В этот переломный исторический период народ словно затих в ожидании больших перемен. И эти перемены не заставили себя ждать. Власть взял в свои руки Никита Хрущёв, потрясший огромную истерзанную войнами, репрессиями и неустройством страну разоблачением «культа личности». И эта дерзость, и смелость нового руководителя одновременно и настораживала, и вселяла хрупкую надежду на скорые изменения. Призрачную веру на долгожданное исцеление целого послевоенного поколения. Все с нетерпением ждали новостей из Москвы и какого-то личного подтверждения своих оправданных надежд на светлое будущее. Несмотря на то, что перемены, обещанные Хрущёвым, приходили в дома советских людей не так скоро, как их ждали, советская страна продолжала жить по своему обыкновению единым народным воодушевлением и энтузиазмом. Мечтой поднять из руин свою великую Родину. Безграничной верой коммунистическим целям, в достижении которых не было в народе ни тени сомнения.
Трудовые будни Талицы шли своим чередом: летом убирался торф, а зимой заготавливали дрова для районной ТЭЦ. Первый директор Купанского торфопредприятия Михаил Васильевич был человеком строгим, с невесть откуда взявшимися барскими замашками. Он и одевался соответственно: кожаное пальто на натуральном меху, большая меховая шапка, на ногах – бурки. Ходил он вальяжно, чуть вперевалочку, смотрел на людей свысока, несколько даже презрительно. Михаил Васильевич считал себя «крупным начальником» и своим определением надолго оттолкнул рабочий народ от себя.
Приехал как-то этот «крупный начальник» на лесозаготовку. В бригаде работало по четыре человека, которые по плану должны были нагрузить пятьдесят семь машин, по пять кубометров дров в каждую. Недолгое время понаблюдав за работой людей, директор раздраженно сказал:
– Плохо работаете, вы должны фабрике давать и давать топливо! Лоботрясы…
Он не успел договорить, как его монолог прервал самый работящий в бригаде парень Николай Привалов:
– А ты попробуй сам здесь поработать без обеда, да с такими нормами выработки!
Директор побагровел от злости, и, погрозив кулаком в изящной замшевой перчатке, заорал:
– Ты что, на десять лет захотел? Я тебе это устрою!
Начальство, поставленное «великой» партией, считало рабочий народ за подневольный, бессловесный скот, который должен был беспрекословно выполнять любые приказы и распоряжения. Именно поэтому решениями социальных задач в обществе мало кто занимался, а если и занимались, то с большими проволочками и опозданиями. Появлялись и столовые, и клуб, прачечная, баня, но тогда, когда жить без нормальных человеческих условий становилось попросту невыносимо. Народ, привыкший преодолевать лишения и трудности, как боец на фронте, стойко и мужественно ждал обещанного нового, светлого мира. Не обустроенный быт и тяжёлые условия труда, безусловно, сказывались на здоровье людей. Многие из рабочих не доживали и до пенсии.
Да, была и ещё одна причина раннего ухода людей в мир иной – пьянство. Любое событие на торфопредприятии заканчивалось шумным пьяным застольем и некрасивыми последствиями на следующее утро. Для многих эта, казавшаяся нормой, дурная традиция оборачивалась алкоголизмом, с которым по партийной и комсомольской линиям велась беспощадная борьба. Такие профилактически-воспитательные работы проводились с рабочими без необходимого постоянства, стихийно, зачастую, когда исправить что-либо было уже поздно.
Вот и Виктор после рождения сына стал частенько употреблять спиртное. Вначале понемногу, вроде как с радости: сын родился! А потом всё больше и больше затягивало его в болото зависимости: то «за компанию», то «с устатку», то с получки, то в праздники. Но работал он усердно. Трудолюбие Виктора поощряли бригадиры, отмечали мастера. Был период некоторого затишья, когда он вообще бросил пить, после пьяного дебоша, где ему в драке порезали разбитой бутылкой ухо. Ухо доктора вернули на свое положенное место, а Виктора, как зачинщика драки, посадили на пятнадцать суток, постановив заплатить крупный штраф. На три месяца семья лишилась почти всех доходов. Если бы не помощь соседей и провизия домашнего хозяйства, пришлось бы совсем туго. Зоя тогда решительно заявила:
– Если не возьмёшься за ум и не прекратишь пить, то уйду от тебя! И сына ты больше не увидишь, понял?! – это заявление жены подействовало на мужа как ушат холодной воды в морозный день.
