Нечистая силушка

4. Тринадцатиюродная родня

Покуда Чертяйка и Кика вели меж собой свой бездушный разговор, покуда Кика на все близлежащие просторы пронзительно выражала свои эмоции, покуда Чертяйка при этом подлетал вверх и беспомощно падал вниз, за ними неустанно наблюдали три пары глаз.

На отдалённой от этого места кочке, расположенной на северной стороне Зеркального болота, западно-восточнее его южной окраины, очень осторожно притаились незваные загадочные наблюдатели.

Помимо трёх пар глаз, эти трое неизвестных обладали тремя парами рожек и тремя парами копыт. А вот длинных хвостов и пятачков вместо носа они имели лишь по одному на каждого.

Если хорошенько приглядеться к этим незнакомцам, то можно было заметить в их облике значительное сходство с известным уже нам Чертяйкой.

Чертяйка же абсолютно не подозревал о том, что кто-то стремится быть похожим на него. Да и некогда ему было обращать на такие мелочи внимание. Он был занят в это время очень важными делами: то взлетал от испуга ввысь, то беспомощно падал вглубь, а то и просто беззаботно беседовал с Кикой. А незнакомцы тем временем, явившись сюда из соседнего болота, проявляли к этой парочке большущий интерес…

– И чего это он без конца подпрыгивает? – похрюкивая, удивлённо спросил один из них. Окрас его шерсти был огненно-рыжим, рожки – чёрные и пятачок на носу – тоже угольного цвета, словно он им только что порылся в грязной земле и не успел после этого обтереться.

– Может, она его острым шипом под хвост колет? – пропыхтел, предполагая свою версию, второй. Шерсть этого чертёнка была серого цвета, рожки – бурого, а пятачок – малиновый. Из-за такого окраса он выглядел очень необычно, а если сказать точнее, то серо-буро-малиново.

– Да он просто извивается перед ней, как только может! – пропищал тонким голосом третий. – Смотреть противно! Тьфу!

Этот чертёнок разительно отличался от двух других более утончёнными чертами морды. Его рожки были коротенькие и нежно розового цвета. Глазюки были большие, розовато-лупатые и оторочены они были длинными тонкими ресничками. Пятачок на носу был чисто-белым, но с левой стороны чистоту пятачка нарушало и в то же время украшало розовое родимое пятнышко. Шёрстка этого чертёнка была светло-серого цвета, даже слегка серебристого. Когтистые лапки на руках, да и копытца на ногах тоже имели розоватый оттенок.

В общем, все черты этого чертёнка указывали на то, что он являлся представителем противоположного от двух других, более утончённого пола. Представители этого пола хорошо знали себе цену и не терпели себе подобных.

– Пущай извивается. Тебе-то что за дело, Чертовка! – хрюкнул первый, огненно-рыжий, чертёнок.

– Как это пущай, Чертяка?! – возмутилась Чертовка. – Я не потерплю, чтобы наша родня крутила шашни с болотной кикиморой!

– Да какая он нам родня! – усмехнулся и пропыхтел серо-буро-малиновый. – Такую родню мы можем сыскать себе на любой кочке да в каждом омуте!

– А ты помалкивай, Чертила, коли ума не нажил, – быстро осекла его Чертовка, грозно сверкнув при этом розовато-лупатыми глазами. – Вы хоть помните, зачем мы вообще сюда явились?

– А-то как же! – с готовностью отхрюкал ярко-рыжий Чертяка. – Залучить бестолкового Чертяйку, надрать ему уши да, хорошенько поддав под зад, утопить в очередной раз в омуте.

– А ещё отловить кикимору болотную, сорвать с её головы зелёный мох и растереть его по её же зелёной морде, чтобы впредь не задавалась, – дополнил план действий серо-буро-малиновый Чертила.

Чертовка терпеливо выслушала своих сообщников и осталась вполне довольна. Но при этом добавила:

– Всё это так, да не совсем! Главный наш умысел состоит в том, чтобы отвадить кикимору болотную от нашего тринадцатиюродного братца Чертяйки. Вот в чём состоит вся прелесть нашей задачи! А если ставить задачу лишь так, чтобы только намылить кому-либо шею да надрать уши, так вы и друг дружке могли бы устроить это удовольствие, не ища при этом глупого Чертяйку. Хотя шею намылить ему всё ж таки не мешает, чтобы думал наперёд, с кем водиться. Водица-то наша зеркальная да прозрачная! Сквозь неё всё видать, что деется вокруг да около…

После такого подробного объяснения Чертяка и Чертила не на шутку призадумались. Но так как думать им особо было нечем, то и думали они недолго.

