Начальник Америки

Примерно через два месяца после начала строительства гавайского форта (мне было сложно точно следить за временем) произошло событие, которое задним числом можно принять за тот мелкий камушек, что срывает лавину.

Приближался к концу очередной тёплый, но не жаркий день. Закончив рабочий день, гвардейцы Ватагина решили сыграть в футбол с моряками. В малочисленную команду моряков Чихотка позвал нескольких камчатских знакомцев. Мир на фронтире тесен. Кто-то из бунтарей раньше ходил с охотскими артелями, некоторые встречались на пьянках и посиделках, не удивительно что многие знали или хотя бы слышали друг о друге.

Площадка, что примыкала к форту со стороны суши, прекрасно подходила для игры. Её выровняли специально, чтобы проще было сметать картечью наступающие десанты. Но гвардейцы сразу же приметили побочное достоинство, убрали камни, поставили ворота и начали пинать мяч.

Местные канаки и камчатские беглецы поглядывали на игру с любопытством. Похоже, и здесь идея Тропинина сработала, и через футбол мы сможем получить гораздо больше сторонников, чем с помощью оружия или вкусной еды.

Мы со Степановым поднялись на смотровую башенку, точно в ложу для особо важных персон. Здесь стоял на карауле Полпуда, и вместе с ним мы наблюдали одним глазом за игрой, вторым за морем, третьим за сигнальной горой, куда отправили глазастого Санька Малого.

– Что у вас с руками? – спросил Степанов.

Я повернул ладони. Они выглядели так, словно мне недавно откатали пальчики в отделении милиции. Типографская краска отмывалась плохо, оставляя чёрные линии вдоль капиллярных узоров.

– Решил лодку подкрасить, – соврал я.

– Что, сами?

– Люблю иногда повозиться, знаете ли.

Он кивнул и вернулся к наблюдению за игрой.

– Играют две команды, – пояснил я. – Нужно переправить мяч в ворота соперника. Касаться его можно только ногами или головой. Вратарь, ну привратник, может брать руками, но только рядом с воротами. Вот, собственно и всё.

Сперва игра не произвела на него впечатления. Но поскольку Чихотка вовлёк в команду камчатских беглецов, ему нашлось за кого болеть, и я наблюдал, как постепенно азарт овладевает им.

– Занятно, – сказал он через полчаса игры.

– Это так, скорее упражнения, – отмахнулся я. – Обычно в это время у нас там в Виктории проходит нечто вроде праздника урожая. Местными дикарями называется потлач. Лучшие люди собираются в одном месте, бражничают, дарят друг другу подарки, устраивают состязания. И тогда мы проводим турнир по игре в мяч. Вот где настоящая битва! Страсти посильнее охоты на лис! Город разделяется на две части, каждая поддерживает свою команду.

Вон те, которые наши бойцы из коряков и чукчей – это одна, а работники верфей составляют другую. Они уже несколько лет так соперничают. Моряки тоже пытаются собрать свою команду, но они постоянно в плавании, а потому пока игра у них плохо получается. Возможно, заодно с вашими людьми, Ипполит Семенович, дело пойдёт веселее.

Степанов пожал плечами. В это время на горе мелькнул отблеск карманного зеркальца, которым мы снабдили Санька Малого. Случись что-то серьезное наблюдатель запалил бы костер с густым дымом, а зайчик от зеркальца или свеча, если дело происходило ночью, означали лишь некое происшествие, требующее повышенного внимания.

Тем не менее Полпуда взял деревянный молоток и несколько раз сильно ударил по обломку от разорванной бронзовой пушки, который подвесили на смотровой башенке в качестве била. Гул наполнил окрестности, Ватагин свистнул, его парни бросили игру. Морякам сразу остановиться не удалось, они еще с минуту гоняли мяч без противодействия соперника. И то сказать, за весь первый тайм им редко удавалось заполучить его. Наконец, игра встала. Посмотрев на гору футболисты не увидели дыма, но гвардейцы с камчатскими послушно потянулись к крепости, а моряки попрыгали в лодку и погребли к шхунам.

