Символ

После исчезновения безумца мы столкнулись с другим. Железобетонные пальцы сжались в кулак для подачи смерти тому, кто стоял перед огром-людоедом, но толстенную кисть обмотал хлыст, который повел руку в сторону Хозяина тайги, неизвестно откуда и зачем взявшегося. Огр-людоед благодаря хлысту приблизил к себе Хозяина тайги, поднял его над землей за большущую копну волос. Свободными когтями огр-людоед вцепился в глотку невольника и за секунду лишил его кадыка. Мы не преминули убежать, пока огр-людоед лицезрел висящий над землей труп нашего заступника.

Мы соскобленными пальцами припали к траве, уходящей вверх. Мы подымались к пробоине в горе, за нами виляло существо, чья голова вряд ли бы пролезла. Руинное чудовище с возвышенности скатывалось, раздавливало огров-людоедов.

Оно на скорости шеей придавливало буянящих выползней к широкому туловищу, Руинное чудовище проводило лебединую шею по земле, чтобы подшибить огров-людоедов к другой бочине. Оно лакомилось трупами. Мы хотели подкинуть гранату Руинному чудовищу, увидели приближающегося к отступающему скалолазу огра-людоеда, бросили к преследователю. Лишь слегка огнем задело Руинное чудовище, оно рассвирепело, огонь потихоньку распространялся по усеянной ветками долине. Руинное чудовище взбиралось все же, падало, давило огров-людоедов. Хваталось пастью уже за большие деревья, потягивалось.

– Упрямая тварь взберется.

Прохлада встретила нас. В недосягаемый потолок упирался из стены стрельчатый портал заваленной конструкции. В сужающемся коридоре в полу была дыра, которую можно обойти только по одному краю, предоставлявшему тонкую грань перехода. В дыре показалась белокурая голова пробегающего человека в помещении под нами. Аня свесилась и экстремально выкрикивала имя Коли.

Отстреливаясь, в пещеру вошла в мембранной куртке девушка, которая, выбрив височную часть одной стороны головы, распустила волосы на другую сторону.

– Да чтоб вас!.. Откуда вы успели вылупиться? Уже изъяли его? Ну же, покажите мне. Я отказываюсь проделать весь этот путь, не взглянув глазком на тесак.

– Что ты мелишь, соска? – взболомошился Федор. – Тебе нужно объясниться, зачем сюда завалилась. По любому, прискакала сюда, как Андрей, вынюхивать драгоценность. Здесь больше нет вакантных мест, полетишь кубарем прямиком в пасть Руинному чудовищу. Тебя мы знать не знаем.

– Скорее ты окажешься в брюхе вашего неповоротливого чудовища. Меня зовут Марина, и я здесь в поисках меча, до которого вам не должно быть никакого дела. На него ведут охоту крупные рыбы, и сейчас я впереди всех этих рыб. Выведала я побольше вашего, только не совсем была готова к живности разного рода. Заполучить Символ я заслужила.

Кряхтение шипело сзади Марины, и свой тревожный, утомленный, обрастающий помешательством взгляд она обратила к взбирающемуся к нам огру-людоеду. Искривленный кинжал видом ятаганы с парочкой зазубрин тяготел его руку. Он поднял его над нами, и его бок оттяпал ворвавшийся в пещеру шип на растянутом шершавом хвосте. Огр-людоед обернулся для следующего выпада хвоста Руинного чудовища, и его грудь расширилась, пропуская чужую часть тела. Приблизили немного к нам проткнутого огра-людоеда, затем забрали вовсе.

– Беда прошла, не успев начаться, – выдохнул Федор.

Он подглянул обстановку вне пещеры и увидел приближающегося жующего монстра, Федор отпрянул. Руинное чудовище врывалось к нам, расширяло башкой пространство. Ушло разочарованно.

Ане не терпелось выглянуть из сырой пещеры наружу. Нагретое палящим солнцем поле усеивалось кровопийцами, выбивающими друг из друга дурь. На краю побоища огр-людоед за ногу вел Максима, который стачивал головой лежачие камни.

