«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1

Сведения эти содержатся в довольно редкой книге С.Н. Смирнова «Вокруг убийства Великих Князей: Екатеринбург – Алапаевск – Пермь – Петроград», вышедшей на французском языке в парижском издательстве Payot в 1928 году¹².

Опираясь на эту книгу, известный зарубежный русский историк С.П. Мельгунов писал в своем исследовании «Судьба Императора Николая II после отречения» (1951): «Смирнов с Мичичем, прибывшие в Екатеринбург 4 июля, на другой день, т. е. по старому стилю 22 июня (это был момент, когда в “доме особого назначения” происходила “крутая перемена”), посетили одного американца, который передал им, что чехи находятся уже в 80 кил. от Екатеринбурга и что глава “белой гвардии” готов действовать. Американец рассказал им, что из окна мансарды английского консула виден сад дома Ипатьева. Каждое утро консул, наблюдая прогулку Николая II, телефонировал другим консулам, что “товар ещё на станции”».

«Т. е. задачей Престона, – пишет исследователь Станислав Зверев, – было следить за тем, дабы “товар” оставался за решёткой. И с приближением белогвардейских войск к Екатеринбургу, появилась угроза потери “товара”. Когда Государь мог попасть в руки русской контрреволюции с потенциальной угрозой восстановления Самодержавного строя».

Майор Жарко Константинович Мичич

С.Н. Смирнова, ставшего секретарем Княгини Елены Петровны, следователь Н.А. Соколов подробно допрашивал 16 марта 1922 г. в доме князей Орловых в Фонтенбло. Однако фигуру консула при этом обошли стороной. Не упоминает о нем в своей книге и генерал М.К. Дитерихс, молчит и капитан П.П. Булыгин.

Английская исследовательница Хелен Раппапорт пишет в своей книге, основанной, как мы уже говорили, на документах британских архивов, включая личный фонд дипломата, о том, что Томас Престон осуществлял слежку за Ипатьевским домом, в том числе и через британских агентов, находившихся в Екатеринбурге. (О некоторых из них мы еще расскажем.)

Издательская обложка книги: Serge Smirnoff «Autour de l'assassinat des Grands Ducs: Ekate-rinbourg – Alapaievsk – Perm – Petrograd» (Paris. Payot. 1928

В донесениях консул настаивал на необходимости захватить Царскую Семью, которая, в противном случае, попадет-де в руки немцев и таким образом «станет козырной картой для будущего германофильской монархической ориентации» (таковы подлинные слова сохранившегося документа!).

При белых особо близкие отношения у Престона были со всеми, кто так или иначе был причастен к расследованию цареубийства. Постоянные контакты у него были с генералом Радолой Гайдой, занявшим Ипатьевский дом под свой штаб и упорно не желавшим выселяться оттуда, конфликтуя с Екатеринбургским Окружным судом.

Внимательно он следил и за участью других Членов Дома Романовых.

«Консул Престон, – читаем в английском варианте книги Р. Вильтона, – телеграфировал из Екатеринбурга, 28 октября 1918 г., что при повторном захвате Алапаевска Белыми войсками 28 сентября, тела Князей Романовых, Великой Княгини и сопровождающих лиц были найдены достаточно сохранившимися, чтобы быть опознанными, и что они были похоронены при большом стечении народа».

Весьма важно указание в книге Хелен Раппапорт и на то, что еще задолго до цареубийства Престон «слышал» о поручении доктору Архипову закупить 400 фунтов серной кислоты. (Выходит, и об этом знал тесно контактировавший с Войковым англичанин!)

Роль его весьма точно обрисована историком С.В. Зверевым: «Невидимая фигура Томаса Престона начинает повисать над всем Екатеринбургским действом. Он на короткой ноге с организаторами убийства Царской Семьи при красных, и он в курсе всего расследования при белых, но всё что мы знаем о его действиях и мотивах – слегка приоткрыто им самим».

Ипатьевский дом во время пребывания там Царственных Мучеников. Снимок иркутского фотографа Юлиана Александровича Андрулайтиса

Разрешить многие существующие недоумения помог бы дневник, который вел в это время Престон. (Об этом он упоминает в своем интервью 1972 г.: «…Я вел дневник развития событий».)

