Подслушано на Донбассе

Куча людей, которые имеют к хохлам вопросы из советских времён – и Крым там на последних ролях, ребята ненавидят всё украинское – у кого-то в казарме был прапорщик из Львова, у других братский народ притырил хавку. И я не говорю уже о профессионалах, которые прошли и Афган, и Чечню, им просто в кайф уничтожать всё живое, я сам их опасался – шкаф два на два весь в гранатах подходит, берёт меня за плечо и говорит: «Алексей, мне кажется, что вы ведёте двойную игру. Как насчёт прогуляться со мной к укрофашистам?»

Ты в квартире или в доме живёшь? В доме? Ну представь, что тебе предлагают бесплатно забрать соседский дом. Со всеми вещами и с участком. Потому что ты прав, а они самогон гонят. Вот и всё. Думать надо.

***

Сентябрь 2014, Интернет

– рассказали тут историю.

ЮНЫЙ ТАКСИСТ: …они там все под иловайском были, поэтому их и окружили.

Я: В смысле?

ЮНЫЙ ТАКСИСТ: Ну,..как на Майдане.

Я: Под Иловайском?

ЮНЫЙ ТАКСИСТ: Ага. Это уже все доказано. В Ираке им солдат накачивают.

Я: Не понял, чем накачивают?

ЮНЫЙ ТАКСИСТ: Иловайском.

(пауза)

Я: А Иловайск это что?

ЮНЫЙ ТАКСИСТ: Синтетика. Типа амфетамина

***

Сентябрь 2014, сайт «Спектр», Латвия

Сергей, журналист

Как может жить маленький поселок и большой город в условиях войны? Где местные жители берут еду и медикаменты, когда магазины разбомблены, а из аптек ушли провизоры? Корреспондент «Спектра» испытал, как проходит повседневная жизнь в регионах, где идут боевые действия.

Изварино

Приграничный поселок Изварино на долгое время стал ключевым пунктом в новостных сводках борьбы за то, что сторонники ополченцев юго-востока Украины называют «Новороссией». Во время военных успехов сепаратистов его даже хотели сделать первым контрольно-пропускным пунктом новообразовавшейся непризнанной республики, но пока что ограничилась только надписью маркером «Новороссия» на паре табличек, да еще перестановкой букв в названии страны, ранее контролировавшей этот пункт – теперь административное здание гордо называется «Руiна».

Около четверти жителей осталось в Изварино во время крупных боев за эту территорию. Подавляющее большинство – пожилые люди, почти все живут здесь всю жизнь, кто с рождения, кто с детства, кто приехал после армии и так и осел в этих местах. Никто из них всерьез не ощущал, что Советский Союз распался – как ходили раньше в гости к друзьям из РСФСР, так и до последнего времени ходили к друзьям из России.

Поселок во время активных боевых действий не был отрезан от цивилизации, в сторону России можно было уйти практически всегда, но вот сроки возвращения могли быть разными – во время близких боев сотрудников таможенного пункта и пограничников эвакуировали в административные здания, и фактически пройти на украинскую территорию не представлялось возможным никому – ни местным жителям, ни сепаратистам, ни журналистам. Некоторые из представителей прессы предпочитали ночевать на украинской стороне в окопах, чтобы в случае, если будет происходить что-то важное, не терять возможности сразу начать съемку или репортаж из-за закрытой границы.

Каждый день в Изварино возвращались люди и, в зависимости от интенсивности боевых действий, либо заходили на пару часов, передавали продукты и медикаменты оставшимся, либо ночевали в своих домах. Местная больница в первую же неделю артобстрелов лишилась всех запасов успокоительных. С находящимся неподалеку российским лагерем МЧС связь установить так почему-то и не решились. «А на что мы им?», – сказала медсестра, на тот момент уже оказавшаяся наиболее опытным и квалифицированным специалистом из оставшихся в больнице медработников – остальные ушли, спасаясь от войны. При этот лагерь МЧС находился буквально в четырех километрах от больницы, да и спасатели охотно шли на контакт и были готовы помочь всем, чем могли. Но вот этой конкретной больнице помогали в основном те россияне, кто узнал о бедственном положении от журналистов. Из успокоительных у местных осталась водка.

