– Приветствую вас, Братья, в этот судьбоносный день, когда наконец-то имея в наших рядах человека, могущего показать нам вход в логово Ордена Черной Луны, мы готовы нанести разящий удар по центру коррупции и порока! – сказал Гавриил, обнажив плазменный меч, горящий холодным огнем, и взмахнув им над головой и в сторону, по-видимому, для пробы, случайно снес голову стоящему рядом Брату. – Упс, – на секунду сник Гавриил. – Но – errare humanum est,37 другими словами, лес рубят, щепки летят!
Запев бодрящую душу песню: «По тундре по широкой дороге, где мчится скорый «Ленинград – Воркута»!» – группа Свободных Мусорщиков, включая меня, двинулась по направлению к отдельнно стоящему ангару с надписью над входом: «На волю – с чистой совестью», написанной кривыми, как бык поссал, желтыми буквами на кумачовой растяжке.
В ангаре находилась еше одна группа Братьев, сосредоточенно разбирающая в отдельные кучи разнообразное оружие, сваленное на пол ангара из стоящего там же самосвала.
– Серафим, мне кажется, мало нас против толпы сумасшедших, не боящихся боли и смерти наркоманов, возглавляемых к тому же несколькими озлобленными магами, двое из которых практически Боги хоть и низшей ступени, но вполне достаточной для победы над нами! – обеспокоился я.
– Не бойся ничего, уверуй в Великую Ложу и в Мастера Гавриила, который тоже не лыком шит! Видал, как он мечом-то?
– В том-то и дело, что видал. В сомнении пребываю я, Брат Серафим!
– Отринь сомнения, давай лучше помолимся Великому Архитектору, чтобы не оставил Он нас без призрения, но даровал нам победу над лютым врагом рода человеческого!
Я бесцельно слонялся по ангару, не находя себе занятия и не получая никаких команд от Гавриила. Оставивший меня на время Серафим медитировал в углу, сидя в луже машинного масла, закинув обе ноги за голову и уставившись на литографию картины “ Грачи прилетели”, всю покрытую мертвыми насекомыми, покончившими с собой еще до прилета грачей.
Подойдя к группе Мусорщиков, завершивших утреннюю молитву ритуальнум стаканом спирта, я вступил в беседу с одним из них, Старшим Братом по имени Рафаил. Он протянул мне стакан с напитком Свободных Мусорщиков и сказал:
– Выпей и тогда поймешь ты все величие наших замыслов и приобщишься!
Я приобщился, и напиток вскружил мне голову, дав понимание сути вещей, и ударил в ноги, заставив сесть на пол для последующей медитации.
– Эх, мало мы ему вломили вчера, ишь, как выкоблучивается, черт закатай вата, недоверие у него, видете ли, в наши силы! – услышал я слова одного из Мусорщиков сквозь оружейную ветошь, летающую повсюду в воздухе и забиващуюся в уши. – Ну, ничего, придет время и пойдет, как все, грудью на амбразуру. Гавриил с ним няньчится не будет!
– Не скажи, Брат, он из прежних, я-то знаю, встречались раньше! Где? В Караганде, чисть лучше автомат и не встревай туда, куда не надо! – резко ответил Рафаил.
– Ну что, по коням Братья! – воскликнул Гавриил, ловко жонглируя тремя гранатами и одним ножом. – Ты поедешь со мной, – сказал он мне. – И ты тоже с нами, Серафим! Только масло протри на заднице или штаны поменяй, а то сиденье испачкаешь.
Серафим, сменив штаны, испачканные маслом, на галифе революцинного красного цвета, прицепил к поясу маузер в деревянной кобуре и шашку, ранее принадлежавшую батьке Махно, как сообщил мне по секрету Гавриил, и запрыгнул в машину.
– На кой черт тебе шашка и музер, и так тесно! – спросил Гавриил – Тебе что, плазменного меча мало?
– Для антуража и поднятия боевого духа! – кратко ответил Серафим, высунув эфес шашки в окно.
– Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Любви беззаветной к народу.
Вы отдали все, что могли за него,
За жизнь его, честь, и свободу…
– затянул Гавриил, и мы тронулись.