Однако доступ к нему закрыт. Когда еще в 1971 г. Ирен Уорд подала запрос Госсекретарю по иностранным и Содружества наций делам сэру Алеку Дугласу-Хьюму, не даст ли тот разрешения просмотреть дневник Престона, мотивировав это тем, что, возможно, «там сохранились записи о событиях в день расстрела Царя и Его Семьи», ей ответили, что необходимости в этом нет, поскольку с согласия Foreign Office в 1950 г. уже были опубликованы его мемуары «Перед занавесом»¹³.

В полном согласии с этим в следующем году в своем интервью высказался и сам Томас Престон, заявив о том, что дневник «вошел в мою книгу, озаглавленную “Перед занавесом”, опубликованную Джоном Мюрреем в Лондоне».

Helen Rappaport «Ekaterinburg: The Last Days of the Romanovs». Hutchinson, 2009 г.

Было также сообщено, что официальные отчеты Томаса Престона о событиях в Екатеринбурге в 1918 г. доступны для изучения.

Что это за «официальные отчеты» мы еще увидим, но уже и сейчас понятно, что в них не будет ничего лишнего.

Thomas Hildebrand Preston. «Before the curtain». London, 1950

Неопубликованный ведомственный документ, который составил Престон по возвращении из России, назывался «Краткой и безпристрастной ретроспективой событий, происходивших на Урале и в Сибири в течение 1917–1920 гг.».

Единственным исследователем пока что работавшим с документами личного архива Томаса Престона, является, как мы уже писали, Хелен Раппапорт¹⁴.

Хелен Раппапорт, урожденная Уор (род. 1947), бывшая актриса. Автор более десятка исторических исследований, в основном о викторианской эпохе и революционной России. Еще в школе она изучала русский язык, получив научную степень в области исследований по русской истории в Университете Лидса (Западный Йоркшир)

Вслед за оставившими Екатеринбург белыми частями покинул его 13 июля 1919 г. и Томас Престон. 20 октября, находясь уже во Владивостоке, он был назначен там британским консулом. В круг его обязанностей входило исполнение разведывательных задач. Вскоре его отозвали в Лондон, где он временно работал в отделе иностранной торговли Foreign Office.

То было время, когда Министерство иностранных дел Великобритании обдумывало выстраивание своих будущих отношений с большевицкой Россией, определяя, как с наибольшей пользой для себя можно было использовать тех своих работников, которые не только имели опыт работы с красными, но при этом не слишком раздражали их своими сочувственными отношениями с белыми.

Связи, которые завел бывший Екатеринбургский консул, оказались отнюдь не мимолетны. Да и наработанный им капитал надлежало использовать с целью получения полной отдачи.

Исходя из этого, Престон и получил свое новое назначение: 4 августа 1922 г. его включили в состав Британской торговой миссии, отправлявшейся в Москву.

К тому времени там работали все участники цареубийства, с которыми Престон, по его словам, поддерживал когда-то близкие отношения:

Федор Федорович Сыромолотов (1877–1949), бывший член Уральского обкома партии, член исполкома Уралоблсовета и комиссар финансов, стал членом коллегии Наркомфина, членом президиума ВСНХ и Малого Совнаркома.

Сергей Егорович Чуцкаев (1876–1944), в 1918 г. председатель исполкома Екатеринбургского горсовета и член Уралоблсовета, член коллегии УралоблЧК, с лета 1922 г. работал членом коллегии Наркомфина и заместителем наркома РКИ СССР.

Петр Лазаревич Войков (1888–1927), бывший комиссар снабжения Уральской области, с октября 1920 г. был членом коллегии Наркомвнешторга и членом правления треста «Северолес», являлся одним из руководителей секретной акции советского правительства по продаже по заниженным ценам сокровищ Императорской Фамилии, ценностей Оружейной палаты и Алмазного фонда.

О контактах Престона с этими людьми мало что известно, однако, разумеется, они были. Не случайным было и его назначение британским консулом в Петроград в ноябре 1922 г. Город и его окрестности представляли для Intelligence Service большое значение, причем даже и после завершения миссии Престона в 1927 году¹⁵.

