Начальник Америки

Покончив с географией, мы перешли к вопросу о припасах, из которых англичан более всего интересовали ягоды, зелень, мука и красное мясо.

– Я передам с вами записку для моего приказчика на Уналашке, – предложил я, показав на своей «ухудшенной» карте Капитанскую гавань. – Вот здесь удобное место для стоянки. Приказчик предоставит вам всё, что потребуется. Только составьте список заранее, там никто не говорит по-английски.

Затем мы поговорили о Ладронских островах, о Филиппинах, о берегах Китая; обсудили, каким проливом лучше идти в Бенгалию – Зондским или Малаккским. Хороших мест для остановок везде было много. Правда всё, что не контролировали испанцы, держали в руках голландцы. И те и другие на дух не переносили европейских конкурентов. А на всё остальное наложили лапу пираты.

Удобного повода для того, чтобы выпросить рекомендательное письмо долго не представлялось, пока Капитан Клерк не спросил:

– Сколь скоро доходят письма от гавани Петра и Павла до Петербурга или Риги?

Вот оно! План созрел моментально.

– Зависит от того, когда вы их отправите, – равнодушно ответил я. – Зимой до самого июня или даже июля связи с Охотском нет. Вдоль берега почту отправляют только в спокойные времена, а сейчас в разгаре очередное восстание туземцев. От Охотска до Якутска путь может занять месяц, дальше проще. Там работает государева почта. Но дорога все равно сложная. Весной и осенью – грязь, летом пересыхают малые реки, усложняя переносы. Лучшее время для сообщений, как ни странно, суровая сибирская зима. Тогда по замерзшим рекам быстро добираются на санях. Когда вы собираетесь посетить Камчатку?

– Не ранее чем обследуем американский берег и пролив между Америкой и Азией.

– Тогда, боюсь, ваши письма получат в Лондоне года чрез два, не раньше.

Они вздохнули, привычные к отсутствию связи во время длительных морских путешествий.

– Но, джентльмены, есть более быстрый способ, – добавил я с широкой улыбкой.

– Вот как?

– Да. Мой компаньон, господин Тропинин собирается по делам в Калькутту. Ему, скажем так, досталось небольшое наследство в тех краях. Он мог бы прихватить вашу корреспонденцию с собой и передать британскому губернатору, а через него любому адресату в Лондоне или где-то ещё.

– Очень хорошо!

– Господин Тропинин отправляется в Бенгалию буквально через две недели, а значит достигнет её с божьей помощью через полгода или около того. Так что даже если вы отправитесь на Камчатку прямо сейчас, письма вряд ли дойдут до Британии раньше.

– Никогда не стоит пренебрегать запасными путями, – заметил лейтенант Барни. – Мы можем сделать копии.

– Именно так, – Кук кивнул.

– Сколько у нас времени? – спросил Клерк.

– Мы подождем пар дней. У нас ещё есть дела к местному вождю.

Разумеется, после столь щедрых обещаний мне оказалось проще озвучить небольшую просьбу черкнуть пару строк индийским колониальным начальникам. Теперь успех Лёшкиной миссии был и в их интересах.

***

Пока англичане готовили копии писем, отчетов, составляли список необходимого снаряжения, прошло двое суток. Мы еще раз посетили Резолюшн, а кроме того побывали и на Дискавери. Оба визита обошлись без роскошных приемов, прошли, что называется, в дружественной и конструктивной обстановке. Мы уточняли карты, обменивались географическими сведениями, замечаниями о ветрах, течениях, приливах.

Затем разразилась буря. Она заперла нас в заливе, временно носящем имя короля Георга, ещё на два дня.

Наконец, корабли вышли в море и разошлись каждый своей дорогой. Англичане отправились на север, а мы – на юг, объяснив это предстоящим рандеву с кораблём, на которым Лёшка собирался отправиться в Индию. Что, кстати, было недалеко от истины.

При нас находилась большая пачка писем офицеров, гражданских лиц, пехотинцев и простых матросов, отчетов, возможно шифрованных, но главное – рекомендательное письмо капитана Кука к губернатору Уоррену Гастингсу.