Аня повернулась к нам и, глядя на крохотный пистолет в своей руке, известила о ситуации. Не каждый выразил желание присоединиться к ее затее. Андрей вообще сообщил, что он уйдет вглубь пещеры за мечом. После этих слов Марина поторопилась в мрак. Она резво перепрыгнула через проем в полу, Виссарион дернулся за ней. Из темноты пришли выстрелы, освещая злостное лицо Марины.

Она перекрикивала стоны Виссариона с прострелянным плечом:

– Кто за мной, тот покойник!

Андрей с выставленным оружием двигался на убегающие шаги.

– Андрей! Максим нуждается в нас, оставь ее. Преследование Символа – предприятие рискованное. Но погубит тебя не меч, а твое упрямство, – говорила Аня, пока другие спускались с пещеры.

Андрей скрежетал зубами в спину авантюристки, для него вечностью тянулось принятие решения, Аня же понимала течение времени и не могла долго ждать. Прикрыв глаза, она развернулась и исчезла в дверном свете пещеры, за ней ускользал и Андрей. Мы оставляли злосчастную пещеру с раненым Виссарионом. За каждую из четырех конечностей Максима ухватились по одному огру-людоеду и начали отход. У него возникло чувство удлинения, огры-людоеды отходили от него, растягивая его тело. Одному из них стрела, летящая в голову, угодила в плечо, чуть ниже края жилета. Федор отбросил несподручный лук и, как мы, стал выпускать по ним пули. Ранее заполнявший наши уши ревом Максим вскочил и помчался с хромотой прочь, желая отвлечь на себя внимание врага. Малочисленные сторонники убитых к нам подступали.

Максим продолжал сумбурный бег, за спиной не угасали крики мясорубов и гортанный рев Руинного чудовища. Его остановил компаньон, погнивший на веревке, спускающейся с ветки могучего дерева. Обернувшись на верезжание, он увидел Руинное чудовище, пропихивающееся к нему. Он снял труп, веревку размотал, привязал ее к тотемному столбу и использовал, пока пробирался по болоту. Он достиг дерева, возвышающегося над болотом на парочку чудовищ. Размотавшись, Максим полез к верху. Руинное чудовище уже опускалось все ниже. Когда Максим включил телефон, Руинное чудовище головой повалило дерево. Ствол прищучил руку Максима, лежачего на твердой поверхности. Возле другой руки светился экран телефона. Максим прочитал сообщение от Анны: «Для убийства чудовища повесить факел на высокое дерево». Он удовлетворенно улыбался, будто вспомнил что-то хорошее.

ГЛАВА 20

НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ

Мы вызволили одного из друзей, но Руинное чудовище отогнало его. Пора взяться за освобождение остальных, уж их мы точно не потеряем. Мы бежали к их плену по усеянному трупами полю. Нам мерещилось, будто один из казавшихся мертвым почувствует нас и схватится за ногу, чтобы утащить в усыпляющее царство. Сражающихся огров-людоедов становилось все меньше. Мы обегали их столпотворения, спотыкались о режущие камни. Желание успокоения толкало нас использовать последние силы на подъем, чтобы достичь наших друзей и всем вместе выползать из тайги, включая незадачливого проводника.

Мы нашими же руками и ногами проводили насилие над своим организмом, бросая его наверх, к темени. Никто из нас даже за исполнение заветного желания не согласится в третий раз лезть по горе. Пещера вновь встретила нас холодным дыханием. Виссарион без движений лежал ровно. Люди прошли мимо него в розыске друзей. Аня остановилась у тела, и глаза Виссариона с усилием разомкнулись.

– Раздумываю поправиться в ближайшее время, только дай отлежаться немного, обо мне не нужно переживать.

– В скором времени мы вернемся, – говорила Аня. – И не одни.

Оставив позади разлом в полу и пытающегося оторваться от давящей боли Виссариона, мы устремлялись вперед, разрыхляя темноту увядающими фонарями. Мы двигались по спиралевидному коридору, и нужда в свете вскоре отпала, ведь на стенах скрипел огонь. На каждой стороне не друг напротив друга из каменной гнутой стены выходил по пояс стальной человек. Согнутые руки фигур выводили кольцо, в которое помещался факел, где-то потухший, где-то сносно освещавший коридор. Вскоре мы оказались в расширенной части продолжительного коридора, в которой потолок имел дырку. Здесь было несколько ответвлений, и из одного из них, видимо, на шум наших шагов, вышли люди.

