Параллели. Часть первая

– Здравствуй, папа!

– Здравствуй сынок, ты был у Фроси?

– Нет, еще не решился, прости.

– Это естественно, я тебя понимаю и, поверь, сочувствую. Но это нужно сделать, сынок!

– Папа, я прошу тебя, выслушай меня.

– Хорошо, говори.

– Пап, я люблю ее!

– Любишь? Как же ты успел полюбить? Ты был в командировке не так уж много времени, может быть, ты путаешь, сынок, это большое чувство с влюблённостью? В твои годы это немудрено. Люди даже женятся, а потом вдруг, к своему удивлению, обнаруживают то, что их чувство куда-то испарилось, ушло. От их необдуманных и поспешных решений остаются самые незащищенные – дети! Потому создание семьи, сынок, это не только и не столько любовь или не только она, но взросление и ответственность двух личностей и огромный кропотливый труд. Это только кажется, что тебе все понятно, любишь, и все будет хорошо. Но как часто в семейные отношения вмешиваются традиции, культура народа, привычки и воспитание в семье, внешнее окружение. Наши с тобой предки бережно и осознанно относились к такому выбору, потому как понимали свою ответственность и перед своим народом, который не так многочислен, чтобы позволить себе роскошь размывания национальной культуры, растворение в народах, окружающих его.

– Папа, ты всегда говорил о равенстве всех людей перед богом. О том, что у всех народов одни прародители, Адам и Ева, теперь ты убеждаешь меня о необходимости какой-то замкнутости внутри нашего народа.

– Нет, сынок, я не противоречу самому себе, только со времен Адама и Евы минуло не одно тысячелетие, и за этот большой срок возникли племена и народы, по-разному построившие свои культуры. Я не призываю тебя к изоляции, к самолюбованию, зарождению какого-либо чувства превосходства или ущербности к любому народу, живущему с нами по соседству. Я пытаюсь только достучаться до тебя с целью, чтобы ты своими необдуманными действиями не обрек себя и другого человека на страдания и разочарование. Потому что чем больше в вас различий, тем трудней создать что-то общее, стоящее таких усилий. Люди одной национальности, одной веры часто в браке сталкиваются с неразрешимыми проблемами, идущими за ними из их прежнего опыта, что частенько становятся чужими друг для друга, калечат своих детей и подают им совершенно недостойный пример для подражания. Еще раз говорю тебе, на одной любви семьи не построишь, а жизнь, тем более, не проживешь! И дело вовсе не в твоей Фросе, я полностью допускаю, что она чудесная девушка, раз мой сын, буду осторожно говорить, испытал чувство влюбленности в нее. Но жизнь со своей суровой правдой, гораздо сложнее, и, зная тебя, я глубоко сомневаюсь в том, что ты будешь счастлив с ней, а она с тобой. А мои внуки будут стоять все время перед нелегким выбором, к кому себя отнести, к русским или к немцам, и боюсь того, что люди вокруг будут воспринимать их то немцами, то русскими, без всякой определенности. Подумай, хотел бы ты сам оказаться на месте такого ребенка?

Отец встал, переложил ножницы на подоконник, словно закончил какую-то работу, подошёл к сыну и, обняв его за плечи, добавил:

– Ты у нас старший, от твоего решения будет многое зависеть в нашей семье, на тебя смотрят младшие, если ты ослушаешься нас с матерью, поступишь по-своему, мы огорчимся, но это не самое плохое. Ты подашь пример младшим, подорвешь наш авторитет, как родителей и свой собственный в глазах своих будущих детей. Как бы тебе потом не пришлось пожинать горькие плоды сегодняшнего своего решения. Подумай, сынок, подумай! Вот видишь, ты не готов к такой ответственности, ладно, пойдем ужинать.