В Петрограде в это время также работали его прежние знакомые, которые, как, видимо, посчитали в Лондоне, представляли гораздо больший интерес, нежели московские.

Один из них Георгий Иванович Сафаров (1891–1942) – в 1918 г. член президиума Уральского обкома партии, активный сторонник цареубийства. Именно он, будучи редактором газеты «Уральский рабочий», был автором статьи, впервые сообщившей о цареубийстве: «Нет больше Николая Кровавого… И рабочие и крестьяне с полным правом могут сказать своим врагам: “Вы поставили ставку на императорскую корону? Она бита, получите сдачи одну пустую коронованную голову!”».

В этом здании Екатеринбургского отделения Волжско-Камского банка в 1918 г. заседал Уралоблсовет

Ко времени прибытия Престона в город на Неве Сафаров был крупной политической фигурой: членом исполкома Коминтерна, секретарем его исполкома, редактором «Ленинградской правды», кандидатом в члены ЦК.

Но самое главное – он был ставленником Григория Евсеевича Зиновьева (1883–1936) – члена Политбюро, председателя исполкома Коминтерна, председателя Петросовета, с которым, как пишут исследователи, у английского консула также сложились хорошие отношения.

Роль Зиновьева в цареубийстве была немалая, но до сих пор не до конца выявленная. О ней стало известно благодаря не так давно обнаруженной и опубликованной телеграмме, отправленной из Екатеринбурга в самый канун цареубийства 16 июля. В Москву она шла кружным путем – через Петроград, вернее через главу Петросовета Г.Е. Зиновьева.

В адресе значилось: «Свердлову, копия Ленину».

Время принятия: 16 июля в

21 час 22 минуты.

Текст: «Из Екатеринбурга по прямому проводу передают следующее: сообщите Москву, что условленный с Филипповым [Ф.И.Голощекиным. – С.Ф.] суд по военным обстоятельствам не терпит отлагательства, ждать не можем. Если ваше мнение противоположно, сейчас же вне всякой очереди сообщите. Голощекин. Сафаров».

Приписка: «Снеситесь по этому поводу сами с Екатеринбургом. Зиновьев».

Подлинность этого документа никем не оспаривалась.

Говоря о времени работы Престона консулом в Петрограде/ Ленинграде, нельзя обойти одну интересную подробность: 15 сентября 1924 г. британский МИД получил от МИ-5 копию секретного письма, подписанного Г.Е. Зиновьевым, председателем английских коммунистов Артуром МакМанусом и одним из руководителей Коминтерна Отто Куусиненом. (Письмо было доставлено рижским резидентом английской разведки.)

25 октября, за четыре дня до выборов, его опубликовала лондонская газета «Daily Mail».

В СССР письмо сразу же было объявлено фальшивкой, но одновременно на заседании Политбюро 18 декабря было предложено «лицу, доставившему “письмо Зиновьева”», заявить о себе, гарантируя признавшемуся «безопасность и безнаказанность».

«Письмо Зиновьева» – безусловно, фабрикация, однако, подобно «Документам Сиссона», основано на реалиях: «Сказка ложь, да в ней намек!»

Миссия Престона в Ленинграде завершилась 3 июня 1927 г., когда он был вынужден оставить город.

Перед этим 26 марта 1926 г. потерял свой пост председателя Петросовета Г.Е. Зиновьев (23 июля его убрали и из Коминтерна). 18 декабря 1927 г., вскоре после отъезда англичанина, исключили из партии и арестовали также и Г.И. Сафарова.

Проведя некоторое время в дипломатическом представительстве в Турине, 31 июля 1929 г. Престон получил место вблизи советской границы – консула в Каунасе в Литве. Здесь он находился в течение десяти лет, вплоть до начала советской оккупации.

12 июня 1940 г. его статус был повышен до чрезвычайного посла и полномочного министра; расширилась и сфера его полномочий, распространявшаяся теперь на все республики Прибалтики.

В сентябре 1940 г. Престона перевели в Стамбул. В 1941–1948 гг. он исполнял свою последнюю миссию: в британском посольстве в Каире.