Над ними высилась голова с посаженными в черные впадинами глазами. Навостренные глаза принадлежали человеку с когда-либо виденной самой прямой осанкой. На лысой макушке одного из визитеров растянулся извилистый шрам. С грозным взглядом, именем обладателя которого достойно назвать захватническую трансакцию, стоял противник бритвы, обложивший грудь рыжей бородой. Рядом выправился худой парень с довольным, отрешенным лицом. В их ряду затиснулся Владислав, сотрудничавший с Федором техник.

– Старик, – обратился к нему Федор, сделав шаг навстречу, как при аресте радуется задержанный своим близким. – Тикать отсюда надо, да побыстрее, а то вломится Руинное чудовище и расшибет все наповал.

– Точно, – большинство людей произносят это слово с эмоциями, Владислав ответил, как те, по виду которых можно сказать, что им все равно и без новой информации могли бы дальше прожить, – но проваливать вы должны. У меня тут все схвачено, без толку кого-либо здесь упрашивать. Каждый обустроился.

– С нами хотите разделить жилье? – говорил лысый здоровяк. – Снаружи громыхало чудовище, мы слышали. Тут ему не место. Дуйте разводить огонь на верхушке кедра.

– Зачем нам искать кедр? – спросил Андрей.

– Вам понадобится самое высокое дерево, на его верхушке огонь никогда не погаснет. Именно так можно сдержать Руинное чудовище в его пределах.

– Откуда пришло уведомление? Смахивает на нелепицу, – сомневался Лева.

– Как-то Хозяин тайги упоминал.

Владислав отвернулся, за ним уходили другие, кроме одного. Федор порывался вперед, Лева раскидыванием руки на плечо остановил его:

– Погоди, старина.

И Федор заметил, что у оставшегося жильца пещер у пояса в руке на него направлялся пистолет. Федор немного отступил, группа пещерных людей окуталась темнотою, и отсталый пошел за ними. Мы ни с чем возвращались к вентиляции пещеры. Кто-то из нас действительно поверил словам крепыша, раз предложил раздобыть огонь, посвященный памяти героям войны.

Виссариона на месте не оказалось. Аню взбодрил факт, что ее телефон заработал. Ополоумевший Лева спросил, какой номер у спасателей. Анна решила сначала сообщить Максиму о том, как можно устранить Руинное чудовище, не дав ему погубить всех в тайге. После отправки новости она стала звонить в экстренную службу, но набор не закончила. Батарея телефона в значительную минуту подвела. Аня подняла расстроенное лицо на Андрея, за ним, через яму, стояла полубритая девушка. Андрей заметил это и обернулся. За ямой выжидала Марина.

Усиливалось ритмичное гудение. С нашего окна движение усматривалось на поле, на котором павших воителей собирали никчемные остатки, но, определенно, с воздуха приближалась подмога. Возникло предположение, что вертолеты приволоклись за Мариной. Она отступила пару шагов, развернулась и побежала в темноту.

К ее спине был привязан длинный меч, чья веретенообразная рукоять возносилась над головой, а край острия вилял у левого сапога. На объемной крестовине выступала перевернутая круговая эмблема, свесившая фирменных три крючка.

Аня выкриком остановила Андрея:

– Да забудь ты свой этот меч.

Андрей медленно развернулся:

– Ты, я не могу, знаешь. Ты знаешь, что не могу.

Аня поняла, что она сама себя подвела. Она возлагала свои ожидания на человека, о котором с самого начала было ясно, что им движет. Ее попытки направить его на желаемый путь оказались опрометчивыми.

Мы отправились к вертолетам, а Андрей влекся своей иллюзией. Он продвигался, оставляя за собой в некотором смысле друзей. Друзья же должны находиться с тобой рядом, когда тебе плохо. Он провел больше недели с людьми явно не при хороших обстоятельствах.

