Я машинально поклонился и, резко обернувшись, начал было уходить, как внезапно шквал аплодисментов обрушился в мою сторону. Им больше не хотелось слышать слова Сомерсета о принуждении, им хотелось самим менять собственные судьбы, это было видно по блеску в глазах.
– Молодец, парень!– сказал, похлопав меня по плечу, начальник охраны, когда я спустился вниз. – Я послушал эти слова и вот что хотел спросить. Мне всегда хотелось стать тренером по фитнесу, помогать людям, своим примером вызывать в них, так сказать, желание к активному и здоровому образу жизни, возможно ли, что у меня получится?
Невольно оглядев его мощное тело, я ответил:
– Все же, пожалуй, есть один секрет успеха. Он заключается в том, чтоб не спрашивать. Если хочешь что-то сделать полезного, не советуйся ни с кем, если ты хочешь, у тебя все получится, советчики здесь ни к чему.
– Я понимаю, – покивал он головой, – значит, у меня все выйдет!
– Обязательно! – говорю я, осматриваясь по сторонам. – А со сцены спускался Сомерсет? Тот, что говорил до меня?
– Да, спускался, – спокойно отвечает он, – когда ты начал говорить и народ негодовал между собой, мы хотели выкинуть тебя со сцены. Но он пришел и сказал, чтоб мы не мешали тебе, а потом ушел в сторону толпы и скрылся в ней.
– Он заступился за меня? – снова происходит что-то невразумительное, ведь я говорил против его идей. – Извини, мне уже пора, – сказал я и задумчиво пошел в сторону людей.
– Я бы не советовал, – крикнул охранник мне в след, – лучше выйти в город за сценой, там никого нет.
– Ах да, – сказал я чуть слышно, – спасибо, так и вправду будет лучше.
Я шел по пустой улице и смотрел в солнечное небо. Наконец-то я почувствовал себя свободным. Все эти пасмурные помыслы и выдуманная безысходность, тяжестью своею тянущие вниз, утонули, подобно балласту, в глубоком море жизни. Я вдохновлялся необычной легкостью, свежестью мыслей и теплом надежды на завтрашний день. Больше не было суждений о смерти, я исцелил себя своими же словами. Там на сцене я обрел просветление. Моя дорога никуда не вела и, наверное, стоило вернуться в гостиницу. Не спеша, прогулочным шагом и увлеченный светлыми грезами я забрел в неизведанные мне места. И тут, средь мертвой тишины, как всегда внезапно раздался голос Эфы. Она бежала за мной и кричала, чтоб я ее подождал. И как же я забыл, что она была там, на моем выступлении?
В метрах пяти от меня Эфа сбавила скорость и, тяжело дыша, пошла медленным шагом.
– Куда исчез? Я тебя повсюду искала? – пробормотала она, облокотившись на меня.
– Прости меня, я и сам не понимаю, как так вышло, – начал я оправдываться. – Я что-то призадумался и…
– Бывает, – все еще не отдышавшись, с трудом проговорила Эфа, – ты молодец, я очень радао, что ты вышел к этим людям, честно, я даже не ожидала такого поворота!
– Я и сам не понимаю, что на меня нашло и чьи мысли звучали в моей голове, – засмеялся я, – давай пройдемся?..
– Все это время ты вынашивал в себе много рассуждений, теперь, высвободив их, ты чувствуешь себя приятно опустошенным. Пойдем вон туда, ты не против? – показала она на узкий переулок.
– Пойдем, – с легкостью согласился я.
– Что ты теперь будешь делать? – с интересом спрашивает она.
–Не знаю, – пожимаю я плечами, – буду жить, хочу приобрести свой дом, и пора бы обзавестись семьей.
– Это правильно! – говорит она. – Совсем скоро сбудутся твои мечты, у тебя будет самая лучшая семья и дом, в который ты будешь возвращаться с уверенностью, что тебя там ждут. Все происходящее забудется, подобно сну, я это точно знаю, поверь! – Эфа так искренне говорила, будто действительно знала, что будет в будущем.
