– Говорил же, не надо было туда идти, – произнёс Нельсон, после того как Томас рассыпался в пыль, что означало его пробуждение, – Теперь нас будет трое, – грустно добавил он, когда и Эмул рассыпалась в пыль. – Сколько раз убеждался, что женщины всегда всё портят, даже если им всего тринадцать лет.
Как и предвидел Нельсон, на следующую ночь Томас разбил пузырь Эмул и показал своей подружке вселенную снов. В ту ночь Нельсон чувствовал себя лишним, но ему некуда было уйти. В глубине души он радовался за друга, что тот впервые в жизни влюбился. Немного раздражали перемены в поведении Тома, его желание казаться лучше, чем он был на самом деле, хотя так делают все мальчишки, когда в их жизни появляется настоящая любовь.
* * *
Так непривычно любить кого-то во сне, встречаться с ним каждую ночь, держать за руку в играх. Ловить влюблённые взгляды на себе. Смеяться и дурачиться, не представляя, как можно было жить без этого человека там, в скучном реальном мире. Но шли ночи, и подростки, путешествуя по всё новым и новым пузырям, научились делить дружбу на троих. Том, правда, не перестал выпендриваться перед Эмул, но всё шло к более естественному поведению, привычному для подростков.
– Смотри, Эмул! – Том что есть сил разогнался и прыгнул вниз с края пропасти с протяжным криком: – Ехо-хо-о!
– Куда он? – в очередном пузыре сновидения бросившись за другом к обрыву, испуганно спросила у Нельсона тринадцатилетняя девочка.
– На облако, – ничему не удивляясь, нехотя ответил Нельсон, подойдя к краю обрыва.
Зелёный мох покрывал весь утёс, казалось, он простирался от горизонта до горизонта. В этом пузыре сновидения, на плоском утёсе, стояла одинокая лавочка из камня и дерева, на которой сидел грустный мужчина в шляпе. Один, почти неподвижный, он смотрел на разноцветные облака перед закатом. Эта сфера стала их любимой, наверно потому что она почти не менялась: всегда тот же самый грустный мужчина, закат на склоне обрыва и разноцветные облака.
– Эй, Эмул, прыгай на облако, – прокричал снизу Томас.
– Ну, что встала, прыгай, – недовольно буркнул Нельсон. – Ничего с тобой не будет; облако как вата, – произнёс он и, разбежавшись, прыгнул с обрыва.
Это было невероятное ощущение: будто в снегу, твои ноги проваливались в облаке алого цвета. Рядом было ещё одно облако, уже розового цвета, а повыше – молочного цвета, на него можно было опереться словно на плюшевую игрушку. Оно пахло чем-то сырым и на ощупь было точно сахарная вата, только не липкая. Это было очень здорово – прыгать по розовому, молочному, алому облаку, играя в салки. Ночное приключение во сне грустного человека в шляпе останется в памяти Томаса и Эмул на всю жизнь, и даже годы спустя, вспоминая о нём, они будут по-особенному улыбаться, переглядываясь и переживая те волшебные мгновения их жизни каждый раз как будто в первый.
– Аккуратно, – засмеялся Том, когда подхватил Эмул: та увязла одной ногой в ямке на тучке.
– Прости, – покраснев, сказала девочка, случайно дотронувшись до его губ.
– У тебя нежные губы, – смущаясь, прошептал Томас.
– Я не хотела, – ещё больше покраснела Эмул и отошла. – Ну что, может, в другой пузырь? – чтобы хоть как-то разрядить обстановку после случайного поцелуя, предложила она.
– Боюсь, вы скоро проснётесь, – улыбнулся Нельсон, и Томас тут же рассыпался в пыль.
– Как ты это узнаёшь? – только и успела спросить Эмул и рассыпалась тоже.
– Поживи с моё, тут и не такое научишься распознавать, – с какой-то грустью в голосе сказал сам себе Нельсон, а потом задрал свою майку и с ужасом подметил: – Уже скоро совсем стану прозрачным.
На следующую ночь Томас и Эмул в огромном мире снов так и не услышали завораживающего смеха Нельсона. Вообще эта ночь была странной: проходить сквозь сферы в чужие сны у них не получалось. Они бездумно летали по миру из разного размера шаров и по сути не знали, что им делать. О веселье и речи не было, почему-то появились разговоры о реальном мире без сна. Том был удивлен, когда Эмул поведала ему о своём недуге. А Эмул даже рассмеялась, когда выяснилось, что они живут в одном городке. Мир вне сна оказался таким тесным и маленьким. В ту ночь, гуляя между чужих сновидений в поисках друга, они договорились о встрече в реальном мире. Словно предчувствуя, что этот мир сна скоро станет закрытым для них.
Забавное совпадение: как оказалось, Эмул жила в квартале от дома Томаса.
– А тебе чего, парень? – открыл входную дверь отец.
– Эмул тут живёт? – ещё раз спросил худощавый тринадцатилетний паренёк.
– Да, а зачем она тебе? – вглядываясь в голубые глаза и светлые волосы гостя, поинтересовался отец.
– Мы дружим, меня зовут Том Румо, – улыбаясь, говорил мальчик. – Мы дружим с вашей дочерью в интернете, – пояснял Томас, видя недоумение взрослого. – И я пришёл к ней в гости. Мы договаривались о встрече.
– О встрече? – очень удивлённо ответил отец, но всё-таки впустил паренька в дом.
Ещё бы, ведь у его дочери вообще не было подруг, а тут парень – симпатичный, и, на первый взгляд, его намерение дружить казалось вполне серьёзным.
И они подружились во второй раз.
Каждый день после школы Том забегал на чай к Эмул, и в эту пару часов в доме Эмул поселялся детский смех и веселье. И это было чудо. Маленькое трогательное и чистое помыслами чудо.
– Слушай, Эмул, я только сейчас вспомнил, как в очередную ночь безудержного веселья я и Нельсон забрели в какую-то больницу, городка Хилком. Там было всё так мрачно и серо, будто это больница из ужастиков, – говорил Том. – Но самое интересное, пузырь этого сна был разбит, а предметы не были разрушены, как это произошло в наших пузырях. Я тогда ещё спросил у него, чей это сон. Но Нельсон был сам не свой, он был так печален, настолько, что даже стал медленнее двигаться, и, когда я буквально вытащил его из больницы, он кое-как ожил, – прохаживаясь по комнате, продолжал рассказ Томас.
– Думаешь, Нельсон умер и поэтому мы его больше не видим во сне? – спросила у своего друга девочка в кресле-коляске.
– Я не уверен, если честно, – пожал плечами Томас. – Я попробовал отыскать эту больницу, и она действительно существует. К сожалению, добраться до базы данных всех пациентов больницы мне не удалось.