барс… сбежал. Я видел аэропорт, и поехал сюда. Думал, смогу выяснить, что и как. Людей найти, там… Ну, и Барса поискать.

Девочка по-прежнему пристально глядела на него, чуть прищурившись, и не опуская винтовку.

– Странно. Вроде не гонишь. Я бы просекла.

– Я знаю! – Вырвалось у Димы, – ты чувствуешь любую ложь. Это у тебя от прабабушки.

– Говоришь, знаешь меня?

– Ну, мы не особо общались до прошлой осени, – он пожал плечами, – потом даже гуляли вместе, после того, как я на кладбище бывшем твою прабабушку встретил. До того случая в заброшенном депо. Потом тебе родители запретили со мной общаться. Мы, конечно, всё равно контачили, но уже не так часто. Ты говорила, предки даже твою телегу шмонают, чтобы со мной не переписывалась. Как будто не понимают, что можно сообщения можно мгновенно удалять, или даже по таймеру настроить…

– Какую телегу? – удивилась Тоня/Таня.

– Телеграм, – пояснил Дима, – месенджер.

– Телеграм? – она подняла брови, но при этом ствол винтовки, как отметил Дима, чуть опустился, – мы что, общались телеграммами? Их же только по паспорту получают.

– Это приложение в смартфоне. Ты… реально не в курсе?

– Что такое смартфон? – ствол винтовки теперь не был нацелен ему в грудь, опустившись на уровень коленей.

– Могу показать, – ответил Дима, – но батарея сдохла. А я зарядку не взял, и тут никаких салонов связи мы не нашли, что, кстати, очень странно…

– Покажи, – кивнула Таня.

Дима осторожно вылез из-под одеяла, и потянулся к рюкзаку. В этот момент откуда-то из недр терминала донёсся приглушенный звук, как будто кто-то наступил на разбитое стекло. Таня побледнела.

– Быстро. Хватай вещи, – она перешла на шёпот, – линяем!

Закинув ружьё за спину (оно закрепилось с помощью какой-то хитрой системы ремней; длиннющие стволы комично нависали над головой, но в целом конструкция держала оружие довольно надёжно, и позволяла свободно двигаться).

– Подожди, мне надо…– начал было Дима, но девочка его перебила.

– Тссс! – Она зашипела, с силой прижимая к губам указательный палец, и зашептала речитативом: – у этихтварейслух. Какможнотише. Толькошёпотом.

«Дима, они еще далеко, – в диалог вмешался Барс, – но быстро приближаются. Их два или три, кажется. Когти слышу. Мне страшно. Я в рюкзаке, бери меня скорее, и бежим».

Вместо ответа Дима кивнул и схватил рюкзак, одновременно натягивая кроссовки. К счастю, спать он лег почти не раздеваясь.

– Этоколямывместе, – так же, шёпотом и речитативом, обронила Таня, показывая на мальчишку, замершего у двери,– бежимскорее, колядержисьменякакобычно, – и рванула по темному коридору куда-то вглубь терминала.

И они побежали.

В полумраке внутренних помещений ориентироваться было сложно. Тут не было больших окон, как в главных залах, и свет пробивался только через неплотные двери и перегородки. Дима не был уверен, что без помощи Барса смог бы выдержать тот бешеный темп, который задала Таня.

Откуда-то сзади послышался едва уловимый скребущий звук. Отчетливо вспомнились мраморные ступени, которые привели их накануне вечером в ZDL Lounge. Как-то сама собой в голове появилась картина, как мрамор царапают бритвенной остроты когти. В груди стало очень холодно.

После очередного поворота он чуть не упал в пропасть между эскалаторами – проскочил мимо неприметной винтовой обычной лестницы, ведущей куда-то глубоко вниз. Его спасла Таня, схватив за лямку рюкзака.

Они спускались всё ниже, в чернильный мрак. Мимо проплывали плиты уровней, промежутки между которыми становились всё уже. Едва уловимый шелест наверху становился всё ближе. В нем то и дело проскальзывали неприятные скребущие звуки,

В какой-то момент шелест исчез; Таня резко остановилась, и Дима не врезался в неё только благодаря окрику Барса.

Дети буквально перестали дышать. А в следующее мгновение сверху довольно громко скрипнул металл. Дима с ужасом осознал, что нечто замерло у начала лестницы, готовое рвануться вниз. Оно стоит. Принюхивается.