В 1940 г. имя Престона было включено в «Специальный список для розысков в Великобритании» (2820 имен), составленный в РСХА на случай германского вторжения в Англию.

Скончался дипломат 30 декабря 1976 года.

В письме ко мне К.А. Протопопов (составитель двухтомника воспоминаний баронессы С.К. Буксгевден и сборника английских биографий Ч.С. Гиббса «Наставник») пишет: «Обратите внимание на это фото, сделанное в Екатеринбурге в 1918 г. Было бы очень интересно расшифровать, кто это из большевиков там стоит. По-моему там есть Зиновьев».

На нижнем снимке (слева направо): Ф.И. Голощёкин, В.И. Зоф, Г.Е. Зиновьев, М.В. Васильев, С.В. Мрачковский и М.М. Лашевич. Станция Кушва. Октябрь 1918 г.

Ну, а теперь пришел срок рассказать о тех, кто был глазами и ушами английского консула в Екатеринбурге для освещения событий, связанных с Царственными Узниками Ипатьевского дома.

По словам авторов «Досье» Саммерса и Мангольда (сторонников «спасения» Царской Семьи), американский журналист Карл Аккерман, приехавший в Екатеринбург осенью 1918 г., «связывался с какими-то неизвестными нам людьми, которые наблюдали за Домом Ипатьева до того момента, когда Семья исчезла».

Томас Престон во время пребывания в Каунасе

В июле 1918 г., по их словам, «по крайней мере один британский офицер тайно находился в консульстве, так как Престон пишет в своих мемуарах о “британском офицере в штатском, который проник через линию фронта от генерала Пула, командующего военными силами, высадившимися в Архангельске”. Престон говорит об этом офицере, как “капитане Джонсе” и сообщил, что его послали для того, чтобы он связался с наступающими чехами».

Имя этого британского агента открыла американская исследовательница Шэй МакНил: «британский агент капитан Кеннет Дигби-Джонс».

В действительности капитана звали Чарльз Кенелм Дигби-Джонс/ Charles Kenelm Digby Jones (28.6.1873-25.9.1918).

Уроженец Эдинбурга, горный инженер по профессии, он числился в Королевском корпусе военных инженеров, но в действительности, как видим, исполнял деликатные поручения.

Разведчик покинул Вологду около 10 июля 1918 г., формально, чтобы сообщить чехам, что время наступило и пора, наконец, выступать, взять Пермь и Вятку. Но мятеж-то ведь уже начался 25 мая, о чем англичане не могли не знать.

Ссылаясь на мемуары Томаса Престона «Перед занавесом» (1950), американка пишет, что ночью 15 июля 1918 г. этот «британский офицер в крестьянской одежде перешел линию фронта от экспедиционного корпуса генерала Пула в Архангельске и прибыл в Екатеринбург». Его разместили в британском консульстве, расположенном на расстоянии вержения камня от Ипатьевского дома.

Американский журналист Карл Аккерман

Однако накануне убийства капитан почему-то срочно покинул Екатеринбург и вскоре 25 сентября в Челябинске – удивительно вовремя (чтобы уж и концы в воду) – умирает «от менингита и остановки сердца».

Похоронили капитана Чарльза Кенелма Дигби-Джонса на действующем и до сей поры Морском кладбище Владивостока, расположенном в юго-восточной части города у горы Монастырской.

Оно было открыто еще в 1903 г. и первоначально называлось Братским морским кладбищем. На нем погребали военных моряков и воинов Действующей армии. В годы гражданской войны здесь были похоронены британские, канадские, французские, чехословацкие, японские и американские солдаты.

В английской прессе было опубликовано два некролога, посвященных памяти капитана Дигби-Джонса: в газете «The Times» (18.11.1918) и в журнале «Quarterly Journal of the Geological Society» (Vol. 75. London. 1919).

При советском режиме каменные надгробья были частью похищены, частью опрокинуты. В 2001 г., по инициативе Комитета Британского Содружества по захоронениям британских военнослужащих был подготовлен проект реконструкции, которая и была успешно завершена.