– Раритет! – провозгласил Лёшка, убирая пакет с корреспонденцией в сумку. – Лет через двести его можно будет загнать с аукциона.

– Этот раритет пригодится тебе гораздо раньше, – пробурчал я. – Возможно, даже спасёт шкуру.

Хотя именно мой подарок послужил толчком для индийской авантюры Тропинина, я сильно сомневался в успехе. Морские путешествия всё еще вызывали у меня неприязнь и даже страх. С плаванием вдоль берегов я как-то свыкся, уповая на призрачную надежду спасения, но одна мысль о пространстве, которое занимало половину глобуса, заставляла меня поёжиться. Я, разумеется, не собирался сопровождать Тропинина лично. Мне просто не хотелось потерять единственного товарища из моего времени.

Когда мы добрались до Виктории, то увидели на рейде два кораблика под флагом Большой Медведицы. С их оснасткой и сияющими медью бортами, они напоминали скорее спортивные яхты, чем промысловые шхуны.

Это вернулся из Калифорнии Яшка.

Глава третья. Яшка Дальнобойщик

Появление Яшкиной компании стало следствием очередного экономического кризиса. Тогда мы вдруг осознали, что судостроительный конвейер не выполнил поставленных грандиозных задач. Локомотив экономики пробуксовывал. Чуда не случилось. Тихоокеанский тигр оказался котёнком. Рабочие верфей несколько оживили городскую жизнь, но круги, пущенные инвестициями, быстро затухали. Средства возвращались неохотно, готовые шхуны стояли в гавани без экипажей. Компания брала шхуны по три тысячи рублей в счёт уплаты вложенных средств. Но производство быстро перекрывало наши потребности. Куда девать остальное? Кому продавать? Без надёжного сбыта продукции, предприятие превращалось в воздушный замок. А откуда взяться продажам, если каждый гвоздь по эту сторону океана принадлежал компании? Продавать самому себе?

Дело двигалось туго. Конкуренты брали шхуны время от времени в обмен на шкуры, всё же наше дерево было лучше того, что могли дать Охотск или Камчатка. Одну шхуну приобрела казна, да и та пошла в счёт уплаты пошлин. Свои же не спешили брать кораблики даже в аренду, потому что большинство «частных» заказов всё равно исходило от компании.

Но изредка всходы свободного предпринимательства находили в мореходах питательную среду. И первопроходцем стал Яшка Рытов.

Он единственный из старовояжных мореходов отделился от компании без лишних уговоров и с большой охотой занялся собственным бизнесом. Взяв в рассрочку сразу две шхуны, Яшка сколотил ватагу из дюжины отборных отморозков фронтира. Русских алеутов, коряков, индейцев. Шкипером на вторую шхуну он взял молодого креола Софрона Ныркова, с которым когда-то проложил морской путь на Гавайские острова.

Я даже заподозрил поначалу, что парни решили заделаться пиратами. Легендарный путь между Манилой и Акапулько располагался где-то неподалеку от наших владений. Но манильские галионы ходили редко и нашим шхунам явно были не по зубам. Зато небольшая ватага легко могла нападать на конкурентов – камчатских промышленников, отбирая у них меха, или делать набеги на поселения коренных жителей с той же целью. Меня же больше заботила вероятность, что Яшка (кто его знает) мог покуситься на мои корабли и фактории. Даже работая на компанию, он постоянно демонстрировал нелюбовь ко мне и моим ближайшим соратникам, если не считать Лёшки. Причиной очевидно являлась старая история, когда я выкупил новенький корабль его погибшего отца и поставил к кормилу того же шкипера, что погубил прежний корабль вместе с командой.

Опасения, однако, не подтвердились. Яшка и его ребята начали работать всерьёз и работали, надо отдать должное, как проклятые. За дерзкие дальние переходы, на которые не отваживались и старовояжные мореходы, их прозвали дальнобойщиками. Это словечко из двадцатого века, пущенное нами с Тропининым быстро укоренилось среди зверобоев и коренных жителей. Так что Яшку иначе как Дальнобойщиком и не звали.