– Зойка, клянусь – больше ни капли в рот! Только не уходи. Как же я без вас?.. – тихо проговорил Виктор осипшим от волнения голосом.
Потом была «проработка» на коллективном собрании, где Виктора долго и мучительно предавали всеобщему осуждению. Но было немало и тех, кто поддерживал работящего, но слабовольного парня:
– А разве он один такой? Сколько их было в драке? Человек семь! А осудили его одного! – высказался в его защиту бригадир Анатолий. Потом добавил:
– Нужно поменьше завозить в магазин алкоголь, тогда и работа, и жизнь будет спокойней! Верно я говорю?
Рабочие закивали в ответ. Авторитетный был товарищ, Анатолий.
– Конечно, верно! Да только государство будет в убытке, ежели сократит продажу водки! – выкрикнул с места тракторист Михеич.
Лет десять после этих событий Виктор избегал всяких застолий. Он рьяно занялся хозяйством, построил сарай, завёл корову и кроликов, косил траву. Пасынок же его жил в это неспокойное время у бабушки, среди внучат, окружённых её заботой, любовью и теплом.
Пожары на болотах.
Тот памятный год стал очередным непростым испытанием для всех обитателей торфопредприятий. За все лето, с июня по август, дождь шёл всего два раза. Температура воздуха в полдень поднималась до 35 градусов. И торфяники, дрогнув под палящим солнцем, начали гореть. На тушении пожаров были задействованы войска, местное население, старшеклассники, пожарные из районного центра, рабочие. Только потушат очаг возгорания в одном месте, как он с новой силой уже бушует в другом. Самое опасное и коварное в таких пожарах то, что торф может гореть или тлеть глубоко под землёй. Как будто кто-то в аду растопил свои котлы для наказания грешников, а пламя с бешеной силой вырывалось наружу и пожирало всё, что попадалось на его пути.
Стихия бушевала более двух месяцев. Народные депутаты ходили по домам и агитировали семьи на тушение пожаров. Днём, когда торфяники всё больше разгорались под жаром летнего солнца, воздух пропитывался тяжёлым смогом. Дышать становилось всё труднее из-за сильного задымления. Серая вонючая гарь, как туман в безветренную погоду, накрывал лес, посёлки, болота. Рассеивался ближе к ночи, когда жара спадала и появлялась небольшая надежда на свежий ветерок, относивший этот дым подальше от домов и бараков посёлка.
Пожар показал свою разрушающую силу Зое и Виктору, когда они были на работе. На их глазах под землю неожиданно быстро ушёл трактор, под которым выгорела торфяная масса. Напуганные не на шутку они отбежали от места провала, как вдруг увидели подъезжающий к ним трактор с цистерной питьевой воды. Никогда Зоя и Виктор так не радовались простой воде. Этой живительной влагой супруги сначала облились сами, а потом вёдрами стали быстро заливать очаг, поглотивший трактор. Пламя на короткое время затухало, а потом с новой силой опять начинало свою проклятую работу, уничтожающую всё на его пути.
Подъехала ещё одна машина с бригадой рабочих и бочкой воды. Очаг возгорания тушили все дружно и слаженно: кто сбивал огонь ветками, кто куртками. Одни подносили вёдрами воду, другие беспрерывно поливали. Загорался лес, кустарник, старые выкорчеванные пеньки. На одном из трактористов загорелся промасленный комбинезон. Его тут же облили водой, переодели сменную одежду и отправили в больницу: от огня сильно пострадали левая рука и лицо.
