308. Аид похищает Кору
В стадие от ограды из вертикально стоящих бревен, окружавших чертог Аида, Геракл услышал приглушенные жалобные вопли и, приглядевшись увидел во мглистом тумане, что стоны доносятся из-под небольшой островерхой скалы, покрытой лишайниками и мхами. Это стенал садовник Аида Аскалаф, которого считают сыном Ахеронта и мало кому известной нимфы Горгиры.
Увидев в щелку Геракла, узник стал просить освободить его из-под скалы, но герой отказался, сказав, что он здесь новый и даже не подумает его освобождать, не зная, кто он и почему его под скалу затолкали. Тогда Аскалаф, в юности обучавшийся красноречию, решил, что спешить все равно некуда и поведал ему обстоятельно длинную такую историю, отрывки которой герою слышать уже доводилось:
Царь Преисподней, ужасный владыка Эреба однажды стал сетовать Зевсу, что живет одиноко он, уже долгие годы, в черной тоске проводя без супруги. Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете, и потому больше не в силах он тщетно ожидать сладостных наслаждений брачного ложа. Великий Кронид, занятый множеством важных дел, сначала не обратил никакого внимания на жалобы Хтония – брата. В это самое время, разбив древнего узилища высокие стены и освободившись от крепких оков, низвергнутые в Тартар титаны во главе с непокорным Иапетом и дерзким Менетием стали проситься у Аида свет небесный узреть, а потом бессметных богов с Олимпа низвергнуть. И обиженный небрежным отношением к нему Зевса Дит надумал дать волю древним титанам.
Обеспокоенная не предначертанным ею развитием событий Мойра Лахесис, сняв с веретена мирового скрюченными от старости, но все равно ловкими пальцами седую пряжу столетий, Диту, не разжимая губ плотно сжатых, строго изрекла:
– Не смей разрывать крепкую сеть всемирных законов, созданную трудом Мойр неустанным. Распрю, гибельную для всех, с Зевсом не дерзай затевать и на волю не вздумай выпустить диких титанов. Лучше хорошую жену для себя попроси у великого брата, и он не откажет – об этом я сама позабочусь.
Смягчился сердцем Аид и попросил у Зевса, чтоб дал ему брат достойную его деву в супруги. И Кронид по указанию Мойры Лахесис решил Аиду отдать Кору, кроткую свою дочь в жены. Спустившись к брату в тихое подземное царство, Зевс помавал сросшимися бровями и кивнул в сторону своей дочери от Деметры нечесаной головой, а потом несколько раз, чтобы точно было понятно, подмигнул и глазами. Так безгласно мудрый олимпийский правитель посоветовал брату своему, домоседу, никому ничего не говоря, похитить его дочь от Деметры, чтобы исключить всякую возможность отказа, как со стороны матери, так и со стороны самой Коры.
Юная Кора, совсем позабывшая все, что было связано с рожденьем Загрея, только-только второй раз вступила в возраст невесты и, хоть к браку стремилась страстной душой, под влиянием заботливой матери уже отказала сватавшимся к ней двум могучим олимпийским богам: Аресу, мощному бойцу щитоносному и лучезарному Аполлону, вождю бессменному Муз олимпийских, кифареду первому во вселенной и стрелку наилучшему.
Ареса ненавидели все олимпийские боги, кроме одной Афродиты, но отказ Аполлону могла объяснить только Мойра Лахесис. Феб не просто был самый красивый, он считался самым прекрасным во всех отношениях из богов, и, тем не менее, его чаще других олимпийцев отвергали и богини, и жены. Так, влюбленного по воле Эрота прекраснейшего из богов Аполлона отвергли не только богини Гестия и Кора (Персефона), но и смертные Дафна, Кассандра, Коронида, Кумская Сивилла, Касталия и Болина, Гипсипила, Синапа и Марпесса. Не был по-настоящему счастлив лучезарный бог и с Дриопой, Киреной, Коронидой, Креусой, Рео, Хионой, Фурией, и со всеми другими женщинами и юношами, возлюбленными Фебом, среди которых был Гиакинф, превратившийся в дивный цветок, и Кипарис, ставший древом печали.