Компания Рытова, Ныркова сотоварищи не была официально зарегистрирована (договор скрепили подписями мы с Комковым и Тропининым, но лишь как простые свидетели). Она носила поэтическое название «Северная звезда».

Эта звезда хранила Яшку на морских трассах. Он словно играючи пересекал Тихий океан по диагонали, прорывался сквозь тайфуны и чудом избегал прибрежных скал, мелей и камней. Его шхуны тёрлись бортами о кромки ледяных полей, где он охотился на моржей или торговал с чукчами, а через месяц-другой сочились смолой в тропиках.

Яшка добился оборотов морских перевозок сравнимых с моими, но в отличие от меня, он добивался прибыли собственным трудом, не прибегая к потусторонним силам. Он чувствовал, что в моей торговле было не всё чисто и был тем более горд своим успехом.

Он любил снимать сливки, но снимал их по праву первопроходца. С самого начала он не стал добиваться фрахта, а скупил в Калифорнии хлеб и привёз его на Камчатку. Операция позволила сразу же расплатиться за шхуны, а заодно лишила меня верного источника доходов. Впрочем я не был в претензии. Источников дохода у меня было много, а самодостаточность колоний всегда стояла на первом месте.

Яшка продолжал заниматься поставками, пока они приносили сверхприбыль, а как только цены падали, переключался на другие маршруты. Он открыл прямое сообщение между Оаху и Уналашкой, доставляя на северные острова посреди зимы свежие фрукты, зелень и прочие радости жизни, хорошо зарабатывая и спасая народ от цинги. Но когда по проторенному маршруту пошли другие, с лёгкостью бросил дело и предпринял попытку пересечь океан.

***

Мы с Тропининым за кружечкой хереса частенько говорили о китайской и индийской торговле, которая приносила европейским ост-индийским компаниям баснословные прибыли. Разумеется, в этих разговорах участвовали многие наши мореходы. Любили они послушать про дальние страны, чудных зверей, прекрасных дев и груды сокровищ.

И вот однажды мы в очередной раз упомянули, что в Кантоне можно выручить за шкуры калана огромные деньги, потому что никто его туда больше не поставляет, а взамен можно дешево купить чай или шёлк, или просто взять серебряной монетой. Тут-то Яшка и вызвался сходить в Китай на своих двух шхунах.

К этому времени он собственным опытом обнаружил то, чем давно пользовались европейские мореходы – пассаты или так называемые торговые ветры. Двигаясь от Камчатки к Американским берегам мы часто использовали попутный ветер. И это на наших кораблях все хорошо освоили. Яшка же, посещая Гавайские острова и Калифорнию обнаружил, что там, в районе тропика, ветры чаще дуют на запад. С точки зрения географии плавание на столь низких широтах увеличивало путь, но постоянный ветер для навигации был гораздо важнее.

Сказано сделано. Собственного капитала у Яшки с товарищами не хватило, и он впервые обратился ко мне, как к инвестору. Я выдал меха, оговорив половину прибыли, и он легко согласился на такой грабёж. На всякий случай я передал ему корабельные крепости «Кирилла» и «Мефодия», зарегистрированные в Охотске. Их можно можно было предъявить властям, а кроме того, они позволяли поднимать российские флаги. Мы с Хавьером перевели документы на английский и испанский, а Комков заверил переводы печатью компании.

Больше ничем мы помочь не могли. Точных карт в нашем распоряжении не оказалось, а старые английские и голландские карты грешили большими неточностями масштабов, долгот и очертаний береговых линий.

Но Яшка верил в свою звезду, он почти не готовился к столь долгому переходу, что едва не погубило всё предприятие. На пути в Азию, почти у самых её берегов флотилия попала под жестокий тайфун. Несколько дней палубы почти не появлялись из-под воды. Часть парусов сорвало первым шквалом, остальные убрали, но даже без них мачты гнулись от ветра. Продовольствие и груз залило морской водой, а питьевая вода испортилась.