Современный писатель и публицист В.Е. Шамбаров в недавней публикации называет еще одно имя:

«…Один из лучших британских разведчиков в России, майор Стивен Аллей, якобы получил задание – подготовить операцию по спасению Царя. Он создал группу из 6 “русскоговорящих” агентов. За домом Ипатьева установили наблюдение. Однако в мае операция без всяких объяснений была прекращена. Это вызывает множество вопросов. Престон, силившийся показать, что усилия к спасению предпринимались, нигде на эту операцию не ссылается. А Аллей не упоминает Престона. Хотя обойтись без контактов они никак не могли, и лучшим местом для наблюдения за домом Ипатьева было консульство, Престон каждое утро смотрел с чердака на прогулки Императора. Но свидетельство об операции Аллея подтверждает – в Екатеринбург прислали группу британских агентов».

На чем основано это утверждение неясно. Никаких ссылок автор статьи, почти целиком основанной на упомянутой уже нами работе красноярского исследователя С.В. Зверева, не дает. В помянутой же работе Зверева об этом нет ни слова. В «Досье» Саммерса и Мангольда имя разведчика упоминается мимоходом да и то в связи с делом Лжеанастасии: «В 1976 году мы расспросили вдову майора Аллей, который в 1918 году был одним из главных британских агентов разведки, действующих в России. М-с Беатрисса Аллей рассказала нам: “Он верил, что Анастасия жива, поскольку он знал, что один из семейства был спасен”».

Но если это действительно так, то речь идет о Стивене Элли (1876–1969) – так правильно звучит его имя – действительно опытном английском разведчике, появившемся на свет в одном из подмосковных дворцов князей Юсуповых, принимавшем какое-то (не до конца ясное) участие в убийстве ЕЕ. Распутина, в связи с чем мы о нем и писали¹⁶.

Ипатьевский дом во время пребывания там Царственных Мучеников

В отличие от Стивена Элли, совершенно несомненно присутствие в Екатеринбурге в дни, предшествовавшие цареубийству, американского разведчика Хомера Слаутера (1885–1953).

Родившийся в пригороде Канзас Сити (штат Миссури), он был старшим ребенком в семье, в которой, кроме него, было восемь детей. После окончания школы, он учился в Военной академии (1904–1908). Женившись (1911), Слаутер преподавал в Вест Пойнте.

В 1917 г., будучи капитаном, он был назначен помощником военного атташе в Румынию, однако 17 февраля 1918 г. был перенаправлен в Россию, задержавшись перед этим ненадолго в Китае (Тяньцзине). Впоследствии его супруга проговорилась, что главной его задачей было «занять благоприятное положение среди большевиков».

Майор Стивен Элли (1876–1969)

В течение трех лет он осуществлял свою деятельность на огромной территории от Урала до Владивостока, будучи первым военным атташе Дальневосточной республики, военным представителем, осуществлявшим связи между американскими экспедиционными силами и Сибирской армией А.В. Колчака, отрядами атамана Г.М. Семенова, а также с генералами британской и французской военных миссий.

Подобно своему британскому коллеге капитану Дигби-Джонсу, в обязанности Слаутера входила связь с чехами. За эту помощь майор Слаутер впоследствии был награжден чехословацкой медалью Яна Гуса, а в 1920 г. еще и «Военной медалью».

Обычно утверждают, что в самую ночь цареубийства Слаутера (как и Дигби-Джонса) не было в Екатеринбурге. На этом даже как-то слишком упорно, с перебором, настаивают, что способно лишь порождать новые вопросы… Впрочем, некоторые авторы утверждают, что он не только был в городе, но и в самом доме…

Следили американцы и за другими Членами Императорской Фамилии. Авторы одной из современных американских книжек Дональд и Розмари Крауфорды («Michael and Natasha». N.Y. 1997) утверждают, что 25 мая 1918 г. к Великому Князю Михаилу Александровичу, находившемуся под арестом в Перми, заявились неожиданные посетители: американцы О'Брайен и Гесс. И большевицкий караул их почему-то безоговорочно пропустил…

Как бы то ни было, совершенно очевидно: в июле 1918-го Екатеринбург был центром притяжения для разведок «союзников». Факты определенно подтверждают это.