Таня легонько потянула его за лямку. Они неслышно преодолели еще один поворот лестницы. Наверху было тихо. И еще один поворот. И еще полповорота. Сделав очередной шаг, Дима понял, что лестница закончилась. И в этот момент винтовка, закрепленная на Таниной спине, легонько задела стену. Металлический звук показался настоящим громом.

Сверху тут же загрохотало-заскрипело. Лестница завибрировала.

Они снова рванули вперед, по совершенно тёмному и неожиданно извилистому тоннелю. За спиной продолжало грохотать и скрипеть, кошмарно быстро приближаясь.

Таня остановилась неожиданно.

«Успели!» – выдохнула она, и проделала какие-то манипуляции у стены. Дима не увидел, но ощутил движение чего-то массивного. «Тут панель отъехала в сторону, – подсказал Барс, – внутри какое-то большое помещение. Противоположную стену не вижу».

Диму снова дернули за лямку рюкзака, снова что-то массивное зашевелилось в темноте, отсекая их от коридора. Потом он ощутил пальцы у себя на губах.

«Ни звука,» – он, скорее, угадал, чем услышал едва уловимый шёпот.

Грохот и скрип на лестнице стих. Нечто за стенкой приближалось теперь почти бесшумно. Только неуловимая вибрация пола выдавала: оно ещё там. Ближе с каждым шагом.

Диме казалось, что собственное сердце грохочет непозволительно громко; он как мог старался унять галопирующий пульс ровным и глубоким дыханием. Даже рот приоткрыл – так дышать получалось тише. Сквозь ткань рюкзака он почувствовал, как напряглось, одеревенело тело Барса.

«Не вздумай рычать!» – бесшумно прошептал он, надеясь, что кот его услышит.

«Не так пр-р-р-р-росто, – ответил Барс, – это р-р-р-рефлексы».

«Постарайся, родненький», – попросил Дима шёпотом в своей голове.

Пол под ногами бухал все заметнее. Но вот толчки прекратились, и он с ужасом понял, что неведомый преследователь замер в коридоре, за сдвижной панелью. Всего в нескольких сантиметрах от них. Стало так тихо, что, казалось, он расслышал, как волосы шевелятся на голове, поднимаясь дыбом.

Это продолжалось мгновение. Потом пол снова сотрясли массивные шаги. Нечто удалялось от них, пробираясь дальше, вглубь тоннеля. Пару раз послышался неприятный скрежет, вроде металла о бетон. Дима подумал об огромных когтях, и позволил себе легонько вздрогнуть.

Молчали они еще долго. Пока тишина вокруг не стала вязкой, а мгла – почти осязаемой.

Наконец, незнакомый взрослый голос произнес:

– Берегите глаза, сейчас свет сделаем.

Депо

– А то это за буковки? ЭлТэ? Вот здесь, – Тоня опустила указательный палец на одну из новых точек на карте.

– Ложная тревога, – улыбнулся Дима.

– Но их так много!

– Процентов восемьдесят, – Дима флегматично пожал плечами, – и это не считая те, которые я фильтрую еще до карты, то есть явную лажу.

– Смотри-ка, возле нашей школы прямо! – Тоня указала на еще одну точку, – черная. И без ЭлТэ. Значит, правда что-то было?

Дима посмотрел ей в глаза.

– Тоня, это я твою прабабушку встретил. Я рассказывал ведь.

Она отвела глаза.

– А, ну да…

– Так и не веришь?

– Ну почему? Ты сам, походу, думаешь, что её видел. Но, сам понимаешь, ошибка может быть и на другом… уровне.

– Ну и зря, – Дима пожал плечами, и потянулся к карте, чтобы её свернуть, – да и ладно. Не будем время терять, мы вообще-то здесь, чтобы уроки делать, помнишь?

– До сих пор не понимаю, как ты батю убедил, то тебе нужна помощь, – улыбнулась Тоня, и задержала его руку, не давая свернуть карту, – погоди.

– Ладно, – Дима сложил руки на груди, – батю убеждать особо не пришлось – просто сказал, что нужна помощь, и всё. А ты, типо, отличница. Ему не до этого сейчас.

– Мама болеет ещё?

– Ага, – кивнул Дима, – хотя всё не так плохо. Вроде через неделю – другую выпишут. Я рассказывал, что врачи еще летом говорили, что меня нужно «готовить»? Ну, к тому, что она не выживет?

– Какая жесть! – сочувственно кивнула Тоня.

