Застывший кадр последнего фильма на Земле
– Она хочет есть, что мне приготовить? Почему они не шевелятся, хотя она пробует? Какой риск заражения? Что мы будем делать, если они не станут двигаться? Каша подойдет? Нет? Я открывал окно, чтобы на кухне не пахло сигаретами? Она выглядит бледной. Это плохо? Да, бледнее, чем обычно. Сколько потребуется времени? Но если они не будут двигаться? А почему эти красные пятна…
Книжник не подходит к печи близко, но все же может расслышать этот громкий шепот. Гарт открывает ящик с оружием. Извлекает обоймы, потом разбирает на части и складывает в пустой тигель. Когда тигель заполняется, Гарт отправляет его в гудящую жаром печь. Книжник готовит баллон с жидким азотом, пока Гарт засыпает его вопросами, не дожидаясь ответов на уже заданные.
На веранде дома Май и Миртл смотрят, как раскаленный металл опускается в исходящую холодным паром жидкость, а потом ломается и крошится под ударами молота. Каждое утро в ящиках чуть меньше оружия, чем вечером. Ополченцы выкрадывают несколько винтовок и пистолетов каждую ночь. Гарт не прячет оружие, уважая их выбор, даже если они не отвечают ему тем же.
Книжник и Май все утро и день наблюдают за тихой комедией, которую Гарт и Миртл разыгрывают: оба играют роль людей спокойных и уверенных в успехе операции. При этом Гарт несколько раз чуть не бросает пригоршню патронов в печь, а Миртл порой так сминает пакеты с глюкозой, что те чуть не лопаются.
– Им нужно побыть вдали друг от друга, – говорит Май книжнику.
Он прячется от Гарта на кухне, чтобы не помогать ему портить оружие. Май делится предположением: они накручивают друг друга своим присутствием, даже пока не разговаривают.
– Я могу увести Гарта и попрошу еще раз показать город, – предлагает она.
– А я останусь с ней? Миртл меня недолюбливает.
– От нее можно сбежать. Она на коляске.
– Когда ты успела стать такой… расчетливой?
Уже три года в местном кинотеатре каждый день показывают один и тот же фильм. Старую картину, которую удалось восстановить, склеить чуть ли не по кадрам и запустить на пленочном проекторе. Цифровое кино, как и книги, затронула всеобщая путаницы. Оно превратилось в месиво пикселей. Разговаривали о загадочном умельце, которому удавалось восстановить изображение, но даже секунды реконструированного видео требовали долгой работы. Собрать пленочный фильм оказалось проще. О том, насколько реконструкция соответствовала оригиналу, можно было только гадать.
Пусть показывают всегда одно и то же, каждый сеанс зрители занимают не меньше половины зала. Среди них обычно не больше десяти человек, которые, как и Май, видят фильм впервые. Никто из городских не идет в кино за новизной. Сюда приходят ради повторения. Чтобы одновременно с героями проговаривать фразы, отбивать пальцами ритм монтажных склеек и предсказывать, что произойдет в следующем кадре. Ради уверенности в том, что случится. Поэтому Гарт и привел Май в кино.
В фильме есть один изъян, который делает повторение неполным. Это финал, который так и не был восстановлен полностью. Он оборван на полуслове, зависает на последнем кадре. Хоть история рассказана до конца, многие зрители замечали, что фильму чего-то не хватает: ухода в темноту, титров, финальной музыки. Поэтому сюда приходят еще и для того, чтобы найти подтверждение собственной теории о завершении фильма после этой сцены, настоящей концовке, скрытой за оборванным ложным финалом.
Май смотрит кино, почти не слушая шепота Гарта. Он сидит рядом и радостно стучит по подлокотнику, когда начинается сцена, которая ему нравится. Зачарованная движением, красками и музыкой, Май не злится на него за пересказ сцен, которые вот-вот произойдут. Она будто смотрит фильм дважды: впервые и уже припоминая моменты, которые случатся через полминуты.