Отвергнувшая обоих женихов Деметра, страшась похищенья, отправила милую дочь на Сицилию в надежде, что местные боги надежно ее там защитят. Когда же Аид в кои-то веки выбрался на солнечный свет и похитил юную Кору на цветущем лугу у сицилийского озера Перг, благая богиня в безутешной печали и скорби покинула вечноживущих богов и блаженный Олимп многоснежный. Она долго безуспешно искала горячо любимую дочь по всей земле необъятной и после длительных скитаний узнала, наконец, от нимфы источника Аретусы, что ее милую девочку похитил вечно угрюмый брат. Несмотря на все ее требования и просьбы, Владыка Олимпа, не желая ссоры с братом Плутоном, решительно отказался возвращать Кору на землю, освещенную солнцем, и к великой печали Деметры – Ахеи (скорбящая) прибавился праведный гнев на Зевса-царя, брата, ставшего против ее воли и супругом на время.
Богиня, которая всегда считалась очень доброй и благожелательной к людям, на этот раз не могла унять неукротимого гнева, и нивам велела людей оставить ни с чем, остановив плодоношенье земли. Везде умирали посевы; то гнили от чрезмерных дождей, то от солнца излишнего засыхали. Сначала в города, а потом и в поселки грозный голод явился, но самым страшным по мнению блаженных богов было то, что сами голодавшие люди им перестали приносить пышные жертвы.
309. Садовник доносит, что Кора вкусила зерна граната
Тогда Зевс премудрый правитель Олимпа, безраздельно в эфире царящий, нетленными тряхнув волосами, отправил в беспросветный Эреб своего быстролетного вестника, искушенного в красноречии, сказав так ему:
– Приятною речью хитро, как ты прекрасно делать умеешь, Киллений, обольсти моего незримого брата, царя ужасного подземелья и чистую Кору из темного мрака выведи на солнечный свет, в собранье богов, чтоб, ее увидав своими глазами, мать гнев свой великий в сердце уняла.
Тут же глашатай Зевеса к быстрым ногам привязал свои подошвы амвросиальные, всюду его с дыханием ветра и над землей широкодорожной носившие и над прозрачной водою. Оплетенный двумя гибкими змеями кадуцей золотой Гермес захватил, которым он всех примиряет, а также глаза усыпляет у смертных или, напротив, заснувших, от сна пробуждает. Аргоубийца с жезлом тем с мощных кручей Олимпа, словно стремительный ветер понесся, с горнего эфира, низринувшись в земные глубины. Там в подземном чертоге нашел он вечно угрюмого ликом царя-домоседа. С ним восседала на пурпурном ложе молодая супруга. По всему было видно, что она здесь находится против воли: черные, как смоль, кудри волос уж не первый день были не прибраны, печальные глаза затравленно озирались вокруг.
Аргоубийца, не особенно надеясь на послушание, тем не менее, Аиду важно изрек:
– Зевс, из властителей всех наивысший, Кору, похищенную тобой его милую дочь, которую отныне все будут звать Персефоной, повелел мне вывести вон из Эреба к своим, чтоб, ее увидав, ярый гнев и злобу ужасную мать, наконец, прекратила. Я вижу, что тебе не нравится приказание великого брата и потому я напомню, что веленье эгидодержавного Зевса никакому богу другому невозможно своевольно нарушить иль им пренебречь дерзновенно.
Однако Аидоней не пожелал ни за что возвращать на землю свою молодую супругу. Хитроумный Гермес, не привыкший в спорах сдаваться, придумал поклясться и великую клятву освятить стигийской водой, что Персефона выйдет на яркий свет совсем ненадолго и потом опять вернется в Аид. Тогда Незримый властитель подземного царства уступил красноречию вестника Зевса, но поставил условие, что супруга пробудет в подземелье еще несколько дней.