И отец вышел с веранды. Александр остался стоять, ему нечего было возразить отцу, его авторитет в семье всегда был непререкаем. Этот авторитет не насаждался силой, он произрастал естественным путем, его всегда поддерживала мать, бабушка и дедушка, и он был каким-то естественным и постоянным. Им хотелось быть похожим на своего отца во всем. Даже если он и не ругал их за что-то, его тихое неодобрение было достаточным для принятия соответствующих выводов. В полной растерянности Александр вошел на кухню, мать радостно обняла его, словно он вернулся после долгой, долгой разлуки, и как-то по-особому спросила:

– Как дела, сынок?

– Хорошо, мама, вот, отец попросил приехать.

– Ты с ним уже говорил?

– Да, мы встретились на веранде.

– Ну, что ты, Алекс, такой расстроенный, все будет хорошо, вот увидишь.

Ласковые материнские руки коснулись его головы, он почувствовал с ними ее любовь и нежность. Ему не хотелось ей показывать свою слабость, обнаруживать перед матерью свои чувства, но ей и не нужно было ничего объяснять, материнское сердце и так сострадало любым печалям детей.

– Проходи, Алекс, сейчас будем ужинать, – добавила мать и продолжила свои хлопоты за столом.

Из спальни девочек вышли Тамара и его сестра Лиля, о чем-то весело жужжа. Тамара взглянула на Александра и с большой радостью с ним поздоровалась. Девчонки стали помогать матери, не переставая что-то обсуждать и смеяться. Наконец, после молитвы все уселись за стол и приступили к пище. Разговор принял обычный спокойный тон и потек размеренно и неторопливо. Александр то и дело поглядывал на Тамару, она действительно становилась все краше и краше, словно расцветала. Тамара, поймав на себе взгляд Александра, истолковала его по-своему и кокетливо ответила ему глазами. Улыбка пробежала по ее лицу, и легкий румянец подсветил темно-золотистые щеки. Неожиданно для всех отец обратился к ним обоим:

– Александр, Тамара, долго вы еще будете нас томить ожиданием, не пора ли о свадьбе подумать?

Этот вопрос прозвучал для Александра, как гром среди ясного неба. Для Тамары он хоть и был неожиданным, но больше был приятен. Хотя, конечно, вопрос вызвал ее смятение и вогнал ее в краску. Отец продолжил:

– Сколько уже дружите, выросли вместе, пора и семьей обзаводиться. Ты, Тамара, пойдешь за нашего Александра или нет?

Тамара вспыхнула как яркое пламя.

– Дядя Андрей, – отвечала Тамара, – мне не делали никаких предложений.

Но отец не унимался.

– Так в чем же дело! – и, обращаясь к сыну, сказал: – Александр, нравится тебе Тамара, возьмёшь ее в жены?

За столом повисла тишина, смятый авторитетом отца Алекс тяжело выдавил из себя:

– Возьму!

Отец повернулся к Тамаре и ласково спросил:

– Тамара, пойдешь ли за моего Александра?

– Да! – ответила смущенная девушка.

Отец радостно посмотрел на жену, словно выполнил какую-то тяжёлую работу, и, обращаясь к присутствующим, проговорил:

– Ну, и ладно, после ужина идем сватать, мать, костюм приготовь, а ты, Тамара, своих предупреди, а то нагрянем неожиданно, перепугаем сватов.

После ужина смущенная Тамара пулей вылетела из дома Майеров, ноги несли ее к своему дому, мысли путались и терялись. Вбежав в собственный дом, она заголосила:

– Мама, папа, к нам сейчас сватать придут Майеры.

Родители растерялись.

– Чего это, на ночь глядя? – спросила мать Тамары.

– Дядя Андрей так решил, у Александра, видно, мало времени, он сегодня только с Акмолинска приехал.

В разговор вступил Иосиф:

– Какая разница, мать, раз сватать идут, надо готовиться.

Весь дом вдруг ожил, как растревоженный улей, домочадцы готовились к приему гостей быстро и дружно. Через примерно полчаса в дверь постучали, и на пороге появился отец Александра со своей немногочисленной свитой. Вскоре гости уже сидели за столом и весело обсуждали предстоящее мероприятие.