К месту происшествия вовремя подоспели военные, развернувшись широкой шеренгой, пошли «в атаку» на огонь, который захватывал всё новые участки. Разбушевавшейся стихии помогал ветер, мгновенно разнося пламя по верхушкам деревьев. Прибыло руководство предприятия и две пожарные машины из райцентра. Люди, тушившие пожар несколько часов, валились с ног от усталости и отравления едким дымом. Новый директор торфопредприятия, Игорь Сергеевич, срочно собрал бригадиров, командиров подразделений на «летучку», расспросил каждого о положении дел на участках, дал каждому задания, записав их просьбы в толстую потрёпанную тетрадь.
После окончания «летучки» директор подозвал к себе бригадира Анатолия:
– Послушай, Анатолий, – обратился он к мужчине. – Я привёз вам пилы, топоры, веревки.
Бригадир не сразу понял, к чему клонит директор.
– Нужно срочно собрать вторую и третью бригады, – продолжал руководитель, – и направить их на двенадцатый карьер для прорубки просеки. Военные уже начали это дело. Я направил туда бульдозер и два трактора.
– Понял вас, Игорь Сергеевич, только где же я найду столько людей? – спросил Анатолий.
– Людей мы тебе привезём из города, – перебил директор. – Нужно оперативно тушить, а также просекой обезопасить от огня посёлок, – сказал он и указал рукой в сторону машины, где находились пилы и топоры. Анатолий быстро раздал своей бригаде инструмент и направил людей на участок для вырубки просеки. Тут подоспела и машина из города, которая привезла рабочих со смежного предприятия. Образовалось три новых бригады, которые Анатолий повёл на вырубку.
Там полным ходом уже шла работа: кто валил лес, кто обрубал сучки, кто стаскивал их в большую кучу. К вечеру ветер сменил направление и стал дуть от просеки к месту возгорания. По этой причине решено было организовать встречный пожар по ветру, чтобы огонь уничтожил огонь. Сваленный в кучи еловый лапник и ветки берёз дружно вспыхнули, и пламя, подхваченное попутным ветром, пошло на «братание со своим собратом».
Люди, уставшие, голодные, перепачканные, но довольные, отошли на сотню метров от огненной стихии. Неожиданно раздался мощный взрыв, поднявший в воздух столб огня, корней, торфа и веток. Оказалось, что в лесу на месте «стыковки» двух огней стояла бочка с соляркой, она и рванула. Это узнали позднее, когда прошёл долгожданный дождь и усмирил разыгравшуюся стихию. Впоследствии начальство и следователи из района пытались выяснить причину, по которой бочка с соляркой оказалась в лесу. Но эта тайна так и не была раскрыта.
Стемнело, людей начали развозить по домам. После дождя закопчённое небо немного прояснилось, и выглянул месяц, как бы интересуясь: как там, у людей, дела? Справляются ли они со стихией?
После непродолжительного, но обильного ливня пожары на пару недель затихли, но сушь и высокая температура воздуха днём всё вернули «на круги своя»… Жители посёлка сидели на узлах, в которых было самое необходимое на первое время: документы, одежда, посуда… Все ждали: чем же это закончится? Мучительная, невыносимая жара, духота от постоянного дыма, неопределённость в судьбе каждой семьи и всего торфопредприятия за два месяца превратили людей в вялых, безразличных ко всему происходящему, лишенных всякой воли призраков. И конца этому было не видно.
Нежданно-негаданно объявился помочь один искренне верующий христианин, рабочий Василий Буянов. Взяв в руки икону «Неопалимая Купина», помолившись, рано утром мужчина вышел на улицу. Народ смотрел на верующий поход Василия из окон домов и участков с удивлением, недоверием, а кто-то с нескрываемой иронией. Но человек Божий ни на кого не обращал внимания. Он шёл быстрым шагом, держа икону перед собой, немного торжественно и даже как-то отрешённо, не реагируя ни на выкрики в свой адрес, ни на вопросы, ни на замечания. У дома лесника Василий остановился и попросил у хозяина стакан воды. Тот вынес воду и спросил:
– Думаешь, поможет твоя затея с иконой? Мы второй месяц бьёмся, а результат нулевой.