Готовились, ожидали, убирая лишних свидетелей из города, а иногда и из этой жизни, чтобы не болтали лишнего…

Майор Хомер Слаутер

В своих позднейших отчетах майор Слаутер, называл имена других офицеров-разведчиков, находившихся в это время в Екатеринбурге, в частности, французского майора Альфонса Ги-не. Кстати, о французах. В начале июля в Екатеринбург из Москвы прибыл французский дипломат К. Боар (Boar) с целью получения достоверных сведений о судьбе Царской Семьи. Как свидетельствовал В.П. Аничков, у английского консула Томаса Престона «остановился и французский консул».

Личности дипломата было даже посвящено специально весьма интересное обсуждение в интернете¹⁷.

Представляет интерес и сохранившаяся в деле о цареубийстве телеграмма этого французского дипломата.

Разночтения в ее датировке при публикациях в книгах Виктора Александрова («The End of the Romanovs». London. 1966) и Н.Г. Росса («Гибель Царской Семьи». Франкфурт-на-Майне. 1987) также подробно разбиралось в одной интернет-публика-ции: «Бросается в глаза разница в дате телеграммы: 7 июля у В.А., 9 июля у Росса, и замена Россом Boar на Бояр и Boyard».

А вот и сам текст: «Подлинная телеграмма. Она написана чернилами черного цвета от руки на части листа белой писчей бумаги. Лист бумаги с текстом телеграммы наклеен на обыкновенном телеграфном бланке, где сделаны телеграфные служебные пометки черным карандашом. Из содержания пометок видно, что телеграмма была подана в Екатеринбурге 9 июля в 16 часов 22 минуты, адресована в Москву и записана в книге под № 535/6.

Содержание телеграммы следующее: “Французскому Консулу Москва. Приехал Екатеринбург пока живу Английском Консульстве слухи о Романовых ложны. Бояр”. […]

Ниже этого текста мастичный оттиск с изображением Франции и текст французскими буквами: “вице-консулат а Екатеринбург”.

На телеграмме указан адрес подателя, написанный также чернилами черного цвета, тем же лицом, которое писало и самый текст телеграммы: “К Бояр, Вознесенская 27”».

Согласно недавно обнаруженным сообщениям в прессе, последующая деятельность в Екатеринбурге сначала вице-консула и подполковника, а затем консула и полковника Бояра/Буаяра (Boar/Boyard) прослеживается между сентябрем 1918 г. и январем 1919 г. Кроме того, в ноябре 1918 г. он упоминается как французский военный атташе при при чехо-словацком штабе генерала Гайды, а в январе 1919 г. как представитель французской военной миссии при Сибирской армии.

Адресатом той самой екатеринбургской телеграммы был находившийся в Москве с конца мая по сентябрь 1918 г. генеральный консул Франции Жозеф Фернан Гренар (1866–1942).

Следует сказать и о присутствии французских разведчиков в Екатеринбурге.

Большинство из них состояли при Французской военной миссии, организованной с началом Великой войны. Ее представители, как и других союзников, находились при Ставке Верховного Главнокомандующего. Основной задачей ее сотрудников было удержание любой ценой России в состоянии войны с Центральными державами.

С апреля 1916 г. Миссию возглавлял (а с начала 1917 г. был советником) генерал Морис Жанен, дважды (в 1891 и 1910–1911 гг.) стажировавшийся в Николаевской Академии Генерального Штаба.

Будучи самой многочисленной из других союзнических миссий (с осени 1917-го в ней состояло 250 офицеров и 500 рядовых) руководство ее дальше всех пошло навстречу большевикам (в силу, видимо, политических предпочтений истеблишмента Французской республики и личной ангажированности ее начальства).

В сентябре 1917 г. атташе при Французской военной миссии в Петрограде был назначен служивший в Военном министерстве капитан Жак Садуль (1881–1956), бывший до войны адвокатом, а по политическим убеждениям социалистом.

Здание в Екатеринбурге на Главном проспекте, где размещалась почта и телеграф. Отсюда французский дипломат отбивал свою телеграмму в Москву. Здесь уральские большевики вели переговоры с Центром о судьбе Царской Семьи

Сблизившись с большевиками, он даже вступил в их партию. Его примеру последовали другие его коллеги: лейтенант Пьер Паскаль (1890–1983), солдат Марсель Боди (1894–1984), открыто принявшие сторону красных.