Утром следующего дня Александр встал абсолютно бодрый, с чувством, что отступать некуда, и выбор сделан. Он сконцентрировался на замечательных качествах своей невесты и всеми силами старался не думать о Фросе. Благо и домашние ему всячески в этом помогали. Затем соответствующим образом он оделся и отправился к Тамаре, отцы договорились о том, что они утром распишутся в поселковом совете. Тамара встретила его обворожительно красивой, в шикарном голубом платье, так выгодно подчеркивающем ее точеную фигуру. Они поздоровались и отправились в поссовет. Председатель поссовета прекрасно знала их с детских лет, знала, что они долго и преданно дружили, поэтому с большим удовольствием их расписала. Они пригласили ее на торжественный обед и вернулись к дому Алекса, где и проходила их свадьба. И Александр, и Тамара настолько были ошеломлены этими событиями, что полностью в них утонули и уже ни о чем не думали.

Ранним утром следующего дня молодожены проснулись рано уже в своей комнате, в доме Алекса, который, наскоро позавтракав, понесся на остановку и оттуда на свою работу. Тамара была счастлива, Александра мучила совесть. Он ехал в Акмолинск и пытался разобраться в собственных чувствах. Это получалось с трудом! Забегая в общежитие за своим поездным чемоданчиком, он столкнулся с Павлом. Тот с удивлением спросил:

– Привет, ты куда пропал, я тебя обыскался.

– Я женился, Пашка.

Паша открыл рот, но, быстро опомнившись, заорал:

– Как женился, да ты чего, мы же договаривались вместе ответ услышать, ну, и друг!

– Паша, я женился на Тамаре, я тебе о ней говорил.

– Как на Тамаре, да какая тебя собака укусила? Что случилось, можешь нормально рассказать?

– Ты Тамару знаешь, моя соседка, мы с ней все детство дружили, она меня в армию провожала.

– Ну, знаю, а как это ты говорил, что Фросю любишь, а на Тамаре женился, что, ошалел, что ли? Если ты мне решил не мешать, так знаешь, мне таких жертв не надо, я предпочитаю по-честному играть, пусть бы Фрося выбирала, к кому ее сердце лежит, это, брат, достойнее, чем твой поступок. Удивляюсь я тебе, Саня, ты слово дал девушке, голову ей заморочил, она, между прочим, нам никаких поводов не давала. Ты же ее оскорбил! Хотя бы поговорил с ней, прежде чем жениться, извинился, что ли, меня поставил в известность, а то, на тебе, выкрутасы какие-то выкинул и был таков.

Лицо Павла стала каменным.

– Ну, что ты несешь, Паша, так получилось у меня, извини.

– Всегда получается так, как сам человек делает, – пробормотал Павел.

За такими разговорами они подошли к депо и зашли для получения инструктажа перед поездкой. Неожиданно Павел обратился к начальнику смены:

– Евгений Николаевич, я что-то себя неважно чувствую, замените меня, в поездку идти не могу.

С подмены был вызван другой помощник, и в поездной бригаде произошли необходимые изменения. После инструктажа Александр подошел к Павлу и спросил:

– Ты чего, Паша, правда, приболел, или со мной не хочешь ехать?

– С тобой не хочу, Сань, боюсь, как бы чего не вышло, не по нутру мне твой поступок, ты уж извини. Я, наверное, больше с тобой ездить не буду, попрошусь в другую бригаду перевести меня.

– Спасибо за откровенность, Паша. Желаю тебе с Фросей удачи. Я к ней, пожалуй, не поеду, стыдно. Ты сам объясни ей.

– Да нет, Саня, я ей ничего объяснять не буду, сам, будь добр, объясняйся, а то я тебя совсем уважать перестану. Прощай, счастливой дороги тебе.