– Так ты толком скажи: драть нам уши Чертяйке али как? – спросил рыжий Чертяка.

– Драть, – коротко ответила Чертовка.

– А мох зелёный растирать по морде кикиморы? – в свой черёд спросил серо-буро-малиновый Чертила.

– Растирать, – подтвердила Чертовка.

– Так что ж ты воду попусту мутишь, коли то на то и выходит? – возмутился Чертяка.

– А может, мы лучше нашей Чертовке мох разотрём по всей морде, чтоб не несла в другой раз чертовщину? – предложил Чертила.

Чертовка ужаснулась от таких угроз, но всё же сумела переключить гнев своих недалёких сородичей вновь на Чертяйку и кикимору.

– Осточертели вы мне уже! Пока вы тут дурью маетесь, – угрожающе проговорила она, – Чертяйка со своей ненаглядной кикиморой ускользнут от нас! А меня только попробуйте тронуть, я вам такое отчебучу!

– Так какого же чёрта ты молчишь?! – возмутился рыжий Чертяка.

– Чёрт-те что творится! – подхватил серо-буро-малиновый Чертила. – Мы уже заждались твоей команды!

– Наконец-то образумились, братцы, – облегчённо вздохнула Чертовка и тут же скомандовала: – Вперёд! Задать им чертей!

Чертяка и Чертила после этой команды мгновенно взвились высоко вверх.

Чертяйка и Кика тут же это увидели. Реакция их была быстрой: Кика успела пронзительно прокричать своё пронзительное «ки-ки-и» и ушла под воду; Чертяйка же просто свалился в глубокий омут, стараясь опуститься как можно глубже.

После пронзительного вопля «ки-ки-и» Чертяку и Чертилу дважды перевернуло в воздухе. Но они всё же смогли выправить ситуацию и, наведя прицел, стремительно полетели вниз.

Они одновременно вонзились в водную поверхность Зеркальных болот, подняв при этом две кучи брызг, которые окатили с ног до головы наблюдающую за ними Чертовку.

– Чёрт бы вас побрал! – отплёвываясь от болотной воды, возмутилась Чертовка. – Нырнуть и то не могут как следует!

Не успела она договорить своё проклятие, как зеркальные воды разверзлись и Чертовку чуть не смыло с кочки вскипевшей волной.

– Чёрт бы вас!.. – начала она вопить, но тут же осеклась…

Перед нею уже стояли по стойке смирно её братцы: Чертяка и Чертила – а между ними барахтался Чертяйка, пытаясь вырваться из цепких лап своих сородичей.

– Тринадцатиюродный неблагодарный родственник пойман! – доложил Чертяка.

– Какое наказание ему устроить? – спросил Чертила. – Уши надрать, поддать под зад, утопить в омуте или пусть отведает всего помаленьку?

Услышав о грозящих ему жестоких издевательствах, Чертяйка стал барахтаться ещё отчаяннее.

– Отпустите его! – неожиданно сказала Чертовка.

Чертяка и Чертила раскрыли рты от удивления, но команду тут же выполнили.

Чертяйка, висевший у них на руках, тут же свалился на кочку, прямо под копытца Чертовки.

Он поднял голову, чтобы взглянуть на свою спасительницу, и вмиг обомлел. Розовый цвет прямо брызнул ему в глаза.

Он не мог оторваться от розовых достоинств этого чертёнка: нежно розовые рожки, розовато-лупатые глазюки, когтистые лапки и копытца на ногах розоватого цвета, а самое главное – небольшое розовое родимое пятнышко, которое украшало белый пятачок её носа. Чертяйка вдруг почувствовал, что это родимое пятнышко стало для него родимее всего на свете.

Чертяйка настолько пристально смотрел на Чертовку, что ей от этого взгляда стало не по себе. Она смутилась и с опаской спросила:

– Ты что на меня так уставился, словно не признал? Или во мне что-то не так?