– Ну что, слабоверящий в силу Великой Ложи Свободных Мусорщиков, друг мой, Атрахаис, а может быть, Адам. Да, да, не удивляйся и не вздрагивай. Не ты один живешь так долго и не только ты располагаешь информацией о Сути Бытия. «Не убежден ты в наших силах и уверен в неудаче?» —спросил меня Гавриил, слегка пошевелив лопатками.
– Зовите меня Атрахаис, если есть необходимость называть меня по имени. Что касается моей неуверенности в вашем, можно сказать, и нашем успехе, то основана она на том, что думаю я, что мало нас, чтобы справиться с бандой обезумевших демонов, в особенности, в день захода Черной Луны, когда силы их прибывают, несмотря на занятость молитвами! Верую я в Превечного, называемого вами Великим Архитектором, и примерно представляю, кто вы такие! Я пойду с вами до конца, потому что нечего мне терять, и близок тот час, когда предстану я перед Тем, чье имя Бесконечность и только одно смогу я сказать Ему: «Вот я стою перед тобой, Господи, Отец наш! Прошу Тебя, будь милостив и суди меня по делам моим»!
Приняв позу Усталого Верблюда и часто сплевывая через окно тягучую слюну, Серафим, испросив разрешения у Гавриила, сказал:
– Послушай, Атрахаис, не так уж нас и мало! С нами сейчас едет только дежурная рота, а основные наши силы находятся в другом месте, куда мы сейчас и направляемся, САРВА ДУКХА ПХАЛАШРИ!38 Неподалеку, на Огородном проезде, находится Хладокомбинат номер девять. Там, в камерах глубокого охлаждения спят вещим сном наши основные силы, мы с Гавриилом называем их Мусорщиками-Отморозками! – радосто засмеялся Серафим, и присев на пол между сидениями автомобиля в позе Енотовидной Собаки, сосредоточенно уставился на кончик своего носа.
Когда мы подъехали к Хладокомбинату, все вышли из машин. Дежурная рота мгновенно оцепила периметр, создав временные огневые точки. Снайперы залезли на близлежащие деревья, изображая ворон, даже каркая время от времени для достоверности.
В здание вошли Гавриил, Серафим, Рафаил и я, и, спустившись на грузовом лифте на тринадцатый подземный этаж, пошли к камерам глубокого охлаждения в сопровождении директора хладокомбината Брата Уриила, доверенного лица Гавриила.
– Смотри, – сказал мне Серафим.
Заглянув стеклянное окошко камеры глубокого охлаждени, я увидел заиндивевшие лики бойцов, лежавших рядами на металлических шконках, заполнявших всю камеру от пола до потолка.
И сжимали руки их покрытое изморозью оружие, и глаза их были открыты, и на губах играла улыбка. И гордо посмотрел на меня Серафим и встав в позу Готового к Бою Богомола, сказал:
– Ну как, хороши богатыри наши?
– Да уж, не скажешь ничего! Хоть сегодня в атаку! – добавил Гавриил и, махнув рукой Уриилу, закричал: – Запускай отморозку!
Зашумели огромные насосы, нагнетая в камеры глубокого охлаждения горячий водяной пар с некоторыми специальными добавками, секрет которых был известен только руководству Великой Ложи Свободных Мусорщиков. Члены ее уселись на полу и разложили перед собой Священные Книги основных религиозных направлений и сект, а также Уголовный и Уголовно–Процессуальный Кодекс, наручники и пистолеты системы Макарова, а также перекрещенные метлу и совковую лопату.
Заунывными голосами они затянули неизвестную мне молитву на Языке Богов, которая транслировалась через маленькие динамики, вмонтированные в стены камер глубокого охлаждения.
Брат Уриил привез на электрокаре столитровую бочку со спиртом и пятьдесят баранних рогов для последующего принятия пробуждающимися братьями напитка свободных мусорщиков с целью мгновенного приведения их в полную боевую готовность и завершения ритуала отморозки.
Мужественные лики Мусорщиков-Отморозков под влиянием высокой температуры и молитвы стали менять цвет со свинцово-белого на розовато-стальной, открылись широкие рты, в которые вместе с паром начали поступать специальные добавки. Отморозки стали выгибаться на шконках, натужно кашляя и выхаркивая на пол камер куски льда, освобождая легкие, в которые с громкими всхлипами втягивавался горячий ароматизированный воздух. С зажатого в руках оружия закапала вниз вода. В динамиках зазвучала легкая расслабляющая музыка:
Дремлет притихший северный город,
Низкое небо над головой.