С этими словами Павел вышел на улицу и побрел в сторону общежития. Пролежав на кровати около часа в глубоких раздумьях, он встал и занялся тем, к чему пришёл, лежа на кровати и покуривая сигарету. Сначала он подошел к коменданту общежития и попросил перевести его в другую комнату, затем отправился к начальнику поездных бригад, которого также попросил перевести его к другому машинисту. Управившись с делами, он стал размышлять, как быть с Фросей. То, что она, возможно, мучается выбором между ним и Александром, когда к концу обозначенного срока узнает о женитьбе и в обиде выйдет за него замуж, совершенно не устраивало Павла, задевало его мужскую гордость. В конце концов, он решился и поехал в Атбасар. К счастью, он приехал в рабочее время и застал Фросю на работе. Заглянув в комнату кондукторов, он попросил ее о встрече после работы, тем более, что до конца рабочего дня оставалось всего полчаса. Освободившись, Фрося заспешила к Павлу.

– Фрося, – начал сходу Павел, – я приехал сказать тебе…

Фрося, видя смущение Павла, решила ему помочь и вступила в разговор.

– Ты приехал, чтобы извиниться и сказать, что не хочешь на мне жениться, что ли?

Фрося озорно поглядывала на Павла.

– Нет, я приехал сообщить тебе о том, что Александр вчера женился и у тебя нет теперь необходимости выбирать из нас двоих. И что мое предложение в силе и по срокам у тебя есть время, ничего не меняется.

Фрося заметно погрустнела, но, быстро совладав с собой, ответила:

– Что же он сам не приехал сказать мне, было бы честнее. Спасибо, Паша, тебе, что хоть ты сообщил.

– Фрося, я прошу тебя помнить, мое предложение остаётся в силе, я приеду за ответом, как договорились.

– Да, да, Паша, я поняла, спасибо.

Павел проводил ее домой и, не став задерживаться, вернулся в Акмолинск. Весь вечер Фрося думала о Паше и об Александре, ловя себя на мысли, что ее как-то огорчила новость о женитьбе Александра. Но обида делала свое дело, застилая его образ каким-то холодным, отталкивающим покрывалом. Ее состояние не ускользнуло от матери, которая спросила ее:

– Фрося, у тебя неприятности на работе?

– Нет, мама, просто сегодня приезжал Павел, он сообщил мне, что Александр женился.

– Женился? Да, хороших парней разбирают быстро. Ты расстроилась, он тебе больше нравился?

– Да, мама, но теперь какая разница.

– Не говори так, дочка, разница всегда есть. Видно, не твоя судьба был Александр. Суждено было бы быть вместе, были бы, поверь мне. А что, Паша тебе не нравится совсем?

– Не знаю, мама, легкий он какой-то, мне кажется, ветреный.

– Этого не узнаешь, пока не поживешь с человеком. Что он тебе сказал по поводу своего предложения?

– Сказал, что оно остается в силе и даже не сократил время для ответа.

– Ты знаешь, дочка, вот ты говоришь, ветреный, а ведь Александр к тебе не приехал, не извинился, не предупредил о своей женитьбе, а ветреный Паша приехал, за друга извинился, тебе время не сократил для ответа, предоставил тебе возможность осознанного выбора с холодной головой. А это свойственно только здравомыслящему человеку, поверь мне. Ты присмотрись к Павлу повнимательнее, бесстрастно, что ли. Я на твоем месте так бы и сделала, надо устраивать собственную жизнь, братья вот-вот вылетят из гнезда, семьи создадут, дай Бог, останемся мы с тобой вдвоем.

– Да ладно, мама, где же я возьму такого, как наш папа.

– Тебе его, дочка, нужно искать пробовать, а не в одиночестве сидеть, в девках-то засидеться не трудно, да жить очень нудно!

– Ладно, мама, давайте ужинать.

– Давайте, – ответила Анастасия и принялась хлопотать у стола.

Отведенные на ответ два месяца пролетели быстро, хотя за это время событий произошло много. Павел перешел для работы на станцию Атбасар, они стали чаще видеться, привыкать к друг другу. Ходили на танцы, встречались вечерами. Фрося стала забывать Александра, тем более, что обида, все еще живущая в ее сердце, была самым вернейшим союзником в этом. Когда подошел оговорённый срок ответа, Фрося ответила Павлу согласием. Они стали жить отдельно и в 1952 году у них родилась прекрасная девочка Валя. Павел казался хорошим, заботливым отцом.