– Как не признать? Признал, – проговорил Чертяйка. – Только вы мне прежде не давали времени на то, чтобы хорошенько вас разглядеть. Налетите как вихрь, уши надерёте, в омут бросите… И тут же исчезаете, словно и не было вас вовсе. Будто я сам над собой жестоко потешился.

– А теперь будешь знать, кому не по нраву то, что ты с кикиморой водишься, – надменно ответила Чертовка.

– Так мне здесь, на нашем болоте, и водиться-то больше не с кем, – вздохнул Чертяйка. – Вот кабы вы здесь постоянно обитали, то я бы с вами водился, а не с кикиморой.

Чертовка испытующе посмотрела на тринадцатиюродного и спросила:

– А ты не врёшь?

– Да чтоб мне сквозь воду провалиться, если я вру! – решительно заявил Чертяйка.

Услышав такую клятву, Чертяка и Чертила начали весело похрюкивать.

– Ой, рассмешил! – хрюкнул Чертяка. – Нашёл, чем клясться!

– Да любому из нас провалиться сквозь воду ничего не стоит! – добавил Чертила.

– Ты поклянись так, чтоб мы поверили! – с угрозой сказала Чертовка. – А не то мы тебе всыплем чертей!

Чертяйка испуганно отодвинулся от Чертовки и с опаской посмотрел на её братцев. Он призадумался: чем же можно поклясться, чтобы они ему поверили?

Неожиданно он поднялся на ноги, решительно топнул копытцем, вскинул рогатую голову, хрюкнул и заявил:

– Да чтоб мне сквозь землю провалиться, если я вру!

От таких слов все чертенята испуганно попятились от него…

– Сквозь землю? – осторожно переспросил серо-буро-малиновый Чертила.

– Сквозь землю… – нерешительно повторил рыжий Чертяка.

– Сквозь землю, – смело подтвердил Чертяйка.

Чертовка удивилась решительности робкого Чертяйки и его смелой клятве.

– Ну, смотри же, не нарушь свою клятву! – проговорила она. – Это очень серьёзная клятва! Кто её нарушит, тот провалится сквозь землю и назад уже никогда более не вернётся.

Только сейчас Чертяйка понял всю ответственность за свою клятву, и у него от страха головастики запрыгали по шкуре. Тем не менее отступать было некуда, и он согласно кивнул своей рогатой головой.

– Постойте! – неожиданно встрепенулась Чертовка. – А где же кикимора? Вы её опять упустили?

Чертяка и Чертила виновато опустили головы и, оправдываясь, захрюкали наперебой:

– Мы кинулись за ней… а её уже и след простыл… больно уж она прыткая да вёрткая…

– Э-эх! – с досадой пискнула Чертовка. – Только и можете, что брызги в глаза пускать!

– В другой раз мы её точно изловим, – пообещал рыжий.

– Попомни наши слова: ей от нас всё равно не улизнуть, – заверил серо-буро-малиновый.

– Ладно, – согласилась с этим Чертовка. – А ты, Чертяйка, плыви в свой омут. Да не забудь про свою клятву – не водись более с кикиморой! А мы будем почаще тебя навещать, чтобы ты не тосковал…

Она игриво махнула хвостом, сверкнула розовато-лупатыми глазюками и сиганула ввысь. Её братцы моментально последовали за ней.

Чертяйка проводил взглядом свою тринадцатиюродную родню, с которой только что связал себя страшной клятвой. Он остался на кочке совсем один и, присев на пушистый мох, призадумался над своим теперешним положением.

5. Рукодельница и бездельница

Кика, обезумевшая от страха, вызванного неожиданным нападением чертей из соседних болот, носилась по дну родного болота, нигде не находя себе укромного места.

Она даже и не заметила того, что несколько раз чуть не сбила на своём пути подобное ей существо.

Это существо словно нарочно попадалось ей на глаза и путалось под ногами.

Кика решительно и грубо отталкивала в сторону это подобное ей существо и проносилась дальше.

Наконец Кика почувствовала, что ей больше не угрожает никакая опасность, и, вконец обессилев, повалилась на илистое дно болота. Она лежала, тяжело дыша, время от времени поднимая голову и испуганно озираясь по сторонам.