Он попал в комнату с ответвлениями. Что-то в узком проходе чиркнуло по земле. Винтовка нацелилась в темноту. Андрей двинулся вперед, от стен уходили колкие глыбы, между которыми ему приходилось лавировать. Изворотившись из-под крайнего монолита, он освоился в приемлемо освещаемом месте. К стенам, помимо факелов, прикреплялись большие головы до ушей. В безучастных лицах наличиствовали с голову Андрея носы, через которые поступал воздух. В синюю даль устремлял взор Андрей, отвлекшийся на свое имя, произнесенное триумфально. Он обернулся и встретил Существо со сторонившимися от рукавов пакетами. Оно поставило на холодный пол доставленную еду.

Андрей, чтобы подбодрить себя, громко начал разговор с угнетателем:

– Где твои узники? В этот раз тебе некуда отступать. Ты затравлен. Не увиливай. Выдавай, какого рожна закатывать трюки по исчезновению людей в компании. Люди заслуживают большего. Для какой цели ты, отморозок, ополчился. На твои угодья мы не наведывались. Никто не претендует на твои трущобы. Спокойно можно шнырять в шахте. Зачем тебе посторонние, объясни мне.

Существо село на один из отколовшихся от кривой стены валунов.

– Без приверженцев можешь обойтись, дружба мимолетна. Когда море загрязняется нефтью, человек из него вылавливает пернатых птиц, чтобы очистить их от липкой нефти. Птица дрыгается, сопротивляется. Она пытается выбраться. Не понимает она, что ей стараются помочь. И, когда птицу очищают, ее отпускают на свободу, но уже не обратно, в загрязненное море, а в другое место. В другом месте птица больше не запачкается и будет свободна, – Существо приложило на плаще рукава друг к другу, будто недоступные взору пальцы скрепились. – Людей похищают и очищают от их прошлых поступков. Они не желают этого очищения. Потом людей переселяют в их новый мир. И там они чувствуют себя по-настоящему свободными.

Андрей бунтовал:

– Насильно, как будто на жертвоприношение, затащил бедняг в логово. Услышал меня? Люди не хотят быть завербованными тобой. Они не хотят быть завербованными тобой для неясных целей.

Существо унимало расстроенное сердце Андрея:

– В нас, людей, заложена тоска о чем-то неземном, чего мы не достигнем, чем бы себя не заполняли. И я привожу граждан туда, где они обретают непрекращающееся счастье.

– Вранье сыплется с тебя, никак покраснеть не можешь. А ты человек? Твои бесчеловечьи выходки внушают отвращение. А, Существо? Раздражение вызывает твое поведение. Тебя самого нужно оглушить, связать и бросить в камеру.

– Упрекать меня нет смысла. Я уже не человек. Меня больше не волнует одобрение с твоей стороны. В своих путях я самостоятелен, я волен избирать, как мне поступать с возложенным на меня поручением.

Серебряные нити заторможено свешивались в его капюшоне, так его речь текла неторопливо, будто его застигла давно не проводимая ни с кем беседа, он с тщательностью подбирал слова. Возникающие из ниоткуда паутины в вакууме обретали черты, вырисовывались кости с характерными участками для глаз и скул. Образовавшийся череп вихлял нижней челюстью, и Существо при бормотании подходило к Андрею. Он неприметно шатался и мог бы упасть, но это было не страшно, ведь Существо стояло сзади на подстраховке. Гладкие ладони появились перед глазами Андрея и приложились к его векам.

ГЛАВА 21

ЛУЧШИЕ ВРЕМЕНА

Одеяльце на крепящемся к деревянной стене настиле приспустилось, и вынырнули две головы. Потешенный парень улыбался веселой девице с растрепанными волосами. Его широко раскрытый рот излучал искренность. Женская рука поглаживала бакенбарды, остальная бритая часть лица доставалась увлеченности девушки. Соприкасались их лбы, носы, улыбки пылали.

– Полетели, по нам уже растеклись ручьи, – мягкий голос темноволосой красавицы убаюкивал.