Прибыв на землю, сердцем хитрый Гермес заявил громогласно Деметре, что дочь ее скоро вернется в светоносный эфир, а потом совсем тихо добавил о непременном условии возвращения Персефоны на землю:
– Чтобы на освещенную солнцем землю из подземных бездн Преисподней вернуться и на ней надолго остаться, никакой пищи в Эребе никто не должен вкушать: самими Мойрами так предусмотрено в мироздания вечных законах.
Однако, как уж давно было предначертано Мойрой Лахесис, Кора накануне выхода из Аида нечаянно свой пост разрешила. Печально бродя по мрачным коридорам подземным, она вдруг увидела яркое одинокое плодовое дерево. Дева на миг забыла, где находится и сорвала одно из гранатовых яблок и похожий на кровь сок нескольких зерен выжала в пересохшие губы.
Я это видел и рассказал все Аиду, хозяину своему, и тот сделал невозможным супруги окончательный возврат на земную поверхность. Опять впавшая в безудержный гнев Деметра схватила меня и кинула в эту яму и сверху навалила на меня тяжкую гранитную глыбу размером с небольшую скалу.
310. Геракл освобождает Аскалафа
Теперь любимая дочь богини благой, которую раньше звали Кора, должна была в конце лета возвращаться к предназначенному незыблемым Роком супругу в дышащий гниеньем и смертью Аид и зваться там Персефоной.
Когда-то год у эллинов разделялся лишь на короткую зиму и длительное лето, затем начальную часть лета, когда Персефона возвращалась на землю, стали называть весной. После того, как в конце лета, когда завершалось сбора урожая жаркое время, а на небе светила звезда Арктур, Персефона стала спускаться в Аид это время стали называть осенью. Разделение года на четыре равные части и упорядоченное следование их друг за другом Мойры считали необходимым.
Поведав дрожащим голосом историю о своем предначертанном самой Мойрой Лахесис доносе, садовник взмолился:
– Духом огромный Геракл, герой многосильный, могучий! Племя свирепое неукрощенных чудовищ смирил ты, подвигов величайших одиннадцать пронес от западного края земли до ее восточного края, ты бесстрашный вершитель великих деяний! Ты всеобщий заступник и благодетель, умоляю, освободи меня из-под этой скалы, ведь все мое преступление ты теперь знаешь!
Геракл нагнулся к щели и увидел совсем близко плешивую голову, обрамленную торчащими в разные стороны волос седыми клоками. Голова повернулась и перед отпрыском Алкмены возникли наполненные слезами умоляющие глаза над костлявыми выступами широких скул, обтянутых сморщенной серой кожей с редкими волосам.
Слушая рассказ Аскалафа, Геракл все время сосредоточенно тер свои мощные надбровные дуги, и когда тот закончил, живо воскликнул:
– Историю превращения Коры в Персефону ты поведал искусно, но, думаю, и сам ты не знаешь, что действовал по велению Зевса, желавшего, чтобы Кора осталась с супругом, ведь бог ужасный Аид – его брат. Нельзя мне пройти мимо молящего, так жалобно о помощи, ведь сам Зевс Гикесий, мой великий родитель всегда был Покровителем молящих пощады. Потерпи еще немного, несчастный.
Геракл отошел на несколько шагов от скалы и, окинув ее оценивающим взглядом, недовольно поморщился и тихо прошептал своему милому сердцу:
– Боюсь, что сдвинуть эту громадную скалу, даже моей огромной силы окажется недостаточно…
Громко же, так, чтобы садовнику было слышно, Геракл сказал:
– Придется тебе, садовник, видно, еще потерпеть. Я сейчас тороплюсь, но на обратном пути попробую сдвинуть этот камень, которым нарочно Део тебя придавила…
Услышав эти слова, Аскалаф горестно вскрикнул и неистово продолжил мольбу, ведь Надежда всегда умирает последней. Мольба садовника скорее напоминала молитву, которую он возносил Гераклу, словно бессмертному богу:
– О, Геракл, благодетель, молимый смертными людьми неустанно! Божественные ноги твои обнимаю, колени целую, почти молящего, сжалься! Внемли, милость яви, не отвергни молитвы моей, исполни, если, конечно, ты в силах исполнить то, о чем возношу я моленье. Освободи меня из-под этого огромного камня, куда Деметра в гневе меня затолкала.