Ей подобное существо бесшумно к ней приблизилось и с нескрываемым сочувствием спросило:

– Что тебя так встревожило, Кика?

Кика недовольно передёрнулась и со злорадством начала рассказывать историю, моментально придуманную ею, ехидно при этом улыбаясь:

– Тебе этого не понять своей пустой головой, Умора! Но всё же я постараюсь тебе объяснить причину моего беспокойства. Этот назойливый Чертяйка мне совсем проходу не даёт! Ну просто нигде невозможно от него укрыться! Увязался за мной, словно бес какой в него вселился. Да ещё и приговаривает при этом, что я, мол, краше всех на болоте. А в особенности краше тебя! А ты, Умора, как он токма что сказал, вообще страшилище ужасное!

Умора выслушала этот рассказ, присела рядом с Кикой и грустно вздохнула.

Была эта Умора того же роду-племени, что и её сестрица Кика, такою же кикиморой.

Но кикимора кикиморе рознь!

Есть кикиморы болотные, к каковым и относилась кикимора Кика. А есть кикиморы, которые к тому времени ещё не обрели своего места обитания и жизненного уклада. Это уже после они будут тайно селиться в домах и подворьях у пришлых людей-человеков. А коли таковых людей и их подворий ещё не существовало в те времена, то и мыкались такие кикиморы в поисках своего угла и не находили себе места.

Болота, хоть и зеркальные, были им настолько противны и неинтересны, что они очень редко высовывали нос на их зеркальную поверхность.

Поэтому Умора и проводила всё своё время уединённо, в грусти и печали, на самом глубоком болотном дне.

Всего лишь пару раз она высовывала нос да показывалась сама на поверхности зеркальных болот. Хотя показать себя и свою необычную внешность тому же Чертяйке ей всё же стоило. Потому как хотя она и была внешне подобна своей сестрице Кике, но разительно отличалась от неё своими красками и оттенками.

В первую очередь в глаза бросалось то, что цвет кожи Уморы был не мутно-зелёного цвета, как у сестрицы Кики, а наоборот – мутно-синего. Чёрные волосы на её голове были взъерошены и беспорядочно торчали в разные стороны. А нос был совсем не длинным и острым, а курносым и сизым, словно круглая лесная ягода.

Умора очень переживала за свой короткий несуразный нос. И потому она при любом удобном случае хваталась за него и тянула, чтобы хоть как-то вытянуть и приблизиться к идеальному по красоте носу своей сестрицы Кики. Но оттянутый нос снова принимал круглую форму и становился после этого ещё более сизым.

Одежонка на Уморе была совсем никудышной, но старательно сшитой её собственными руками. Всё, что срывалось и облетало с Кики во время её стремительных заплывов в зеркальных водах болот, всё это бережно подхватывала Умора и приспосабливала для себя.

А Кика в этом плане была очень брезгливой девицей и ни за что не решилась бы надеть свой утерянный наряд после того, как его примерила на себя её непутёвая сестрица.

Кроме внешнего различия, была и ещё одна большущая разница между сестрицами Кикой и Уморой. Кика денно и нощно безо всяких хлопот и забот резвилась на зеркальных просторах болот. А сестрица Умора попусту времени не теряла и любила заниматься определённым занятием.

А любила она больше всего на свете вязать что-либо из спрядённой ею же самой пряжи. Для этого она украдкой ото всех поднималась на поверхность болота, собирала по кочкам сухую осоку, старательно распускала её на тонкие волокна и вила потом из этих волокон грубую пряжу.

А из пряжи той она плела да вязала всё, что ей вздумается.

И задумала как-то раз Умора связать из своей осочной пряжи что-нибудь для Чертяйки. Уж больно он ей приглянулся за те два раза, когда им довелось случайно увидеться на поверхности болота. И после этого она решила привлечь к себе его внимание и удивить своими рукодельными вещицами.

Чтобы Чертяйка не испытывал нужды лютой морозной зимой, решила Умора связать для него тёплые вещички: налапники, накопытники, нарожники, напятачник и хвостовичок.

Работа предстояла долгая и кропотливая. Пряжи для всего этого требовалось много. Но разве это могло быть обузой для изнывающей от одиночества Уморы?

