Деньги – это олицетворение. Олицетворение блаженства и нирваны. Только деньги способны дать спокойствие и надежду. Деньги решают все. Деньги бесподобны и всемогущи.
Томас говорит:
– Было бы неплохо, но нет. Я же не совсем чокнутый.
Смех Томаса. Этот гадкий деланный смех. Томас совсем не умеет врать.
Элли вмешивается:
– Пап, не обманывай своего лучшего друга…
– Вот-вот, – поддакивает Итон.
– Отвали от меня!
– Папочка, он прав. Мне кажется, что это будет ошибкой.
– Это не будет никакой чертовой ошибкой!
Пустые банковские карты стоят дешевле игральных. В них толку нет, если ты не собираешься прямо сейчас запихать в банкомат толстую пачку купюр. Чтобы он давился ими. Чтобы он выплевывал их обратно, а в голове у тебя возникали мысли по типу «Понял кто тут папочка, металлический ублюдок? Ты даже не можешь пересчитать мои денюжки».
Итон говорит:
– Тебе нужно остановиться, мы ведь только…
– Только получили крупную сумму бабла, – обрывает Томас. – Только что поняли, что деньги – лучше секса и приносят оргазм красочнее и дольше. Только что захотели вколотиться не дешевой травой, а настоящим коксом. И только что захотели трахнуть сучку вроде Маргарет.
– Не поддавайся своим искушения, Томми. Ты всю жизнь поддавался им и куда тебя это привело? Да у тебя нихрена в этой жизни нет!
– Заткнись, тварь!
Богатство является роскошью только если ты богат. Богатство – пряность на сочном блюде из антрекота и овощей гриль. Если ты богат, ты можешь тратить все свои бабки на наркоту, шлюх и шмотки. Дорогие брендовые шмотки. Дорогие безымянные шлюхи.
Томас говорит:
– Я всю свою убогую жизнь только и делаю, что гну свою спину. Дай мне кайфануть…
– Томас, ты ничего не добьешься… – сдержанно обрывает Итон.
Томас кричит:
– Заткнись, ублюдок! Как будто ты чего-то добился, падший ты бизнесмен! Где сейчас твоя жена и сын, падла! А хрен знает, ведь ты все просрал еще раньше, чем просрал я, и тебе остается только дрочить на фото своей жены и заливать лицо своего сына спермой! Ты ничтожен, как и я, так почему я должен слушать твои советы?!
– Понял, затыкаюсь… – бесчувственно, даже слегка обиженно говорит Итон.
Приправить срочную шлюху двумя щепотками бабла и из вареного куриного филе ты получаешь говядину в кисло-сладком соусе. Деньги – афродезияк. Деньги – это агония бедных и дорога к вершине вавилонской башни.
– Пап…
Томас ласково:
– Ты тоже умолкни.
Тишина. Томасу вдруг стало как-то одиноко, но шаг не замедлился. Впереди его ждет смачная доза и грязный перепихон. Он знал это. К черту попытки сделать себя успешным. К черту работу. Элли, Диана, Итон, Дэнни и долбанный мистер Уолкер – все они идут в задницу. В толстую обосранную задницу.
Томас Клаус. Его непременно ждет лучший оргазм. Сегодня он выстрелит в рот девушке лучше, чем Маргарет. Сегодня он отодвинет завесу тьмы и познает лучшие прелести самых помпезных штучек. Сегодня на нем будет упругая задница а шелковых стрингах с сиськами, как две его головы, и он будет задыхаться в них, как будет задыхаться в ее упругих бедрах и мокрых складах ее вагины. Сегодня он попробует лучшую наркоту и сегодня он оторвется по полной.
Никакого завтра. Только сегодня.
Кредит – билет в одну сторону. Но кайф не имеет границ.
Поэтому элитный виски будет выливаться в его сранный полугнилой рот и роботизированный женский голос будет молчать. Он будет слушать. Томас будет говорить, а голос слушать. Сегодня все, мать вашу, будут слушать Томаса Клауса.
2
– Запомни Диана, – говорит Дэнни и гладит тыльной стороной ладони ее щеку. – Теперь ты никакая, мать твою, не Диана. Теперь ты грязная Ди или Ди–тугая киска–Ана. Кто угодно, но только не Диана Клаус. Будь шлюхой. Я знаю, ты можешь.
Какие-то смутные противоречия капают расплавленным воском в районе ее застывшего сердца.