– Спасибо тебе, – говорю я, в какой-то степени поверив ее словам, – ты по-настоящему поддерживаешь меня, даже не представляю, как бы я справился без тебя.
– А что бы ты сказал мне, зная, что эта встреча последняя? – загадочно и непредвиденно задала она вопрос.
– Последняя? – нахмурился я. – Мне даже не хочется допускать такую мысль, к чему ты это?
– Женский интерес, – улыбнулась она, – и все же? Что бы ты сказал?
– Но, если это такая игра, – призадумался я, – я бы сказал… Что в самые трудные моменты своей жизни, когда так тяжело было встать с колен, только ты давала мне силы обрести в себе уверенность. Сказал бы, что когда я смотрю в твои глаза, мне больше не хочется оставаться прикованным к цепям отчаяния. Что только ты понимаешь меня так, словно знаешь мои мысли наперед. Я бы признался тебе в том, что слишком сожалею, что наши встречи были так редки. О том, что наше знакомство – это самое невероятное, что я мог себе представить, с тобой я узнал себя. Вот, что я бы тогда сказал.
Эфа, слегка покраснев от смущения, ответила мне:
– Наше знакомство действительно слегка будоражит память! Я в слезах на обочине моста, ты еле живой ползешь ко мне, ох! Даже не хочется вспоминать. А по поводу наших встреч, ты даже не представляешь, насколько чаще они были, чем тебе казалось, но… не важно, – махнула она рукой, – я бы тоже хотела тебе что-то сказать, и для меня очень важно, чтоб ты запомнил эти слова на всю жизнь, однажды ты все поймешь. Никогда больше не думай, что ты один, я всегда буду где-то рядом, и тебе ничего не стоит просто позвать меня, и я приду, обязательно приду к тебе и помогу.
Меня зацепила фраза о том, что мы виделись чаще, чем мне казалось, и я хотел было переспросить, что это означает, как вдруг, нарушив уже привычную тишину, за нашими спинами послышались хлопки в ладоши. В раз остановившись, мы медленно обернулись и увидели, как из-за угла гордой походкой вышел Сомерсет.
– Как это мило, – сказал он, надсмехаясь над нами.
Эфа, немного выступив вперед, спокойно сказала мне:
– Не волнуйся, ты победил.
– О да! – подхватил Сомерсет. – Это было блестяще: несмотря на все страхи быть обсмеянным, он вышел и высказал свое мнение! Нам нужно идти к своей мечте, – начал он парадировать меня, – двигаться только вперед! Завтра все забудется и все начнется сначала.
– Если завтра все всё забудут, – говорю я. – Какой смысл останавливать охрану?
– Было очень интересно, чем все кончится, – серьезно заговорил он, – посмотреть, понял ты что-то или нет. Вижу, что понял. Но не расслабляйся, мы еще не раз сразимся в битве за город.
В этот момент сзади из-за угла на полном ходу выскочила белая машина и, докатившись до нас, остановилась.
– Ну, что же, – продолжил Сомерсет, – пора и мне с тобой прощаться. Мы проделали огромный путь вместе, и оба стали сильнее, – он протянул мне руку, и мы обменялись крепким рукопожатием. – Мы прощаемся, но ты еще не раз услышишь обо мне.
– Прощай! – без доли сожаления молвил я и ждал, когда он сядет в машину.
Но он не садился, а, молча, смотрел на меня. Обернувшись и увидев лицо Эфы, я понял, что эта машина приехала не за Сомерсетом.
– Это за мной приехали? – спросил я у нее, в ответ она молчала. – И куда меня хотят отвезти?
– Просто верь мне, – попросила она,– ты должен сейчас сесть в эту машину и уехать.
Я снова хотел спросить куда, но она перебила:
– Не спрашивай зачем, так будет лучше для тебя.
Эфа приблизилась и, крепко обняв меня, добавила: «Ты много мучился, ты устал, садись в машину, ради меня».
– Только ради тебя, – доверился я ей и неохотно пошел в сторону сигналившей машины, открыв двери и сев на заднее сидение, я крикнул:
– Эфа! Я позвоню тебе, как будет возможность, хорошо?