– Ты молишь меня, словно бога, как в благословенной Италии…, так и быть, мимо этого камня я не пройду, лучше под ним я умру, но никому не позволю усомнится в моей всесокрушающей силе.
Герой бросил дубину и лук, скинул и львиную шкуру и, схватив огромную глыбу за край основания, стал пытаться ее с места подвинуть, но скала не поддалась. Несколько раз по-всякому хватался за камень Геракл, и кости его с треском были готовы сломаться, и вздувшиеся на всем теле синие вены готовы были порваться, но стояла скала нерушимо.
И тут Геракл вдруг, переменившись в лице, бешено заорал:
– Я одолею тебя чудовище! Если не сдвину, то совсем уничтожу: другим камнем на несколько кусков разобью, и из-под обломков достану садовника.
Оскалив зубы, со сморщенным до неузнаваемости лицом, Геракл сдвинул немного огромную глыбу, и в образовавшуюся широкую щель на волю выполз садовник. Аскалаф начал ползать по земле и собирать какие-то растения, чтобы побыстрее восстановить подорванные в яме здоровье и силы. Из благодарности он заодно научил смертного Зевсова сына находить целебные коренья и травы, в которых он, как садовник, разбирался прекрасно.
Говорят, что садовник-доносчик недолго пробыл на долгожданной свободе – Деметра не могла простить ему страшное горе, которое он причинил ей и ужасный вред, нанесенный любимой дочери. Когда хлебодарная богиня узнала, что Геракл освободил Аскалафа, громкий стон она издала, и отверженной птицей стал по воле ее Аскалаф. Хтония, окропив флегетоновой влагой плешивое темя садовника, нос превратила ему в загнутый клюв и округлила глаза. Затем у доносчика человечьи пальцы сморщились и концы их загнулись, превратившись в длинные когти, а руки покрылись пестрыми крыльями. Так Аскалаф стал скверной птицей, предвестницей грозящего горя и бедствий.
Другие говорят, что филином Аскалаф пробыл не долго. Прежний облик ему вернуть мать попросила дочь Персефона – нужен был ей хороший садовник, знающий особенности почв подземелья.
311. История пленения Тесея и Пирифоя
Совсем недалеко от большого мрачного вида дома, обнесенного глухим высоким забором из стволов деревьев с заостренными концами, Геракл с удивлением обнаружил двух живых человек, сидящих на скале, напоминавшей очертанием огромный трон – седалище с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Это были два изможденных мужа в рваной, истлевшей одежде. Их худые лица и головы так сильно заросли всклоченными волосами, что отчетливо виднелись только их носы заостренные и молящие о помощи молодые глаза. Они протягивали руки и слабыми голосами взывали о помощи.
Геракл хотел было пройти мимо, но вдруг услышал свое имя и остановился. Он подошел к пленникам каменного трона совсем близко и поочередно внимательно вгляделся в их заросшие волосами лица и в глаза их молящие. Один из них был очень похож на знаменитого афинского героя Тесея, второй напоминал его названного брата и друга – некогда могучего царя лапифов Пирифа. Неразлучные на земле, как милые братья, возлюбленные друзья и в жутком Аидовом царстве были вместе – они рядом сидели на мхом заросшей скале, словно неразрывно были связаны с нею.
Тесей вскоре после трагической смерти единственного законного сына Ипполита и самоубийства нечестивой жены Федры прослышал о самой прекрасной из когда-либо живших на земле женщин – дочери Зевса Елене Спартанской, вскоре прозванной Еленой Прекрасной. Вместе с другом Пирифоем они дерзко похитили отроковицу Елену из Спарты, когда она приносила жертву в святилище Артемиды и увезли ее в Афины, славный город, нареченный в честь Паллады, сверкающей огромным копьем.