– Мы с тобой не мерзнем, большего для счастья и не нужно, – парень никак не хотел отрываться от расслабленности.

– Свет моих глаз, не успеешь на собрание и к своей Ярине.

– Расстраиваться она не будет, у меня для нее сюрприз.

Заинтригованные глаза девушки увеличились:

– Доведешь до ее головушки, что Игнатису она не нужна?

– Поступить с ней так было бы бессердечно, – Игнатис с трудом отклеивался от обкрадывающей тепло постели. – У тебя дар, Дана, с тобой я забываю обо всех неурядицах.

Он вместился в белую пижаму, умостил сверху сорочку туникообразного покроя, после – овчинный кафтан. Он обмотал шерстяной тряпкой ногу, просунул ее в сапог. Надев валяную шапку с пушистым мехом, он закрыл голову мешковатым колпаком, на котором пятна крови убитого животного окружали квадратные отверстия для глаз. Последним штрихом в облачении стало опоясывание.

За тяжелой дверью он встретил крепчайший мороз, кружащий во мраке. Запах рябины неуклонно втискивался в нос. Поселение освещали высокие костры, вокруг которых толковали люди без лиц. К каждому прилип костюм, скрывающий человека и демонстрирующий зверя. Маски казались в половину роста носителя, маячила, в основном, голова рогатого демона. Окутанный широкой распластывающейся по снегу шубой, над которой восседал громоздкий клюв, балагур песнями угощал соседей. Водили нелепо круговороты, часто нарушая их бегом друг за другом.

В кружащем, резвящемся, одурманенном сброде Игнатис выцепил одну кроху. Он настоятельно за пушащую бороду отводил человека к облепленным снежными комками березам. Он потянул притворную бороду вниз, и ему открылось румяное лицо девушки со светлыми локонами. Избавившись от маски, он своей головой прильнул к ее голове. Невеста отпрянула от него.

– Отчего-то невесела ты, душа моя, попробую исправить твое настроение.

Он примерял к ее шее округлый кулон. Украшение было не простым, а с золотым камнем, о котором мы бы сегодня сказали, что это перевернутое сердечко, свисало оно с верхнего края кулона. В округе все говорили на старославянском, и на старославянском петляла гибкая надпись на нижнем крае кулона: «Дому рад, когда в семье уклад».

– Изящные вещи мне не нужны. Меня всегда интересовало нерукотворное окружение. Сквозь узоры на окнах Даны я сумела разобрать, как ты отдыхаешь от меня, – Ярина чуть не подавилась сбивчивым дыханием, но переборола себя. – Старания рождать ложь я снимаю с тебя. Больше не нужно никаких чувств.

Он заткнул отвергнутый амулет за пояс, отвернулся от девушки, сдавливая на голову рукой. Полоса рта расширилась, все его лицо сощурилось в волнистых линиях. Игнатис обратно к Ярине повернулся порозовевшим, она уже уходила, хрустя снегом. Он не стал выказывать глупость, догоняя уязвленную девушку. Он взялся за поимку ощущения, что сквозь него проваливается нечто значительное, многообещающее.

Он возвращался к празднованию разбитым, как считал, из-за девчонки. Ему следовало произнести объявление перед людьми и собирался он это сделать, заручившись энтузиазмом от невесты. Вместо того он приобрел смятение. Ряженные увольни галдели, и он как человек, ожидающий уважение от окружающих, не произнес ни слова в течение долгого времени.

– В последнее время мы часто предаемся застолью. Но вознести память о почивших можно и другими путями, – пока он произносил скомканную речь, заметил, что люди стояли, объединившись в некоторые группы: мужская половина и женская, еще подметил он забавным то, что они, в свою очередь, делились на зажиточных и нуждающихся. – Наши дома мы должны перенести западнее, подальше от деревьев тайги, откуда порой появляются голодные гости. Поближе к озеру будут наши жилища – и мы избежим новых жертв.

Через маски до него доходили возражения, ругательства. Конечно, думал он, в селении, кроме него, ошивались еще бояре, к которым за советом ходят охотнее. Он ушел осмеянным.