Некоторое время даже с дозорной башенки ничего не удалось разглядеть. Ни на воде, ни на суше. Однако вскоре причина тревоги прояснилась. Со стороны Молокаи показался парус, похожий издали на семечко череды. Потом стало видно каноэ с легким аутригером и единственным гребцом, что было необычно для здешних мест. Лодка пристала довольно далеко от нас, в районе Вайкики. Я наблюдал через подзорную трубу, как туземец убрал парус, вытащил каноэ на песок и, даже не взглянув в нашу сторону, убежал в горы.

– Что-то назревает, – сказал я, складывая трубу.

– Можно и так сказать, – ответил мрачно Степанов.

На следующий день крепость посетил важный гость. Сам он был одет во что-то вроде тоги, голову венчал странный головной убор – нечто среднее между армейской каской и карнавальной маской. Воины, что его сопровождали, напротив, красовались голыми мускулистыми торсами. Как это уже повелось ни с кем из европейцев или азиатов, вождь в разговор не вступал, да и со своими соплеменниками говорил лишь через одного из охранников.

Я было решил, что это сам Каха Хан, которого так и не довелось прежде увидеть, но Степанов покачал головой.

– Это ихний верховный шаман Пулу-пулу. Демоново отродье. Беньовский с ним как-то еще разговаривал, а я не могу. Режет людей, точно скотину. Во имя богов своих поганых. Там выше нашего острога как раз одно из его капищ. Тьфу! Иной раз воду из ручья боюсь пить, когда они там мессу свою служат.

Меня слегка передернуло. После многих лет контактов с примитивными культурами я стал относиться к ним без прежнего пиетета или детской восторженности. Конечно было бы превосходно, если бы краснокожие или смуглые братья смогли перерасти варварство, стать частью цивилизации со своими особенностями. Но, положа руку на сердце, сохранить идентичность не удалось даже многим вполне развитым европейским культурам. Глобализм сожрал всех. А консервировать примитивный образ жизни ради каких-то там этнографов или антропологов будущего, означало обрекать на смерть или во всяком случае жалкое существование многие поколения. Рабство, насилие, убийства в бессмысленных войнах, на жертвенном камне, от болезней, запретов глупых шаманов, плохой пищи и голода.

С другой стороны, цивилизации пока что вели себя немногим лучше дикарей, и я был далек от того, чтобы считать природных жителей людьми второго сорта, устраивая на том основании геноцид. Скорее относился к ним как к Мауглям. Каковыми они в сущности и являлись.

А ещё нам нужны были люди. Мы попытались создать рядом с примитивным более привлекательное общество и открыть двери для всех желающих. Индейцы, алеуты, канаки станут одним из ингредиентов плавильного котла, сохранив память о предках на страницах книг и рисунках, но отказавшись от старого уклада. Всё равно большинство племён обречены. Все, кто занимает территории пригодные для земледелия, скотоводства, промышленности очень скоро погибнут в неравной борьбе или станут изгоями. На их долю останутся полярные пустоши, безводные пустыни и холодные горы.

Визит верховного шамана по крайней мере позволил нам прояснить ситуацию.

– Говорят, что вернулся лазутчик с острова Мауи, – сказал Степанов, выслушав сбивчивые доклады союзных канаков. – Лазутчик доставил весть, что на острове собирается большое войско. Делают запасы, строят лодки. Но против кого Кахе Кили собирает войско, о том неведомо.

Мы ужинали во времянке под тростниковой крышей, разговаривая и наблюдая за гвардейцами Ватагина. Игру в мяч они прекратили и занялись упражнениями с пушками. Пока без стрельбы, порох следовало экономить.

– Кахе Кили, это который король трёх островов? – уточнил я.

– Да. И, пожалуй, самый сильный князец среди всех. Вдобавок он дядя нашего Каха хана. Но вообще все набольшие промеж собой родственники. Что не мешает им совершать вероломства.

– Презлым платят за предобрейшее?

– Вроде того.