После этого друзья договорились бросить жребий: выигравшему доставалась Елена, но он должен был оказать проигравшему содействие в приобретении другой женщины, невзирая ни на какую опасность. Дав в этом друг другу клятву, они бросили жребий, который выпал Тесею. Поскольку многие афиняне, подстрекаемые первым демагогом Менесфеем, были возмущены этим нечестивым поступком, Тесей, проведя с Еленой только одну ночь, увез ее в Афидны и приставил к ней свою мать Эфру, а также охрану из числа своих лучших друзей.
Согласно клятвенному договору, Тесей вынужден был помогать Пирифою, похоронившему жену Гипподамию, и пожелавшему добыть в жены царицу Преисподней Персефону. Он пытался отговорить любимого друга Пирифоя, считая похищение супруги великого бога Аида большим святотатством:
– Внемли мне, друг мой возлюбленный, больше, чем брат! Щадит Судьба не часто самых доблестных; недолго цел бывает, кто опасностям идет всегда навстречу безбоязненно. Тот, кто от гибели ушел не раз, однажды с нею встретится, и жизнь его повиснет тогда на тонком волоске… Не надо нам с тобой в Аид спускаться и похищать дочь Зевса и супругу его брата. Нам боги такое кощунство не простят, а Мойры выпрядут непоправимую беду и страшное несчастье. И даже, если мы с тобой избегнем сами кары, за буйство наших вожделений, за пресыщение надменное с потомков наших взыщет мзду за святотатство бог.
Однако сердечный друг настаивал упрямо, и долго спорили друзья, и каждый пытался убедить другого поступить по-своему. Тогда, как говорят, лапифов царь предложил с молитвой обратиться к самому Зевсу, которого они призывали в свидетели своей клятвы помогать друг другу в приобретении жен. Зевс Кларий (Наделяющий жребием), узнав, что Тесей и Пирифой сами ищут смертельной опасности, провещал им обоим одновременно во сне:
– Если вы полубоги – герои, столь наглые, сколь и дерзкие, то почему бы Вам не похитить в царстве мертвых для Пирифоя и мою дочь от Деметры Персефону так же, как вы похитили для Тесея другую мою дочь Елену от Леды, в нежные объятья которой из эфирной сени я лебедем белоснежным и влюбленным спускался?
Этот сон и Тесей, и Пирифой посчитали хорошим знамением и тут же отправились в царство безмолвных теней. Когда возлюбленные друзья, минуя начальника переправы Харона, спустились в подземное царство окольным путем через заросшую лесом узкую расщелину на Ахерусейском полуострове, чтобы похитить Персефону, коварный Властелин подземелья их встретил там притворно радушно, прямо как родной дядя любезный.
Выдавив на вечно угрюмом лице одними черными глазами что-то похожее на улыбку, он мощными погладил руками спускающиеся на лоб иссини черные волосы и тихим голосом низким вкрадчиво молвил:
– Хайре, герои! Позвольте спросить вас: путь, столь далекий проделав, к нам в гостеприимные домы с целью какой вы спустились иль вы бродите везде, где придется бесцельно?
Внезапно Аид, тряхнув волосами, злобно вскричал голосом, как у женщины неожиданно тонким:
– И вообще кто вы такие, для чего живыми здесь, в нашем мраке подземном, без приглашения оказались?
Отважные друзья не захотели правду скрывать и, сверкая глазами, дерзко ответили:
– Мы не нуждаемся ни в чьем приглашении! Сюда мы явились, чтобы супругу твою Персефону из-под земли вывести на солнечную поверхность! Это будет правильно и справедливо, ведь ты сам ее из-под яркого солнца похитил, как вор, а мы, ее на землю вернув, возвратим ей свободу.