Яшка потерял в той буре нашего ветерана. Самого старшего из зверобоев, что примкнул к ватаге. Василий сорвался и его унесло волной. А ведь мужик прошел с нами весь путь от Охотска, выдержал битву на Уналашке, войну с испанцами.

Так или иначе, но океан они преодолели успешно, месяца за три. Затем прошли китайское море и, наконец, достигли Макао. Вот здесь молодой капитан впервые почувствовал себя неуверенно. Яшка Рытов не боялся ни штормов, ни льдов, ни диких туземцев, ни пиратов, ни конкурентов. Он жутко робел перед государственными чиновниками и предпочел бы вообще не иметь дел с властями, справедливо полагая, что китайские ничем не лучше камчатских или охотских. А визит в огромный порт неизвестной страны с неизученным языком и вовсе представлялся ему спуском в преисподнюю. Что, кстати, было недалеко от истины.

Мы не располагали Вергилием или любым другим проводником, который подсказал бы, как вести дела с китайцами. Опыт Кяхты в этом смысле мало чем помогал. Там даже язык был другой. Поэтому Яшка придумал для начала остановиться на диких островах в дельте Кантонской реки, с тем чтобы разнюхать обстановку, перед тем как совать голову в пекло. Острова были покрыты лесом, кустарником и населены рыбаками. Несколько деревень стояло на берегу поодаль от той бухты, где бросили якорь шхуны. С точки зрения осторожного проникновения в китайские владения, решение выглядело разумным шагом, с точки зрения безопасности оказалось шагом весьма рискованным.

На корабли напали в первую же ночь. Команда накануне даже не успела обследовать толком остров и не ожидала вероломства от простых рыбаков. Хотя обе шхуны стояли довольно далеко от берега, это не стало пиратам помехой. Почти бесшумно в сумерках к «Кириллу» подошло несколько лодок, и шлепанье босых ног по палубе стало сигналом тревоги. К счастью разбойники не ожидали что команда набрана из таких же сорвиголов, как они сами. А из-за жары никто не спал в трюме или в казёнке. По старой привычке все улеглись на крыше надстройки, а кто-то пристроился на марсовой площадке. Оттуда наши парни и посыпались на головы разбойников, точно кара божья.

Стычка вышла яростной, ожесточенной, но короткой. Выстрелов не прозвучало ни с той, ни с другой стороны. Орудовали дубинками, ножами и саблями. Пыхтели, кричали, стонали. Поняв, что нахрапом корабли не захватить, разбойники отступили, оставив на окровавленных досках палубы несколько трупов и одного раненного. Яшка потерял убитыми трёх человек – двух индейцев сааниш и ещё одного русского зверобоя.

Он не стал сдавать пленного пирата властям (доверия к ним не прибавилось), а всякий раз, выдавал его за члена команды, который будто бы получил увечье, работая с парусом.

Китаец оклемался через неделю, его звали Шэнь. С позволения Яшки он остался в команде. Это оказалась разумная инвестиция. Хотя парень не смог помочь с продажей шкур в Кантоне, зато не раз выручал их в переговорах с разбойниками, рыбаками или крестьянами.

Яшка посетил город лично. Договорился с рыбаками, а те указали ему на торговца который доставляет местную рыбу в Кантон. Серебряная монета и обещание ещё двух по возвращении решили дело. Яшка плохо знал английский и испанский, но быстро приспособился к языку жестов и выучил несколько фраз местного пиджина. Смуглый как черт, в островерхой шляпе и замызганной одежде он мало выделялся на фоне местных. Но владелец лодки спрятал его в тени под навесом.

Они поднялись с приливом по Кантонской реке. Прошли мимо острова Вампу, где стояли европейские корабли. Яшка запомнил и зарисовал «Короля Дании» Азиатской компании, «Стаффорд» под полосатым флагом Британской Ост-Индийской компании, французский «Север» (что означало «Строгий», а не часть света) – самый большой корабль среди всех им увиденных. Стояли здесь и шведский «Адольф Фредерик», и голландский «Тритон». И даже самый маленький из европейских кораблей – британский «Хантер» вдвое превышал водоизмещением любую из Яшкиных шхун.