«Лишь бы только эти вещички пришлись впору да приглянулись Чертяйке. Вот тогда узнает моя злая сестрица Кика, кто из нас двоих больше по нраву Чертяйке!» – так тайком думала Умора.

А от сестрицы Кики Умора свою задумку до поры до времени утаила. Она хорошо знала, чем эта затея обернётся, коли о ней прознает Кика.

Она станет так пронзительно вопить от злости, что несчастной Уморе придётся забиться в самую глухую подводную пещеру и сидеть там, заткнув уши, пока Кика не угомонится. А сестрица Кика была неугомонной и могла долго злобствовать и метаться по болотному дну, поднимая мутный ил почти до самой зеркальной поверхности.

Потому-то и помалкивала Умора о своей дерзкой затее, чтобы не накликать беды на свою курносую голову.

Она осторожно пряла пряжу из осоки и вязала вещички для ничего не подозревающего Чертяйки. И при этом беспрестанно мечтала…

А мечтала Умора о своей будущей жизни, которая будет проходить у неё не на дне Зеркальных болот, а где-то там, далеко от этих глухих мест. Там, где будут обживаться и строить себе жильё неведомые им пока люди-человеки.

Неведомые-то неведомые, а слухи о них уже нет-нет да и принесёт попутный ветер.

Вот там-то, среди этих диковинных существ, и мечтала основательно обосноваться кикимора Умора. Да и Чертяйку хотела она подбить на это дело: чтобы плюнул он на Зеркальные болота, на её капризную сестрицу Кику и махнул в неведомые края вместе с нею.

Она была уверена, что среди этих людей да человеков им с Чертяйкой будет гораздо лучше и веселее коротать своё совместное существование. Можно будет вволю шалить, озоровать и пугать этих людишек сколько угодно и совсем безнаказанно.

А сестрица Кика останется здесь совсем одна и ещё не раз горько пожалеет о том, как она с ними обращалась. Но к тому времени будет уже поздно что-либо изменить. Вот тогда пускай она пронзительно кричит от тоски, сколько ей будет угодно!

Такими мыслями тешила себя Умора, тихонько затаившись в тёмном углу подводной пещеры от своей вредной сестрицы.

А Кика тем временем уже совсем успокоилась и, усевшись на илистом дне поудобнее, стала раздумывать над тем, как бы ещё пошалить да поизмываться над доверчивым Чертяйкой.

6. Тайны Дремучего леса

Лес в ту пору был гораздо лесистее, стволы деревьев намного стволистее, а листва несказанно листвистее. А пройти сквозь такой лес было делом совсем дремучим и маловероятным. Поэтому и сам лес в ту пору назывался Дремучим, так как росло всё в том лесу вдоль и поперёк, без всякого надзору и порядку. В общем, как чему хотелось, так тому и рослось.

Хотя надзор и порядок всё же в том Дремучем лесу уже был…

Был и хозяин у тех лесных угодьев. Правда, сыскать этого хозяина нуждающемуся в какой-либо помощи или попавшему в беду было делом непростым. Ну а если бы кому и посчастливилось его найти, то он бы о таком счастье не раз пожалел.

А было хозяином тех лесов не Чудо-Юдо несмышлёное, а чудище лесное и вполне уже себе смышлёное.

Вот, предположим, идёте вы по лесному лесу лесистому, а навстречу вам всё лес да лес. И очень хотелось бы вам уже попасть на лесную опушку да перевести дух на открытой полянке.

Ан нет…

Не оказаться вам на опушке, не перевести дух на полянке! Потому как водит вас всё вокруг да около хозяин тех лесов дремучих и не позволяет вам выйти на верный путь.

А хозяин тех лесов был зверюга неимоверный! Особенно для тех непрошеных гостей, которые окажутся ему не по нраву. Таким-то гостям хозяин Дремучего леса на каждом шагу будет вредить да вставлять палки в колёса. Чего-чего, а уж палок под рукой среди такого леса у него всегда найдётся в избытке.

Правда, такую жуть о хозяине леса Дремучего можно будет рассказывать потом, в далёком будущем.

Но и сейчас уже он мог бы любого путника при неожиданной встрече ввести в неописуемый ужас!

