Семнадцать мгновений из жизни курсанта

Котлеты

Что обычно представляется при слове «дискотека»? Полумрак, ритмичная музыка, шар, обклеенный кусочками зеркал, отбрасывающий разноцветные блики в танцующую толпу? Если так, значит вы никогда не бывали на мойке в суточном наряде по столовой. Горячий пар от железных ванн с раствором кипятка и соды наполняет полутёмное помещение. Металлический грохот грязных стальных мисок и алюминиевых бачков, сбрасываемых в эти ванны. Брызги горячей воды. Капли пота на голых спинах курсантов, драющих всю эту посуду. Вот это и есть наша настоящая «дискотека».

Группа в наряде со вчерашнего вечера. На мойке мы втроём – Игорь, Петька и я. Мы уже прокрутили свою «дискотеку» дважды, вчера после ужина и сегодня после завтрака. Остается финальное, послеобеденное выступление. И тут с варочного цеха приходит разведдонесение – на обед будут котлеты. Всего по штучке на человека, но и такое происходит нечасто. Вся группа собирается на оперативное совещание в овощном цехе, «овощерезке». После горячего обсуждения принимаем единогласное решение: устроить себе достойный обед. А именно – натаскать столько котлет, чтобы наесться ими как следует, до отвала.

Разрабатывается тактический план. Священнодействие приготовления котлет будет происходит в варочном цехе. Дежурные по «варке» – Гарик и Паша, наших два горячих «брата с Арарата». Их задача – отвлекать внимание повара Иманта, грузного краснолицего латыша. Плюс взаимодействовать с нашей «дискотечной» тройкой в деле хищения и выноса котлет из цеха. Мойка рядом с «варкой», до обеда наша команда свободна, всё продумано. Затем в дело вступят дежурные по залу. Они должны скрытно разместить миски с котлетами на стульях, задвинутых под столы. Клеенка, свисающая с краёв стола, обеспечит надёжное прикрытие.

Упоительный запах жарящихся котлет даёт старт к началу операции. Мы используем тщательно вымытое ведро для полов. Передаём его братьям. Улучив момент, те скидывают в него несколько готовых котлет с противней, накрывают тряпкой и возвращают нам. Мы передаём котлеты дежурным по залу. Дело движется, импровизируем на ходу, используя также алюминиевые бачки для супа и каши. Отдаём их «варке», ребята их возвращают, мол надо перемыть, а на дне уже пара-тройка котлет. Имант ни о чём не подозревает, Паша с Гариком безупречны, котлеты шкворчат, мы снуём туда-сюда, миски под столами в зале наполняются. «Овощерезка» обещает особенный салат, пир будет просто королевским.

Неожиданно в дверях обеденного зала появляется заместитель начальника училища по тылу полковник-инженер Маченсун. Да, периодически он приходит в столовую с проверкой. Но почему именно сегодня? Продегустировать котлетки? Несколько стульев неровно задвинуты под стол и полковник решает их поправить. Но стулья словно кто-то держит. Полковник дергает сильнее. И тут из-под стола вылезает один из наших парней. Да, это известная хитрость. Если грамотно устроиться на задвинутых под стол стульях, то можно спокойно подремать. Нет, ну а чем ещё заниматься в наряде, если у тебя в какой-то момент нет работы? Но полковник с этой простой логикой явно не согласен. В гневе он вызывает командира нашей группы. А потом идёт по залу и отодвигает все стулья, в поисках других «отдыхающих».

Через минуту наша «котлетная явка» провалена. Увидев на стульях миски, полные котлет, полковник выставляет их на столы. И вызывает начальника столовой. Предъявляет ему злостно похищенные нами котлеты. Это самый настоящий «залёт». Мы нарушили главный армейский принцип – попались. Котлеты возвращают на кухню, а всю группу снимают с наряда. Полковник уже всё доложил начальнику училища, а тот звонит на наш курс, «требуя крови». Поэтому всем причастным показательно раздают взыскания.

У этих котлет оказался весьма паршивый вкус.