Затем лодка добралась до Кантона, о котором мы с Лёшкой столько рассказывали. Но никакие рассказы не могли заменить увиденное. Яшка родился в Иркутске, но был тогда слишком мал, чтобы запомнить, как выглядит город. За свою жизнь он провел в море больше времени, чем на суше. А на суше посещал в основном места самые дикие. Из городов Яшка видел только нашу Викторию, которая строилась у него на глазах, да Большерецк с Охотском, напоминающие большие деревни.

Поэтому многолюдный Кантон произвел на него сильное впечатление. Одних только плавучих лодок-кибиток под названием сампан он насчитал больше сотни. Встречались и настоящие плавучие дома в два этажа, убранные решетчатыми окнами, расписанные розами и листьями. Квартал «Тринадцати факторий» – европейских торговых домов с флагами наций, огромные территории плотной застройки за оборонительными стенами, торчащие тут и там пагоды, раскидистые пригороды, поместья на дальних холмах. Для дикой природы просто не осталось места.

В розницу любой китайский товар продавался в многочисленных лавках на Китайской улице и на Хог-лейн, которые располагались в квартале Тринадцати факторий. Здесь бродили матросы с европейских кораблей, так что на Яшку никто не обращал внимания. Он осматривал товар, а когда другие клиенты выходили, доставал из под рубахи шкуру калана и показывал хозяину или приказчику. Такой способ торговли не привел к результату. Китайские торговцы только трясли головой и испуганно таращили на Яшку глаза. Они быстро говорили что-то на местном жаргоне и вежливо, но решительно подталкивали его к выходу.

Яшка вернулся на рыбацкий остров и всё обдумал. За кораблями европейцев и даже за их командами следили. Соваться на шхуне в пасть к тигру не было никакого смысла. Он просто не потянул бы долгие переговоры.

В конце концов Яшка нашёл покупателя в Макао, куда его отвез все тот же торговец рыбой. Это тоже была незаконная сделка, но португальские власти смотрели на всё сквозь пальцы, а партия была не так велика, чтобы операцию заметили мандарины. Яшка получил по пятьдесят пиастров за шкуру, что хотя и превышало охотские цены, не совсем отвечало надеждам. Говоря о великом спросе на калана мы с Лёшкой не учли фактор времени. Шкуры еще не стали известны в Кантоне, а в Макао не нашлось знатока. Для начала требовалось явить их народу, дать погладить густой мех.

И как раз Яшкин визит всё исправил. Ценность калана местные торговцы теперь должны были распробовать. Яшка фактически проложил дорогу для нашей грядущей торговли на десятилетия.

Впрочем и пятьдесят монет являлись деньгами немалыми. В накладе экспедиция не осталась. Кое что (чай, сахар, табак, несколько штук китайки) они купили у местной шайки, возможно той самой, что напала на них в первую ночь. Затем Яшка нанёс еще один тайный визит в Кантон. За деньги там продавали все без вопросов. Он накупил фарфора, картин, лакированных шкатулок, платков и прочих красивых мелочей для себя, семьи и команды.

Товару оказалось немного, а команда за время ожидания уменьшилась. Помимо погибшего во время тайфуна ветерана и потерь в стычке с разбойниками они потеряли ещё двоих – алеута и индейца всанек, которые умерли от лихорадки.

Чтобы увеличить прибыль Яшка решил продать «Мефодия». Тут-то и оказал помощь бывший пленник Шэнь. Он поспрашивал тут и там и быстро нашёл покупателей – мутных парней с «воровских» островов. Возможно тех самых, каким суждено стать Гонконгом. Они давно хотели заполучить корабль европейской постройки, так что особенно не торговались. Расплатились частью контрабандным чаем, частью испанской монетой, частью местными таэлями, которые были тяжелее, но чеканились из менее чистого серебра. В пересчёте на рубли получалось четыре с половиной или пять тысяч, что должно было удовлетворить и меня и Тропинина.