Василий поблагодарил за воду, обтерев рукавом рот, и произнёс:
– Вера в Господа, вот что нам поможет! Безверие уже принесло много бед народу… Ну, ладно, некогда мне с тобой спорить… Пойду я с Богом!
Бережно прижав к себе икону, перекрестившись, он вновь пошагал дальше, и шаг его всё больше становился уверенней и значимей.
Едкий дым резал глаза, становилось трудно дышать, но Василий шёл своим крестным ходом, закрывая грудь иконой, словно щитом. В этом его порыве было что-то символическое и даже мистическое. Человек шёл с иконой через дым, гарь, копоть, через людское неверие, насмешки, иронию, движимый одной только верою в Бога, который поможет, как это случалось не раз в истории…
Василия обогнала группа рабочих, шедших на тушение пожара с вёдрами, лопатами. Один из них крикнул:
– Эй ты, блаженный, давай, с нами пойдем! Пользы больше будет!..
Василий, стиснув зубы и подняв выше икону, шёл дальше, не отвечая на вызов. Им двигало не только страстное желание спасти посёлок и лес от большой беды, но и надежда своим примером обратить людей к вере в Бога.
За три часа Василий обошел большой лесной массив, отгородивший посёлок от пламени, бушевавшего на торфяниках. Затем он повернул на просеку, прорубленную для линии электропередач. По ней уже дважды прошли трактора, пропахав землю, чтобы огонь не смог перекинуться по траве ближе к посёлку. Жители посёлка замерли в ожидании чуда! И, о Боже, оно свершилось: к вечеру ветер сменил направление, на небе появились кучевые облака. Сверкнула молния, и ударил такой силы гром, что в окнах зазвенели стекла! Пошёл сильнейший дождь, второй за целое лето. Шёл всю ночь, а утром умытая спасительной божественной влагой природа ожила, расцветая всей своей красотой и великолепием. Как будто больной, которого после тяжёлой операции впервые вывели на улицу, рабочий посёлок никак не мог насладиться свежим воздухом, зеленью и своим чудесным воскресением.
9. Свадьба.
В жизни каждого человека должны состояться три важнейших события: рождение, свадьба и смерть. Не зря же у всех народов эти события отмечаются ежегодно.
У старшего сына Зои Сергея свадьбу гуляли в поселке Талицы, по-русски широко, весело и событийно. Время было непростое, поэтому возможности снять кафе или столовую отгулять свадьбу не имелось. Торжественное событие организовали прямо в бараке, куда съехались гости из Ярославля, Углича, Переславля, Латвии и Грузии. Среди приглашённых были художники и музыканты, с которыми Сергей познакомился в общежитии в Ярославле. Студенты художественного училища украсили своими талантами скромный праздник. Музыкальное сопровождение свадебной церемонии организовали студенты училища культуры, сокурсники молодожёнов.
Гостей было приглашено много. Иногородние приехали накануне свадьбы, в пятницу. Гостеприимная хозяйка Зоя гостей постарше возрастом расположила в двух своих комнатах, а молодёжи предложила ночевать на большом сеновале. Вечер перед свадьбой запомнился скромным, но вкуснейшим ужином: ароматная тушеная картошечка со свининой, грибами и сметаной.
Предпраздничная атмосфера была чудесной. Но когда родители невесты, гости из Грузии, и бабушка Шура из Углича расположились на ночлег в большой комнате, Зоя, мывшая на кухне посуду, вдруг услышала шёпот:
– Ну, уж и жениха себе выбрала дочка! Родители живут в бараке.
Чужой голос постарше добавил:
– Видно, что намается внучка с ним…
Зоя никак не отреагировала на услышанные реплики, и только когда сложила вымытую посуду в аккуратные стопки, тихо ушла ночевать к соседям.
Наутро, пока молодёжь ещё спала на сеновале, Зоя накормила всех возрастных гостей кашей с молоком, напоила душистым чаем с витушками и черничным вареньем. Спокойно убрала всё со стола после завтрака, потом тихо, но очень твёрдо сказала:
– Что, гости дорогие, видно не в таких хоромах хотели бы видеть свою дочь? А нам и здесь неплохо живётся. Коли не нравится вам жениховый дом, отправляйтесь-ка вы все по своим домам.