На коленях у девушки лежит бумажное ведерко с сушеными яблоками и орехами в меду, но она почти не прикасается к ним. Только Гарт иногда запускает руку в ведерко, а спустя мгновение зал заполняет хруст. После первой половины фильма бывший поэт начинает улыбаться, а за сорок минут до конца смеется над шуткой, которую слышал уже несколько сотен раз.
Май признается, что кино ее немного напугало. Это что-то совсем отличное от книг, которые она читала у книжника. Живые люди будто бы здесь, но далеко. Она видит их, она слышит их, в отличие от героев книг, чьи голоса и лица не столько на страницах, сколько в ее голове. И все же, персонажей фильма здесь нет.
Кино заканчивается и в пустоте повисает последний кадр. Май говорит Гарту, что такой финал похож на внезапное прощание, несчастный случай, в котором погибает близкий человек. Девушка смотрит на погасший экран и нерешительно просит Гарта оказать ей одну услугу.
– Капельницы почти иссякли. Ты сможешь вновь наполнить их?
Книжник дергается от неожиданного голоса за спиной. На тыльной стороне его ладони появляется розовая линия ожога. На сковороде шипит масло и нарезанные овощи.
– Как только закончу с обедом, – говорит он и прикладывает к ожогу холодное лезвие ножа.
– Чем здесь пахнет? Он опять курил? – Миртл шумно вдыхает воздух.
– Не понимаю, о чем ты. Может, что-то подгорело. Давай я открою окно, если тебе чудится запах дыма.
– Не надо… Я правильно понимаю, что не являюсь объектом твоей симпатии?
Миртл подъезжает к обеденному столу. Колесики ее кресла тихо скрипят.
– Представь, что я задаю тебе этот вопрос. Мы действительно будем об этом говорить?
– Разумеется, нет. Мясным блюдам в готовящемся обеде не найдется места? Почему?
– Привычка. Стараюсь экономить. Никогда не знаешь, привезет ли самолет мясные консервы.
– Скупое сердце, – морщится Миртл. – Не лучше ли перестать нести бремя затворничества? Сменить уединение на шумные мостовые, горячую воду, стабильное электричество и достаточный доступ к продуктам? Более не потребуется высматривать и выслушивать самолет как манну небесную.
– С этим не поспоришь. И я не буду.
– Что ж… Не желаешь тогда рассказать о началах своего искусства? Как ты решил изучать бонсай, выращивать их? Ты ведь делал это для себя, осмелюсь предположить? Хотя, если позволить мысли широкий полет, я бы сказала, что и книги ты начал восстанавливать, чтобы найти нужные тексты о деревьях и медицине. Или в прошлом, столь далеком, что кажется чужим, ты был врачом? Хирургия книг… сначала разобрать, потом сшить. Бонсай задают направление роста, как выравнивают сломанные кости.
Миртл показывает ему, где хранится посуда. Они садятся за стол и несколько минут едят в тишине.
– Я ведь не получу ответов на свои вопросы, книжник?
– Разве имеет значение, нравимся ли мы друг другу? Если Гарт любит тебя, то мое мнение ничего не значит. На счет… как ты сказала? «Начал моего искусства»… Деревья и книги для меня только способы овладеть повседневностью. Никакого искусства или мастерства. Дни, недели, месяцы я ухаживаю за саженцем. Поливаю, направляю рост ствола и ветвей, слежу за корнями и защищаю от паразитов. Такие же дни, недели и месяцы я жду, пока случайность принесет мне книгу с нужной страницей, чтобы я смог вернуть истории утраченный фрагмент. Так я перетаскиваю себя из одного дня в другой. Вот и все. Никаких начал, никакого искусства. Кстати, о нем… Как там стихи Гарта, которые он больше не пишет?