Что тебе снится, крейсер Аврора,
В час, когда утро встает над Невой?
И встали со своих металлических шконок Мусорщики-Отморозки, поводя в стороны безумными пока глазами, и крупно вздрагивая, стряхивая воду, защелкали затворами личного оружия.
Нестройными рядами вышли они из камер глубокого охлаждения, потянувшись к пункту раздачи напитка Свободных Мусоршиков, организованного братом Уриилом.
Выпив бараний рог со спиртом и прочитав короткую молитву, кладя свободную от оружия руку на сооруженный походный алтарь, Отморозки один за одним принимали вид сосредоточенный и суровый, смыкали ряды, выстраиваясь в две ровные шеренги перед стоящим по стойке смирно Гавриилом.
Наконец, ритуал отморозки завершился, и, печатая шаг, тайная когорта Великой Ложи направилась во главе с Великим Мастером к выходу из Хладокомбината № 9.
– Благословен Господь, скала моя, обучающий битве руки мои, пальцы мои – войне. Человек дуновению подобен, дни его – как тень проходящая. Господи, преклони небеса Твои и сойди, коснись гор– и задымятся. Пошли молнию и рассей их, пусти стрелы Твои и смети их!39
Скрытно переместившись в район «Крапоткинской», мы начали перебежками передвигаться к штаб-квартире Ордена Черной Луны. Так началась операция, названная Гавриилом операцией «Енох» в честь моего старинного друга Еноха, автора пророчества о наказании политических эмигрантов из другой Вселенной, обосновавшихся миллионы лет назад на Нибиру и затем переселившиеся на Землю.
Слившись с окружающим пейзажем, изображая столбы, урны и скамейки, а также праздно шатающихся граждан различной степени алкогольного и наркотического опъяниния, боевые пятерки Великой Ложи оцепили район и приготовились к атаке.
Часть Мусорщиков-Отморозков во главе с Рафаилом осталась в арьергарде, выполняя спецоперацию, известную только им и Гавриилу.
Все замерли в ожидании сигнала. Осмотрев с применением сильной оптики дома, я тотчас увидел свинцовый отблеск силового поля, скрывающего нужный нам дом и подъезд, указал на него лучом ультрафиолетового лазера и замер в ожидании дальнейших команд.
По сигналу Гавриила пятерки бойцов двинулись вперед по направлению к ультрафиолетовому маркеру, отчетливо видимому в спецочки. Первая линия обороны Ордена, состоящая из начинающих любителей «Пива для мертвых», была мгновенно уничтоженна плазменными ножами, без единого выстрела.
Мы находились на передовых позициях прямо перед парадной дверью входа в Логово Зверя.
– Si Deus nobiscum quis contra nos!40 – закричал Гавриил, и бросил стеклянную трехлитровою банку с надписью на боку “Огурчики малосольные”, заполненную до краев напитком Свободных Мусорщиков, в центр купола защитного поля.
Растекщийся по куполу из разбившейся банки спирт вспыхнул синим пламенем и взорвавался, защитное поле изчезло, пропустив вперед штурмующие пятерки бойцов во главе с Серафимом, потрясающим маузером и вынутой из ножен шашкой батьки Махно.
Застучали автоматные очереди и разрывы гранат, и вслед за атакующими мы с Гавриилом вошли в здание Ордена.
Внутри здания велся скоротечный бой, кровь лилась рекой, и адепты ордена Черной Луны падали один за другим, сраженные меткими выстрелами снайперов Свободных Мусорщиков. Мы продвигались вверх по лестнице, частично разрушенной взрывами гранат, когда на ее верхней площадке появился Самаель.
– А, все в сборе, полная колода вальтов во главе со Смотрящими! Зачем пожаловал в мою обитель, Гавриил? – крикнул Самаель.
Негромкий щелчок снайперской винтовки не принес успеха и стрелявший исчез в облаке пара по мановению руки Самаеля.