Гости опешили, не ожидали ни такого поворота событий, ни строптивого характера радушной хозяйки. Родители невесты и бабушка Шура нервно засобирались в обратную дорогу. Доброжелательную бабушку Валю, которая помогала Зое накрывать на стол, хозяйка уговорила остаться. Когда молодожёны узнали о возникшем конфликте, попытались вернуть родственников, но у них так ничего не получилось.
Торжественная регистрация прошла в Купанском поселковом совете под волшебный марш Мендельсона. «Советским» шампанским под аплодисменты многочисленных молодых свидетелей из Ярославля гости шумно встретили молодых у барака. Били на счастье фужеры, преломляли каравай. Жених на руках внёс невесту в барак, переступая первое в своей семейной жизни препятствие – ленточку. Весёлое громкое застолье прерывалось свадебными песнями под сопровождение аккордеона Рафика, талантливого студента оркестрового отделения. В этом парне всегда пела душа, всех окружающих заражал он своим южным темпераментом, вложенным в исполнение музыкальных произведений. Кто-то затянул русскую народную песню «Когда б имел златые горы…». Гости дружно её подхватили, и песня полилась широкой рекой, рассказывая о судьбе молодой пары. Просто и задушевно продолжили традиционной «Ой, цветёт калина…» По сей день до глубины души трогают простосердечие и искренность русской песни! Она всегда открывает непонятную подчас суровую, подчас счастливую судьбу русского человека, его открытое любящее сердце, его выдержку и терпение, стойкость и чистоту души.
Когда веселье было в самом разгаре, неожиданно распахнулась дверь, и в барак влетел армейский друг жениха Геннадий. Сергей тепло принял латвийского друга. По-дружески обнявшись с ним, жених представил дорогого гостя присутствующим за столом. После вручения щедрых подарков и произнесения официального тоста, Геннадий громко закричал: «Горько! Горько!». Под дружный подсчёт молодые долго целовались. На счёте «шестнадцать» невеста оторвалась от жениха и, подняв бокал с шампанским, игриво спросила:
– Надеюсь, теперь всем сладко?
Гости зашумели одобрительно и, свадьба полилась счастливой рекой дальше.
Рафик задорно заиграл плясовую. С озорными частушками в безудержной пляске свадьба вытекла на улицу, где её с удовольствием подхватили жители поселка. Незнакомая женщина лет 45, сняв с плеч косынку, сильным, звучным голосом громко запела:
Я не по полу хожу,
А по острому ножу.
Не таких, как ты, бросала
И тобой не дорожу.
Эстафету частушек подхватила девушка с веткой сирени в руках:
Ой, подружка дорогая,
Не люби ты моряка:
Очень долго не приходят
Корабли издалека.
Женщины, ловко притопывая каблучками, кружились по кругу:
Милый Саша, я не ваша,
Милый Коля – не твоя,
Милый Петя, выйду замуж,
Милый Ваня, за тебя!
Какой-то паренёк подхватил за тонкую талию поющую девушку, страстно зашептал ей на ушко:
– Моя ты, только моя! Пойдем ко мне, Катя!
Девушка резко отстранилась от него, но, осмотревшись вокруг, неожиданно прижалась к нему. Так и растворилась пара эта в густом тумане, внезапно опустившемся на поселок.
А весельчак-Рафик продолжал зажигательно играть на аккордеоне:
Я любила и грубила,
Ты меня любить не стал.
Я другого полюбила –
Ты опять ко мне пристал, -
музыка подхватила запевку молодой студентки.
В круг танцующих ворвалась местная частушечница Нина Семенова:
Ты не очень-то гордись,
Милый ягодиночка.
Захочу – подметкой станешь
С левого ботиночка.
Армейский друг жениха Геннадий вышел на улицу подышать свежим воздухом. Танцующие разошлись. Только сверчки и соловьи создавали атмосферу неповторимой прелести июньских вечеров. Незаметно сзади подошла к Геннадию студентка, та, что так озорно пела разудалые частушки:
– Вы откуда здесь появились?