– Думаете, этот Кахе Кили может напасть на Оаху?

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Степанов, прожевав кусок мяса. – А быть может выступит против Калана Иопу, это тот, что на самом большом острове правит. Но важно не что думаю я, а что думает Каха хан.

– Видать что-то почуяли, – предположил я. – Может про англичан молва до него дошла?

– Про нас-то наверняка все знают, но никто не бузит, – возразил Степанов. – Нет, тут другое что-то. Тот что на Большом сидит, видать, много силы взял. Там у них ведь свои инсургенты имелись. И он их подавил.

– Ну, я когда ещё говорил, что война скоро. Вот она и пришла.

Мы помолчали с минуту. Степанов любил покушать, я же больше налегал на бананы. Затем разлил по стопочкам вискарь.

– Жаль что третий корабль отослали, – подумал вслух Степанов.

Мы выпили.

– Пользы от него здесь было бы немного, – возразил я. – Зато я написал приказчику, чтобы по возможности подкрепление выслал.

– Вот как? – удивился Степанов.

На самом деле я ничего не написал, кроме обычного короткого отчета и распоряжений на счет потлача, но теперь собрался подать весточку через Чижа. Подобный трюк я уже наловчился проделывать в острых ситуациях.

Вышел фокус и теперь. Перехватив «Филимона» на подходе, Чиж забрал письма для передачи Комкову. А пока нёс до конторы, подменил мою записку на новую с просьбой собрать во время потлача человек пятьдесят добровольцев из индейцев и отправить ко мне на Оаху с припасами и вооружением.

Индейцы во время праздника охотно ведутся на разного рода вызовы и я рассчитывал, что Комкову удастся собрать под мои знамена хороших бойцов. А когда те протрезвеют, им уже честь не позволит включить задний ход.

Отступление III. Властелин Индии

Итак, их армия увеличилась на двух европейских офицеров и туземного сержанта Раша, который быстро (но в сопровождении пары мушкетеров) разыскал в мангровых зарослях своих неудачливых подчиненных и отобрал из них десяток самых способных. Даже с новобранцами отряд Тропинина выглядел куцым для завоевания Индии. Но на большее Тропинин не согласился. Рисковать, что однажды он проснётся, ощутив сталь возле горла, ему не хотелось, да и деньги он пока предпочитал экономить. Неизвестно. как все повернётся. А собрать армию сопоставимую с британской ему бы все равно не удалось.

Ведомые нечёткими указаниями Раша, шхуны пробирались вверх по мелким и крупным протокам, затопленной пойме. Иногда приходилось пробираться через сплошные заросли, поднимая с ветвей стаи птиц, иногда они выходили на открытую воду и распугивали косяки крокодилов.

– Крокодилы расплодились неимоверно, заметил Шарль. – Но не испытывая затруднений в пище они ленивы.

– Чем же они питаются? – поёжился Лёшка.

– Главным образом бедняками, – хохотнул француз.

– Крокодилы что же, разбираются в сословиях, или как собаки предпочитают грызть кости?

– Всё проще. У богатых есть деньги на дрова и масло, чтобы спалить усопших, а беднякам приходиться отпускать покойников в последний путь по упрощённому обряду. Воды Ганга приносят каждый день тысячи трупов. А восемь лет назад во время голода их приносило десятки тысяч, так что нередко из трупов на отмелях возникали заторы. Вокруг стоял такой смрад, что невозможно было дышать. Вот почему мы не пьём здешнюю воду и не едим речной рыбы. При одном её жирном виде меня выворачивает.

– Неудивительно, что здесь добывают селитру, с таким-то источником органики.

– Селитру выделывают в пятистах милях выше Калькутты, в Чхапре, – поправил Хельмут. – А сырьё добывают в пещерах, где живут мириады летучих мышей.

– Значит мышиный помет? Отлично. Я бы прикупил. Тонн десять для начала.

– Так кто вы, Алексис, естествоиспытатель или купец? – прищурился Шарль.

– И того и другого понемногу. Вообще-то мне принадлежат верфи, которые строят эти вот шхуны.