Все было у них в семье хорошо ровно до того момента, пока многочисленная родня Юноков не стала жить в непосредственной близости от их семьи. Павел стал часто пропадать у сестер, потом увлекся выпивкой с их мужьями и, хотя не вел себя агрессивно, но и пьяным его видеть терпение заканчивалось. Фрося не один раз пыталась поговорить с его сестрами, к сожалению, в живых родителей Павла уже давно не было, и ей не к кому было апеллировать. Павел каждый раз обещал больше в рот не брать ни капли, но каждый раз с легкостью забывал свои обещания и принимался за прежнее. Прожив полтора года в замужестве, Фрося собралась и съехала с дочерью к матери. Павел неоднократно пытался ее вернуть, но каждый раз приходил уговаривать вернуться ее с ребенком в пьяном виде, что само по себе не только не помогало достучаться до Фроси, но еще больше и больше отдаляло их друг от друга.

В конце концов, наступил момент, когда Фросе уже не хотелось видеть Павла в принципе, все чувства к нему умерли, так и не успев набрать силу. Неожиданно для себя Фрося столкнулась с пониманием незавидного статуса матери-одиночки. Многие мужчины рассматривали ее как легкую добычу в своих вожделениях, отнюдь не стремясь взваливать на себя бремя воспитания чужого ребенка. Фросе приходилось непросто, часто нужно было держать ухо востро, не подавая сомнительных поводов, особенно женатым мужчинам, и в то же время, в случае ухаживания со стороны мужчины холостого, тактично предупреждать его о наличии ребенка. Часто на этом ухаживания и заканчивались. Но это не заботило Фросю, она смирилась с существующим положением и сосредоточилась на своей семье и работе.

Сиючи

Варвара

Варвара – старшая сестра Фроси, была оставлена родителями в Омской губернии у своих родственников, у двоюродного брата Ивана – Андриана, жившего в Исилькульском районе, в маленькой деревеньке. К тому времени Варвара уже стала девушкой, и брать ее с собой было бы даже опасно. Варвара выросла, превратилась в привлекательную молодую женщину, обладающую весьма непростым характером. Ей было трудно угодить, неуступчивая и грубоватая, она, тем не менее, обладала одним свойством своего характера, которое способствовало сохранению людей в ее орбите. Уж если человек ей нравился, то она всегда находила способ и сдержать свой крутой норов, и сохранить свою привлекательность для этого человека. Демид, ее родной отец, оставивший их с матерью почти сразу после ее рождения, тем не менее подарил дочери отменное здоровье вкупе со скверным характером. Варвара носила длинную косу и частенько слышала от коллег по работе шуточное приветствие «Варвара – краса, длинная коса», впрочем, она никогда не обижалась на это приветствие, так как оно ей все-таки нравилось, хотя и смущало одновременно. Когда она окончательно повзрослела, встал вопрос: что делать дальше, где работать или учиться? Отчим Иван – отец ее младшей сестры Фроси – с ее матерью позвали ее к себе в Атбасар, чем она и поспешила воспользоваться. Перепробовав множество работ, она остановилась на позиции подсобной рабочей в станционной столовой, где и встретила свою любовь – старшего повара Си Ю-Ши, китайца по национальности, случайно оказавшегося на территории Союза.

Местное население, не шибко разбирающееся в форме строения китайских фамилий и имен, произносило и фамилию Си, и двойное имя, Ю и Ши, как одно целое, нисколько не задумываясь о правильном или неправильном произношении. Ю-Ши настолько устал поправлять людей, произносящих его фамилию и имя неверно, что уже сам махнул на происходящее рукой и только всегда дружелюбно улыбался в ответ. Хотя сам он очень гордился своей фамилией, гордо звучащей на русском как «размышляющий о мире», то есть философ-мыслитель. Ю переводилось на русский язык как «друг» и только Ши – вторая часть сдвоенного мужского имени – переводилась на русский не совсем благозвучно, как «передний брусок на вагоне или телеге». Эта часть его имени несла в себе смысловую нагрузку, указывающую на профессию его предков – мастеров по изготовлению телег и для самого Ю-Ши она была ценна, и ничего, кроме гордости, не вызывала. Однако он заметил, что для русского слуха было удобней произносить Сиючи и хотя в этом обращении и фамилия, и сдвоенное имя произносились как просто имя, а правильный звук «Ши» подменялся на неправильный «Чи», но частые его исправления, растолкования и объяснения забывались раньше, чем успевала стихнуть звуковая волна его голоса.