– С трудом я могу подобрать для тебя лестные слова. Только честные, которые я произношу через силу. Ты помог мне, я благодарна, но я не могу с легкостью фокусника достать из рукава комплимент для тебя… Нет моей вины в том, что муза покинула его, а я заняла ее место.
– Ммм… Это тоже ничего не значит.
Они заканчивают есть в тишине.
– Вместо комплиментов, у меня в рукаве есть вопросы. Которые не дают мне покоя. Я прошу честных ответов. Как хорошие мои дела? Чего мне ожидать?
– Не так хорошо, как хотелось бы… Но не настолько плохо, как я боялся.
Он рассказывает ей о том, что будет дальше и на что ей стоит надеяться. Не самая хорошая подвижность и гибкость. Лучше, если первые месяцы она не будет много ходить одна. Может быть, она даже сможет носить достаточно тяжелый вес и новые ноги это выдержат. Пока что липовая кора плохо сочетается с эпидермисом. Возможно, придется втирать какую-нибудь увлажняющую мазь. Скоро нужно будет убрать капельницы, чтобы рост деревьев было проще контролировать. На липах начнут расти новые ветви, будут появляться почки, листья. Нужно будет много двигаться, чтобы привыкнуть ставить стопу, переносить вес и чувствовать гибкость деревьев. Надо будет точно почувствовать момент, когда длина станет оптимальной. После этого ей придется тщательно и регулярно ухаживать за ногами. Срезать все ветви, листья и почки. Место среза нужно будет обрабатывать специальной смесью. Пусть Гарт сделает для нее набор ножниц по рисункам, который книжник оставит. Теперь она понимает слова «овладеть повседневностью»? Ей потребуется много заботы, внимания и поддержки.
– Мои надежды питали фантазии, где я забываю о зависимости от Гарта. Научаюсь быть самой. Ты ведь знаешь, книжник, что для него я не любимая и не друг? Я – сосуд для жалости. С чего ему любить меня после обмана? Знаю ли я, что люблю его или просто пользуюсь? Ответ не удивит тебя. Когда я встану с кресла, поднимусь и выпрямлюсь на собственных ногах, знаешь, что я увижу от горизонта до горизонта? Свободу, с которой мне нечего делать.
Миртл говорит это, пока полощет одну и ту же тарелку. Опускает в воду, вытирает полотенцем и вновь опускает в воду.
– Мое увечье принесло смысл нам обоим. Оно обеспечивало нас любовью и оправданиями, ограждало от одиночества. Теперь, когда его может не стать… Как хороши мои дела, книжник? Чего мне ожидать?
Сэй и Мурасаки
Легкие закуски из кинотеатра только раздразнили аппетит Май. Поэтому Гарт устраивает гастрономическую экскурсию для девушки. От прилавков с закусками они идут к кофейне, потом в кондитерскую, затем в молочное кафе. Оглушенная вкусами, запахами и цветами, она еле поспевает за Гартом, который ведет ее на площадь. Пока он осматривается в поисках нового пункта назначения, Май успевает стереть с лица росчерк фисташкового мороженого.
– Я верю, что все будет хорошо, – говорит она между двумя тяжелыми вздохами.
– Да… я тоже. Ты хочешь что-нибудь еще? – отвечает он не оборачиваясь.
– Не знаю. А… чем это так пахнет?
Гарт приводит Май к небольшому фургону-прицепу с навесом. Его хозяева, два смуглых повара с раскосыми глазами и светлыми волосами, сразу же узнают бывшего поэта. Уже спустя пару минут перед Май появляется большая порция лапши в пряном бульоне.
– Фирменный удон. Для господина и госпожи.
Двое мужчин в темно-серых поварских фартуках с почтением хлопают в ладоши. Они похожи друг на друга как близнецы. Отличить их можно разве что по фигуре. Один чуть полнее, чем другой.
Гарт отвечает таким же хлопком. Май повторяет за ним. Ерзая на раскладном стуле, девушка пытается поймать лапшу палочками, но она выскальзывает и падает обратно. Один из поваров выкладывает рядом с чашей Май вилку, завернутую в салфетку.