С водкой вообще здесь очень многое делается. «Ко мне в погреб залетел снаряд 122 мм, – рассказывает местный житель. – Но не разорвался, не сдетонировал. А нам-то кушать хочется, мы с соседом взяли бутылку водки, выпили и ломом подняли снаряд».

Те, кто ушли в Россию, живут в лагере беженцев, у них там свои палатки, свои разговоры. Уезжать некуда, а когда есть, то начинается: «есть у меня брат с сестрой, а я им что, на старости лет нахлебником буду?». О переселении в Россию всерьез начинают задумываться только, когда собственный дома рушатся под обстрелами.

При этом все как всегда и везде. Люди разные. Одни помогают, другие мародерствуют. Несколькими месяцами ранее одни жители этих мест служили на изваринской таможне, а другие проносили через нее контрабанду – затем одни с оружием в руках выгнали других. Теперь практически никакой деятельности в поселке не ведется, хотя там исправно платятся пенсии. Платятся украинской стороной – большинство банкоматов в ЛНР и ДНР «выплевывают» российские дебетовые карты.

Кажется, одним из немногих мест, где еще продолжается цепочка обычных будничных взаимоотношений, остается Горловка, в которой один из лидеров «Народного ополчения Донбасса» Игорь Безлер практически полностью подменил собой вертикаль власти. Теперь продукция местных предприятий отгружается уже не Киеву, а налоги превращаются в условные «сборы» в похожих объемах.

Дороги

Скорость скатывания поселка в эпоху собирательства и охоты зависит от количества и качества безопасных путей сообщения с другими населенными пунктами. Автономное существование современного города в течение продолжительного времени невозможно, срок комфортного проживания, как правило, ограничен несколькими днями, а вопрос выживания в условиях почти полной изоляции обычно встает уже в течение месяца. Несколько удачно расположенных блок-постов и простреливающих дороги минометов способны полностью отрезать даже крупный поселок от остального мира. Но когда пути отступления оказываются перерезанными, беженцы сами становятся боевиками – загнанные в угол женщины, защищающие своих детей, идут и требуют автомат. Некоторые становятся снайперами без всякого опыта. «Когда стреляешь, не выцеливай голову, работай по туловищу», – проводит обучение среди таких новобранцев сам недавно прибывший на украинскую границу житель Калининграда.

Однако поистине неистребимым примером предпринимательского бесстрашия могут служить таксисты. Это сословие последним покидает обстреливаемый город и первым начинает возить пассажиров после того, как трассу перестают простреливать. Дерут за поездку безбожно, но ведь и риск большой: «Неделю повозил журналистов – заработал на полгода вперед».

Луганск

За таксистами начинают ходить автобусы и маршрутки, открываются магазины и аптеки, на улицах появляются продавцы сим-карт. Крупные сети по продаже мобильных телефонов давно прекратили свою работу, терминалы оплаты в Луганске часто не работают из-за отсутствия электричества, поэтому возможность связи с друзьями и близкими становится одной из основополагающих.

В один из дней, когда канонада артиллерийских орудий казалась далекой, а сирены молчали уже несколько часов, на оживленный перекресток возле рынка упала мина. Восемь человек погибли сразу, еще около десяти увезли на скорой. Трупы до прибытия лидеров сепаратистов накрыли одеялом. В домах рядом повылетали стекла. Между телами ходили горожане и поднимали одеяла, желая не найти знакомое лицо.

На следующий день город вымер. На улицах полумиллионного города не было ни души, личные телефоны таксистов расходились по журналистам, а звук сирены воздушной тревоги стал таким же естественным, как и постоянно работающий «Град» рядом с гостиницей. Ее расположение позволяло телевизионным журналистам снимать стендапы на фоне вылетающих снарядов. Поздним вечером практически все они собирались в бомбоубежище для обсуждения прошедшего дня. Например, как украинские СМИ подавали обстрел перекрестка. Или же, где пока еще можно купить мыло и шампунь.

Продавцы магазинов выкатывали тележки с оставшимися товарами и кричали: «Мы завтра закрываемся, купите остатки». На этом фоне баннеры о «ликвидации старой коллекции весна-осень» выглядели экзотично. Офисы банков, ювелирных магазинов, весь «лакшери»-сегмент съехал уже давно, остался только бизнес, обеспечивавший базовые потребности. Кафе работали в обычном режиме, разве что извинялись за неработающий вай-фай или отсутствие льда.