– Суда невелики, – оценил Шарль. – Какой груз они берут?

– Эти по четыре тысячи пудов.

– Фунтов? – не понял француз.

– Пудов. В английских фунтах это будет примерно сто шестьдесят тысяч.

– Шестьдесят баррелей? – подсчитал француз. – Только-то?

– Нам в Америке в самый раз. Мы же пушнину возим, а она лёгкая.

– Ну-ну, а селитру куда грузить собираетесь? Если вам конечно её продадут. На этот товар англичане объявили монополию.

– Монополию?

– Вы опоздали явиться в Индию лет на пятьдесят, Алексис, – засмеялся Шарль.

Местная публика, которую они взяли на борт, вела себя тихо, но Тропинин чувствовал исходящую от туземцев потенциальную опасность. Ещё несколько дней назад они вели пиратский промысел, даже если когда-то и служили солдатами. От греха подальше новобранцев рассадили по пять человек на каждую шхуну и всё равно не спускали с них глаз.

Поэтому, когда один из оборвышей собрался зачерпнуть чашкой немного воды из бочки, что стояла на палубе для хозяйственных нужд, на него рявкнули сразу четверо или пятеро.

– А ну назад!

– Не трогать!

– Осади, парень!

Тот русского языка не понял, но интонации заставили его остановиться. Тропинин подозвал Раша.

– Передай своим. Сырую воду не пить!

Тот пожал плечами и перевел. Вскоре подошел с котелком Босый и молча налил в чашку оборвыша кипяченой воды.

– У нас запрещено пить сырую воду, если только она не из горного ручья или ключа, – пояснил Тропинин французу и немцу. – Чистота залог здоровья!

– Не сказать, чтобы ваша чистота могла соперничать с английской, – пробурчал Хельмут, кивнув на покрытую большими и малыми смоляными пятнами палубу.

– Наша чистота заключается не в белизне палуб, – сказал Тропинин. – А дёготь, кстати, отличное средство против микроскопических организмов, которые вызывают кожные болезни.

– Вот как? – удивился Шарль.

– Эти организмы повсюду! Ещё Левенгук убедительно проиллюстрировал это. И эти организмы, поверьте, не сидят без дела. Они жаждут вцепиться в ваши жизнетворные органы, точно свирепый хищник.

Поэтому у нас запрещено есть немытые фрукты. Запрещено есть сырое мясо или рыбу. Мы даже тратим пресную воду, чтобы помыть руки с мылом перед каждым приемом пищи. А раны, даже пустяковые порезы, обязательно обрабатываем алкоголем.

– У вас слишком много запретов и предписаний, – заметил с улыбкой Шарль.

– Зато мы большей частью избегаем лихорадок, холеры, дизентерии. Всех тех прилипчивых болезней, что победили не одну колониальную армию.

На шхунах с самого начала похода все строго употребляли только кипячёную воду, пищу готовили на огне и (на радость староверам) ели каждый из своей посуды. Тропинин намеревался заставить придерживаться этих правил всех новичков, не исключая и офицеров.

– Поверьте, – сказал он. – Большинство болезней проистекает от плохой воды.

– А, допустим, чума? – поинтересовался Хельмут.

– Чуму распространяют блохи, что живут на крысах. Не подпускайте их к себе и не заболеете. Тиф распространяют вши. Следует чаще мыть тело и менять одежду.

– Оспа? – спросил Шарль.

– Мы все привиты от оспы.

– Болотная лихорадка? – не унимался француз.

– Её распространяют комары. Если укусят больного, а после здорового. Но комары не летают слишком далеко. Просто не живите в местах, где царят болезни, защищайте комнаты от москитов. Мажьтесь отпугивающими мазями. И вы сведете к минимуму риск.

– Вы всё же великий натуралист, Алексис! – восхитился Шарль. – Хоть и купец.

***

Скоро мангровые заросли кончились, акватория разделилась на узкие протоки, которые обычно заканчивались болотцем или озером. Берега были насыщены влагой, как губка, лишь изредка попадалось то, что можно назвать сушей.