Капитан Садуль неоднократно встречался с Лениным. Об одной из них последний упоминал в «Письме к американским рабочим», написанном в августе 1918 г.: «Французский капитан Садуль, на словах сочувствовавший большевикам, на деле служивший верой и правдой французскому империализму, привел ко мне французского офицера де Люберсака. “Я монархист, моя единственная цель – поражение Германии”, – заявил мне де Люберсак. Это само собою, ответил я (cela va sans dire). Это нисколько не помешало мне “согласиться” с де Люберсаком насчет услуг, которые желали оказать нам специалисты подрывного дела, французские офицеры, для взрыва железнодорожных путей в интересах помехи нашествию немцев».

Без особого энтузиазма были восприняты и другим большевицким вождем Троцким попытки французов помочь ему в организации Красной армии. «Французская военная миссия, – писал он в книге “Моя жизнь”, – как и дипломатия, оказалась вскоре в центре всех заговоров и вооруженных выступлений против советской власти».

Однако капитан Садуль проявлял упорство в попытках помочь большевикам. В 1918 г. он осуществлял секретные контакты между Советским правительством и французскими войсками в Одессе.

Приняв решение не возвращаться на родину, он был одним из основателей Французской группы РКП(б) и Коминтерна, входя даже в руководивший им Исполком.

Генерал М.К. Дитерихс был знаком с Морисом Жаненом еще в годы Великой войны

За измену и дезертирство Французским военным трибуналом он заочно был приговорен к смертной казни, но, по возращении в 1924 г., оправдан в суде.

Садуль и далее продолжал оказывать помощь СССР, представляя интересы Советского государства во Франции, налаживая связи с государственными учреждениями разного уровня. В 1927 г. он был награжден орденом Красного знамени.

Жак Садуль. 1925 г.

В мае 1918 г. посольство Франции в Москве направило в Омск двух сотрудников Военной миссии: майора Альфонса Гине и лейтенанта Пьера Паскаля.

Выезд совпадал не только с намечавшимся выступлением чехословаков, но и с водворением в Ипатьевском доме 10/23 мая части остававшейся до этого в Тобольске Царской Семьи (Цесаревича Алексей Николаевича, Великих Княжон Ольги, Татьяны и Анастасии Николаевен). То есть Семья была в сборе и можно было приступать к Ее ликвидации.

Майор Альфонс Гине, чье присутствие в Екатеринбурге было засвидетельствовано, как мы помним, в рапорте американского разведчика майора Хомера Слаутера, входил в состав Высшего совета снабжения союзных армий в России. С апреля по сентябрь 1918 г. наряду с Екатеринбургом он побывал в Уфе и Челябинске.

Что касается лейтенанта Пьера Паскаля, то он, как мы уже писали, был другом капитана Жака Садуля, а заодно коммунистом.

В его пятитомном «Русском дневнике» сохранились свидетельства пребывания рядом с Ипатьевским домом:

20 мая: «К двум часам прибыли в Екатеринбург. Отправил шифрованную телеграмму, принятую, думаю, по оплошности телеграфиста. Масса австрийских и даже немецких пленных: нас часто с ними путают. […] Много китайцев, солдат, рабочих».

Капитан Жак Садуль (второй справа) в окружении лейтенанта Пьера Паскаля и рядового Марселя Боди. 1922 г.

6 июня: «По прибытии в Екатеринбург наш вагон оставили без явной охраны […] Екатеринбург являлся местом пребывания Областного Совета, руководившего практически всем Уралом без особых консультаций с Москвой. Меня несколько раз вызывали в его резиденцию для строгих допросов. Подозревали, что я был направлен в Омск французской миссией в Москве для содействия чешскому восстанию […]

Каждый день мы ходили мимо белого “Дома Ипатьева”, места заключения Императорской Фамилии. Это был довольно симпатичный с виду особняк какого-то инженера, реквизированный и обнесенный высоким и крепким палисадом. Внешней охраны не было видно. Прохожие, казалось, не уделяли никакого особого внимания внезапно возникшей посреди города тюрьме».