На следующий день он совершал прогулку за поселение и все пытался понять, почему грандиозное решение проблемы приняли в штыки. Могли бы обезопасить себя, да вместо этого готовы терпеть повторяющиеся огрехи. Он выдавал вслух удрученные мысли: «Пусть съедят меня волки. Может, тогда народ задумается, что стоило хотя бы прислушаться к слову боярина». В нем поселилось мнение, и вместо того, чтобы отмахиваться от обуревающих домыслов, он попустил укрепляться им в гнезде извилин: «Я заслужил нерадение обо мне, когда сам должен был оказывать трепет к возлюбленной. Вот я лопух. Все хорошо станет, если я буду растерзан».

Сосредоточение взора переключило его на человека, стоящего в нескольких шагах. Игнатис подумал, что его слова дошли до чужого слуха. Хотя говор протекал слабо. При этом уму непостижимо, откуда выбился порицающий взгляд. Ему могло показаться, ведь он привык брать безосновательно на свой счет шушуканье. Из сугроба поднимался с дырами и болтающимися лохмотьями плащ, в котором выпячивало его собственное лицо. Он пустился к отражению – и его окутало шелковое белое покрывало с головой. Сначала он очень скоро погрузился, после каких-либо движений он тонул глубже. Неимоверная боль проступила в согнутой ноге, которая на что-то напоролась. Согревался он от нахлестывающей крови и от непроизвольного выплеска мочи. Облупившая крепость отнимала все больше тепла и воздуха.

По прошествии некоторого времени он открыл глаза и обнаружил себя покоившимся на снегу. Над ним заботливо возвышался мужчина, на бороде которого проступал снег. Он сидел без удивленного взгляда, но с умиротворением на лице.

– Отныне твое попечение будет распространяться еще на ближайшие селения за тайгой, а сама тайга – тебе пристанище.

– Мне нужно припомнить, когда вокруг все успело перевернуться, – поделился Игнатис ощущениями.

– Мир становится хуже и хуже. Естественно, он нуждается в том, кто сможет отбирать людей, которые не способны впредь мириться с этой жизнью.

Игнатис приподнялся:

– Да как я могу судить о распределении людей на разные участки жизни?

– Хозяин тайги, коим являюсь я, наделяет тебя таким правом. Ты будешь незрим, это расположит тебя наблюдать за людьми затаенно. К тому же сможешь видеть их прошлое, – выпали убедительные слова, после которых во весь рост встал Игнатис, а за ним и Хозяин тайги.

Обычный взгляд Игнатиса это гипнотизирующий, не притягивающий, не отталкивающий, а заставляющий замирать. У него стояло такое выражение лица, будто он хочет что-то сказать тебе, но не может, пытается что-то выдавить из себя, но не получается.

Хозяин тайги спросил его:

– Когда-нибудь видел гору в тайге?

– Нет, – лицо боярина из-за предвосхищаемого предприятия приняло окрас довольства, – я никогда так далеко в тайгу не заходил.

Проникшийся призванием Игнатис всегда неукоснительно и безропотно приводил к горе Хозяина тайги новоиспеченных натур. Однажды случайно в тайгу забрел молодой человек, вполне пригодный для удержания здесь. Манерами он напомнил Игнатису, каким он сам был несколько сотен лет назад. Парень беспечно с сутулой спиной миновал таежные козни. Поведенчески похожий на Игнатиса юноша сформировал в нем симпатию. Игнатис влез в наряд, слитый с природой. От неопытности он принялся за человека на склоне, что вылилось в падение парня. Игнатис держал его за плащ, он выпал из плаща и катился к елевому основанию холма. С тех пор прошло немало времени, как он рьяно наловчился присматриваться к клиентам и мастерски добывать их.

Чернильные разводы портили раболепное небо. Густой дым обволакивал надутые деревья, вмешиваясь в их работу над воздухом. Игнатис подполз к эпицентру украдкой в своей манере. На асфальтовой дороге, раздирающей лес, пляшущий пьедестал черного дыма сминал тяжеловесный транспорт. Дверца перевернутой пожарной машины откинулась, и высунулся увесистый усатый мужчина, чья голова орошалась сединой. Он сильно горбатился и надрывался, в знобящихся руках свесился коллега, окунувшийся в забытье. Уложив пленника сна на травянистые изгибы, он обнаружил стоявший рядом с ним плащ, нацелившего пустоту капюшона на него.