– Угу. Ну а пока она еще там – бате точно не до меня.

– Слушай. Насчёт твоей мамы, – сказала Тоня, разглаживая карту, – помнишь, ты говорил, там есть какой-то паровоз заброшенный? Возле больницы? От которого веет чем-то нехорошим, и ты думаешь, что в его топке кого-то сожгли?

– Ну.

– Давай глянем, не происходило ли там чего необычного в окрестностях?

Ребята склонились над картой.

Удивительно, но останки паровоза (а с ними и заброшенное депо, и больница, где лежала мама) находился в кольце зелёных значков.

– Зелёный? Это что по твоей системе? – Уточнила Тоня.

– Жизнь. Разные живые существа. Ну, там йети, лох-несси, мостыри всякие… Хотя нет – мостырь это, скорее, нежить.

– И что, все случаи реальны?

– Нет… – нехотя признал Дима, и тут же поправил, – вероятно, нет. Я не проверял.

– Почему? Интересно же – с чего бы тут так дофига зелени. Аномалия ведь, наверняка… – начала Тоня, но тут же осеклась, и добавила, – у тебя же мама там. Ясно. Понимаю. Сорян.

Помолчали полминуты.

– Да дело даже не в этом, – наконец, вздохнув, сказал Дима, – наверно, не в этом. Тут, скорее, этот паровоз. У меня от него волосы шевелятся, – он поднял руку, и для наглядности указал на собственный затылок, – вот тут.

Тоня улыбнулась.

– Ясно, – сказала она, – слушай, а посмотри, что именно там происходило? Кого видели?

Дима достал блокнот, и углубился в записи.

– Да вроде типично для наших мест, – заключил он через несколько минут, – медведь с человеческим лицом. Волк со светящимися глазами. Да гонево разное, скорее всего.

– Вот и хорошо! – решила Тоня, – Го вместе проверить!

– А уроки? – возразил Дима.

– Да я всё еще в обед сделала. Завтра утром скатаешь. Бате скажешь меня провожать пошёл! Поехали, пока автобусы ходят – вдвоём не страшно!

– Втроём, – сдался Дима, – Барс с нами.

Когда добрались до щербатого забора заброшенного депо, солнце уже клонилось к закату; снег отливал золотом. Морозец крепчал, как всегда бывает в ясную погоду зимой.

Странно, но теперь, под первыми звёздами, которые зажигались одна за другой в темнеющем бездонном небе, старый паровоз выглядел съёжившимся, жалким.

– Похоже, котёл взорвался, – решила Тоня, внимательно оглядев реликт, – выглядит, как старый трэш. Совсем не зловеще, – в её голосе отчетливо слышалось разочарование.

– Сейчас почему-то нет, – пожал плечами Дима, – как будто было что-то, и…

– И – что?

– И ушло. Будто не было никогда.

– Гляди-ка, – сказала она, указывая на подъездные пути за паровозом, – похоже на дрезину!

На рельсах действительно стояла крохотная платформа с ручным краном.

– Давай попробуем прокатиться! – Тоня легко запрыгнула на дрезину, и повисла на кране, – помоги!

– Да брось, заржавело наверняка всё, – скептически заметил Дима, но всё же забрался на платформу, и помог Тоне давить на кран. Дрезина неожиданно легко, с лёгким скрежетом сдвинулась с места, и покатила в сторону депо.

Проехав пару десятков метров, и изрядно запыхавшись, ребята упёрлись в железные ржавые ворота заброшенного корпуса депо.

– Смотри, – Тоня указала на левую створку ворот, – там, кажется, угол ворот внизу отогнут. Интересно, пролезем?

Они пролезли. Даже Барса не пришлось вынимать из рюкзака – прореха в воротах оказалась куда больше, чем можно было подумать, глядя со стороны. Внутри, ожидаемо, было темно. И пахло как-то странно – отметил Дима. Как будто горелой свалявшейся шерстью. Но запах был отчего-то тёплый, живой. «Как в логове», – отчего-то подумалось ему.

В руке у Тони зажегся сверкающий огонёк телефонного фонарика-вспышки. Стянув перчатки, Дима достал свой смартфон, и тоже включил фонарик. Но все равно света оказалось слишком мало, чтобы хоть как-то рассеять давящий мрак: помещение было огромным.

Под ногами среди выкорчеванных шпал и искорёженных рельсов валялись ржавые металлические обломки вперемешку с чем-то грязно-серым (стекловата?).