– Ах, оставьте эти глупости! – сказал он. – Давайте лучше поговорим, мы все же почти что родственники!
– Не о чем нам с тобой говорить, гастарбайтер и к тому же перерожденец! – ответил ему Гавриил. – Выметайтесь из здания, оставьте все мне и не будете вы убиты!
Самаель поднял руки над головой и резко выбросил их вперед и в стороны. Огромный огненно-красный шар сорвался с его ладоней и полетел в нашу сторону.
Шар стремительно увеличивался в размерах, сжигая все на своем пути. Гавриил и подошедший к нам Серафим выступили вперед с обнаженными плазменными мечами и стали в клочья рубить огонь, надвинувшийся на нас. Ошметки разрубленного пламени медленно падали на лестницу, затухая и на лету превращаясь в пепел. Много раз метал в нас огненные шары Самаель, пока появившийся откуда-то сбоку Уриил не рубанул своим мечом по лестничной клетке. Самаель упал в пролет, и не успев до конца развернуть огромные черные крылья, выросшие за его спиной, тяжело приземлился на пол.
– Уриил, разберись с недоумком! – приказал Гавриил и обернувшись назад сказал Рафаилу: – Бери Отморозков и в лабораторию живо, всех убить и ничего не трогать, пока сам не приду! Смотри, криво не насади, лично вздерну за яйца!
В то время как Уриил теснил в атаке Самаеля, который путался в крыльях, пытаясь втянуть их обратно в спину, из подвала здания вырвался огромный блестящий дракон, изрыгающий клубы вонючего сернистого дыма.
Дракон, оказавшись в опасной близости от меня, открыл зубастую пасть.
– Берегись, Атрахаис, это Левиафан! – закричал Серафим.
Я, упав на пол, откатился в сторону и нанес дракону пару ударов ногой из положения лежа в область паха, чем очень его разозлил, потому что он, извернувшись, щелкнул забами в воздухе в сантиметре от моей головы. Серафим и Гавриил, одновременно взмахнув мечами, подсекли Левиафану передние ноги, и он, перевернувшись, пополз к Самаелю, тоже раненому, с трудом отражающему атаки Уриила.
– Портал, окрывай портал! – закричал Левиафан, и Самаель произнес сложную фразу на Языке Богов, смысл которой ускользнул от меня, но не от Гавриила со товарищи, так как все трое резко разбежались в разные стороны, причем Серафим потащил меня за собой, крепко держа за ногу. Здание задрожало, и за спиной Самаеля вспух синеватый пузырь, моментально лопнул, ударив взрывной волной по барабанным перепонкам. – Пока братаны, еще свидимся! – крикнул на прощание Самаель и провалился в угольно-черную дыру на месте пузыря, таща за хвост обездвиженного Левиафана.
Дыра в пространстве затянулась, пахнув могильным холодом, который превратил в глыбы льда двух пробегающих мимо Мусорщиков.
– Пронесло! – сказал Серафим – Могло быть и хуже!
– Pereat mondus et fiat justitia41! – провозгласил Гавриил, поднимаясь по лестнице, утирая льющийся по лицу пот.
– Что это было? – спросил я, хромая на обе ноги.
– Ушли через портал Черной Луны, вот клоуны! Второй раз за последнии пять тысячь лет ловят нас на этот прикол, – ответил Гавриил. – В этот раз хоть все здание не разнесли. Кстати, почему?
– Я так думаю, мы скоро поймем почему! – сказал Серафим. – Лично мне все ясно.
– Ты думаешь, они оставили?.. Не надо, не говори ему, пусть сам увидит! – заговорили разом Уриил с Гавриилом.
Из разговоров я понял, что не говорить следует мне, но не стал ничего спрашивать, находясь в горячке боя, к тому же обуреваемый нехорошими предчувствиями.
Догнавший нас один из Отморозков Рафаила доложил Гавриилу, что лаборатория захвачена без разрушений, но Инструкция по производству «Пива для Мертвых» не найдена, а без нее все оборудование лаборатории – просто груда металлолома.
– Я так и знал! Вот же трижды проклятая Богом тварь! – с чувством сказал Гавриил, пинком ноги открывая дверь в кабинет Самаеля.