Да, она хочет денег, чтобы жизнь показалась медом или хотя бы сахарным леденцом, но неизвестность пугает сильнее бедности.
Неизвестность позы, опасность заражения, насилие, физическая боль, беременность. Профессию проститутки должны ввести в перечень профессий с вредными условиями труда. Даже опасными. .
– Тебя захотят трахнуть разные дяденьки или сыночки, но запомни главное – ты должна захотеть этого первая. Не стесняйся и не сопротивляйся, если не просят. Думаю, у тебя получится. Ну конечно получится. Зная как ты работаешь язычком…
Когда она пришла к такому? Где та самая точка, которую она перешагнула и все покатилось вниз?
Встреча с Томасом, свадьба, рождение Элли, смерть Элли, измена? Где-то явно был подвох. Что-то она проглядела.
Сейчас она – падшая женщина, но даже падшие женщины имеют принципы. Как говорила мама – ты даешь им в себя войти, потому что хочешь, чтобы в тебя вошли. Но хотела ли она этого сейчас? Возможно этот день поставит крайнюю точку. Точку после надписи «The End». Заключительная серия первого сезона сериала «Клаус». Смотрите далее – изуродованная шлюха страдает сифилисом, анорексией и диареей.
Она боялась подобного. Но что хуже – стареть или гаснуть?
Наверное, хуже всего – ненавидеть себя и жалеть об упущенных шансах реализовать свой потенциал. Секс – тоже искусство. Одни рисуют кистями мазки и заставляют эстетически гордится художником, другие соединяют слова в предложения так, что ты разбиваешь текст на части и кичишься ими, как цитатами.
Типа дофига какой умный. Мудрец поколения «мне насрать». Книжный червь, засунутый в задницу.
Но секс тоже приносит эмоции в этот мир. И эмоции его навряд ли хуже экстаза во время исполнения своего единственного зашедшего людям трека.
Вилять задницей – талант. Не меньший, чем грамотно вставить член.
Диана Клаус. Потрепанная проститутка. Не столько мужчинами, сколько временем. Ей невероятно хочется одного – снять этот тупой наряд и сесть на лицо какому-нибудь мажорику. Затем подняться и сесть на плечи, изредка пересаживаясь обратно.
– Будь сучкой, Диана. Или, вернее сказать, сучка Дина?
Сучка Дэнни. От слова чья. То есть собака.
Он улыбается и как же он мерзко это делает. Тот самый долбанный тупоголовый качок aka самый зачетный мудак в школе. Топ-1 среди понторезов. Мистер Маленький Член.
– Видишь вон ту лампочку? – он указал на нее, висящую над черными дверьми, обратная сторона красных шторок. – Когда она загорается красным, заходи. И как только ты, мать твою, вошла, забудь абсолютно про все на свете. Ты порноактриса, Диана, ты должна быть упругой и похотливой. Прыгай, скачи, стони, напрягайся или стой на месте, пока не скажут. У нас тут не самообслуживание.
Дэнни хлопает ее по заднице и скрывается. Диана в исступлении оглядывает по сторонам. Куча зеркал, понавешанных так, что можно было рассмотреть себя снизу. Непонятного цвета неоновая подсветка, какой-то розовый приятный мех и разного рода игрушки – от вибраторов до игольчатого кольца Вартенберга.
– Ты у нас новенькая? – говорит розововолосая молодая девушка в латексных стрингах и лифчике без ткани там, где она больше всего нужна.
– Да, – отвечает Диана.
– Блин! Ты выглядишь как реальная милфа! Даже мне захотелось тебя раздеть и посмотреть на твои морщинки.
– Расскажи мне… как здесь все устроено, – неуверенно говорит Диана.
– Ну как сказать. Ну типа нормально. Бери от них все, что тебе дают и к вечеру ты сможешь вставить себе сиськи. Ну или например выкачать жир.
Диана молчит и краснеет, открывает рот, закрывает, и снова молчит и краснеет.
Твою мать. Загорается лампочка.
Диана неуверенно открывает черную дверь и перешагивает порог.
Отныне выхода нет. Она должна закончить.
3
Диана вошла в туго освещенную комнату, комнату секса, в которой витает дух оргазма, и замерла. Худощавый, совсем еще зеленый пацан, наяривает свой стручок на кровати. Он замечает ее и говорит:
– Сегодня ты будешь моей мамочкой? Подойти поближе, присядь ко мне…
Диана стоит в замешательстве и ничего не понимает. Она делает шаг и видит прыщи на его замасленном лбу, некоторые должны лопнуть прямо сейчас, но какая-то неведомая сила удерживает гной на месте.