Девушка поёжилась от холода. Геннадий быстро набросил на плечи девушки свой пиджак.
– Прилетел из Риги. Мы с Серёгой служили вместе в сержантской школе, – парень взяв девушку под локоток и повёл её прогуляться по посёлку.
– А кем вы работаете там, в Риге? – вновь поинтересовалась девушка. Геннадий улыбнулся и, слегка приобняв девушку, ответил вопросом на вопрос:
– А у вашей анкеты ещё много будет вопросов?
Девушка, неожиданно повернувшись к парню, крепко поцеловала его, погладив его чёрные, как смоль, волосы.
Геннадий действовал как всегда, решительно и властно. Очнулись от своей страсти оба в ближайшем перелеске на пушистом зелёном мхе… Лежили молча. Девушка крепко обвила руками шею Геннадия и прошептала ему на ухо:
– У меня никогда еще такого не было… ты первый…
Геннадий задумчиво погладил девушку по голове:
– Нужно возвращаться на свадьбу, а то нас, наверно, уже ищут.
Жених действительно искал своего армейского друга. Когда Геннадий вместе с девушкой-студенткой вновь оказались за праздничным столом, Сергей сразу понял, что произошло.
Ночь пролетела быстро: «свадьба пела и плясала» до самого утра. Уже под самое утро молодёжь отправилась спать на сеновал, а семейные пары и пожилые гости устраивались в двух комнатах на полу, постелив матрасы.
Зоя с бабушкой Валей организовали обед сразу для всех, расставив столы в прежнем порядке: хрустящий салат из капусты со свежими огурцами, традиционная картошка, запечённая с грибами и настоящее грузинское вино в бочонке, привезённое тещей. По окончанию второго свадебного дня гости долго и горячо благодарили хозяев за угощение и разъехались по домам на поезде по узкоколейке в Переславль, иногородние гости дальше, в Латвию, Москву. Молодожёны же отправились с друзьями в Ярославль, оставив Зое многочисленные свадебные подарки и сувениры.
Для молодых людей начиналась новая семейная жизнь, полная радостей и печалей, открытий и удач. Тогда ещё ни Сергей, ни Ирина не догадывались, через что придётся им вместе пройти. Они оба всегда слыли оптимистами, но уже тогда, в те далёкие годы, настраивались на позитивное восприятие жизни, желая всем сердцем, чтобы никакие препятствия и сложности их совместного пути не смогли сдвинуть молодую семью с праведного пути. Всю свою долгую семейную жизнь они помнили слова дяди Вани, сказанные им напутствием на свадьбе: «Помощь друг другу, взаимное уважение и терпение, и ещё раз терпение – вот ваши ориентиры».
10. Ганс и Варвара.
Жила в посёлке Купанское скромная тихая девушка Варя. Она и родилась здесь, школу деревенскую закончила на «отлично». Любимым предметом у неё был немецкий язык. Семья Варина была неполной. Обычное дело после войны. Отец погиб в 1941 году под Москвой, мать работала на почте. Вели они с матерью большое домашнее хозяйство: козы, куры, кролики, огород, где выращивали овощи и фрукты. Дом, где жила Варвара с матушкой, был небольшой, но очень уютный и тёплый. Полина Георгиевна слыла гостеприимной хозяйкой, поэтому на праздники часто съезжалась к ним многочисленная родня, братья с жёнами и двумя племянниками.
Любила Варя ходить в лес по грибы и ягоды. Однажды, возвращаясь с подругой из леса с полной корзиной грибов, она споткнулась о спрятанный в густой траве корень. Упала, рассыпав грибы, а подняться сама уже не смогла. Подруга помогла Варваре добраться до поселковой больницы, где несчастной девушке объявили диагноз: повреждённый мениск, растянутые сухожилия и трещина в ступне. Через три недели Варю выписали домой. Прихрамывая на больную ногу, добралась до дома, и, не жалея себя, сразу же принялась за хозяйство: накормила кроликов, коз, куриц. Вскоре с работы пришла и Полина Георгиевна. Они, обнявшись, долго стояли в сенях избы. Мать и дочь. Всплакнув немного о своей незавидной женской судьбе, начали хлопотать по дому, накрывать скромный ужин на стол.