Войдя следом за всеми в кабинет, я внезапно увидел ее, Лилит, живую и здоровую, опустошающую сейф.
– Как же так, Серафим, ведь я сам убил ее? Чьи же останки мы видели в морге! Не понимаю я ничего! – ошеломленный увиденным, спросил я и присел на пол.
Тишина упала на меня мягким пушистым одеялом. Поскольку я уже встал, то подумал, а не выйти ли прогуляться. Одевшись и выйдя из подъезда, я пошел в направлении леса, находящегося прямо за домом. Продравшись через кустарник, и пройдя небольшую березовую рощу, я вышел на большую поляну с остатками костра посредине и, остановившись, огляделся вокруг. Расплываясь по земле жидкими желтыми лужами, вставало солнце. Наступило утро того дня, которого я ждал так долго, что забыл зачем. В солнечных лужах купались воробьи и, отряхивая капли огня с крыльев, взлетали в небо, весело напевая.
Не знаю, что я искал на этой поляне, но определенно нашел, потому что вдруг забыл о визите участкового Серафима и, весело насвистывая, пошел по дороге прямо в небо. Оно настолько приблизилось, что можно было даже прилечь на облако. Но цель моего путешествия находилась намного дальше; так далеко, что я знал, идти туда придется весь остаток моей жизни.
Давным-давно, когда трава была зеленой, а вода прозрачной, я шел по небу по такой же дороге, ведущей в никуда, просто так, без цели и надежды. Это было так давно, что сейчас представляется чем-то незначительным. А когда-то я жил только этим и не мыслил другой судьбы, пока она не захлестнула мне петлю на шее и повела меня дальше на поводке, как собаку из питомника.
До неба было теперь так далеко, как до звезд, исчезли солнечные лужи, и звуки взорвали тишину фейерверком ослепительных красок. Жизнь кипела вокруг, обтекая меня как островок, затопляя все пути к бегству. Я вдруг так отчетливо, до боли, до последнего взгляда вспомнил все, что было, есть и будет.
Оглушенный переменой, я в мгновения ока превратился в остров, поросший травой, с одиноким деревом посредине, с сидящими на нем воробьями, увлеченными беседой обо мне. Шевельнув ветвями, я сразу же очнулся, отряхивая листья и разгоняя галдящих воробьев, в который раз возвратившись в свою жизнь.
– А нельзя было обойтись без мелодрам, Гавриил? Зачем ты привел этого святошу? Ты ведь не собираешься позволить меня опять убить? Вспомни, как нам было хорошо вместе! – сказала Лилит, прекрасная, как всегда, излучая мощную сексуальную волну ферамонов, поразившую, как я убедился, каждого.
– Нет, не позволю, и сам не сделаю этого, если ты отдашь мне Инструкцию!
– Ты клянешься перед лицом своих братьев, что дашь мне уйти?!
– Клянусь! Dixi et animam levavi, in saecula satculorum42! – ответил Гавриил и протянул руку.
Лилит вложила в руку Гавриила небольшую папку, просмотрев которую он удовлетворенно кивнул.
– Теперь я могу уйти? – спросила Лилит
– Иди и не попадайся мне больше на глаза! – ответил Гавриил.
Лилит мгновенно исчезла в копоти и дыме, как будто ее не было никогда, оставив меня полумертвым на полу, с кучей вопросов к Гавриилу.
– Зачем нам эта Инструкция, Гавриил, и что ты собираешься с ней делать? – спросил Серафим.
– Наши нейролингвисты изменят код, и, принимая наркотик, люди будут веселы, счастливы и довольны! Мы перепрограмируем всех дилеров Ордена и, используя его развевленную сеть, будем продавать обновленное «Пиво для Мертвых», приносящее людям радость и веру в будущее, а нам средства на развитие Великой Ложи Свободных Мусорщиков, для борьбы со Вселенским Злом, захлестнувшим Землю! – торжественно заявил Гавриил.