А как бы вы повели себя в глухом лесу, если бы внезапно увидели перед собой корявую ветку с пучеглазыми глазами по бокам, передвигающуюся на корявых ножках, которая при этом угрожает вам корявым сучковатым пальчиком?

И всё это выглядит настолько коряво и необычно, что лучше уж при такой встрече не корявить душой, а скорее удрать подобру-поздорову.

Просто оторопь берёт при мысли о такой встрече!

Благо хозяин того леса Дремучего был совсем не таким, каким мы его себе представили. И вид у него был вполне себе видным. Правда, росточком он был в те времена не больно-то велик. А если хорошенько покумекать, то на кой ему рост великий в ту пору сдался, коли сам он был ещё мальчонкой?

Мальчонка-то мальчонкой, да вот выглядел он вовсе не по-детски…

Скорее, похож он был на небольшого старичка, лесного гнома, так как был жутко заросшим да лохматым. А поверх всеобщей лохматости произрастали на его голове веточки дубовые, на которых весело шелестели при малейшем ветерке зелёные листочки. То тут, то там эти веточки с большим трудом продирались сквозь густые нечёсаные пряди его грязных волос.

Два лупоглазых глаза выпирали поверх этой лохматости, словно тоже проросли, силком продрав себе дорогу сквозь густые волосы.

Вот таким был неухоженным этот мальчонка. А всё потому, что никогда ему не доводилось видеть своего отражения. Так как не было в том лесу Дремучем озёр с чистой водой, чтобы вглядеться в ту воду и, увидев в ней своё отражение, ужаснуться такой запущенности.

Его нос тоже выдавал в этом мальчонке лесного дремучего обитателя, потому как более походил не на обычный нос, а на обломанный засохший сучок. На то, что этот сучок ещё не совсем засох, указывал лишь зелёный дубовый листочек, одиноко растущий поверх сучковатого носа.

Вот такой необычный вид был у хозяина Дремучего леса. И был тем хозяином не кто иной, как сам леший!

А звали лешего, хозяина дремучего леса в те стародавние времена, под стать его юным годам – Лешик.

Леший в недалёком будущем будет настолько властно управлять лесными массивами, что сможет при желании расшатывать могучие деревья из стороны в сторону, вырывая их из земли с корнями и издавая при этом жуткий скрежет и хруст. Будет он окутывать весь Дремучий лес таинственным мраком и пугающими звуками.

Пока же в данный момент Лешик имел возможность расшатывать лишь себя самого, шатаясь по Дремучему лесу и потрескивая при этом своими ещё не совсем окрепшими веточками…

Был, а точнее, была в том лесу ещё одна хозяйка.

Правда, была она хозяйкою только возле своей хатки-избушки, на единственной опушке этого Дремучего леса.

Её избушка была необычна тем, что ни окон, ни дверей при первом взгляде на неё не обнаруживалось. Словно это был короб какой-то, а не избушка вовсе. Лишь одиноко торчащая из её двускатной крыши печная труба говорила о том, что это не просто короб, а жильё со всеми полагающимися ему удобствами.

На самом же деле и дверь, и окна у избушки имелись. Но были они надёжно скрыты от постороннего глазу. А ещё чудна была избушка тем, что стояла не на земле, а на двух тонких сваях-опорах, которые раскачивались при малейшем порыве ветра. Потому и устойчивости у той избушки была самая малость. А хозяйка избушки при этих порывах ветра металась по своей хатке от стенки к стенке, пытаясь хоть за что-то ухватиться, чтобы не набить на своём лбу или носу очередную шишку.

Вот так и жила хозяйка лесной опушки в своей необычной избушке – от ветру до ветру.

А звали хозяйку той избушки Ягушею.

Как раз в этот самый момент потайная деревянная дверца избушки приоткрылась, издавая при этом зловещий скрип, и выпустила свою хозяйку наружу.

А хозяйкой той оказалась довольно бойкая девица с очень симпатичным для тех мест лицом, главным украшением которого являлся крючковатый нос. А больше ничего особенно привлекательного в том привлекательном лице-то и не было. Ну, если не брать во внимание густющие брови, которые чуть оттеняли добрые по своей сути, но зловеще-красноватые зрачки глаз.