Эфа беззвучно пошевелила губами, но так ничего и не сказала, а рядом стоящий с ней Сомерсет дружески махнул мне на прощание. Я захлопнул дверь. Машина тронулась.
Пустые улицы искушали водителя гнать на всех парах. Я не видел его лица, в зеркале заднего вида можно было разглядеть лишь облысевший лоб, на котором выступали крупные капли пота. Он вел так неаккуратно, словно мы опаздывали, но куда? Самое страшное, что приходило мне на ум, – это клиника. Меня разыскивали после побега, и тут я предстал перед всем городом на сцене. Тогда почему в архиве «Подсознания», который взломал Стив, написано о моей выписке? Или это Сомерсет все подстроил? «Запомни, ты психопат в глазах врачей», – говорил он после побега, он заложил меня, указывая на мою неадекватность на выступлении, что б я ему не мешал. Но ведь это он остановил охрану, что б избежать моего провала, к тому же Эфа не просила бы меня сесть в машину, зная, что это может навредить. Мы проезжали квартал за кварталом, по-прежнему не обращая внимания на знаки и сигналы светофора, соблюдая словесную тишину, пока посреди пустой дороги не появился человек.
– Стой! – испуганно крикнул я водителю, но он еще сильнее нажал на газ и на полном ходу сбил человека, стоявшего в оцепенении. Пострадавший ударился о лобовое стекло, заставив его треснуть, перелетел через машину и упал позади.
– Черт возьми! – тревожно выкрикнул водитель и, крепко вцепившись в руль, пытаясь собраться, продолжил движение.
– Что ты делаешь?! – продолжал я нервничать, озираясь в заднее стекло. – Останови машину!
– Тихо, – спокойно приказным тоном отозвался он, – некогда объяснять, старайся ни о чем не думать, ты активируешь защиту.
– Что? – возмутился я. – Ты что, не понимаешь? Ты только что сбил человека! Разворачивайся, ему нужна помощь!
Пошел ливень, настолько сильный, что водитель чуть не потерял управление из-за плохой видимости.
– Я же сказал тебе, перестань! – не удержав терпение, закричал он на меня. – Ты можешь хоть одну минуту не думать? Всего одну маленькую минуту! – на последнем слове он резко повернулся ко мне и сквозь его толстые линзы очков я увидел те самые глаза. Это был он. Тот самый человек, говоривший со мной, когда я похищал канализационные люки, и гнавшийся за нами с Эфой в Городе снов.
Мгновенный выброс адреналина в кровь.
Расширение зрачков.
Всплывающие воспоминания.
Поиск взаимосвязи.
Происходящее не укладывалось в моей голове.
Выехав на окраину города и остановившись в метрах ста от высокой бетонной стены, огораживающий весь Тит, таинственный незнакомец произнес:
– Все никак не могу к этому привыкнуть, – резко выдохнув, он отцепил свой ремень безопасности.
– К чему привыкнуть? Не хочешь ли ты сказать? Что мы…
Водитель, не дав мне договорить, резко нажал на газ и крикнул:
– Готовься!
Я прижался к сиденью и, опираясь обеими руками в потолок, наблюдал, как массивная стена становилась все ближе и ближе. Мы мчались прямо в нее и, по всей видимости, не собирались останавливаться.
Что можно успеть обдумать за 9 секунд?
Решить, насколько правильная была твоя жизнь и кому было или будет лучше, что ты когда-то был.
Семь.
Пересмотреть, что можно было сделать по-другому в той или иной ситуации, осознать, насколько неизменные чувства двигали тобой в важные моменты жизни.
Пять.
Обрести веру. Просить о втором шансе и клясться, что теперь все будет иначе.
Три.
Смириться с тем, что тебя больше ни для кого не будет, смириться с тем, что для тебя больше ничего не будет.
Один.
Прозреть. Осознать, что ты живее всех живых, вот сейчас в последнюю секунду. Понять, насколько ценной она может быть и сколько тысяч таких же растрачено впустую.