В конце концов Ю-Ши бросил заниматься неблагодарным делом и незаметно для себя стал привыкать к неверно и слитно произносимому Сиючи. Работая старшим поваром в станционной столовой, он больше ценил сияние довольных рабочих улыбок, нежели правильное произношение и понимание китайских фамилий и имен. У окружающих же не приходило в голову отличить имя от фамилии, многие понимали эти звуки как имя, и вовсе не задумывались над тем, а какова же фамилия. Да и то верно, слишком маленькими были перерывы на обед, а ведь еще нужно было покурить, побалагурить, обменяться анекдотами да забавными историями. Ю-Ши относился к тем редким типам людей, которые живут полностью открытыми к миру, к окружающим людям. Обладая устойчивым жизнерадостным характером, он, как магнит, притягивал людей. Стройный и подтянутый, он не очень походил на повара, обычно человека, мягко говоря, располневшего и неторопливого. Нет, Ю-Ши был, напротив, подтянут, быстр и ловок. Да и телосложение Ю-Ши было и вовсе каким-то явно выходящим за стереотипы о среднестатистическом китайце.

Чуть выше среднего роста, с хорошо развитой фигурой Ю-Ши пользовался успехом у противоположного пола. Обладая природной скромностью и порядочностью, Ю-Ши никогда не позволял себе каких-либо фривольностей и, тем более, в своем женском коллективе. Такое поведение вызывало у окружающих его женщин полное восхищение. Когда Варвара появилась в его коллективе, Ю-Ши не мог не обратить внимание на ее характер. Работая подсобной рабочей, Варвара так жестко пресекала любые ухаживания и знаки внимания, не только мужчин-холостяков, вполне достойных уважения, но тем более и яростнее мужчин-ловеласов, различных повес и просто, как она считала, пустых мест. При этом если горе-ухажёр не понимал с первого раза «от ворот поворот», Варвара могла провести против такого мужчины или парня такую свирепую атаку, что навсегда отбивала у последнего охоту к шуткам или дополнительному вниманию к себе.

В результате после короткой, непродолжительной работы в столовой, Варвара вызывала опасения не только у мужской части, но даже у части женской, так как решительно пресекала любое вольнодумное баловство на «вверенной ей территории». Ю-Ши с первых дней работы Вари обратил на нее особое внимание. Ее стройный стан, жгучая ругательная натура не только не отталкивала его, но, напротив, влекла к ней с какой-то неудержимой силой. Хотелось с Варей как-то сблизиться, понять ее.

Знакомый с китайской философией, с гармонией инь и янь, Ю-Ши всегда понимал о равновесии миров, о закономерности каких-либо событий. Обладая абсолютно уравновешенным характером, он с нескрываемым любопытством наблюдал за ее кипучей натурой, неуправляемой энергией и полной уверенностью в исключительно своей правоте. Как-то, придя на работу, они узнали о смене станционного начальства, бывший начальник станции получил повышение и отправился в областной центр, а новый ходил по территории и принимал хозяйство, путем знакомства с людьми и раздельными частями подведомственного хозяйства. Очередь пришла и к столовой, как особенно важному узлу большого станционного организма. Войдя в столовую, начальник первым делом спросил старшего повара, и долго недоуменно смотрел на него выпученными глазами в полном недоумении, почему китаец работает старшим поваром, кормит его подчиненных, да еще будет кормить его самого. Коротенький и весь какой-то неказистый, с широко расставленными ногами, он долго из-под густых черных бровей смотрел на повара, пока не сказал:

– Как вас зовут?

– Си Ю-Ши, – четко, с интервалами, ответил Ю-Ши.

Начальник попытался повторить его фамилию и имя, но только прошипел что-то себе под нос.