– Это что за выходки такие? – высказал пожарный и побежал от отродья на противоположную сторону дороги.

Новая лихость машины вспыхнула в тот момент, когда мимо задавал бег человек. Взрыв забрал его душу, подкосив у Игнатиса его труд, представлявшимся ему сбором урожая.

Внезапный казус лишил его покоя до прихода в тайгу приличных ребят. Анализировать их повадки представилось для него увлекательным. Поначалу они не признали в нем одушевленный предмет. Эпатажным подрывом для них должна оказаться обнаруженная ими похожая на человеческую жизнь сущность, на деле околачивающаяся вне притязаний человека. В головокружительно жаркий день они столкнулись лицом к лицу с притеснителем.

ГЛАВА 22

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Солнце слепило глаза Андрея, но он стремился удалиться от пещеры. Рядом с ним встал человек в плаще с худым лицом, обрамленным помятыми бакенбардами.

– Значит, тебя зовут Игнатис?

– Недавно все сам увидел, – парень немного наклонил голову, и его глаза скрылись под капюшоном.

– Ты, Игнатис, не устал столько времени выполнять такую работу?

– Устал ли я? Хм… – Игнатис задумчиво усмехнулся. – Дар заглаживания моих преступлений я буду нести до конца истории человечества.

Перед ними простиралась протоптанная долина, напоминающая о мандражах, которые пришлось стерпеть, чтобы оказаться на горе. Весь этот путь виднелся таким просаженным. Ценность, что представляло это место, упущена и невосполнима.

Игнатис сказал:

– Пойдем со мной, мы нуждаемся в поправке.

Андрей повернулся, но не двинулся, как понадеялся Игнатис.

– Посули мне золотые медали – все равно не хочу в пещеру, – сказал обездоленный мужчина. – Дело ты стоящее совершаешь, похищая людей. А меня не тянет вклиниться к ним.

Глаза Игнатиса необузданно сверкали:

– За уши я не собираюсь тебя оттаскивать. Бесспорно, ты можешь уходить из тайги. И перед уходом я предоставлю тебе случай проститься с тем, кто родил тебя.

Андрей сглотнул, а Игнатис продолжил:

– Или же ты в праве остаться. Ты приобретешь отшлифованную семью, с которой не хлебнешь нужды. Тебе больше не понадобится идти на жертвы, будешь жить под нерушимым покровом.

На лице Андрея заскорузнулся взгляд преданного слушателя. Ему требовалось время, чтобы переварить полученное осведомление. Сейчас он уже не чувствовал себя тесненным каким-либо обязательством. Как не поспеешь за вылетевшей пулей, так прошедшего не возвратить. Причем он себя не попрекал. Его достигло понимание, что перед ним открыты неопробованные ходы.

* * *

Мы торопились выбраться из-под груды высоких деревьев, скрывающих от нас светлый небосвод. В бреши деревьев над нами пролетел вертолет. Федор направил в его сторону автомат, и прежде, чем спустить курок, он немного повернул автомат. В скором времени авиатранспорт направлялся к нам, выискивая место посадки. Лева навострил голову в небо и расслабленно напивался пихтовым ароматом.

– Не осточертел ли тебе здешний воздух? – насмехался Федор. – Я скучаю по воздуху, пропитанному автомобильными выхлопами.

Вертолет установил себе стоянку, и мы опрометью поспешили к нему, не заботясь опустить голову от лопастей винта. Встретили нас привычно с оружием в руках. Убедившись в туристической ориентации студентов, военные перед тем, как разместить нас в фюзеляже, вытащили лежачий на носилках труп. Фюзеляж и так был забит солдатами, тут еще мы вторглись. Впихнули с трудом носилки, а труп оставили на земле, которым являлся Максим. Вертолет порывисто взмывал, мы проникали в воздушное пространство, пока мертвый Максим не стал чертой.