Сделать вдох.
В момент столкновения со стеной время замедлилось. Передняя часть машины гнется, подобно жестяной банке, я поднимаюсь с заднего сиденья и лечу прямо навстречу бетонному ограждению. Вот он, последний сознательный выдох. У меня не просыпается память из прошлых жизней и не открываются все загадки вселенной. Нет голоса, зовущего в небо, нет умерших родственников, приглашающих к себе. Есть четкое понимание – я пробежал свой путь. Я грудью рву красную ленточку с надписью «Финал жизни». Со всех сторон меня ослепляют яркие вспышки фотоаппаратов, слышно, как щелкают объективы. В реальности это трескается лобовое стекло, я разбиваю его головой, оно подобно тонкому блестящему на солнце льду, я врезаюсь в стену. А что за ней? За ней темнота.
Глава тринадцатая
Нежный шелест листвы за окном, сладкий аромат рядом стоящих цветов.
Яркий солнечный свет, ослепляющий привыкшие к темноте глаза.
Мой разум приходил в сознание.
Испугавшись от непонимания, где я нахожусь, мои глаза забегали в разные стороны, изучая местоположение моего тела. Это больничная палата. Мы попали в аварию. Я выжил. Мысли, не зная в каком направлении двигаться, в растерянности врезаются друг в друга и разбиваются о черепную коробку, создавая колющую боль в голове. Мое тело вялое и с трудом подчиняется силе намерения пошевелиться. Нужно было позвать на помощь, но обмякший язык лишь создавал тихое нелепое мычание. Подняв словно свинцом налитую руку, я потянулся к графину, стоящему на тумбе справа. Он был наполовину заполненный водой, дающей второю жизнь сорванным однажды цветам, и казался очень тяжелым. Минута борьбы с неподдающимся движению графином не прошла даром. Он церемонно пал, создав звонкое дребезжание осколков по полу. На шум в палату заглянула какая-то женщина и, выпучив на меня глаза, тут же скрылась обратно. Спустя несколько минут зашел врач. Радостно поздоровавшись, он взял стул и сел рядом с моей кроватью.
– С днем рождения! – бодро поздравил он меня.
– Никто не знает, когда я родился, – промычал я.
– Только что, друг мой, – сказал он, положив руку на мою грудь. – Только что. Как ваше самочувствие?
– Мы врезались в стену Тита, немного голова гудит, жуткая усталость, – я попытался привстать, но доктор остановил меня со словами:
– Лежите, лежите! Усталость от того, что вы три дня пролежали без движения, скоро это пройдет. И так, стена Тита, говорите, – он достал из кармана блокнот и что-то записал. – Это все, что вы помните? Сможете назвать свое имя?
– Я помню последние полтора года. А что до имени, так нет у меня имени, поднимите архив «Подсознания», там все про меня написано, я тут уже обследовался, – я говорил очень медленно, пытаясь собрать слова в предложения.
«Подсознание – клиника», – записал за мной доктор и стал водить карандашом перед моими глазами из стороны в сторону. – Следите за этим предметом. Хорошо. Можете описать события, связанные со случившейся накануне аварией?
– Я стоял с Эфой и Сомерсетом, подъехала машина, и Эфа попросила меня сесть в нее, понимаете? Не понимаете, водителем оказался тот самый сумасшедший, он и врезался в стену прямо на полном ходу, – пересказываю я, наблюдая за предметом, маячившим перед моими глазами, – зачем я только послушал ее, а сумасшедший еще и человека сбил. Вы нашли его?
– Не беспокойтесь об этом, – перебил врач, – расскажите лучше, о каком сумасшедшем идет речь?
– Я не знаю кто он, но то, что он хотел меня убить, это точно. Сам решил, и меня заодно.
– Не переживайте, – успокоил он меня и, встав со стула, добавил, – вы сейчас слабы, не буду вас мучить расспросами, мы поговорим позже, а сейчас я отправлю к вам медсестру. Вы пройдете курс обследования и реабилитации в нашем центре. До свидания, и еще раз с днем рождения!