Яшкина ватага вернулась на «Кирилле», потеряв в итоге шесть человек (к команде правда, добавился китаец), но с карманами полными серебра и трюмами полными чая, фарфора, шелков. Все кто вернулся стали нуворишами. Они построили добротные дома на улочке, что примыкала к Охотской, некоторые сразу же обзавелись семьями. Каждый из парней сделал состояние, но ни один не попросил отставки. Напротив, на место погибших оказалось столько желающих, что Яшка подумывал о расширении компании. для начала взамен проданной он купил ещё одну шхуну, благо документы пиратам оказались без надобности и новый «Мефодий» занял в строю место прежнего.

Для пробы «Мефодий» с новобранцами сходил в Охотск, где Нырков выгодно продал часть китайского товара, а затем бедовая компания собралась предпринять еще один рейс в Кантон. Как раз в это время Тропинин загорелся идеей похода в Индию. А если кто и мог добраться туда из наших, то только Дальнобойщик. Тем более, что для Лёшки Китай мог стать хорошей промежуточной целью, где можно будет поправить оснастку, пополнить запасы и продать шкуры, чтобы запастись монетой перед Индией.

Глава четвертая. Запах пряностей

Виктория понемногу приобретала не только вид, но и дух города. Кабаки играли в этом не последнюю роль. В них не столько пили, сколько общались, назначали встречи, заключали договора и отмечали небольшие торжества, для каких атриум «Императрицы» был слишком велик и помпезен.

– Не зевай, Тыналей, «Незѣвай» ты налей!

Популярная в кабаке на Чукотской улице присказка уже порядком достала нашего корчмаря, но он виду не подавал. Улыбался, наливал, отправлял молодого сынишку с полными чарками хлебного вина или кружками хереса к столикам, а сам тщательно записывал всё выпитое в книгу.

Здесь мы и встретились вчетвером для важного разговора. Конечно, уж мы-то могли выбрать для встречи любое здание города. Но Тропинин не желал вести толпу в дом с грудным младенцем, а в моем особняке Яшка почувствовал бы себя скованно. Мы последовательно забраковали училище, здание компании, даже клуб капитанов при портовой конторе и выбрали привычную для горожан территорию. Четвертым к нашей компании присоединился Софрон Нырков, которому было всё равно где встречаться.

– Можешь закрыть на время? – спросил я Тыналея.

Формально кабак принадлежал компании, а значит мне, но я никогда не вмешивался в управление.

Тыналей пожал плечами и двинулся к выходу. Днём посетители долго не засиживались. Пропустив чарку другую расходились по делам. А новых клиентов хозяин уже не впускал. Заведение опустело так же быстро, как наши кружки с хересом.

– Вообще-то стоило бы завести отдельные кабинеты для таких дел.

Я достал карты и разложил на столе. Общую, составленную по памяти, и несколько более подробных. Эти последние удалось прикупить в граверной мастерской на Флит-стрит. Одна описывала Бенгальский берег, другая – окрестности Кантона с Макао. Правда Кантонская река значилась на ней Тигрисом, видимо как наследие каких-нибудь древних португальцев, но карта всё равно оказалась точнее тех, по которым шёл в пером плавании Яшка. Он даже нашел тот островок, где отстаивались его шхуны.

– Вот он. Винг-Боо.

– Хороший остров, – одобрил Лёшка. – Ситуацией прекрасен, как говорится.

Затем он изложил идею похода, описал возможные выгоды, но и предупредил об опасностях. Проследив за на пальцем Тропинина, упёршимся в дельту Ганга, Яшка спокойно заявил:

– Пойду, если прибавишь хода моим шхунам.

Он посмотрел на товарища. Софрон кивнул, соглашаясь.

– Зачем? – спросил Лёшка.

– Мы шли через океан четыре месяца, – пояснил Яшка. – Это слишком долго.

– Лады. Увеличим площадь парусов вдвое! – заявил Тропинин.

Я мог быть спокоен – два авантюриста нашли друг друга.