– Мой батя многое дает, чтобы я смог вот так расслабиться. Бухнуть виски, ширнуться наркотиком и трахнуть такую, как ты. Я хочу видеть твои дырочки. Раздевайся.
Наставления Дэнни сами пришли на ум. Если этот неокрепший сосунок действительно хочет вдуть ей, значит его язычок хорошо поработает.
Все ее восприятие меняется в один миг. Нахрен этого ублюдка Томаса и свою бессмысленную прошлую жизнь. Она может наслаждаться по полной и кайфовать от отменного кунилингуса пустоголовых разгильдяев вроде этого. Если она выглядит мамочкой, значит, она будет ему мамочкой. Она будет манипулировать им доминировать над его костлявым телом.
– У меня есть идея получше, – говорит Диана.
– Ммм, и какая же?
Диана не хотела прикасаться к его члену. Нет, с ним он справиться сам. Но она не сможет дотянуться языком до клитора.
– Я хочу сесть на тебя, – говорит Диана, вздыхая, как пятнадцатилетняя девственница. – Хочу сесть на твое лицо и уткнуться своей промежностью в твой носик. Чтобы ты вилял язычком под моими трусиками, – она стоит напротив него, элегантно выгибаясь, кладет свои руки ему на плечи и давит на них. –Хочу видеть твои глазки под своими ножками и раздвигать свою задницу, сидя на твоем лице.
– Да, мамочка, сядь на меня, – говорит пацан. – Я хочу вылизать тебя.
Диана раздвигает ножки и отстегивает юбку. Она скатывается по бедрам и падает на пол. Диана садится на оголенные ноги этого сукиного сына и поднимается вверх, касаясь внутренней стороной бедра его юного тела, и двигается вперед. Она сидит на коленях, между которыми застряла шея этого юнца, и расстегивает боди.
Она говорит:
– Вылижи мамочку…
И мягкая мокрая плоть покрывает ее вагину сквозь тонкие трусики-стринги. Она виляет на его лице и сжимает грудь. Она чувствует, как этот пацан дергает рукой и мастурбирует. Но Диана катается по его лицу и, если честно, ей глубоко насрать, что он делает со своим малышом, она наслаждается его языком и дергает задницей.
– Не останавливайся, сукин сын! Продолжай!
Он повинуется, отодвигает полоску трусиков и начинает двигаться быстрее. Глаза Дианы закатываются и в какой-то момент она чувствует нечто теплое между ног. Струя прозрачно-белой жидкости прыснула из нее в тот момент, когда она получила оргазм. Не такой потрясающий, какой мог бы быть, но все-таки.
– Ты хорошо поработал, малыш. Теперь отдыхай.
Она покидает комнату, но запоминает его впалый живот, залитый спермой. В ушах эхом стоят его слова.
– Да, мамочка, это было супер…
4
Томас Клаус. Бог самопознания и величие человеческого разума. Сегодня все его пути сошлись в единой точке. Тысячи параллельных реальностей и расколотых сознаний переплелись своими тонкими паутинками и составили единую цепь. В самом центре – Томас. Он пожирает свою добычу.
Сегодня тот самый клуб будет шататься под его достоинством. Сегодня все занюхнут смачный запах его яиц.
Знакомый бармен.
Маргарет – шлюха.
Они улыбаются и Томас видит ту самую официантку. Миловидная и скромная. Вряд ли кто-то еще делал с ней подобное. Она, наверное, отличница и примерная ученица, гордость мамы и папы и верная девушка своего отброса-парня.
Томас помнит ее узенькую дырочку. Он помнит все.
Когда она замечает Томаса, лицо ее покрывается краской. Но Томасу стало плевать. Сегодня он бог. А какое дело богу до людей?
Томас проходит мимо всех этих дешевых бездарей, сидящих за столиками с покерной колодой или вращающейся рулеткой. Томас знает, что ему нужно. Все они – всего лишь ошметки его грубых пят.
Лицезрейте люди! Король явился!
Томас откидывает черные шторки и проходит по ту сторону бедности. Сегодня все изменится, потому что по-другому быть просто не может. Потому что как может что-то пойти не так, когда все складывается отменно?