Минутой позже зашла пожилая женщина. Она сказала, ее зовут Божена и она будет присматривать за мной. Все эти дни она относилась ко мне, как к родному сыну, в ее словах, в ее действиях чувствовалась настоящая материнская забота и переживания.
– Ну, давай сынок! Нам нужно отправляться на обследования, – говорила она, помогая мне подняться с кровати.
Рентген показал небольшую трещину в моем черепе, анализы же были в норме. По словам врачей, я мог рассчитывать на скорую выписку, главное – больше гимнастики и прогулок на свежем воздухе. Бассейн, массаж, лечебная физкультура будили мои мышцы. Уже знакомые тесты и беседы с докторами, проводившиеся почти каждый день, помогали моей речи восстановиться. Казалось, я попал в санаторий, в котором приводил свои мысли и тело в порядок. Однако одна вещь все не давала мне покоя. За эти дни Эфа так и не навестила меня.
– Не унывай, может, она не знает, что ты тут, а, узнав, тут же придет, – успокаивала меня сестра Божена во время очередной прогулки в саду клиники.
– Она нашла бы меня, если б потеряла, – вздыхая, отвечал я.
– Хорошая у тебя подруга, в мире редко встретишь подобных людей, так что, считай, тебе повезло, – улыбнулась она, желая приободрить меня.
– Я боюсь, что потерял с ней связь, вдруг она решила, что я слабый, и могу лишь языком болтать, ничего не делая?
– Если суждено, значит, еще встретитесь, – коротко ответила медсестра.
– Не хочу подчиняться судьбе, которую писал не я! – твердо заявил я.
– Ух ты, какой! – засмеялась Божена. – Тебе сейчас о здоровье думать нужно.
– Я уже лучше себя чувствую, но, кажется, что-то изменилось вокруг, – я жестом пригласил сестру присесть на лавочку около маленького фонтана. Охотно приняв мое приглашение,она спросила:
– Что изменилось?
– Это сложно объяснить, будто все стало обычным: цвета, запахи, – говорю я, осматривая сад, – ощущение, словно раньше все зависело от меня, а теперь… Только никому об этом, – опомнился я, – не хочу, чтоб из-за такой мелочи мое лечение затянулось.
Я не скажу, – скрепя сердце согласилась она, – но ты молчать не должен, расскажи об этом профессору Алесу Гиллу сегодня.
– Алесу Гиллу?– переспросил я.
– Тебе разве не сказали? Сегодня он приедет специально поговорить с тобой. Долгие годы профессор Гилл, исследуя человеческий мозг, помогает многим людям, ему можно довериться. Запомни! – акцентировала сестра.– Сегодня в 23 часа в 91 кабинете.
– А что так поздно? – удивился я.
– У профессора все расписано по часам. Ух! – взглянула она на часы. – И у нас тоже! Засиделись мы с тобой, пора на процедуры.
В 23:00 я стоял у 91 кабинета. Мне казалось необычным, что ради меня приехал специалист в области головного мозга, ведь с моей головой все в порядке. Не постучавшись, я распахнул дверь и встал в ступор от увиденного.
В небольшой комнатке около плотно закрытого шторами окна стоял тот самый профессор Алес Гилл и с выпученными глазами смотрел на меня. Морщинистый лоб, растрепанные волосы и серые холодные глаза за толстыми линзами очков. Не было ни ссадин, ни царапин от случившейся накануне аварии, виновником которой был именно он. На днях этот человек, посадив меня в машину и разогнав ее до максимальной скорости, въехал в стену. А сегодня, выделив для меня столь драгоценное время, прибыл оказать мне помощь.
– Который раз встречаю вас, но не перестаю испытывать страх, – с цинизмом произнес я и медленно вошел, осматривая кабинет.
– Здравствуйте! – произнес он, улыбаясь, словно не чувствовал неловкости за причастность к аварии. – Очень рад вас видеть, присаживайтесь в кресло, у нас очень мало времени.
– А куда нам спешить? – сказал я, безразлично упав в кресло. – Ведь мы только родились.