Бродячие повара Сэй и Мурасаки путешествуют от города к городу на своем фургоне. Собирают рецепты и пытаются их воспроизвести. На вопрос о том, как зовут каждого из них, они отвечают, что предоставляют выбор собеседнику. На безымянных пальцах у поваров по простому серебряному кольцу без гравировки. Они обменялись ими друг с другом, когда заключили брак и решили, что теперь им не слишком важно кто Сэй, а кто Мурасаки.
Гарт рассказывает это Май в перерывах между поглощением лапши. Повара лишь улыбаются и кивают, отмечая ключевые моменты истории короткими и четкими «да». Май слушает и, когда Гарт увлекается новой порцией лапши, меняет палочки на вилку. Один из поваров легким движением заворачивает палочки в салфетку и убирает со стола.
– Мы только приехали, господин Гарт. Еще не успели заглянуть к вам и передать оружие. Собрали в дороге. Ржавое и негодное, но мы подумали, что ты захочешь что-нибудь с ним сделать. Как ремесло, господин? Как твоя госпожа?
– Мы провели операцию, – отвечает Гарт, пока заворачивает палочки в салфетку.
– Когда?
– Пару дней назад. С Миртл все хорошо. Она отдыхает дома.
Повара переглядываются. Один ныряет под стойку и возвращается с парой бутылок. Второй забирает полупустую чашу у Май. Четыре стакана наполняются светлым вином
– За умелые руки господина книжника, за быстрое выздоровление твоей госпожи, за радость самой ступить на землю, – говорит один из поваров, держа стакан двумя руками.
Каждый делает по глотку.
– Расскажи, господин, как все прошло? Госпожа Май тоже участвовала? Господин книжник еще здесь? Мы можем с ним поговорить?
Руки Гарта едва дрожат, когда он начинает отвечать на вопросы. Смотрит в свой стакан, обхватывает его руками, отпускает, двигает из стороны в сторону. Стеклянные стенки обрастают отпечатками вспотевшей ладони. Повара внимательно слушают и подливают Гарту вина, когда его стакан становился скорее пуст, чем полон. Пока бывший поэт говорит, на площадь опускаются сумерки.
К фургону подходит член ополчения. Он напоминает поварам и их клиентам о комендантском часе. Сэй и Мурасаки извиняются, быстро снимают навес и забирают раскладные стулья в фургон. Они предлагают довезти Гарта и Май до дома.
Девушка забрасывает поваров вопросами об автомобиле, но половину ответов уже не слышит. Сытая еда, сливовое вино и гул работающего двигателя баюкают ее. Когда фургон подъезжает к дому Гарта и Миртл, она почти спит. Повара помогают перенести привезенное ими оружие в холщовых мешках, а потом провожают сонную Май до постели.
Гарт заглядывает в комнату Миртл. Книжник, сидя на полу, держит в руках одну из ног-ветвей, аккуратно сгибает и разгибает там, где должно быть колено.
– Ну как?
– Пока все хорошо, – сгибаемое дерево чуть скрипит и книжник морщится. – К сожалению, они не будут очень хорошо гнуться. Точнее, придется прилагать усилие для этого. В остальном же все… славно.
Повара за спиной Гарта ожидают разрешения поздороваться. Миртл прикрывает ноги пледом и прячет под него пакеты с глюкозой. Книжник поднимается с пола.
– Мы очень рады познакомиться с вами, господин книжник и госпожа Май. Слышали, что вы собираетесь на север. Будем рады стать вашими попутчиками, если это потребуется. Наш скромный фургон – к вашим услугам. Вы… расскажете нам какие-нибудь рецепты?
Что-то хорошее
Они ждут завершения сезона дождей, но он и не думает кончаться. Май гуляет по городу дни напролет. Возвращается в дом Гарта только к вечеру. Она садится на лавочку рядом с кузнецом, пока он курит. Ей нравится запах дыма, но каждый раз, когда Гарт предлагает ей сигарету, она отказывается.