– Гляди-ка, там еще один! – Тоня запрыгала от восторга.

Глаза медленно адаптировались к скудному освещению, и Дима разглядел проступившие в глубине помещения контуры еще одного паровоза.

Это был настоящий исполин, раза в два больше того несчастного, чьи останки навеки замерли у въезда в депо. И в куда лучшем состоянии – почти никакой ржавчины, даже чёрная краска глянцевито поблескивала в мертвенно-белом свете телефонных фонариков.

– Камон в кабину! Фоток наделаем! – Тоня уверенно двинулась вперёд, ловко лавируя среди металлического мусора.

– У тебя предки инсту не пасут? – Предусмотрительно уточнил Дима.

– Да расслабься, – пожала плечами Тоня, – они даже не знают, что я там зарегена.

«Это ты так думаешь», – подумал про себя Дима, но промолчал.

Они примеривались, как бы ловчее забраться по очень крутой и высоченной лестнице, ведущей в кабину машиниста, когда сзади вдруг вспыхнул луч мощного фонаря, пригвоздив их фигуры к подножию исполинского паровоза.

Тоня закричала, и закрыла лицо руками. Барс громко зашипел, но из рюкзака, к счастью, выбраться не пытался.

– Так, мальцы! – голос за фонариком был старым, спокойным, и даже добрым, – хулиганим?

Тоня перестала кричать.

– Мы домашнее задание делаем! – Неожиданно для себя самого, Дима уверенным голосом заявил первую пришедшую в голову нелепицу.

– Домашнее зада-а-ание? – удивлённо протянул голос за фонариком.

– Ну, да, – поддержала Тоня, – мы пишем доклад по краеведению. Надо было найти исторический объект, исследовать его, посмотреть базу в архиве – и написать его историю. А особенно круто, если ещё поговорить с кем-то, кто там работал, и знает что-то, чего нет в архивах.

– Училка сказала, что в таком случае за весь семестр можно не париться! – поддержал Дима, – автомат выйдет.

– Эк вас молодёжь гоняют! – голос вздохнул, – лады, ясно всё с вами, приблудышами. Айда ко мне. Тут нельзя так просто, без разрешения разгуливать. Расскажете про вашу школу, чаем вас напою, да заодно документы для разрешения выправлю. Потом только в школе их с работой сдайте, а то мне неприятность выйдет: скажут, мол, недоглядел.

Дети переглянулись, и уверенно двинулись на свет.

Кот в рюкзаке никак не успокаивался – по мере того, как они приближались к пожилому незнакомцу, он все сильнее ёрзал, пошикивал и порыкивал. «Успокойся, – тихонько пробормотал Дима, – а то нас из-за тебя сейчас точно вышвырнут. И родителям позвонят». Кот недовольно взрыкнул еще раз, но притих, и больше не ёрзал. Затаился.

По мере приближения к тёмной фигуре Дима все отчетливее ощущал запах горелой шерсти.

«Бушлат он свой на печи сжег, что ли?» – недовольно думал он, стараясь приветливо улыбаться в ярком свете фонарика.

Старик оказался неожиданно высоким и массивным. Не меньше двух метров роста, как решил Дима. Лица по-прежнему было не разглядеть из-за фонарика, а светить телефоном было невежливо. Да и не уместно.

– Айда за мной, мальцы, – сказал незнакомец, когда они поравнялись, и развернулся. Луч мощного фонаря теперь упирался в видавшую виды полуоткрытую дверь у противоположной стены корпуса.

Когда они подошли, дед толкнул дверь, и та неохотно, с неприятным скрипом открылась. Изнутри пахнуло затхлым теплом, как из подвала. В помещении был земляной пол, на котором стоял квадратный деревянный стол со скамьёй. У стены, где полагалось быть окну, был продавленный почти до пола массивный зелёный диван. Слева, на стене, горела единственная тусклая лампочка в казённом матовом абажуре.

– Проходите, – старик освободил проход, и сделал приглашающий жест рукой, – обутку сымать, хе-хе, не надо. Ранец свой на лавку брось, нечего на полу ему валяться, – он указал на Димин рюкзак.