Девица та была стройна собою, если не считать пребольшущий горб, который возвышался выше её привлекательной головы.

Имелась у Ягуши и ещё одна особенность, которая сразу бросалась в глаза: левая нога у неё, начиная от самого колена, была костяная. Нога та шумно брякала при ходьбе о деревянный настил избушки.

Одета девица была вполне сносно, ни в чём не отставая от тамошней моды: сверху до низу была она обвешана и облеплена сочетанием различных трав, листьев и древесной коры. Кожа на лице и руках у девицы была обветренной и обильно покрыта цыпками.

Лихо выскочив на порожек избушки, Ягуша первым делом оглядела всю опушку в надежде высмотреть что-то важное для себя.

Её надежды тут же оправдались, и она с радостью потёрла руку об руку. Затем она постаралась сделать вид, что ничего не заметила. Хотя в то же время неустанно следила за тем, что привлекло её внимание у самой окраины опушки.

То, что так заинтересовало Ягушу, передвигалось и приближалось к избушке очень медленно и почти незаметно.

В конце концов у Ягуши терпение лопнуло, и она хрипловато прокричала:

– Долго ещё я буду за тобой наблюдать, сучок ходячий?! Коли б знала, что ты нонче засобираешься ко мне, то как раз бы к завтрему и вышла тебя встречать!

«Сучок» замер на минуту при неожиданном оклике. А потом и вовсе перестал двигаться от досады, что его так легко обнаружили.

– Тьфу на тебя! – раздражённо прокричала Ягуша. – Будешь ты, наконец, шевелиться, сучок лупоглазый, али нет?

«Сучок» затрясся своими веточками от возмущения, но, сдержав в себе превеликую обиду, чуть быстрее зашагал к избушке.

– Ну вот! Совсем другое дело! – радостно проговорила Ягуша. – Стоит только тебе поддать хорошенько, и ты уже летишь ко мне, словно ясный сокол.

«Ясный сокол» тем временем преодолел расстояние от края опушки до Ягушиной избушки и остановился.

– Ну что ты замер, сучок стоячий! – опять возмутилась Ягуша. – Али ждёшь, чтоб тебе поддали ещё? А может, у тебя силёнок не хватило, чтоб в мою избушку войти?

– А чего я в твоей избе не видал? – наконец скрипнул «сучок». – Да и боязно мне в неё входить…

– Чего ж тебе боязно, Лешик? – удивилась Ягуша. – Сотню раз входил в избу – было не боязно. А теперича боязно стало?

Лешик смутился и виновато уставился в землю. Его терзали какие-то сомнения. Наконец он решился и сказал:

– А что в твоей избе хорошего, кроме стен голых? Стоит мне только войти к тебе, так ветрище поднимается жуткий! Избушку твою голостенную тут же начинает мотылять из стороны в сторону. И начинаешь летать да кувыркаться по всей избушке, а уцепиться при этом и не за что. Ты-то отделаешься, как всегда, лишь синяками да шишками. А я себе при таких-то качелях все веточки пообломаю. Вот и боязно мне… Долго потом ждать приходится, покуда веточки опять отрастут.

– Эх ты, сучок боязливый! – огорчённо вздохнула Ягуша.

– Это я сейчас выгляжу как сучок, – попытался оправдаться Лешик. – А по истечении каких-нибудь нескольких сотен лет я стану большим, как развесистый дуб. Вот тогда-то уж я точно не стану робеть перед твоей избушкой!

– Так моя избушка к тем временам тоже переменится, – проговорила Ягуша. – Не будет она мотыляться на одном месте от каждого дуновения ветерка. А станет она мотыляться по всему белу свету!

– Неужто злой ветрище твоей избушке палки, на которых она едва держится, вовсе поотрывает? – испуганно проговорил Лешик. – Так я в таком случае и подавно в твою избу – ни ногой!

– Эх ты, сучок безмозглый! – усмехнулась Ягуша. – Да моя избушка без всякого ветру будет носиться по белу свету! Так как палки эти обратятся в ноги!

– В какие такие ноги? – удивился Лешик.

– Да хоть в какие, – отозвалась Ягуша. – Пусть будут хоть птичьи, хоть лисичьи!