– Не договаривались мы так, Гавриил, и не согласен я с тобой! Чем мы тогда лучше тех, кого изгнали, Представителей Господина Другой Стороны? Ты говоришь, что хочешь бороться со Злом, используя Зло, но думаю я, замыслил ты котролировать людей, подчинив их себе и лишив свободы воли, прикрываясь Тем, чье Имя не произнести, и думаешь, что оставил Он людей своей милостью, забыв о Своем Творении, отдав их на забаву тебе! – возразил Серафим. – Не пойду я с тобой, но оставлю тебя творить то, что ты задумал, без меня, “ибо всякое дело Бог призовет к суду над всем сокрытым в тайне – худым и хорошим”.43
– Оставь свою демагогию для сынов человеческих, Серафим! Уходи, если хочешь, но помни, что не будет тебе пути назад. Feci qoud potui, fasiant meliora potentes44! – ответил Гавриил, и, отвернувшись, стал разбирать бумаги на столе Самаеля.
– Умираю я, брат Серафим, – прошептал я. – Окажи мне последнию услугу, отвези меня в морг, где видели мы с тобой Лилит, разрубленную мной на двенадцать частей, потому что не верю я увиденному сегодня. Кажется мне, что не промысел это Божий, но происки дьявола, вновь искушающего меня!
Поддерживаемый Серафимом спустился я на улицу. Мы сели в машину, и перед зданием, принадлежавшим до сегодняшнего дня ордену Черной Луны, увидел я толпы Свободных Мусорщиков с метлами и лопатами в руках, совершающих обряд очищения, приводя все в порядок.
Все мы от рождения Авраама и до самой смерти знаем прошлое, настоящее и будущее. Однако описанное причудливой смесью цифр и букв древнего языка, как ז, א, ט , ה, ש и ד45 будущее аморфно. Но для того, чтобы изменить его, надо стать Богом. На самом деле, мы все часть Его, весь вопрос в том, хочешь ли ты изменить будущее, став Богом, или же хочешь остаться частью Его.
Подойдя к окну, я увидел Город как на ладони. И пришли ко мне люди, живущие в нем, и сказали: «мы делали только добро тебе, верни нам часть его, чтобы жили мы в счастье и благоденствии», и еще сказали они, что если сделаешь ты это, то навсегда изменишь свое будущее, и жизнь твоя будет другой.
И ответил я: «Нет не хочу я другой жизни, и не дам я вам в ответ добра, а дождусь захода Черной Луны, и посею зло и смерть, потому что не могу и не хочу стать я Богом».
«Господи, прости меня за гордыню мою и тщеславие», – сказал я Ему, и в жарком мареве дня увидел картину всей своей будущей жизни, полной боли обид и горестных сожалений, распятых на кресте моих сомнений.
Подъехав к моргу городской больницы, я, собравшись с силами, оперся крепче на плечо Серафима и вошел в прозекторскую, в которой был четыре дня тому назад и – Господи, укрепи мои силы! – не увидел я на прозекторском столе собранную из двенадцати частей Лилит, а увидел сидящих на нем детей, числом двенадцать: одинадцать мальчиков и одну девочку, с лицами переживших многое людей.
И подошел я к ним и спросил девочку, как имя ее и матери.
Ответила она голосом тихим, но тветдым как металл:
– Зовут меня Наама! А имя матери моей Лилит!
Дрожа от волнения и предчувствия близкой смерти своей, сказал я ей:
– Мое имя Атрахаис! И я отец твой! Я ждал твоего появления полмиллиона лет, в тебе мое будущее и тебе принадлежит моя жизнь!
Громко закричала Наама на Языке Богов:
– Не дочь я тебе, и ненавижу я тебя, кто бы ты ни был! И буду я, такой же, как мать моя Лилит, и придет мое время, и пожрем мы моих братьев, сидящих здесь, рядом со мной! И станем мы вместе творить Зло на Земле! И вернутся Самаель и Левиафан, и сотворим мы легионы других, алчущих правды, совратив их с того пути, который ты считаешь истинным, и не поможет тебе никто, потому что нет никому дела до тебя, даже Тому, чье Имя Неизвестно Никому! И проклинаю я тебя, и твою никчемную жизнь, потраченную зря, в бессмысленной борьбе Добра со Злом, в которой нет ни победителей ни побежденных, а есть бесконечное ожидание Армагедона, являющееся единственным смыслом твоего существования, которое окончится сейчас, потому что пришла за тобой Смерть и стоит она в нетерпении за твоей спиной, чтобы наконец прибрать тебя и избавить мир от последнего из первых!