Он вдыхает и чувствует аромат кубинских сигар, хотя никогда его не чувствовал, перегар дорогущего виски, медленно таящего в воздухе, и солено-кислый аромат женских гениталий вперемешку с ягодным или шоколадным оттенком смазки.
Катастрофа вселенской важности осталось где-то сзади, за задвинутыми плотными шторами, сквозь которые не просачивается свет. В этой комнате все иначе. В ней сидят титаны. Атланты, что держат общество. Само бесподобие социального неравенства и килограммовые труды Платона о городе, которого нет.
– Томми! – восклицает Дэнни, хрен пойми откуда появившийся. – Ты решил заглянуть за кулисы всемирно известного шоу о, мать его, тщеславии и жадности? Ну что ж, если ты готов потратиться, проходи, заварим тебе капучино со сливками общества.
5
Не успела Диана выйти из комнаты с тем пацаном-недоростком, как загорелась вторая лампочка, ведущая в другую комнату. Она заходит в нее, чувствуя, что ситуация под ее контролем, и надменным взглядом обводит ее по периметру. В этот раз на столе раскиданы разные игрушки, вызывающие боль в ее анусе при одном только виде. Толстый мужик лежал на животе и что-то мямлил себе под нос.
Интересно, сколько писек повидали эти штучки?
Диана говорит:
– Ты хочешь, чтобы я тебя трахнула, толстый ублюдок?
Мужик переменил позицию и сел на свою задницу. Диана хватает плетку со стола и со свистом бьет по кровати.
Жирный, чумазый, его член, вероятно, немытый недели три. Диана говорит:
– Вставай раком.
Он повинуется, сжимая свой мелкий обросший стручок двумя пальцами.
– Я как раз этого и хотел, девочка моя. Командуй мной и делай все, что хочешь. Я твой. Я весь твой…
– Заткнись, грязная скотина, и раздвигай свои ножки. Я надеюсь, ты посрал перед тем, как идти сюда?
Мужик кивает.
От его задницы разит тухлыми сосисками и пережаренными яйцами.
Диана хватает продолговатую резиновую штуку. Диана знает, что нужно делать.
6
– Затянись-ка этой дрянью, Томми, – Дэнни протягивает ему косяк, который Томас с удовольствием пригубил. – Как тебя снова занесло сюда? Решил кайфануть? Тогда, мать его, ты пришел по адресу. Здесь лучшие девочки и лучший кокс. Но ты знаешь правила – за все придется платить.
Дэнни улыбается странной улыбкой, как будто этот самоуверенный ковбой что-то знает. Знает и молчит, ехидно поглядывая на Томаса. Вокруг – элегантные доберманы, ухрюканные до состояния бесхозных кобелей. У каждого трется одна-две девочки и обнюхивают зад, виляя хвостиками.
– Решил оттянуться по-настоящему, – с гордостью говорит Томас. – Задрали эти дешевые шлюшки. Ни на что ни годны…
– Это правильно, Томми, это правильно. Держи-ка выпей этой улетной смеси. Мигом улетишь прочь.
Томас хватается за стакан и опустошает его. Сознание бьется в импульсах и покидает тело. Он видит себя от третьего лица, стоящего рядом с счастливчиком Дэнни. Ему явно плохо, но он не признает этого.
Все цвета перемешались в единую смесь. Сказать больше – цвета перестали существовать. Материи не стало. Только дух. Сама идея. Бесцветная и бесконечная, растянувшаяся на сотни веков вперед и тысячи лет назад. Томас стал временем и превратился в гребанную метаморфозу самого себя. Черное пятно копоти на белоснежном полотне мироздания. Подногтевая грязь. Лишний отросток.
– Вставило? – спрашивает Дэнни и улыбается.
– Вставило…
Где-то внутри его забитой смолами груди Итон Спаркс издает нелепые хрипы. Малышка Элли бьется в агониях, как тогда, год тому назад.
Или прошла целая вечность?
Томас чувствует, как они закрывают свои глаза, чтобы больше не открыть уже никогда. А ведь он был слишком груб с ними в последний раз… Слишком агрессивен и сосредоточен исключительно на себе. Томас открывает глаза и поразительная пустота создает ощущение голода и тошноты. Его выворачивает, но блювать откровенно нечем.
– Да, это жесткая тема, – говорит Дэнни. – Многие вырубаются после нее, но ты я смотрю крепкий малый. Респект!