Никак не отреагировав на послание со смыслом, мой собеседник начал торопливую и непонятную речь.
– Итак, изучив все записи вашего лечащего врача и поговорив с психологами, я приехал побеседовать со своим пациентом. Дабы прояснить некоторые моменты. Но обо всем по порядку. Эфа и таинственный Сомерсет, я буду выражаться обычным языком, без терминологии, надеюсь, вы не против?
На этот вопрос я равнодушно махнул рукой.
– Хорошо, все настолько детально продуманно, так невольно и в Бога поверишь, взглянув на реальные судьбы людей. Вы посмотрите-ка, как все гармонично и в то же время непредсказуемо у вас вышло! Потерянная память, побег с Сомерсетом, все вокруг все знают, один вы ничего не понимаете.
– Стоп! Стоп! Стоп! – остановил я эту безумную болтовню. – Я действительно ничего не понимаю, причем в ваших словах.
– Да! Да! Это очень сложные процессы! – профессор стал хлопать по карманам, ничего не найдя, кинулся рыскать по ящикам шкафа, пока не выудил оттуда карандаш и лист бумаги. Протянув их мне, он с блеском в глазах спросил: – Вы можете меня нарисовать?
– Что? – возмутился я, встав с кресла. – Вы для этого приехали? Чтоб я рисовал?
– Нет! нет! – с волнением махая руками, закричал он. – Только чтоб убедиться, что вы действительно умеете это делать! Вы же не учились этому?
– Я не помню, – спокойно ответил я и, сев обратно, начал черкать карандашом по листу.
– Внезапно полученные знания и таланты всегда вызывали во мне жуткий интерес, – продолжил Алес Гилл, – официальная наука и медицина не принимают нас всерьез, но ваша история дает новый виток в области, которую мы изучаем.
– Возьмите, – перебил я его, закончив свой набросок.
Взяв листок, он долго всматривался, словно хотел увидеть что-то необычное в простом эскизе. Нарушив затянувшуюся паузу, я вернул его к диалогу.
– Вам – рисунок, а мне – информация. Первое, зачем мы врезались в стену Тита? Второе, знакомы ли вы с Эфой и Сомерсетом? Третье, почему они хотели, чтоб я сел в вашу машину?
– Мой ответ покажется вам странным, – заговорил профессор, наконец оторвав взгляд от рисунка, – но еще две недели назад вы не умели рисовать. Я могу ответить и на ваши три вопроса. Первое – этого не было, второе – нет и третье – это известно только вам.
– Вы, конечно же, будете все отрицать, – засмеялся я, – конечно! Ничего не было, и это тоже моя выдумка? – показал я пальцем на свою перебинтованную голову. – И откуда вам знать, что я умел, а что нет?
– Мне об этом сказали, – ничуть не смутившись, ответил он.
– И кто же? – недоверчиво спросил я.
– Тот, кто знал вас до того, как вы попали в город Тит, – эти слова вызвали во мне пугающий интерес. Вместе с затянутым глубоким вдохом по моему телу пробежала армия холодных «насекомых», называемых дрожью.
– А где же я был раньше? – аккуратно спросил я. – Ведь за стенами Тита ничего нет и быть не может.
– Может, может! – ухмыльнулся Гилл. – Уж поверьте мне, много всего есть, допустим, мы с вами.
– Стоп! – растерялся я. – Вы утверждаете, что мы не в Тите? Это абсурд!
– Города Тит не существует, – сказал он леденящим голосом, приблизившись ко мне. – Ты и есть Тит… Тит Браун.
– Вы издеваетесь надо мной? – смеясь, соскочил я с кресла. – Я понял! Все это подстроено, чтоб разыграть меня, да? Отличная идея! Я Тит! Кто придумал? Постойте, не говорите! Сомерсет? Конечно, Сомерсет! Никто, кроме него, до такой глупости не додумается. Ха! Ха! Очень смешно, спасибо за прекрасную актерскую игру псевдопрофессор Алес Гилл! На этом все? Я могу идти?