Апрель 1985

Кольцо

Раскрытый конспект лежит на столе, но учёба не идёт в голову. Может, это погода? За окном ранняя осень с золотыми листьями, ярко-синим небом и тёплым солнышком. Может, ожидание предстоящих выходных? Пойду в увольнение с ночёвкой, домой, к молодой жене. Замечтавшись, кручу новенькое обручальное кольцо на безымянном пальце. Ленушка, любимая… Как здорово, что мы наконец-то женаты…

А может меня просто разморило после обеда? До смены ещё пара часов, я дежурный по учебному корпусу № 2. Такой наряд – одно из преимуществ третьего курса. Никакой грязной работы, знай командуй двумя дневальными-первокурскниками. Спишь вдоволь, в столовую идешь вне строя, «чипок» рядом. Красная повязка на рукаве позволяет многое. Да и городские телефоны перед входом в корпус – звони любимой сколько хочешь.

Ленивое течение мыслей прерывает резкая трель телефона. Поспешно хватаю трубку:

– Дежурный по второму учебному корпусу слушает!

– Так, дежурный, – голос в трубке деловит, не пойму кто это, – там Михайлов собирается по учебным корпусам. Прими к сведению.

– Да, спасибо, – растерянно кладу трубку.

Михайлов Виктор Михайлович, генерал-майор, начальник училища. По наряду у меня всё в порядке, придраться вроде как не к чему. Однако визит целого генерал-майора чреват разными неожиданностями. Спешно зову своих дневальных:

– Парни, живо на территорию! И чтобы вдоль газонов и перед входом – ни одного листика!

Прихватив метлы, первокурскники убегают. Погружаюсь в нервное ожидание. Может пронесёт?

Не пронесло. Через широкие окна наблюдаю приближение сухопарой фигуры с красными лампасами на брюках. Обмахиваю и без того блестящие сапоги, застегиваю крючок воротника. Выхожу из-за стола в просторный и пустой вестибюль. Хлопок двери, входит Михайлов. Делаю навстречу два чётких строевых шага. Привычно бросаю раскрытую ладонь правой руки к срезу пилотки. Четко рапортую:

– Товарищ генерал-майор! За время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по корпусу курсант…

– Вольно! – генерал небрежно «отмахивает» рукой в ответ.

Внимательно осматривает меня с головы до ног. Вообще, это наша вторая встреча «лицом к лицу». В первый раз мы разговаривали три года назад, на собеседовании в приёмной комиссии. Я тогда уже успешно сдал все экзамены, а Михайлов меня спрашивал: с желанием, мол, иду в училище? Произвёл на меня впечатление доброго и заботливого дедушки. Разумеется, вряд ли он это помнит.

– Товарищ курсант! А почему у вас ремень не подтянут?

Да, Михайлов славится любовью к затянутым ремням. Делает замечания даже офицерам. Ну не объяснять же ему, что одно дело – затянутый «в рюмочку» первокурсник, а совсем другое – курсант третьего года обучения, считай без году выпускник?

– Виноват, товарищ генерал, – спешно подтягиваю ремень.

– А почему бляха нечищеная?

Да, кажется я «попал» – у Михайлова плохое настроение. Ну что ему до моей бляхи? Может и тускловата слегка…

– Виноват, товарищ генерал, устраню!

– Раньше устранять надо было! – раздражение генерала нарастает.

– А это что такое!? – негодующий взгляд устремлён на мою правую руку.

– Где, товарищ генерал?

– На пальце! Что ещё за украшение на пальце?

– Это кольцо, товарищ генерал, обручальное. Я женат…

– Отставить! – голос Михайлова гремит – Военнослужащий не должен носить никаких украшений! Снять! Сейчас же!

– Есть! – спешно снимаю кольцо и сую в карман.

Генерал победно разворачивается и уходит.

– И территорию приведите в порядок! – напоследок бросает он.

– Есть, товарищ генерал!

Что ж… С наряда не снял, не наказал – уже хорошо. Гляжу в спину удаляющегося Михайлова. Достаю из кармана кольцо. И снова надеваю на безымянный палец.