Вместе с тем экспедиция углубилась в относительно населённые места. Иногда им встречались затопленные деревни и шхуны проплывали по улицам точно гондолы в Венеции. Там где наводнение пощадило деревни, местность выглядела не многим лучше.

Всюду царило запустение. Это не могло быть следствием известного великого голода. За десять лет пустующие деревни должны были или исчезнуть под натиском джунглей или заселиться вновь. Но деревни стояли так, будто их бросили от силы пару месяцев назад.

– Монополия, – сказал Шарль. – Всё дело в монополии. Здесь ещё можно купить индиго, рис, хлопок. Но самую прибыльную торговлю опиумом, солью, селитрой и бетелем англичане давно захватили. Ко всему прочему они обложили жителей крупным налогом, чтоб возместить расходы на войну. Многих довели до разорения. Люди бросают всё и уходят.

– Почему не поднимут бунт? Их же много!

– Бенгальцы никогда не восстанут, Алексис, запомните это. Они не воинственны. Их нет даже среди сипаев. Наш Раш и его парни, все они с запада или с севера. А бенгальцы предпочитают брать хитростью, а не силой. И когда не получается увернуться от схватки, они или умирают с улыбкой на лице, или уходят.

– Куда?

– Кто на север или на восток, туда, где ещё властвуют местные князья. Торговцы все больше предпочитают порты Кромандельского берега. Я и сам бы ушел в Маэ, если бы мог. Там Франция пока ещё сопротивляется. Хотя, не знаю, долго ли им осталось…

Шарль вздохнул.

– Давайте лучше к нам. – предложил Тропинин.

– Я и так уже отправился с вами, Алексис.

– Я имею в виду Америку. Там всегда найдётся место предприимчивому человеку. Не всегда же вам быть солдатом? Заведете виноградники или конезавод, или наладите сбор устриц на отмелях, или откорм гусей для фуа-гра. Что вам больше по душе?

– Фуа-гра? – усмехнулся француз. – Так вы там неплохо живёте?

– Неплохо. Вон видите матроса, – Тропинин показал на Босого, который строго говоря, занимал должность помощника, то есть подшкипера, хотя и не нашёл времени закончить курсы Ясютина. – У него, представьте себе, особняк в центре города. А рядом стоит особняк нашего китайца Шэня. И капитан наш само собой не в хижинке обитает. И капитан Нырков с «Мефодия». Все они люди богатые. Хотя одни ходят шкиперами, а другие простыми матросами. Расстрига служит учителем, у него свой скромный каменный дом. Отец нашего гардемарина – офицер, выходец из сибирских туземцев. А Незевай славен тем, что в честь него назван наш виски. Он заведует винокурнями.

– Вот как?

– Конечно так живут не все. Кому как повезет. Но возможностей много. Страна только развивается.

– И что у вас нет нищих, пропойц, воров?

– Все есть, как без этого. Но в тех местах трудно стать нищим. Есть лентяи и бродяги, которые просто не хотят много работать, а на пропитание им хватает случайных заработков. Пропойцы тоже встречаются, но с каждым годом всё реже. Как только мы обеспечили людям нормальную жизнь, они перестали спиваться. А воров мы просто выдворяем из колонии. Сибирь-то рядом, хе-хе!

***

День за днём они проплывали мимо брошенных деревень, заросших бамбуком или тростником рисовых полей. Если же попадались жилые места, то их обитатели старались меньше попадаться на глаза проезжим.

Время не было потрачено в пустую. Новобранцы учили язык хотя бы в пределах необходимого для боевых заданий. Хельмут и Шарль просвещали Тропинина на счет местной торговли, культуры и политической обстановки. Он только теперь осознал, как мало знал об Индии в целом и о колониальной торговле в частности.