Прошёл ещё один месяц после неудачного падения Варвары в лесу. Нога продолжала болеть, несмотря на бесплодные попытки матери вылечить больную ногу прописанной докторами мазью. Варя при ходьбе прихрамывала. В больнице надежду на выздоровление как отрезали: «Чем смогли – помогли, а там как сама справишься… Травников каких знаешь? Обратись, глядишь, помогут…».
Варя загрустила, но вскоре вспомнила, что в Хмельниках живёт старушка, которая её подругу с вывихом плеча вылечила какими-то отварами из трав. Недолго думая, девушка написала записку матери: «Ушла в Хмельники к бабе Шуре лечиться травами. Вернусь вечером. Варя». Попутная машина довезла девушку почти до самой деревни. А дальше, не спеша, похромала Варя по берёзовой роще, опираясь на подобранную по дороге длинную корявую палку.
Вдруг девушка отчётливо услышала мужской вскрик, а за ним мучительный стон. Она остановилась в нерешительности и прислушалась к доносящимся звукам. Не может быть… Откуда-то доносились обрывки немецкой речи, что ещё больше смутило девушку. В Талицах работали пленные немцы. Но как они оказались здесь? Варвара, прихрамывая, ускорила шаг.
– Помогите! Bitte! Frau…
Эта помесь немецких и русских слов привела Варю в замешательство, но милосердное сердце и хорошее воспитание взяло верх над животным страхом, и она, прихрамывая, пошла на голос.
Через несколько метров она увидела измождённого молодого мужчину, лежавшего под большущей уродливой корягой, торчащей прямо из земли. У него была повреждена левая нога. «Надо же, как у меня, левая…», – промелькнуло в голове. Варя попыталась отодвинуть корягу и освободить ногу пленного солдата. Но, чтобы сдвинуть огромную деревяшку с места, сил явно не хватало. Попытка сдвинуть корягу с ноги парня, подпихнув под нее свою трость, оказалась неудачной: палка, громко треснув, сломалась. Немец застонал ещё громче. Коряга сместилась и придавила его ногу ещё сильнее. Мужчина что-то быстро лепетал по-немецки. Потом показал рукой на толстый берёзовый сук, лежащий в стороне. Варя схватила его и ловко подсунула под корягу. Немец свободной ногой уперся в сук и после совместных напряжённых усилий был освобождён. Молодой человек был несказанно счастлив. В знак благодарности он двумя руками долго жал руку смущённой Варваре. Попытался встать на ноги, но, истошно закричав от боли, повалился на мягкий мох.
Варя не знала, что и делать. И вдруг вспомнила, что в сумке лежат припасённые на дорогу пирожки и яблоки. Голодный немец с жадностью набросился на угощение. Варя с удовольствием хрустела яблоком вместе с ним.
– Ганс! – протянул руку девушке недавний пленник леса.
– Варя! – девушка смущённо пожала его холодную ладонь. Видя, как скривилось от боли лицо парня, Варя осмотрела его освобождённую ногу. Крови не было видно. Она попыталась снять ботинок, приподняв немного брючину. Немец не дал ей этого сделать. Варя, понимая, как парень озяб, развела из сухих веток небольшой костёр. Неловко подбирая немецкие слова, попыталась объяснить, что скоро вернётся и поможет ему. Он ничего не понял из путанной речи девушки, заволновался. А когда Варя, не оглядываясь, пошла в сторону Хмельников, Ганс с ужасом смотрел на уходящую девушку, в которой видел всё это время свою спасительницу.