***

Несколько дней и ночей Тропинин со своими конструкторами и Яшка с Софроном Нырковым просидели взаперти, разрабатывая мероприятия по модернизации шхун. Чертили, спорили, считали, обменивались идеями. Затем шхуны перегнали в залив Эскимальт и принялись перестраивать.

В результате «Кирилл» и «Мефодий» превратились в гоночные яхты. Их оснастку переделали в гафельную, но предусмотрели в случае необходимости установку большого прямого паруса на фок мачте. Сами мачты заменили на более прочные, но укорачивать не стали. К их верхней части крепили галф-топсели. Основные паруса опустили почти к самой палубе, из-за чего пришлось сделать казёнку ниже, притопив её в корпусе. Гик на грот-мачте удлинили и вынесли на добрую сажень за корму. Теперь грот стал значительно большим по площади, нежели фок. С другой стороны, удлинили бушприт, что позволило добавить к вооружению лишний кливер.

Корпус ниже ватерлинии обшили листовой медью, потратив почти все запасы судостроительного завода и в довершении всего Тропинин покрыл их экспериментальным лаком, созданным из живицы местных хвойных пород.

Четыре шестифунтовые пушки убрали в трюм на самое дно, устроив шахту и хитрый подъемник, позволяющий быстро их поднимать, без риска, что сорвавшееся орудие пробьёт обшивку. Четыре вертлюжные пушки сделали съемными, их можно было быстро переставлять с одной позиции на другую. Во время походи их убирали в казенку. Фальшборт заменили низеньким ограждением из единственного леера. Правда для стрельбы из орудий пришлось изобретать особые крепления, которые одновременно выполняли роль стоек.

Опущенные на самое дно трюма пушки и ядра, как и медная обшивка не могли компенсировать увеличение парусности. Для улучшения остойчивости пришлось добавлять балласт. На него пошёл местный чугун, которому другого применения пока не нашлось. Наша первая доменка в устье Стольной давала выплавку столь ужасного качества, что кроме как на балласт такой чугун никуда не годился.

На первых испытаниях яхты показали себя отлично. Правда к их управлению требовалось приноровиться, а во время движения приходилось следить, чтобы не получить по затылку гиком и не свалиться за борт, споткнувшись о низкое ограждение. Зато, как утверждал Лёшка, при умеренном ветре шхуны легко давали пятнадцать узлов. Скорость возросла, однако, коммерческий тоннаж уменьшился до четырёх тысяч пудов.

– Звучит солидно, но для колониальной торговли маловато будет, – заметил я.

– Это смотря чего грузить четыре тысячи пудов.

– Ну, и чего ты намерен грузить?

– Да что угодно! – воскликнул Лёшка. – В Индии есть всё! От ладана до опиума! Две тысячи пудов чая или кофе, пряностей или индиго – это целое состояние!

– В этом-то и загвоздка что в Индии всё есть, – осторожно заметил я. – Она самодостаточна, ни в чём не нуждается. Что ты повезёшь на продажу? Вот главный вопрос тамошней колониальной торговли. Стратегия на первый взгляд проста – продай каждому индусу по отрезу ткани, и, учитывая их численность, ты загрузишь работой всю текстильную индустрию Европы. А обратно вывози хлопковое сырьё, пряности, табак, чай, красители. Вот только чтобы всучить ткань индусам нужно разорить их собственное производство, а это требует политического вмешательства и кроме недовольства приводит к нищете, при которой твои ткани станут разбирать уже не так бойко. Замкнутый круг, со временем приведший к торговле опиумом, грабежам монастырей и прочим колонизаторским гадостям.

– Покупать сырьё, продавать изделия, это мы проходили, – кивнул Лёшка. – «Англия вывозит необработанным только то, что нельзя обработать». А что если я поступлю ровно наоборот. Сыграю, так сказать, от противного. Буду продавать предметы роскоши всяким набобам, чиновникам, и скупать продукцию у бедных бенгальцев. Таким образом, деньги вытащенные поборами из карманов простых людей, вернутся к ним, а мы останемся с прибылью. Знать получит драгоценности, народ деньги, мы комиссионные и все будут довольны.