Друзья стали спинами друг к другу и, положив ладони на рукоятки мечей, приготовились к битве со всем подземельем. Полное душного мглистого мрака царство теней страшно вдруг все содрогнулось, и вздрогнула необъятная вся поверхность широкогрудой земли, когда прозвучал этот, хоть и честный, и справедливый, но нечестивый и дерзкий ответ, непомерной полный гордыни.
Однако ни один мускул не дрогнул на Плутона угрюмом лице, он опять был по – олимпийски невозмутим и спокоен. Он подошел к неразлучным друзьям, взял каждого за руку и обратился к ним с притворно сладостной речью:
– О доблестные герои! Как вы решились здесь появиться перед моими глазами, супруга законного Персефоны? Да, сердца ваши поистине из меди иль из железа! Видно, непреложная Мойра Лахесис и брат мой Зевс – Олимпиец такую уж долю назначили вам. Будет совсем справедливо, если моя жена сама решит, что ей делать. А пока я приглашаю вас милые гости оказать мне любезность и в ожидании Персефоны присесть на этот каменный трон, чтобы все неспеша обсудить.
Своим нечестивым поступком Тесей и Пирифой преступили меру допустимого, даже для могучих героев, и были сурово наказаны грозными подземными божествами. Как только друзья присели на край нерушимой скалы, похожий на каменный трон, так тут же своими задами к липкой поверхности темного камня приклеились намертво, словно приросли. Находясь в полной памяти, ибо они не пробовали беззаботных струй из реки забвения Леты, Тесей и Пирифой провели первое время в обители затхлой совсем без пищи и питья и лишь благодаря тому, что потом Персефона сама стала кормить их ежедневным обедом, они не умерли от жажды и голода.
312. Геракл освобождает из каменного плена Тесея
Вконец измученные друзья, увидев Геракла стали тянуть к нему истощенные руки, тяжко стеная и умоляя о помощи, но он лишь с удивлением на них смотрел – так они изменились в неподходящих для жизни жутких пустотах Аида.
Наконец, сын Алкмены хлопнул себя по ляжке и в изумлении закричал:
– Друг давнишний, Тесей, ты ли это?! Глазам своим я не верю! Кажется, совсем недавно, на афинской площади ты за меня поручался, чтобы меня в мистерии побыстрей посвятили и очищенным мне к Аиду явиться. Теперь сам вместе с другом своим Пирифоем здесь пребываешь… Расскажи мне вполне откровенно: как ты здесь оказался и почему встать не можешь с причудливого этого камня, так на царское кресло похожего?!
Тесей с Пирифоем стали, перебивая один другого, рассказывать, что с ними случилось, и как они здесь оказались. Геракл кивал головой и в задумчивости мял и тер свои мощные, как у льва, надбровные дуги.
Когда ж он услышал, что Тесей обладал Еленой Прекрасной, причем, был ее первым мужчиной, на его лице появилось не свойственное ему откровенно завистливое выражение, у него даже подбородок отвис. Услышав о том, что они добровольно спустились в Аид, чтобы похитить для Пирифоя супругу Гадеса Персефону, Геракл не удержался и восхищенно воскликнул, опять звонко хлопнув себя по голой ноге:
– Здесь вы дерзновенностью даже меня превзошли! Я похищал лань и быка, Пояс, коней и коров, но похитить властительницу подземного царства, дочь Деметры и Зевса, супругу Аида…
– Как видишь мы ее не похитили, а только напрасно себя погубили…
– Я должен вас спасти и спасу! Прямо сейчас я вас из каменного вызволю плена!