Осень 1985

Сокамерник

Металлический лязг – за спиной закрывается дверь камеры. Осматриваюсь. От бетонного пола тянет сыростью. Грубо оштукатуренные грязно-серые стены. Провожу по ним кончиками пальцев – как гигантская «наждачка». Стальная дверь выкрашена в тёмно-зеленый цвет, на уровне груди большой круглый глазок. Тусклая лампочка над дверью закрыта ржавой решёткой. На противоположной стене маленькое окошко, почти под потолком. Дневной свет перекрещен толстыми прутьями. За разбитым стеклом – зима, мороз. Мертво-холодная батарея отопления. Из стен, друг напротив друга, примерно на метр выступают по две толстые балки. На них кладут деревянные щиты, чтобы спать ночью. Рижская гарнизонная гауптвахта. Мой дом на ближайшие пять суток ареста. Результат моих разногласий с начальником курса.

Смотрю на сокамерника. Чёрные петлицы «стройбата». Невысокого роста, чёрные глаза блестят на смуглом лице. Таджик или узбек? Кто их разберёт… Интересно, с ним хоть по-русски поговорить получится? А уж как одет… Живая иллюстрация к слову «чмошник». Измятая шинель из грубого сукна, бесформенная шапка-ушанка искусственного меха, разбитые кирзовые сапоги со спущенными голенищами. Интересно, сколько он тут уже? Черная щетина, подворотничок почти одного цвета с грязной шеей. Да, куда такому до нас, курсантов! Мы – будущие офицеры-политработники, элита ракетных войск! И одеты всегда соответственно. Приталенная шинель из гладкого сукна стального цвета, новенькая офицерская ушанка, свежий подворотничок сверкает белизной, кожаные сапоги начищены до блеска…

– Гауптвахта! Выходи строиться на вечернюю проверку!

Лязгают замки камер. Шагаю в кислую вонь коридора, в общий строй. Начальник караула пофамильно читает список арестованных. Каждый откликается: я! Проверка окончена, наступает время любимого развлечения всех караулов: получение «вертолётов». Это грубо сколоченные деревянные щиты, которые служат обитателям гауптвахты кроватью и матрацем одновременно. Они свалены в одной из пустующих камер. Начальник караула уже готов подать команду. И у всех будут считанные минуты, чтобы заскочить в ту каморку, схватить «вертолёт», выскочить и забежать с ним в камеру. Самому последнему обещают дополнительные сутки ареста.

Вперед! Влетаю в камеру, хватаю из кучи первый попавшийся щит. Так, вроде не разбитый, бросаюсь обратно к двери. Проём узкий. Навстречу валит арестантский люд – никто не хочет получать дополнительные сутки. Расталкивая всех, пробиваюсь в коридор, заскакиваю в свою камеру. А вот и мой «стройбат» – тоже успел. Снова лязгают замки – двери камер запирают. Протяжный крик караульного:

– Гауптвахта, отбой!

Мы кладем «вертолеты» на выступающие балки и начинаем устраиваться на ночь. Решаю сапоги не снимать, только шинель. Ложусь на доски, накрываюсь шинелью, под голову кладу шапку. Сокамерник делает то же самое. Пытаюсь заснуть. После суматохи с «вертолётами» начинаю чувствовать холод. Интересно, тут в камере такой же мороз как на улице? Или может чуть теплее? Втягиваю колючий воздух через нос, выдыхаю – изо рта идёт пар. Тяну шинель на голову. Холод, сковав сапоги, сквозь сырые портянки кусает за ноги. Хоть я порядком вымотан, уснуть не получается.

Солдат ворочается на своих досках, тоже не может заснуть. Наверное мерзнет, как и я. Откидываю шинель с головы, приподнимаюсь на щите, смотрю в его сторону. Он тоже смотрит на меня. Остальное мы делаем без слов. Снимаем наши щиты и кладем их на пол, рядом. Я застегиваю на все пуговицы свою шинель, сбрасываю сапоги и забираюсь в этот спальный мешок. Солдат делает то же самое. Мы ложимся, спина к спине, и накрываемся с головой его колючей шинелью. Немного спустя начинаю чувствовать, как согреваются портянки, а следом и ноги. Пожалуй теперь мы сможем уснуть. Не знаю, можно ли сказать что мы «братья по оружию». Но теперь мы точно «братья по камере». И по теплу под нашими шинелями.

Февраль 1986