– Что это было?
– Тебе необязательно знать. Давай лучше трахнешься? Или сыграешь в игрушку на настоящие бабки, Томми.
– Давай, – отвечает Томас.
– Что давай?
– Все…
Дэнни смотрит на него и удивляется. Как сильно он хотел смеяться, выпрыскивая слюну на его лицо. Какая же до жути тупая ситуация! А что, если… Если они увидятся? Или Томас увидит, как какой-то неуклюжий увалень трахает любовь всей его жизни?
Дэнни говорит:
– Сыграем?
Томас заранее знал ответ. Он пришел сюда за сексом, наркотой и бабками. Он пришел сюда за чистым кайфом, помещенным в пятьдесят квадратных метров и несколько грязных бокалов.
Деньги, взятые в кредит, лежат у него на карте. Но ведь эта гребанная касса, современные технологии и прочий не поддающийся объяснению бред… Деньги есть деньги. Даже если это просто цифра, ими можно воспользоваться, их можно украсть.
– Ничего страшного, – говорит Дэнни. – Все в рамках разумного, мы договоримся с тобой.
Они садятся за стол. Рулетка. До боли знакомая игра. Томас инстинктами чует, куда надо ставить и сколько. Его пожирает азарт, крутится вьюнками вокруг запястий и впивается острием в вены. Что-то зябкое поселилось в его желании, дающее надежду на что-то большее, что-то куда приятнее, чем просто наркота и секс.
Барабан вращается и Томас кладет каре.
Дэнни. Долбанный Дэнни. Он знает наперед все, что сегодня будет. Его улыбка выдает его с потрохами и заставляет слегка потеть лоб Томаса. Но Томас видел его, как прозрачного, читал его, как книгу на страницах. Он делал ставки и вычитал. Запоминал цифры и прикидывал вероятность.
Ирония прогресса заключается в том, что как бы далеко он не зашел, мы навсегда останемся животными, что повинуются инстинктам.
Инстинктам выживания уже даже не в каменных, а металлических джунглях. С цифровыми облаками, искусственными людьми и золотым дождем.
Колесо остановилось. Томас принимает поражение и делает ставку. Дэнни обнажает зубы и что-то знает
Колесо завертелось.
Если однажды наступит конец света, выжившие люди будут поклоняться порноактерам и рэп-исполнителям. Если что-то вдруг случится, мы ничего не оставим после себя. Мы и при жизни нихрена не оставим. А когда мы сдохнем, сдохнет все. Окунется в небытие с головой, поперхнется и утонет, жадно вдыхая несуществующий воздух обугленным ртом.
Будущие приматы наших пра-правнуков будут использовать ноутбуки в качестве подносов и подтирать сорокалетним коньяком очки из линз-донышек. Донышек бутылок.
Шарик застолбил ячейку. Томас забирает выигрыш и радуется гонорару, который только что заработал собственной туполобой башкой.
Дэнни улыбается сильнее и задает незначительные вопросы:
– Как дела с Дианой?
– Никак, – отвечает Томас.
Колесо останавливается, и Томас лишается ставки. Дэнни говорит:
– Может тебе нужна девочка? Она тебя расслабит?
Томас отвечает:
– Я зачем, мать его, сюда пришел?!
Ковбой подметил его новую фишку в говоре. Незаурядные приматы часто копируют образ альфа-самцов, дабы казаться более мужественными. Зубочистка в твоих кариесных зубах – всего лишь дубликат Рэмбо или другого боевого парня.
Колесико крутится. Томас делает ход.
Шарик постукивает по ячейкам, словно по нервам Томаса. Но он не подает виду. Зубочистка. Не забывай о ней. Когда она в твоих зубах, или когда ключи от дорогущей машины в твоих пальцах, – ровно то же самое, что сделать протест этому миру своим всепоглощающим эго.
Томас ставит лайн из шести номеров. Чьи-то зубы упираются в его пах.
Как она там оказалась и почему она расстегивает ему ширинку?
Колесо тормозит. Томас в пролете.
Томас знал, что даже если Дэнни проигрывает, деньги все равно летят к нему в карман.
– Как тебе? Еще стаканчик?
– Разве что виски…
– Эй, бармен, принеси моему дружку стаканчик виски и одну дорожку.