– Вы хотите взять Индию с наскока? – вопрошал Шарль. – Напрасно. Вы сильно ошибаетесь, если полагаете будто можно просто купить товар, предложив в обмен свой. Здесь так не торгуют Алексис. Вернее тот, кто так торгует, имеет мизерную прибыль, а то и вовсе разоряется. В Индии принято давать аванс местным поставщикам, чтобы они заплатили вперед фабрикантам, сборщикам, крестьянам. И тогда вы загрузите полные трюмы по низкой цене и товаром лучшего качества. А тот, кто покупает по наличию, довольствуется жалкими остатками низкого качества притом по завышенной цене. И в Китае, кстати говоря, дела обстоят похожим образом.

Поэтому англичане и обошли всех остальных, что могут позволить себе платить вперед. Их аванс защищён войсками. У всех прочих европейцев есть лишь небольшие гарнизоны для охраны, но не для влияния. А теперь Гастингс пошёл дальше и подчинил себе страну полностью. Несколько лет назад он приказал повесить махараджу и все, наконец, осознали, чья здесь власть.

Тропинин нахмурился. Индия всё больше переставала ему нравиться. Заметив перемену настроения, Шарль усмехнулся.

– Но вам повезло, Алексис, – сказал он. – Сейчас самый удачный момент, чтобы ухватить свой кусок пирога. Система, выстроенная Гастингсом, подмыта со многих углов. Восстания на юге, европейская война, местные интриги, не говоря уж об интригах в самой Достопочтенной Компании. Тут и не скажешь, что для него страшнее – маратхи или «товарищи» заседающие в совете. Вроде Френсиса.

– Что за Френсис?

– Он интригует с самого приезда. Изначально в совете их было трое и они держали против Гастингса большинство, но двое недавно умерли, что по сути, спасло его положение. А сейчас всё зависит от решения правления Компании в Лондоне. Френсис претендует на место губернатора, у него может получиться.

– А маратхи?

– Что ж, британская администрация разделена на три части, между которыми нет сухопутного сообщения. Но Гастингс отвечает за все три. Он сам настоял на этом. И теперь не может быстро помочь тем или другим. Он не знает, чем закончится кампания армии Эджертона в Бомбее. Победой? Тогда можно бросить войска на другое направление. Поражением? Тогда нужно срочно собирать новую силу.

Он находится в состоянии неуверенности, а тут появляетесь вы с целой империей за спиной. С тем весом, который можете бросить на чашу весов. На его чашу или чашу его противников. Вы можете стать соломинкой, что сломает ему хребет или сломает хребет его врагу. Тем более, что твёрдых законов здесь еще не установлено. Право силы важнее.

– Вы узнали все это прячась на острове?

– Не поверите, но карьера Гастингса началась ровно с того же, – засмеялся Шарль. – Вы даже не представляете, сколько всего можно узнать, находясь в дебрях дельты.

***

Парусами капитаны больше не пользовались. Шхуны продвигались большей частью при помощи шестов. Иногда приходилось спускать лодку, чтобы завести верп или высаживать на берег отряд, чтобы он отыскал путь и просто дотащил корабли на буксире к нужному месту. В отряд назначали новобранцев во главе с Рашем. Пусть отрабатывают пайку, рискуя шкурой. Крокодилы не дремали и могли атаковать человека в любой момент даже при большом скоплении народа. Они были не столь умны, как тигры, что прятались от людей, если силы были не равны. Тем не менее, на ночь шхуны бросали якорь подальше от берегов и ветвей деревьев. Так всем казалось безопаснее.

Несмотря на опасения Тропинина им так и не пришлось прибегнуть к волоку, хотя некоторые переходы из озерца в озерцо были близки к такому понятию. Скорее шхунам угрожала опасность завязнуть в топкой грязи.

Но обошлось. Проплутав в лабиринте дельты и затопленных земель около недели, флотилия вышла на покрытый туманом водный простор.

– Хугли, – объявил Раш с чувством выполненного долга и немалым облегчением.

И то сказать, это было условием его освобождения от петли за пиратство.

– Паруса ставить! – распорядился Яшка.

Одноимённую английскую факторию прошли рано утром в тумане. А чуть позже оказались в виду довольно крупного города Чинсура, над главным зданием которого трепыхался голландский флаг с вензелем VOC. Обыватели просто опешили, когда флотилия пальнула салютом из пушек, а затем по просьбе Тропинина Яшка и Софрон подняли российские флаги.