И понял я как отравленные бессмысленными надеждами будущего, мы бредем по жизни как тени, собирая подаяние из чужих рук, не брезгая ничем и ничего никому не давая взамен. Мы все надеемся, что когда-то потом исполнится пророчество, и мы будем блаженно пить из источника вечной жизни, захлебываясь и отталкивая друг друга, в бессмысленной попытке удержаться на краю бездонной ямы, называемой любовь.
Серафим, стоящий рядом со мной, подхватил меня, падающего на пол, и, уложив мою голову к себе на колени, начал нараспев читать:
– Боже наш и Боже отцов наших! Пусть дойдет до Тебя молитва наша, и не скрывайся от просьбы нашей, ибо мы не так дерзновенны и упорны, чтобы сказать Тебе, Превечный, Боже наш и Боже отцов наших, будто мы праведны; воистину, мы и предки наши грешны! Мы отступили от Твоих заветов и благих велений, и не ценились они нами. Во всем, постигшем нас, Ты праведен, потому что Ты делал по правде, а мы виновны. И мы не знаем, что делать, но к Тебе очи наши! Вспомни щедроты Твои, Превечный, и милости Твои, ибо они от века! Помоги нам Превечный, спаситель наш, ради славы имени Твоего; избавь нас, и прости нам грехи наши ради имени Твоего!”46
И с последними словами Серафима, увидел я Первый Храм и Иерусалим, прекрасный, как первая любовь. И было утро, шел я по дороге, ведущей из города в небо, и ласковый тихий голос Отца шепнул мне на ухо:
– Адам, пришел твой час!
И тотчас отлетела моя душа от тела, и оказался я в Пустыне Мертвых, и понял все, что знал всегда от первородного греха, что нет ни в верхнем, ни в нижнем мире ни пространства, ни времени, а есть огромная змея, имя которой Левиафан, горящая холодным огнем, и пожираюшая свой хвост. И это и есть прошлое, настоящее и будущее, существующие одновременно, в Суперголограмме Вселенной, являющейся на самом деле нашей реальностью, Сутью Всего Сущего, где ничто не отделено друг от друга и даже время и пространство не могут больше рассматриваться как непреложная истина, а представляют из себя голографические проекции базовой матрицы созданной Вседержателем.
И шел я по пустыне из песка красного, как кровь, и не было ничего вокруг кроме ветра.
И на краю пустыни той, у реки с черной водой, стояла пивная и горели слова на ней «Мене Текел Упарсин», что значит «Взвешен ты был на весах и оказался обличенным».
И было многолюдно и тихо там, и лица с пустыми глазами обратились ко мне с вопросом:
– Ты ли это?
И сел я среди них, не отличаясь ничем, взял воблу и пива. И выпил во славу Господню, за перемены прошлые, за всех страждущих и жаждущих за тех, кто пришел, и за тех кто в пути.
И пусть будут счастливы те, кто закончил свой путь, и вернулся Домой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Вазы делают из глины, но пользуются пустотой в вазе. В доме пробивают окна и двери, но пользуются пустотой в доме. Вот это польза Бытия и Небытия.
Лаоцзы
Упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их.
Книга Притчей Соломоновых 1:32
В бывшем колхозе с отжившим названием «Ленинский Луч», ныне коллективном фермерском товариществе «Путь Дарвина», шел оживленный, не доходящий до пока физических увечий, разговор между директором Серафимом и двумя трактористами, утопившими в болоте новый трактор.
Разговор состоял из междометий, легкого как весенний бриз матерка и разнообразных движений рук и ног, напоминающих пионерскую физзарядку.
– Василий, мать твою за ногу! Что вы, двое мутантов, делали на болоте? – голосом, имитирующим рев марала в период случки, спросил Серафим, находясь в позе Усталого Койота.
– Ну чё сразу лаяться-та, Серафим, в десятый раз говорю: за морошкой поехали! – ответил один из трактористов, тот самый Василий.
– Какой морошкой в апреле месяце? Совсем сбрендили, приматы говорящие? Выгоню к чертям собачьим с работы без выходного пособия по форме двадцать! И пойдете по миру, аки калики перехожие! – сказал Серафим.