Дорожку. Твою мать. Томас ни разу не нюхал, только курил дешевую шмаль. Теплый язык утыкается в его пах, а белоснежная дорожка скоро закатится в его волосатые ноздри. Чистый кайф. Именно за этим он сюда и пришел. Но долбанный ковбой Дэнни чересчур подозрительный. Вся эта наркота, рулетка, невидимка с гибким языком, прячущуюся под столом.
За все придется платить.
Так говорил Дэнни.
Интересно, он имел в виду только сегодняшний день?
Томас ставит на ряд и ставит на дюжину. Когда деньги, взятые в кредит, рискуют потратиться на азарт, ты становишься более тактичным.
Колесо перестает крутится и струйка слюны катится по яйцам Томаса.
Если эта сука не проглотит, будет стремно.
Дэнни говорит:
– Тебе повезло с Дианой, Томми. В свое время я так хотел ее отыметь. Признаться честно, я и сейчас этого хочу. Она была такой сочной, Томми, точно спелый персик или томат. А когда ты вонзаешь зубы, сок течет по твоей груди…
– Вышло так, как вышло, Дэнни. Уже ничего не поделаешь.
– Просто хочу сказать, что ты захапал самую страстную женщину.
Томас забирает жалкую ставку и смотрит на Дэнни. Этот чертов подонок Дэнни. Он машет рукой какому-то амбалу и знаком что-то показывает ему. Тот кивает и давит улыбку. Дэнни обнажает зубы, а чья то глотка по-прежнему виляет под его ногами.
Томасу дали виски и насыпали. Он сто раз видел такое в фильмах. Он заносит руку и глотает, не морщась. Затем, на одном дыхании, он внюхивает и балдеет.
– Как тебе такие пляски, Томми?
– Отменно… – отвечает Томас.
– Поэтому ты взял кредит?
– Что?
– Ничего, делай ставку.
Гребанный порошок слегка обжигает слизистую, но ощущения оргазма, когда ты еще его не постиг, утоляет боль. Это дзен, детка. Натуральный кайф.
Томас решается на стрит и Дэнни крутит колесо.
Твою мать, как же хорошо ощущается минет, когда ты под кайфом. Томас не знал этого чувства раньше, но теперь он все понимает.
– Просто хотел сказать, что Диана – королева, которую ты по какой-то причине сделал никем. Грязной шлюхой, я бы сказал.
– Просто заткнись, я сюда не за этим пришел…
– Ладно-ладно, но стоит признаться, мне было тяжело смириться с поражением…
Томас забирает ставку, но гребанный ковбой Дэнни даже глазом не повел. Он втыкает в его глаза и мерзко улыбается. Амбал куда-то свалил. Язык по-прежнему крутится вокруг его ствола, но Томас хочет, чтобы губы сжали его плотнее и зашевелились ритмичнее. Именно сейчас он готов к этому. Именно сейчас ему нужен оргазм.
Дэнни говорит:
– Я и до сих пор не смирился с поражением, Томми.
– Мне то какое дело?
– Я хочу тебе отомстить, Томми, хочу расставить точки и поставить тебя на место, сечешь?
Итон Спаркс, просыпайся! Ты сейчас нужен как никогда.
Дэнни говорит:
– Я хочу, чтобы ты поставил все, что у тебя есть. Я хочу тебя трахнуть, хочу тебя отыметь.
– Ладно, знаешь, я наверное пойду…
Томас встает, но крупные руки утыкаются ему в плечи и садят его на место. Волна страха прокатилась от пяток до мочек его ушей. Если бы Итон Спаркс был рядом, он бы, наверное, что-то придумал. Да, он непременно бы что-то придумал…
Дэнни говорит:
– Ты меня не понял, Том. Я хочу трахнуть тебя. А если я хочу кого-то трахнуть, я точно трахну его. Я же хотел трахнуть Диану…
Ссанный мозг Томаса. Он долго не выкупает очевидные вещи, а иногда и вовсе не понимает, чего он хочет. Он дрожит, а извилины мозга пытаются понять, что из этого причина, а что – следствие. Но нихрена не происходит. Метод дедукции сущий отстой, потому что работает он только тогда, когда ты, мать его, Шерлок Холмс. Но он Томас Клаус. И арифметически простую задачу ему пришлось сосчитать на пальцах.