Лешик оценивающе посмотрел на жидкие опоры, на которых еле-еле держалась избушка.

– Это вряд ли возможно, – с сомнением проговорил он.

– Ты мне не веришь! – возмутилась Ягуша и глухо топнула костяной ногой об половицу. – Да я сама, если хочешь знать, ходить перестану!

– Кто ж тебе ноги-то твои разномастные пообломает? – ещё больше изумился Лешик.

– Ноги-то мои целёхоньки останутся, – объяснила Ягуша. – А вот ходить я перестану по другой причине! Летать я начну…

После этих слов Ягуши Лешик как стоял ровно, так же ровно наземь и рухнул.

Затем приподнял свою ветвистую голову с глазами навыкате и спросил:

– Кто ж тебе так крепко поддаст, что ты всю оставшуюся жизнь летать будешь?

– Тьфу на тебя, сучок лежачий! – безнадёжно махнула рукой Ягуша.

– Что ты всё «сучок» да «сучок»! – обиделся наконец Лешик. – Я к тебе по делу, а ты браниться.

Ягуша сразу успокоилась и с интересом прищурила глаза:

– А какое у тебя ко мне дело?

– Так у меня к тебе нет никакого дела, – развёл руками Лешик. – Это у тебя то и дело есть для меня какое-то дело.

– Конечно, есть дело, – скороговоркой проговорила Ягуша. – Но это не твоё дело, что у меня есть к тебе дело!

– Как это? – ничего не поняв, встряхнул лохматой головой Лешик. – Ну, раз это дело не моё, то оно меня и не касаемо.

– Да как же оно тебя не касаемо?! – ещё пуще возмутилась Ягуша. – Кого же оно касаемо, коли, кроме тебя, здесь и нет никого?!

– Так чего же тебе от меня понадобилось? – стал терять терпение Лешик. – Говори уже толком!

Ягуша сразу сменила тон и, заискивающе улыбаясь, проговорила:

– А что ж тут толковать, сучок ты бестолковый? Если сказать одним словом, любезный Лешик, то хочу я, чтоб соорудил ты для меня летающий аппарат! А если говорить в двух словах, то требуется мне два летающих аппарата…

Услышав такую невероятную просьбу, Лешик приготовился было рухнуть наземь, но вовремя вспомнил, что не успел ещё подняться с земли после первого падения.

– Как же я смогу соорудить для тебя летальный препарат, коли я его и в глаза не видывал?

– Попрошу не коверкать мои слова, иначе он летать не сможет! – возмутилась Ягуша. – Не «летальный препарат», а «летающий аппарат»!

– А мне что «летальный», что «препарат» – одна ботва! – наконец-то поднялся с земли Лешик. – Вот если б ты меня попросила метлу изготовить али ступу какую… А-то препарат ей подавай!

– А я тебя об этом и прошу, сучок безмозглый! – постучала при этом себя по лбу Ягуша.

Не успел Лешик разогнуть спину, как вынужден был снова рухнуть наземь.

– Ты что, Ягуша, хочешь, чтобы я сегодня вконец расшибся?

– Да что ж ты всё падаешь и падаешь без конца? Экий ты неуравновешенный!

– Ну хоть сейчас сучком не назвала. И на том спасибо! – пробормотал Лешик и снова поднялся.

– Подожди, ещё назову, – успокоила его Ягуша.

– Погодь, погодь, – вернулся к разговору Лешик. – Метла ещё, быть может, и пролетит малость, коли её забросить посильнее. Но ступа-то каким боком летать станет?

– А это уже не твоя забота, – ответила Ягуша. – Ты мне, главное, сооруди эти два летальных… Тьфу ты! Летающих аппарата, как и посулил давеча.

– Да зачем тебе два-то сдались?! – в отчаянии воскликнул Лешик.

– Я уже все слова перебрала, сучок! – схватилась за голову Ягуша. – Уж и не знаю, как тебя ещё назвать…

– А ты меня назови просто и ласково – «Чудище лесное», – предложил ей Лешик.

– Как ты не можешь понять, чучело лесное? – удивлялась Ягуша. – Ведь я собираюсь полететь – на мир посмотреть, себя показать да других попугать!

Лешик уставился на Ягушу непонимающим взглядом, явно ожидая более подробного пояснения.