Книжник следит за ростом ног Миртл и занимается с ней гимнастикой. Иногда он заходит в библиотеку и листает покрытые пылью тома, в поисках страниц для историй, которые ждут его дома. Чаще он просто делает пометки в тетради, размышляя над тем, как может начаться, развиться или закончиться одна из этих историй. Гарт плавит оружие, делает ножницы для Миртл и работает над просьбой Май. Сэй и Мурасаки иногда навещают его дом, когда возвращаются с торговой площади. Приносят с собой горячий удон, слушают и записывают те рецепты, которые запомнил книжник. Май учится есть палочками и уже вскоре пользуется ими достаточно ловко. Намного лучше, чем книжник, который тоже пробует есть ими удон. Твердит, что это полезно для развития мелкой моторики его руки-ветви. К концу вечера он сдается и перекладывает палочки в левую руку. Доедает размокшую лапшу и выпивает остывший бульон. Перед уходом повара напоминают Май, что с завершением сезона дождей она может отправиться с ними на север.
Май возвращается из порта, в котором пробыла большую часть дня. Она рассматривала огромную мусорную баржу, которая причалила к городу. Слушала рассказы людей с этой баржи о жизни в бесконечном плавании, об огромном мусорном острове посреди океана, о городе на нем, о еще десятках таких же барж, которые годами плывут от одного берега к другому. Она узнала, как сильно можно устать от людей за сотни и тысячи дней плавания. И каким горьким может быть прощание, когда твоего товарища забирает шторм или сумасшествие.
Она останавливается у питьевого фонтана, чтобы умыться. Замечает рядом с ним доску объявлений. Кроме портретов пропавших без вести на ней есть небольшая табличка, которая напоминает о том, как важно всегда иметь при себе памятку. Особенно в сезон дождей. Это может быть простая записка с информацией о личности, уложенная в водонепроницаемый футляр или нашивка на одежде. Также важную информацию о себе можно нанести татуировкой.
Май касается часов Ольвии, которые носит на шее как кулон. Потом рассматривает наручники из вороненой стали, которые обхватывают ее левое запястье. Гарт сделал их по ее просьбе. Май поднимает и опускает руку, наблюдая, как наручники скользят к локтю, а потом обратно к кисти. Ключ от них хранится в ее кулоне. Каждую ночь она открывает один браслет и застегивает его на спинке железной кровати. Утром проверяет, остались ли линии стены и кровати параллельными.
Ее отвлекает незнакомка с заплаканным лицом. Сжимая ладошки двух детей, женщина спрашивает у Май, не видела ли она ее сестру, исчезнувшую ночью сезона дождей. Ее портрет есть на доске, среди объявлений. Май так долго смотрела на стенд, что женщина осмелилась подойти и спросить. Услышав тихое «нет», она с трудом выпускает ладонь девочки лет десяти, чтобы стереть с лица слезы. Извиняется, вновь хватает детей за руки и уходит.
– Мне кажется, что ты спешишь. Вы могли бы остаться чуть дольше, до тех пор, пока…, – Гарт поворачивается на звук открывающейся калитки.
Май проходит во двор, машет ему и книжнику рукой, заходит в дом.
Книжник проверяет ножницы, которые Гарт изготовил для Миртл. Сначала он испытывал их на бонсай. Сейчас же состригает ими листья и почки, которые выросли на его руке-ветви.
– Она хочет уйти. Пусть небо серое, но дождя не было уже три дня. Хороший знак, – говорит книжник и щелкает ножницами.
– Так пусть уходит. Повара помогут ей. Ты сделал достаточно.
– Правда, это слишком быстро. Но я еще вернусь. Мы дойдем до парка, и там все закончится. Я приду обратно в Город, а потом домой. К себе и своим книгам.