Когда хозяин снял старый, весь в масляных пятнах, армейский бушлат и ушанку, размотал шарф, дети, наконец, смогли его разглядеть. Тоня едва сдержалась, чтобы снова не закричать; Дима отреагировал гораздо спокойнее – похоже, подсознательно ожидал чего-то подобного. Лицо старика было обезображено ожогами: оплывшие щеки, без намёка на щетину. Неровные седые кустики остатков бровей. Искорёженный (но, к счастью, сохранившийся) нос. Глаза удивительным образом гармонировали с ужасными шрамами: несмотря на ледяное спокойствие, где-то в их серо-зел ёной глубине плескался океан боли.

– Сымайте польта, да присаживайтесь, чего застыли-то? Да, не красавец я, – старик вздохнул, – так и в ногах правды нет. Сейчас чайку сварганим. Вас как звать-то?

Старик отошел к притаившейся в углу растопленной дровяной печурке, и захлопотал с чайником.

– Я Тоня, – смогла из себя выдавить Гудукина, неловко снимая пуховик.

– Я Дима, а это… – он вовремя осёкся, сообразив, что кота представлять лучше не надо, тем более, что тот продолжал спокойно сидеть в рюкзаке, никак себя не выдавая, – а, она сказала уже.

– А я Серафимыч, – пробухтел старик, не поворачиваясь к ребятам.

– Очень приятно, – вежливо заметила Тоня, устраиваясь на скамье за столом.

– Так, значит, пробрались вы сюда по тропке, да? – Серафимыч по-прежнему возился у печки, и вопрос задал как-бы невзначай, но Дима обратил внимание, что слово «тропке» прозвучало как-то по-особенному.

– На автобусе приехали, со стороны больницы подошли, – ответил он, и сам решился задать вопрос, – а вы тут сторожем работаете, да?

Старик отчего-то досадливо крякнул, но ответил:

– Сторожим потихоньку, да.

– Серафимыч – это ваше отчество? – Неожиданно вмешалась Тоня, – а зовут вас как? А то неудобно как-то, вас что, по отчеству называть?

– Серафимыч я и есть Серафимыч, – недовольно буркнул старик, – все называют, и вы называйте.

С этими словами хозяин подошел к столу, и сел рядом с ребятами, состроив жуткую гримасу, обнажившую неровный ряд желтых зубов. Дима не сразу сообразил, что это должна была быть улыбка.

– Серафимыч, вы говорили, что сможете нам документы выправить. Которые в школе показать надо будет, – Тоня явно смогла совладать с собой после испуга, вызванного внешностью старика, и теперь вела себя странно: как будто специально провоцировала старика. Дима никогда её такой раньше не видел.

– Отчего ж не выправить? Выправим! – дед ещё раз «улыбнулся» и сверкнул на Тоню внезапно помолодевшим взглядом, – чайку сварганим только.

В этот момент на печке забурлил чайник.

– Так, говорите, не видели, тропку-то, что сюда ведёт? – спросил он, поднимаясь, и направляясь к печке, – а внутрь как попали-то?

– Через ворота, – ответил Дима, – у вас там дырень огромная, паровоз пролезет!

– Эвон оно как, – кивнул старик, снимая чайник, и разливая кипяток по заранее приготовленным кружкам, – дырень, говоришь.

– Как будто угол отогнули, – уточнила Тоня.

Старик принес кружки, и расставил на столе. В воздухе поплыл травяной, болотистый аромат.

– Отогнули, говоришь, – кивнул Серафимыч, и добавил, – только дыры никакой в воротах нет. Да отродясь не было.

– Извините, но, видимо, вы довольно давно не проверяли свой… объект, – решился возразить Дима, – там точно огромная дыра. Её точно не мы сделали, там техника специальная нужна. Сходите посмотрите!

Старик глянул на него пронзительным взглядом, в котором, однако, не было угрозы – только лёгкое любопытство.

– Отчего ж не посмотреть, – кивнул Серафимыч, – поди возьми у двери мой фонарь жёлтый. Выгляни за дверь, да посвети. Он мощный, сами видели – дотянется.

Дети переглянулись, потом Дима встал, и вышел из-за стола.

Фонарь действительно был очень ярким: луч легко доставал до ворот. Они стояли монолитом, глянцевито отливая свежей черной краской на стройных заклёпочных полосах металла. Ни намёка на ржавчину или повреждения. Пытаясь переварить этот факт, Дима растерянно оглядывал внутренности депо. Пути, на которых стоял исполинский паровоз, были целёхонькими, и поблёскивали полированным металлом. Никакого мусора на чёрном земляном полу. Даже воздух изменился: дымная затхлость сменилась запахами нагретого металла, смазки и деревянных шпал.