– Голландская торговля в упадке, – сказал Хельмут. – Англичане вернули им Чинсуру, но наладить прежние торговые связи не просто. Купцы прозябают на местной рознице. А корабли из Европы приходят всё реже.

После некоторого промедления со стены небольшого форта или вернее того, что осталось от форта, выстрелила пушка. Выстрелила она холостым, что означало скорее приветствие, чем приказ остановиться. Лёшка, однако, направил флотилию к берегу.

Тот как и везде оказался топким и грязным, но ближе к центру города его обваловали, укрепили брёвнами и камнями. Рядом была устроена пристань, возле которой стояло несколько мелких лодок. И ни единого морского судна ни у пристани, ни на рейде.

То ли услышав выстрел, то ли увидев корабли, на набережную вывалила, наверное, половина населения города, во всяком случае половина его европейской части.

С лёгкостью, словно они плыли на моторном катере, Яшка притёр «Кирилла» к причальному столбу. Течение здесь почти не ощущалось, так что в якоре потребности не возникло. Обмотав вокруг столба канат, Босый притормозил корабль, а Лёшка соскочил на дощатый настил.

– Господа, мы тут несколько заплутали, – обратился Тропинин на английском. – Не подскажите, как попасть в Банкибазар?

– От Банкибазара остались одни головешки, – после некоторого промедления ответил голландский офицер.

На нём были белые бриджи и синий мундир с красным подбоем.

– Эти головешки принадлежат мне! – с пафосом заявил Лёшка.

– Вы русский? – усомнился тот.

– Абсолютно! Так мы правильно двигаемся?

Голландец кивнул.

– Вы с верховьев? У вас есть товар? Какой? – спросили из толпы.

– Нет, мы прямиком из Америки. Товар есть. Главным образом пушнина. Но пока мне нужно достигнуть места назначения. Я нанесу визит позже.

Люди немного опешили. Возможно не все понимали его английский или английский вообще.

– Кстати, не видели здесь англичан? – спросил Лёшка. – Меня пугали их несметными ордами, но пока что нам ни один красный мундир не попался.

– Чуть ниже по реке вы увидите их в достаточном количестве, не без мрачного сарказма заметил офицер.

Проплыв три мили вниз по реке они увидели следующий город.

– Шандернагор. Лунный город, – сказал Шарль. – Во всяком случае мне сказали, что так переводится название с местного диалекта.

– Не желаете к своим?

– Нет. Разве вы не видите солдатские пикеты, Алексис?

– Но они в серых мундирах! Я-то полагал, что британская пехота носит красные.

– В Европе, – уточнил Шарль. – А здесь они надевают такой мундир лишь на поле боя или на параде. Во время марша или патрулирования сипаи предпочитают серый цвет. – Он задумался. – У ваших бойцов, кстати, тоже странные одежды. Какого они цвета не возьмусь утверждать, но меня поразило, что они все в разводах. Неудачная покраска?

– Нет, – ответил Тропинин. – Это сделано нарочно с помощью чайного отвара и луковой шелухи.

– Нарочно?

– Да, так бойца меньше видно на местности.

– Но какой в этом смысл?

– Мы не воюем строем, Шарль. У нас просто нет столько людей, чтобы выстраивать их в колонну или линию.

С набережной выстрелила пушка. Это была лёгкая полевая пушка на лафете с большими колёсами. Но шхуну при удаче могла потопить и такая.

– Ответить? – спросил Яшка.

– Сохраним гордое молчание.

– Они донесут начальству в Форт Вильям еще до того как вы найдете свой Банкибазар, – сказал Хельмут. – По левому берегу проложена хорошая дорога, всаднику несколько часов ходу.

– Или они просто отправят лодку, – добавил Шарль.