– Просто ты боишься. Или привязался к ней. Может быть, оба варианта верны.
Книжник рассматривает руку-ветвь в свете уличного фонаря. У локтя приоткрыты корни, а на предплечье след от надлома. Пальцы неправильной длины, ладонь слишком узкая. По сравнению с бонсай, который он так долго готовил на место руки, она просто уродлива. Щелкают ножницы и срезают почку, которая выросла на ветке, заменяющей большой палец.
– Отличные ножницы… Да, я боюсь и потому хочу сбежать. Боюсь, что ничего не получилось.
– Миртл поймет.
– Ммм… В этом и вся проблема. Я вернусь сюда, и она сможет меня обругать или похвалить.
Книжник смотрит в лицо Гарту.
– Я правда хотел сделать что-то хорошее.
– Знаю. Пойдем в дом. Кстати, я сделал такой же набор ножниц для тебя.
Дождя нет уже пятый день. Найдя знакомый фургон на торговой площади, Май говорит поварам, что готова отправляться. Сэй и Мурасаки отвечают, что с радостью примут ее и книжника в попутчики. Она рассказывает им о маршруте, который описал фон Силин и повара показывают ей карту, которую сами составили. Парк, в который нужно попасть Май, отделен от города хребтом вспоротой земли и длинным провалом. Будто гигантская каменная тварь открыла пасть и, обнажив кривые зубы, застыла навсегда. Появление этого хребта никто не помнит. Из-за обломанных рельс, уходящих в никуда дорог и обвисших проводов очевидно, что странного хребта раньше не было. Этот участок вспоротой земли можно объехать по ровной, пусть и потрепанной, асфальтовой дороге. Сэй и Мурасаки проедут по ней до дорожной развилки, неподалеку от реки. На этом месте их пути разойдутся.
Отъезд они планируют на раннее утро. Повара вежливо отказываются переночевать в доме Гарта и укладываются спать в фургоне. Пока все отдыхают, Миртл в свете лампы рассматривает свои новые ноги. С еле заметным трепетом сжимаются короткие веточки-пальцы. Тихий древесный стон издают колени, когда она пробует их сгибать. Утром, когда настает пора прощаться, Миртл стоит в дверях на своих ногах, но не решается переступить порог.
По каждой вещи в мире пробежала трещина
В этот вечер их приютом становится домик с дырявой крышей. Еще несколько похожих домиков окружают дышащее паром озеро. Над поверхностью воды в складках тумана плавает слабый минеральный запах. Приколотая к стене брошюра гласит, что здесь располагается геотермальный источник. В прошлом это был усредненный приют для неразборчивых туристов, загипнотизированных требованием путешествовать, потому что оставаться на месте постыдно. Здесь путники устраивают прощальный вечер перед скорым расставанием.
Повара достают вино, которое разбавляют водой. Май пьет больше остальных, книжник не пьет совсем. Только потягивает из жестяной кружки зеленый чай. Сэй и Мурасаки рассказывают, что дальше отправятся на ядерную электростанцию. Несколько сезонов дождей назад они остались там на четыре месяца и кормили общину, которая собралась из людей разных поселений и городов, чтобы придумать, как остановить работу станции. Кто-то смог восстановить нужную для этого документацию. К моменту, когда Сэй и Мурасаки отправились дальше, процесс уже начался. Тогда еще община не смогла решить, как поступить с отработавшим ядерным топливом. Повара хотят узнать, как они справились с этим вопросом.
Пока еще светло путники наведываются в сам термальный источник. Первой идет Май и едва вернувшись сразу же засыпает на единственной кровати. Следом за ней повара. Они находят у воды пустую бутылку вина. Книжник выдерживает в источнике лишь пять минут. От горячего влажного воздуха кружится голова и рука-ветвь странно гудит в горячей воде.