Страницы однотипных деревьев пролистывались перед нами. Двигался комочек коричневой шерсти, должно быть, побеспокоенный механическим зверем медведь. Наши глаза слипались. Лишь багряные глаза Ани, налитые скорбью, уставились в иллюминатор. Мысли о пережитом сбивались с ожиданиями от будущего. Если кто-то из нас в жизни не устроится, обязательно возвратится сюда. Пока нам предоставлялось рассматривать колоритные рельефы.

* * *

– Мне нужен отец, – сказал Андрей и, так как Игнатис долго стоял перед ним, добавил: – Хотя бы на малое время. Малое время, потом я уйду, будто меня окатила реальность а сон выпал из памяти.

После кивка Игнатиса Андрей проследовал за ним. Они спускались и свернули в темный коридор, на который не обратишь внимания в слабо освещаемом гроте. Андрей шел в пространном закутке за тряпичной спиной, не зная чего ожидать в наваливающиеся секунды. Они зашли в небольшую каморку, в которой развешивались по кругу ковры. Мужчина сидел на стуле со скрещенными руки. Терпения от него больше не требовали, он поднял темную голову, пестрившую белесыми волосами.

Родственники стояли друг перед другом, постепенно проникаясь доверием к своим глазам. Андрей за локоть повел отца на выход.

– Я уж думал, что то, о чем человек мечтает, почти никогда не сбывается, – пригладил усы старший Коровьев.

– Ненадолго отойдем, – обратился Андрей к привратнику в капюшоне. – Нам, несомненно, нужно поговорить без других ушей. Недолго.

Мужчина подумал о сыне, что его хотят видеть там, где лица освещены, но он уводил дальше. Выпав из поля зрения блюстителя порядка, Андрей продемонстрировал отцу указательный палец, который поднес к губам. Находясь вполоборота перед отцом, он махнул ему рукой и полностью отвернулся от него, устремившись вдаль. Он вывел отца из пещеры, и они впопыхах спускались с горы.

– Так, признавайся, опять не терпится тратить мои деньги в столовой? – отец разговором вынудил Андрея разжать спрятанные губы.

– Домой.

– А… В этом смысле.

Беглецы присели в кустах осмотреться. И не напрасно. В нескольких метрах выскочило Существо, истлевающее на глазах. Фантом уходил от них, и они видели, как спина с середины до краев рассеивалась. Впереди для кого-то расступались ветки.

Согнувшийся отец, державшись за живот, говорил:

– Задал просто лабуду какую-то. Как дальше жить.

– Наш путь подходит к своему логическому завершению. Осталось рассечь отребье напополам.

– Что ты здесь такого себе позволяешь? Каждый из нас человек. Нельзя с людьми не по-человечьи.

– Папа, тебя ждут, рукодельница, дочка. Пора возвращаться в реальный мир.

– Ох уж этот Андрей. Что за привычка стрелять без расчета да сметки? Ерундой занимаешься. Претенциозно чересчур. Согласен, у очага все хотят прозябать. Никто не спорит. Все же ты совершаешь грозную ошибку. Я тебе больше скажу, отсюда мы не способны никуда попасть.

Андрей говорил под нос, рыская глазами по окрестности:

– Отступать бессмысленно, воспользуемся шансом.

– Ты понял, ситуацию? Рано или поздно мы с тобой пропадем. Я видел: ты копия моего сына. Даже говорить ничего не буду.

Андрей виновато опустил голову, он исподлобья прикидывал курс.

– Будем дерзать, пока чучело не воротилось.

Он не смог осуществить выступление без пособника, который некстати сгинул.

– Отец? Где ты, отец? – кричал Андрей и мельтешился. – Где же ты? Отец!

Андрей принудительно припал к земле, он не мешкая поднялся над примятой травой на полтора метра. Плечо Существа кололо его в живот, Существо удерживало его. Оно за него ухватилось намертво. Он без сопротивлений колесил на безликом плаще. Проносившиеся заросли шлепали по его вялым ладоням. Через пройденные завалы несли Андрея к постылой горе.