– Ты… ты сукин сын! Твою мать, это был ты…
– Я знаю, Томас, я все это знаю. Но почему тогда ты трахал моих девочек? Повторюсь. Ты сделал королеву шлюхой…
Метод дедукции явно не для него, но цифры он запоминает неплохо. Если его предположения верны, то должна выпасть единица. Одна единственная единица. Он спрашивает себя: «почему»? Но он не знает ответа. Однако он помнит, что за эту и предыдущую игру единица ни разу не выпадала. Томас сжимает яйца и то же самое делает язык под столиком. Сейчас он испытывает кайф, но если он поставит на место Дэнни, то кончит прямо ему на лицо.
В моральном плане.
– Единица, – говорит Томас.
– Ты ставишь все?
– Да. Я ставлю все…
Никаких сомнений не было, нет. Иногда случайность – это все-таки закономерность. Но нужно брать яйца в руки, как это делает невидимка…Нужно быть мужиком и идти на риски.
Уолкер уже пробовал сперму Томаса на вкус.
Настала очередь Дэнни.
7
Диана испытывала кайф, когда вонзала в того мужика игрушки для далеко не новеньких в этом деле. Доминирование сводило ее с ума. Как странно, что она не познала эту радость с Дэнни. Или, например, с Томасом.
Стоит отдать должное тому толстяку – он прочистил прямую кишку.
А главное – деньги. Они дарили право на новую жизнь. Насладиться от тепленького язычка недалекого парнишки и отыметь жирного дохляка и при этом заработать себе на лифтинг вагины или подтяжку задницы. Звучит лучше, чем хорошо. Особенно в ее голове.
Какой-то амбал приближается к Диане. Этот амбал намерен что-то сказать. Диана слегка отступилась, но тот хватает ее за предплечье и куда-то ведет, закрывая глаза ладонью второй руки, куда-то проталкивает, наклоняя ее, и говорит своим твердым металлическим голосом:
– Работай!
Диана оказалась внутри какого-то узкого помещении, в котором торчат чьи-то ноги. Она замечает ту молоденькую розововолосую шлюшку, которая вонзает свой язык кому-то в член, вытягивая губы трубочкой. Она подмигивает Диане и одними губами говорит: «Хай!»
Диана узнает вторую пару ног. Ковбой Дэнни. Вот сукин сын! Даже здесь не остается равнодушным к ее персоне. Ей стало спокойнее. Она делала это уже не раз и с удовольствием сделает еще сотню. Она хватается за его шириночный бугор и раскрывает ротик.
Счастливчик Дэнни – само милосердие, ибо почему он так ее жалеет?
8
Гребанная единица становится последним шансом, но, твою мать, какую же ненависть Томас испытывает к Дэнни. Что остается делать? Вокруг эти амбалы. Вся надежда на эту гребанную единицу, которая еще ни разу не выпадала.
Дэнни перестал улыбаться. По крайней мере, теперь он видит его настоящего. Или слегка приукрашенного дорожкой белого порошочка. Тем не менее, он чувствовал просто королевский минет и кайфовал. Как же он хотел немного туже. Как же он хотел одолеть Дэнни.
Дэнни говорит:
– Я ставлю в два раза больше, – и крутит колесо с такой силой, что шарик едва не вылетает.
Он долбится об ячейки и дыхание Томаса просто сбивается. Если он проиграет, настанет прошлое.
Оказывается, прошлое есть. И ошибки тоже. Ничего не проходит бесследно, и этот сукин сын ковбой прямое тому доказательство.
Шарик ударяется об поверхность колеса и продолжает куда-то катится. Томас не знает молитв, но он молится. Молится за себя, за Диану и Элли. Он молится за Итона Спаркса и вспоминает отца Авраама.
Отче наш. Говорит про себя Томас. Прости меня за все грехи и дай искупиться мне. Я натворил много дерьма, но я готов разгребать его чайной ложкой. Прошу тебя, дай мне сил!
Аминь.
Сочные губы просто вонзаются в его член и он кидает взгляд на шарик. Он непростительно близок к единице. Он знает, что победит, просто уверен в этом. Но какой же кайф он получает от этой сучки. Скоро земля затрясется, и тогда грядет извержение.
– Эй, Томми, – говорит Дэнни. – Посмотри под стол.
Тупой шарик. Этот гребанный шарик на единице. Томас видит это и кончает той сучке в рот. Конвульсии проносятся по телу и это несказанный кайф. Ведь там единица! Он точно помнит ее.