Сэй и Мурасаки сидят с книжником допоздна. Он роется в памяти, выуживая фрагменты рецептов или просто упоминания блюд со страниц книг. При неровном свете керосиновой лампы и медленно мигающего фонарика повара делают заметки, кивают, когда слышат что-то знакомое или понимают финал рецепта. Затем предлагают книжнику подумать над отдельной системой для реконструкции: по упоминаемым блюдам или продуктам можно составить предположения о месте и времени, в которых происходит действие истории. Книжник говорит, что это хорошая идея. Если собрать несколько таких систем и добавить описания некоторых общих принципов, может получиться собственная книга. Учебник реконструкции. Сам он не станет этим заниматься, но идея хорошая.
На следующий день, еще до того, как у Май перестанет болеть голова, повара простятся и отправятся своей дорогой. Повернут на восток, чтобы вернуться на электростанцию. А книжник и Май двинутся вдоль реки на северо-северо запад, к парку развлечений. Но пока книжник рассказывает им историю Владимира, попавшего в западню глубокого оврага. Повара медленно кивают, ближе жмутся друг к другу. Один из них говорит:
– По каждой вещи в мире пробежала трещина, господин книжник. Все они лишились цельности, завершенности. Некоторые потом потеряли самих себя и были отданы на волю других вещей. Боюсь, с господином Владимиром случилось именно это. Потеряв себя, он попал в ловушку ландшафта. Рано или поздно, они перетекут друг в друга. Мы видели похожие случаи.
– Как тот провал в земле, который выглядит как разжатые кривые зубы?
Повара пожимают плечами.
– Сказать уверенно нельзя. Никто не видел, как появился разлом.
Книжник устраивается на полу и засыпает сидя, прислонившись к стене. Когда Май открывает невидящие глаза и встает с постели, он просыпается почти мгновенно. Девушка тянется вперед, но не может сдвинуть прибитую к полу койку, к которой пристегнула себя наручниками. Скрипят ножки и половицы, Май тяжело дышит, но кровать не сдвигается. Лицо девушки будто перекошено разочарованием и обидой. Дыхание становится частым и, вместе с тем, прерывистым. Кажется, она вот-вот заплачет. Книжник выглядывает в окно. Дождя нет. Он подходит к сомнамбуле и забирает ключ из ее медальона. Застегнутый на изголовье браслет открывается с громким щелчком. Обретя свободу, Май идет спокойной и размеренной походкой. Чуть спотыкается о спящих Сэй и Мурасаки. Один из них приоткрывает глаза и осматривается. Другой ворочается. Первый тихо что-то шепчет второму, нежно целует рядом с ухом.
Сомнамбула выходит наружу. Перед мытьем в источнике они зажгли на улице все фонари, которые еще горели, поэтому вокруг достаточно света. Книжник следует за девушкой к источнику. Неловко, как марионетка под управлением неумелого кукловода, она садится у воды. Он присаживается рядом и слушает ее бормотание, едва вылавливая несколько фраз.
– Почему все должно заканчиваться? Кто будет одинок, если я уйду? – голос Май неразборчивый, будто пропущен через несколько плохих микрофонов.
Девушка смотрит на поверхность воды. Ее глаза медленно закрываются, и она опускает голову на плечо книжника. Они сидят так некоторое время. Почти засыпают, но его будит шорох поблизости. Он оглядывается и видит что-то, напоминающее человеческую фигуру. Может, это какой-то несчастный, разложившийся на темные силуэты, распавшийся на отпечатки других вещей. Или просто переплетающиеся тени, форма объятий которых, напоминает человека. Эти объятия стремительно разрываются и спустя мгновение книжник не видит ничего подозрительного.
Он приводит Май обратно к ее кровати, защелкивает наручник на изголовье и прячет ключ в пустые часы. Вернувшись к своей постели, он бормочет ответ на вопрос, который пришел, как всегда, слишком поздно. Между глотками чая, разыгрывая разные голоса и интонации, он повторяет его опять и опять, пока не засыпает.