– Драгоценностей там своих хватает, – припомнил я. – «Сокровища Агры», «Наследник из Калькутты», «Не счесть алмазов в каменных пещерах».

– То камни, а меха? – ухмыльнулся Лёшка. – Сейчас они получают русские меха через Китай или того хуже через Лондон, а значит, платят втридорога. Мы же скинем пару рупий и все дела. Но это так, коммерческого баловства ради. Если уж играть в справедливость, то в чём нуждаются люди, чтобы купить товар?

– В деньгах.

– Вот и нужно вези туда деньги. Ну, пушнины, конечно, для пробы, ещё чего-нибудь, а больше рассчитывать на монету. Тогда нам принесут всё, что захочешь и полюбят, как братьев. Причём монету лучше везти английскую, другую британские власти наверняка понизят в курсе, и прибыль перекочует к ним.

– Осталось найти деревья, на которых растут шиллинги, – пробурчал я. – Вообще-то у меня есть небольшой запас. Могу ссудить. Идея не лишена смысла, только вот деньги, которые ты впрыснешь в туземную экономику, всё равно отожмут британцы. И потом – идти с грузом в один конец невыгодно. нужен встречный товар.

– О выгодах на время нужно забыть! – провозгласил Лёшка.

– Это-то меня и беспокоит. Ты наступаешь на те же грабли что и австрийцы. геополитика, демонстрация флага, то сё, а в результате остаются в долгах и всё распродают по дешевке.

– Нам всё равно придётся везти туда людей, оружие, боеприпасы, – пожал он плечами. – Факторию следует укрепить. Так что для товара места останется мало. А излишки оружия можно будет всегда толкнуть каким-нибудь повстанцам.

– Англичане тебя за это повесят. Как смутьяна и контрабандиста. У тебя и так там птичьи права. Фактория расположена на территории пресловутых Двадцати Четырех наделов, которые они считают своими. А ты еще пушки намереваешься повстанцам толкать.

– Значит наделов останется двадцать три, только и всего, – ухмыльнулся Тропинин. – Давно мечтал с ними схлестнуться.

– Не надейся выиграть войну у британцев, – я постарался настроить товарища на серьёзный лад. – Они выставят против твоей куцей экспедиции целую армию. Кабы не опасности путешествия, я бы вообще посоветовал отправиться туда с голыми руками. Сражаться нужно на бумажном фронте. Твой козырь – частная собственность. Когда мои агенты составляли купчую и прочие документы, я указал им сделать на этом акцент. Ты владеешь не только факторией, а недвижимостью – каждым домом, каждым сараем, каждым плетнём на этом куске земли и что важно – самой землёй. Британцы глотку порвут за торговые привилегии, но частная собственность для них что-то вроде священной коровы. Глотку порвать могут, конечно, однако сперва начнут судебное разбирательство. Это позволит выиграть время, осмотреться, нащупать подходы.

– Подходы? – Тропинин задумался. – Я когда-то читал, будто в Индии много армян. Среди купцов, среди чиновников и даже среди высших офицеров. Может через них как-то попытаться?

– Греческие купцы, я слышал, есть даже в Калькутте. К русским они сейчас должны быть расположены. Армянские наверняка тоже есть. Но только это не те армяне, что говорят по-русски и в советском кино снимаются. «Я тебе умный вещь скажу, но только ты не обижайся». С другой стороны, конечно, всё испробовать надо. Почему бы и не через армян.

***

Я оформил факторию Банкибазар на Тропинина, но упустил одну важную деталь, которая неожиданно всплыла во время подготовки к походу. Обладая документами на владения в Индии, сам Тропинин не имел никакого удостоверения личности. Конечно, я мог бы состряпать что-нибудь на коленке. Вряд ли британское представительство в Бенгалии будет направлять запросы в Российскую Империю. А если и направят, то пройдут годы, прежде чем где-то в недрах бюрократии соизволят ответить, что, мол, паспорта на такое имя выдано не было.