Тесей протестующе взмахнул обеими руками и что-то слабым голосом начал кричать, но Геракл, не обращая внимания на крики, схватил его, как ребенка на руки, и одним мощным рывком оторвал от скалы. Амфитрионид отнес Тесея на несколько шагов от липкого камня и опустил на мягкий серый мох, а тот все испуганно вопил:
– Друг Геракл, зачем так торопиться? Не надо еще больше сердить владыку этого жуткого мира! Хоть ты и очень могуч, но все равно я опасаюсь. Лучше бы ты нас законно освободил, испросив милостивого разрешения у грозного бога Аида. Здесь так ужасно, как бы нам с Пирифоем хуже не стало. Видишь, вон там вдалеке, непрерывно вертясь, огненное колесо Иксиона многие годы терзает. Он заживо сгорает в адском пламени и умирает от нестерпимой боли, но тут же возрождался, чтобы снова и снова сгорать, умирать и возрождаться для новых мучений…А в том озерце убегает вода из-под губ у страдающего от жажды Тантала, стоящего в воде по подбородок. Старик, не раз обманутый, поймать глоток иссохшим ртом стремится, но влага исчезает вмиг из губ раскрытых, лишь только их вода коснется, и дразнят на ветвях роскошные плоды его изголодавшийся желудок… А вон Сисиф, когда-то самый хитрый царь, теперь он из последних сил камень огромный вечно в гору толкает, чтобы перевалить его через гребень, но бесстыдный камень у самой вершины горы, всегда сам назад обращается и, придавив изможденного старца, неудержимо вниз устремляется… Титий не может никак протянуть свои огромные члены: девять пашен ими покрыл на поле пустынном, так был когда-то велик! И терзающие медленно его тело два коршуна, прочь неохотно летят от груди истомившейся, сетуя, что их двое, и для них пищи мало – слишком медленно отрастает Тития печень. Вон алчных гарпий страшится за столом Финей…
Геракл поднял мощную руку, призывая остановиться Тесея, довольно улыбнулся в курчавую свою бородку и задорно сказал:
– Герой, в Афинах самый знаменитый, остановись! тебе ли, как робкому мужу, страху вдаваться? Вижу за время, проведенное на этом каменном троне, сумасбродная твоя дерзость безвозвратно канула в Лету. А я силен и дерзок по-прежнему! Не в породе моей, чтоб позорно пройти мимо попавшего в беду друга! О милости просить я не привык и чего хочу – всегда беру силой. Крепки и мощны у меня еще руки, чтоб без всяких разрешений своим друзьям помогать!
Афиняне говорят, что могучий отпрыск Кронида, чье зачатье целых три дня у мира отняло, с такой бешеной мощью оторвал Тесея от скалы, что на ней осталась часть его седалища… вот поэтому афинские потомки Тесея отличаются такими непропорционально крохотными ягодицами.
Оставив Тесея, Геракл вернулся к по-прежнему изнывавшему в каменной неволе Пирифою и, схватив его обеими руками, попробовал и того оторвать от скалы. Однако каменная громада страшно так задрожала, что, показалось, будто вместе с нею заколебалась вся земля и гулкие своды Эреба, и бездонный Тартар, обнесенный высокой стеною. Геракл понял, что так мир весь подземный не желал отпускать из каменного плена красавца лапифа, будто кто-то из всемогущих богов следит за ним и не позволяет его освободить.
Некоторые говорят, что вопрос об освобождении Тесея был решен задолго до прихода в Аид Геракла, благодаря заступничеству Посейдона, будто бы царь подводного мира даже внес брату Аиду за сына залог. Однако сам Тесей считал своим спасителем Геракла, об этом красноречиво говорят множество его храмов и святилищ, посвященных им Гераклу Спасителю.
Говорят, так же, что Геракл не очень-то и старался освободить Пирифоя. Царь лапифов не был ему близким другом, как царь Афин, и он не умолял его, словно бессмертного бога, как Аскалаф. После нескольких безуспешных попыток Геракл пообещал попросить у Аида волю для Пирифоя и продолжил свой путь, оставив Тесея, который, несмотря на свободу не мог быстро ходить и нуждался в восстановлении сил. Вскоре он неспеша подошел к высокой стене из заостренных вертикальных бревен, окружавшей двор с домом большим из темных камней, отесанных гладко.