– Как? – с раздражением произнес он.

– Си Ю-Ши, – терпеливо повторил Ю-Ши и продолжил: – Фамилия Си, а имя Ю-Ши.

По непонимающему взгляду начальника он понял, нет, начальнику его фамилия и имя трудны в произношении, может быть, даже труднее, чем многим из его подчиненных. Начальник еще какое-то время пытался произнести его фамилию и имя правильно, но так как он старался сделать это правильно и раздельно, ровно как он только что понял, а не так, как привыкли окружающие «Сиючи», то, естественно, у него сразу и не могло все получиться. Как человек находчивый, он спросил:

– А как это можно перевести?

Получив полный, развернутый ответ от собеседника, сделал лично свои единственно правильные выводы. Набрав побольше воздуха в развернутые легкие, он неожиданно выпалил:

– А! Ну, правильно, по-нашему ваше имя Иван. Будем звать вас Иваном!

Небрежно похлопав Ю-Ши по плечу, он спросил:

– А что у нас на обед?

Растерявшийся от такого точного перевода своего имени Ю-Ши тихо ответил:

– Борщ.

– Ах, борщ, борщ – это хорошо, пожалуй, я попробую ваш борщ, давайте!

Не обращая на растерянность Ю-Ши ровным счетом никакого внимания, он крейсером проследовал к приглянувшемуся ему столу и, деловито закинув ногу на ногу, с нетерпением стал ждать свой борщ. С этого самого дня, с легкой руки вновь испеченного начальника станции Си Ю-Ши, поначалу превратившейся в Сиючи, в окончательном варианте стал наименоваться Иваном.

Как часто и происходит в рабочей, самой многочисленной среде, с соизволения вышестоящего появляется нарицательное имя, очень удобное для окружающих, с которым приходится мириться его носителю. Что касается Ю-Ши, хотя он и не был в восторге от своего переименования, и уважение к своим родителям крепко жило в его сердце, но, как всякий умный человек, он понимал, придётся согласиться с вновь возникшими обстоятельствами, это разумно и дальновидно и вполне соответствует китайской жизненной философии. Через несколько месяцев начальника перевели куда-то еще, а вот имя, которое он присвоил со своей легкой руки, так и осталось аналогом «точного» перевода фамилии и имени Си Ю-Ши с китайского на русский язык.

Самому Ю-Ши ничего не оставалось, кроме как согласиться с окружающим миром. Надо отметить, что вокруг было достаточно примеров очень «точного» перевода, особенно имен тюркоязычного населения на русский, удобный и понятный, на язык государственный, являющийся в тоже время языком межнационального общения. Ближе к зиме Ю-Ши осмелился начать ухаживать за Варей, к его удивлению, Варя не отвергла его ухаживания, а проявила к ним неподдельный интерес. Варе нравился Ю-Ши как человек и как мужчина, но ее как-то уж очень смущала его национальность. Пока, наконец, ее деревенское воспитание не стало уступать воспитанию интернациональному – советскому, и она перешагнула некую черту невосприятия чужой культуры.

Фактором сближения послужили еще частые танцевальные вечера для рабочей молодежи. Именно на таком вечере Ю-Ши осмелился пригласить Варю на танец. Когда она почувствовала его горячие руки на своей талии, то последний сохраняющийся у нее самой барьер стал таять, как весенний снег. Ю-Ши был безукоризненно внимателен с ней. Окружающие парни, хотя и смотрели на Варю с вожделением, не посмели мешать их отношениям, уж слишком большим уважением среди рабочих и служащих пользовался Ю-Ши. Варя не изменила своего характера, прямая и неуступчивая, она сразу же взяла инициативу в свои крепкие руки и твердо обозначила границы дозволенного! Ю-Ши не спорил, с каждым днем он все больше и больше тонул в ее сердитых глазах, нуждался в ее обществе и мирился с ее неуживчивым характером. Они сближались медленно, никуда не торопясь и ничего не форсируя. Работали, встречались и никогда ни к чему не торопились.