Томас отодвигается и наклоняется, чтобы посмотреть под стол на пару ласковых губ, одарявших его слюной, но, вместо прекрасного ротика миловидной готический принцессы, видит Диану, которая отсасывает Дэнни.
Твою мать.
Дэнни заметил единицу. Дэнни тянет руку и щелкает пальцем по шарику.
– Да что твою мать происходит? – кричит Томас. – Ты мерзкая паршивая шлюха! Как ты могла опуститься до такого!
– Томми… – Диана вытирает рот. – Томми, я не…
– Эй, Томми, – говорит Дэнни. – Ты проиграл.
Снова эта мерзкая улыбка врезается ему в зрачки. Снова волна ненависти несется по его артериям и обжигает плоть.
Если ненависть – гарантия победы в поединке, тогда почему судьба так несправедлива с ним?
Но как он не мог осознать всю ситуацию раньше? Для этого не обязательно быть Шерлоком. Достаточно просто не быть тупым.
Твою мать. Сука.
Твою мать. Твою мать. Твою мать. Твою мать…
9
– Ты долбанный подонок! Ты сломал мою жизнь, мразь! Я тебя убью, сука, я тебя убью…
Томас и Дэнни стоят на заднем дворе заведения среди баков с мусором, а два амбала крутятся вокруг них, как коршуны над добычей, один из них держит Диану. Держит крепко, чтобы та не шелохнулась. Как только Томас пришел в ярость, ковбой тут же сделал знак своим, чтобы его вывели отсюда. Зеленоватые вены набухают на его лбу, жилы на шее натягиваются струной. Диана молча плачет и говорит только одно слово. Пожалуйста. Говорит она.
Пожалуйста пусть время обернется вспять…
Пожалуйста пусть Элли никогда не рождается…
Пожалуйста! Пускай она никогда не переезжает в тот сранный дом…
Когда два петуха берутся за дело, курица стоит в сторонке.
– Ну попробуй, Томми, попробуй! – говорит Дэнни, пафосно засунув руки в карманы. Улыбка обнажает его зубы.
Томас стоит и злобно дышит, словно разъяренный бык.
– Ты мерзкая падла! – он кинулся на него, но ковбой Дэнни на то и ковбой, чтобы быть мужчиной. Он отступил и перевалил вес Томаса. Тот рухнул в лужу.
– Чего ты хочешь этим добиться, Томас? – Дэнни раздвигает руки и ходит вокруг него. В его зубах не хватает зубочистки, потому что сейчас он невероятно крут. А его голос… брутален и горяч. – Хочешь доказать свое превосходство? Свой статус? У тебя нет статуса, придурок. Ты безработный черт с кредитом на плечах.
Томас смотрел фильмы про отважных супергероев. Он знал, как нужно себя вести, ведь каждый его шаг и каждое его слово – самопожертвование во имя благой цели. Если ему нужен был момент, чтобы стать мужчиной, лучшего просто не будет.
Он мямлит сквозь зубы:
– Сука! Тебе кранты!
Он резко поднимается и летит кулаком по челюсти Дэнни. Но Дэнни… Гребанный счастливчик. Он отбивает его удар и своим кулаком ударяет Томаса под дых. Тот падает и откашливается. Дэнни ликует и задирает нос.
– Если ты, обоссанный придурок, думаешь, что я забыл старые обиды и простил тебя, то ты ошибаешься. Нет! Ковбой, мать его, счастливчик Дэнни никогда ничего не забывает.
Пищевая цепочка переворачивается. Томас думал, что все иначе. Но женский роботизированный голос эхом отражается от кирпичных стен этого задворка, и этот голос будет с ним всегда, потому что он был с ним всегда. И есть сейчас.
Томас предпринял попытку встать, но локоть скользит и он ударяется лбом об асфальт. Порывы дыхания вырываются из глотки, но он пытается взять под контроль себя и свое дряхлое тело. Диана. Она кричит и плачет. Это ее «пожалуйста» начинает надоедать.
– За что ты так со мной, Дэнни. Я ведь… я ведь ничего не сделал.
Дэнни говорит. Агрессивно:
– В том и дело, мать твою, что ты ничего не сделал! Ты просто гребанный слизняк! Паразит! Ты зацепил лучшую бабу нашей школы, ублюдок! Какие сиськи и бедра, какая страсть кроется в ее глазах! Она была моей мечтой, Томми! Я сука ее любил, а ты просто испортил ей жизнь!