В день похорон пришел священник. Чтобы отпеть отца, тело необходимо было подготовить: накрыть саваном, надеть венчик, зажечь вокруг свечи. Батюшка объяснил, что это убранство не простое украшение, а символы победы над земными страстями и перехода в лучшую жизнь, и отмолить грехи покойного получится, только если будут соблюдены все нюансы ритуала. Он когда-то читал, что по христианским представлениям в момент смерти душа безвозвратно покидает тело, и был очень удивлен узнав, что церковная традиция предписывает обязательное украшение религиозными символами тленного вместилища души, которое имеет уже весьма посредственное отношение к умершему человеку. Ритуал противоречил здравому смыслу и, наблюдая за приготовлениями тела к отпеванию, в его голову вполне естественно закралась мысль о том, что если загробный мир и существует, то вся эта разноцветная мишура призвана, скорее, подчеркнуть важность церкви в деле спасения усопшего, нежели реально помочь успокоению души. Но как только по комнате, наполнившейся терпким запахом ладана, разнеслось распевное: «Живый в помощи Вышняго…», и стоявшие вокруг люди начали креститься, он стал креститься вместе со всеми и просить у Бога милости для отца. И в том, что он делал, не было ни доли лицемерия. В один миг куда-то исчезли и скептицизм, и назойливый шепот здравого смысла. Осталась только надежда. Надежда на то, что жизнь бесконечна. Он не мог знать так ли это на самом деле, но если так, то только обращение к Богу могло стать единственной ниточкой, соединяющей его с ушедшим отцом, и за нее он ухватился изо всех сил.
Все-таки жизнь глупее смерти. Для смерти не существует ни тайн бытия, ни суеверий, она не теряется в догадках о реальности Бога и знает, зачем нужна жизни. Жизни же напротив не знает ничего о причинах и последствиях происходящих в ней событий. Порой она похожа на слепого новорожденного котенка, радующегося уюту плотной мешковины, в которой его несут топить, и начинающего отчаянно протестовать, когда его достают оттуда чтобы отдать прохожему, пожалевшему его и решившему забрать себе. Так для него, потерявшего отца, как насмешка звучала тогда произнесенная кем-то пословица: «все, что не делается – к лучшему». Но разве был бы шанс у этих слов стать народной мудростью, передаваемой из поколения в поколение, если бы они были ложью? Ведь смерть близкого это крутой поворот в жизни любого человека, определяющий его дальнейшую судьбу. А большое всегда видится на расстоянии. Ему тоже понадобилось время, чтобы разглядеть в череде жизненных свершений ведущую его руку проведения. Только спустя несколько лет, когда исчезнет горечь утраты и останутся одни счастливые воспоминания, станет очевидным, что именно этот крутой поворот вывел его на дорогу, на которой он обрел свое призвание. И что не случись этой трагедии, его жизнь сама была бы обречена превратиться в трагедию, со смутными перспективами реализовать себя. Но это станет явным лишь спустя годы. Смерть же знала все уже тогда, беспристрастно сплетая нити судьбы его семьи в давно придуманный причудливый узор.