В конце зимы, после очередного вечера молодежи Ю-Ши, с трепетом держа Варю за руку, сказал:

– Давай распишемся!

Варя на несколько секунд задумалась, смерила его строгим взглядом и, пожимая плечами, ответила:

– Хорошо.

Весной они расписались, стали жить вместе. Она взяла фамилию мужа и стала Варварой Си, хотя окружающие, не вдаваясь в тонкости официальных бумаг, стали говорить на нее Варя Сиючи – жена Ивана, это нарицательное имя так прочно прилипло к ней, что при рождении детей в метриках значилась фамилия Сиючи, а отчество – Иванович. В браке супруги прожили более десяти лет родили троих детей, двух девочек, Лиду и Любу, и мальчика Гену, имена выбирали трепетно, с большой нежностью.

Ю-Ши оказался замечательным мужем, с супругой и детьми он был ласков и заботлив. Чтобы разгрузить супругу от домашних дел, он старался максимально принять участие в них, не делил работу на мужскую и женскую. Часто сам стирал для детей, любил готовить, старался максимально возможное время уделить семье и детям. Все, кто знал их семью, в особенности женщины, завидовали Варваре, видя, как ее холит и лелеет муж, они часто с нескрываемой грустью сравнивали Ю-Ши со своими мужьями не в пользу последних.

Как следствие подобной зависти, в их дом неожиданно постучалась беда. Кто-то написал на Ю-Ши донос, работники НКВД ничем ни отличались от своих коллег по всей стране, они не стали долго разбираться и опровергать написанное. Ю-Ши вскоре осудили и отправили в места «не столь отдаленные». А через полгода Варваре сообщили о том, что ее муж Иван Сиючи умер от болезни в лагерной больнице. Окружающие люди не стали от нее отворачиваться в этой сложной жизненной ситуации, всё-таки это был северный Казахстан – край с резко-континентальным климатом, длительными зимами и жарким засушливым летом, ну, куда здесь ссылать, сами природно-климатические условия были уже как ссылка.

Люди жили бедно и старались всегда приходить на помощь, но даже здесь оказался «писатель», единственной целью которого было стремление оболгать, совершить подлость. Варвара поначалу замкнулась, утратила доверие к окружающим, но постепенно, видя искреннее сочувствие, оттаяла, настроилась на преодоление невзгод. Дети росли смышлёные, чуткие. Сама она оставалась женщиной привлекательной, совсем еще молодой и крепкой.

После годового траура за ней стал ухаживать осмотрщик вагонов Копатилов, они после непродолжительных встреч расписались. От него она родила своего четвертого ребенка, Сережу, жизнь стала потихоньку налаживаться, дети росли, ходили в школу, все было, как у всех. Только вот Копатилов, как звала его Варя, все чаще стал увлекаться спиртным, все реже Варя видела своего мужа трезвым, в особенности в промежутках между работой, и, как следствие, семья распалась. Варин характер не позволил ей терпеть рядом с собой деградирующего мужчину. Уж лучше я сама выращу детей, чем они будут смотреть на этого пьяницу, думала Варя, да и почему трое старших должны мириться с его пьянками, ведь он им не родной. Их родной отец совсем не пил, как жаль, что судьба отняла его у нас, думала Варя.

И действительно, дети выросли, Лида и Люба превратились в роскошных красавиц, за ними стали гурьбой ухаживать ребята. Геннадий выучился на помощника машиниста, и мать им очень гордилась. Смуглость кожи и небольшая раскосость глаз у детей как-то выдавала в них наличие чего-то восточного, но чего, угадать было трудно. Лида – старшая дочь Ю-Ши и Варвары, вышла замуж за железнодорожника-вагонника и после замужества стала Коробовой, Геннадий удачно женился на хохотушке и веселушке Тамаре Леонтьевой и при регистрации брака взял фамилию жены, младшая дочь Люба вышла замуж за немца Ивана Моор. Так всего лишь через одно поколение славное имя замечательного человека Си Ю-Ши растворилось и совсем пропало только из-за того, что он на тот исторический момент развития страны имел несчастье быть китайцем.