Лодок вокруг действительно появилось много и самых разных – рыболовных с сетями, торговых, везущих груды стопок, тюков, фруктов, пассажирских с парусиновыми навесами на корме и совсем уж странных корабликов с развешенными всюду цветочными гирляндами и носовыми фигурами в виде сказочных существ, точно это платформы на карнавале в Рио. Различить, которая из лодок везёт гонца, было бы невозможно. Вряд ли британцы пошлют европейского солдата в заметном мундире. А если бы и послали, Тропинин не стал бы первым идти на конфликт.

Теперь не только река наполнилась многолюдьем, весь правый берег представлял собой сплошную череду деревень, городков, поместий, переходящих одно в другое. Левый берег выглядел более диким, заросший лесом из кустов, обыкновенных деревьев и остролистых пальм.

Не совсем так представлял себе Тропинин Индию, стонущую под пятой британцев. А где война? Где марширующие отряды, блок посты, патрульные корабли? Где пороховой дым? Такое ощущение, что все живут, как прежде.

– Где-то здесь еще должны быть ещё и датчане? – спросил он.

– Чуть ниже вашего Банкибазара, – ответил Шарль. – Для местных это Серампур, но датчане назвали город Фредерикнагор в честь одного из своих королей. Их индийская компания разорилась. С прошлого года город принадлежит короне. Там, кстати, говоря неплохо. Их нынешний губернатор позволяет свободно селиться, вести торговлю европейцам и местным. Никаких притеснений. Городок спокойный и тихий. Но прибыли особой там не получишь и для таких как я работы нет.

Через пару часов и двенадцать миль пути, они приблизились к очередной излучине.

– На правом берегу вилла Гаретти, – показал Шарль. – Во времена мира здесь проживал наш губернатор Шевалье, принимал друзей, офицеров, соседей. Включая и Гастингса. Возможно бедолага и теперь сидит тут под домашним арестом. Ну, а на левом берегу, Алексис, ваше имение!

У Тропинина ёкнуло сердце. Он очутился в одном шаге от воплощения своей мечты. Вот только разглядеть её было сложно. Пальмы, деревья, высокие кусты покрывали берег сплошной стеной. Ни намека на строения, факторию или пристани. Но вот шхуны приблизились и в зарослях появился просвет. Мелкая речушка вливалась здесь в Хугли почти под прямым углом. Над ней явно поработали инженеры – слишком уж ровными и прямыми выглядели берега, даже несмотря на эрозию и наступление леса. Сейчас, в период большой воды речка казалась достаточно полноводной, чтобы можно было завести туда шхуны. Но в межень скорее всего она пересохнет или превратится в небольшой ручей.

Шхуны осторожно зашли в устье притока и встали. Здесь можно было крепить их прямо к стволам деревьев.

Тропинин распределил силы. Туземный отряд Раша во главе с Хельмутом он отправил исследовать окрестности, Яшку с моряками оставил на шхунах, а сам с мушкетерами и Шарлем направился к развалинам.

Среди развалин жили какие-то бродяги. Завидев, что со шхун высаживаются люди, они убежали. Тропинин решил их не преследовать. На миг он вновь ощутил себя мальчишкой. Развалины, клады, джунгли – все это он представлял себе когда-то читая приключенческие книги. А теперь стал частью истории. Затем вернулось чувство ответственности, а наваждение исчезло.

Фактория лежала в руинах. От форта или батареи сохранился только размытый земляной вал и заросший кустами ров. Казармы, склады, дома, хлева сгорели или были разрушены.

– Британцы посадили своих чиновников на десятках местных рынков, – заметил на это Шарль. – А на которые не смогли посадить, те закрыли. Закрывают же они рынки вот таким вот надёжным способом.

Главная резиденция, однако, почти уцелела. Она представляла собой нечто похожее на гостиный двор. Одноэтажное здание в плане имело форму каре. Фасад, что смотрел на реку, прорезали десять высоких окон и скромное крыльцо с колоннами посредине. По периметру плоской крыши шла балюстрада. Над входом Тропинин увидел барельеф с двуглавым орлом.

– Отлично! – заявил он с деланным оптимизмом. – Не придётся менять.