– Какой такой формы, не знаем, о чем это вы, хозяин? – завопили оба измученных жаждой и разговором тракториста.
– А за вшивость, присущую вам с детства, переданную по наследству от матерей, находящихся в близком родстве с гиенами, на которых вы оба сильно смахиваете!
– Вы давайте эт-та… Серафим… Не переходите, значится, на личности наших матерей. А то и в рыло схлопотать можно, как здрасте! – обиженно заявил второй тракторист, которой тут же схлопотал в рыло от Василия, заголосившего, как на похоронах дорогого человека. – Ты что ж эта, Николай! Как с директором-то разговаривашь? С катушек совсем съехал от тормозухи?
Николай в долгу не остался и немедленно врезал Василию в бок разводным ключом, единственной оставшейся от трактора запчастью, чем привел Василия в состояние Инь, плавно переходящее в Янь, отчего тот перекосился на один бок, прищурился и залопотав по-китайски, упал на землю. Вскинув руку для второго удара, Николай был остановлен легким уколом молнии, вылетевшей из правого глаза Серафима, с возгласом: «Ну все хватит сучьи рожи, поигрались и будет, по местам стоять, с якоря сниматься!»
На время смирившись с потерей трактора и полным нигилизмом закоренелых алкоголиков в третьем поколении, Серафим сел в машину и поехал в офис товарищества. Там его ждал с полугодовым отчетом полуимбецил – финансовый директор по призвищу Нулик, настоящее имя которого не помнил никто, даже он сам.
Не сломленный ни физически, ни морально, однако находясь под впечатлением драматических событий недавнего прошлого, в особенности смерти Атрахаиса и предательского поведения мастеров Великой Ложи Свободных Мусорщиков, Серафим удалился в деревню. Здесь он пытался создать свой вариант Эдема, да и вообще отдохнуть в обществе умственно отсталых людей от ужасов современного и отвратительно просвещенного Отражения существующей реальности Бытия.
До него доходили слухи, почерпнутые из газет, радио и телевидения, а также информация, мгновенно передававшаяся ему, как части, созданной Творцом Всего Сущего, Высшим Коллективным Разумом Суперголограммы матрицы Бытия нашей реальности. Она прямо указывала, что Гавриил со товарищи достиг серьезных успехов в деле изготовления и распространения измененного нейролингвистического наркотика “ Пиво для Мертвых “, и вовсю пользуются неучтенными финансовыми потоками и поддержкой большой части населения, его потребителей, пребывающей все время в состоянии рефлексирующего конформизма.
Серафим направлялся в свой офис, который находился в подвергнутом евроремонту бывшем племенном коровнике в большом запущенном парке. Приехав туда, он, роняя по дороге в кабинет пинки, зуботычины и сердечные улыбки, заглянул в очередной раз за пазуху своего секретаря и сильно воодушевившись увиденным, совершил квантовый переход из стадии маниакальной депрессии в состоянии достаточно близкое к стабильному, с легким уклоном в паранойю. После этого вызвал на допрос Нулика.
– Ну что, свет очей моих, как наши идеологические и финансовые успехи? – игриво спросил Серафим у Нулика. – Потому как замечаю я драматические изменения в поведении персонала в сторону увлечения самогоном, развратом и манкированием своими служебными обязанностями! – продолжил Серафим, просверлив глазами переносицу финдиректора.
– Прошу прощения, но что касается идеологии, то это вопрос не ко мне, а вашему персональному помошнику по данному вопросу, однако со своей стороны могу сказать, что в последнее время я также обратил внимание, что и прежде не являвшиеся образцами добродетели члены товарищества превратились практически в зомби! Они слоняются по территории в поисках неоприходованного алкоголя, никак не реагируя на мои распоряжения, бормоча какую-то белиберду о предстоящем Втором Пришествии и Каре Небесной, но при этом все время улыбаются и выглядят счастливыми и довольными! – ответил Нулик, зажав пальцами переносицу и затылок, в попытке остановить утечку мозгов – Что касается финансовых успехов, то и тут ничего хорошего сказать не могу, все как обычно: расходы превышают доходы! – обреченно закончил Нулик, чувствуя скорою и несправедливую расправу.