Как он оказался здесь? Это же пленный немец. Вот уже третий год пошёл, как его и ещё семь десятков таких же бедолаг привезли на это забытое Богом болото. С раннего утра и до позднего вечера добывали они торф в карьерах, валили лес, выкорчёвывали пни, строили из брёвен бараки. Делали всё, что было нужно русским. От непосильного труда, болезней, баланды на обед и антисанитарии умерло больше трети прибывших пленных немцев. Ганс давно мечтал бежать. Но куда? Не зная русского языка, территории, не имея знакомых среди местных жителей… Контакты с населением были запрещены и строго наказывались. Свобода! Это сладкое слово «свобода» так будоражило воображение, что заглушало инстинкт самосохранения.
В тот день, когда Гансу удалось бежать, их отряд под усиленной охраной направлялся на дальнюю просеку, ближе к Хмельникам. Там велись работы по расчистке от леса новых торфяных полей. Ближе к обеду между немцами возник конфликт, закончившийся дракой. Охране пришлось ввязаться в него, чтобы успокоить военнопленных. Воспользовавшись общей суматохой, Ганс незаметно прокрался в кусты, затем побежал, пригибаясь и не оглядываясь. Так передвигался он километра три, а потом услышал вой сирены и выстрелы в воздух. Ганс понял, что это охрана подняла тревогу из-за его побега. Опьянённый свободой, он решил привстать на корягу, чтобы посмотреть, нет ли погони. Неожиданно коряга под ним рухнула, придавив левую ногу. Беглец застонал от боли.
Через некоторое время он услышал, как где-то недалеко остановилась машина. Ганс подумал, что это за ним, и стал с ещё большим рвением выдирать сдавленную корягой ногу, задыхаясь от нестерпимой боли. Вдруг машина отъехала, и он увидел, как в его направлении идёт, прихрамывая на левую ногу, девушка. «Это моё спасение или моя погибель» – подумал Ганс. Почти теряя сознание от боли, крикнул: «Помогите! Bitte! Frau…»
В глазах подошедшей к нему девушки Ганс прочёл и сострадание, и отчаяние, и немой вопрос: «Что же делать?». А когда после второй попытки им всё же удалось вытащить ногу, она, спасительница, представившаяся Варей, заспешила прочь. Ганс от дикой боли во всём теле и непонятных русских слов девушки плохо понимал происходящее. И тогда парень лёг на глубокий мох, дожидаясь решения своей судьбы. В голове несчастного роились нехорошие мысли: если Варя «сдаст» его, тогда конец, всему конец.
В отчаянной неопределённости он пролежал ещё часа два. И тут вдруг появилась она. В руках какой-то свёрток. Примостившись у раненой ноги Ганса, Варя осторожно сняла ботинок и аккуратно начала втирать мазь в распухшую ступню парня. Он терпел, наблюдая за ловкими движениями девушки.
– Gut! Варья! – говорил он, не представляя даже, что его ждёт впереди. Всё в этой нежданной спасительнице приносило ему облегчение: её искренняя забота, её лучезарная милая улыбка, принесённая ею чудесная мазь. Он тоже улыбнулся в ответ.
– Сейчас я ухожу домой, – сказала она, махнув рукой в сторону деревни. – А потом что-нибудь решим.
Варя, ни разу не обернувшись, скрылась за стволами белых берёз. Ганс ничего не понял из её смущённых и долгих объяснений. Ощущение вынужденного одиночества и страха заставляли его вновь и вновь пробовать подняться. Превозмогая сильную боль, придерживаясь за ту же самую корягу, которая его искалечила, Гансу удалось встать на ноги.
День клонился к вечеру. Солнце садилось прямо в самое сердце берёзовой рощи как-то нехотя, отбрасывая большие длинные тени на стволы и кроны белых деревьев. Становилось прохладней. Комары надоедливо щекотали лицо. Ганс отчётливо услышал лай собак…
11. Счастливый финал.
Варвара ворвалась домой взбудораженная. Мать бросилась ей навстречу, и, обняв, взволновано запричитала:
– Дочка, почему так поздно? Что-нибудь случилось в дороге?
Варя молчала. Стоит ли рассказать матери о происшествии в лесу?
– Мама, дай мне слово, что никому ничего не скажешь!