– Нет, это не розыгрыш, – спокойно ответил Гилл. – Две недели назад вас сбила машина. Приехавшая вовремя машина скорой помощи доставила вас сюда. Не приходя в сознание, вы впали в кому. Вот взгляните, – он подошел к своему столу и, взяв тетрадку, протянул ее мне, – это ваша история болезни.
Выхватив из его рук книжку, я начал быстро перелистывать страницы. « Черепно-мозговая травма « « отсутствие сознания» « сопор» эти слова бросались мне в глаза, подтверждая сказано Гилла.
– Что все это значит? – прошептал я, выронив тетрадь.
– Для этого я и приехал, – сказал он, щелкнув пальцами, – впав в кому, ваш разум создал вокруг себя иллюзию, альтернативный мир, понимаете? Этот мир полон персонажей, событий, все живое, все по-настоящему и все это в вашей голове.
– Мне все приснилось… – говорю я, постепенно осознавая случившееся.
– Нет! – вскрикнул профессор. – Это не сон, сон – это обрывки без смысла, без логики, без законов физики. То место, где были вы, имеет совсем другой характер. Все вокруг знает кто вы и где вы, кроме вас, и все это контролируется вами.
– Я не понимаю, – отчаялся я.
– Игра бессознательного. Кто бы что ни утверждал, о мозге мы знаем совсем мало. Я долгие годы изучаю явления, связанные с комой и клинической смертью. На моих руках сотни необычных свидетельств, и каждое не похоже на другое. Вы знаете, к примеру, что на луне есть маленькие домики, в которых в полном одиночестве живут люди, покончившие жизнь самоубийством? Это мне рассказал один из моих пациентов. А город снов видели около 70 процентов спящих. Другой пациент, очнувшись после комы, заговорил на 15 языках, 2 из которых мертвые. В коме он прожил 17 разных жизней в разных эпохах. Кстати, Элпис – это греческое слово, оно переводится как «надежда».
– И как можно объяснить мой случай? – моя голова закипала от рассуждений над случившимся.
– Полагаю, – задумался он, – вы показали себе некую борьбу с самим собой. Ведь очевидно, что под маской Сомерсета именно ваше лицо. Как и все, кто был в городе, – это вы. Могу предположить еще одно, если б вы поняли, что все окружающее вас всего лишь иллюзия, вы никогда бы не вышли из комы. Ведь там все дозволено. Поэтому вам и стерло память, и вы не знали, где вы. Мы не знаем, что именно люди видят в коме, поэтому можем строить теории лишь по рассказам.
– Как же? – опомнился я. – Ведь вы были там! Выходит, что вы и вытащили меня этой аварией. Смерть… Выход из комы.
– Нет! Нет! Я не был там, – заотрицал он. – И не видел того, что видели вы. Моей задачей было разыскать вас в метафизическом мире, путем погружения в глубокий транс, и уговорить вернуться в реальный мир. Я нашел вас сидящим на камне. Лишь метр на метр освещался невидимым источником света, вокруг же стояла глубокая тьма. Как я ни старался, но приблизиться к вам не смог. Это место просто отдалялось от меня ровно настолько, насколько я приближался.
– Это город снов! – воскликнул я. – Тогда я увидел вас впервые, и мы убежали с Эфой.
– Была и вторая попытка, – продолжил профессор, – тогда нам даже довелось поговорить, без слов.
– Как это, без слов? – озадачился я. – Я прекрасно помню этот разговор. Вы сказали, что люди не хотят хлеба, который мы им даем.
– Я так сказал? – удивился Гилл. – Нет, мы смотрели друг другу в глаза и обменивались информацией телепатически. Я сказал, что вы не должны здесь находиться. На это вы спросили: «Я мертв? Как мне попасть домой?» – а затем словно включилась ваша энергетическая защита и меня выбросило оттуда.
Все еще не отойдя от шока, я подошел к окну и приоткрыл форточку. Сделав глубокий вдох ночного воздуха, я спросил:
– Как мы могли видеть разные вещи?
– Это как звуки, проникающие в сон из реального мира и меняющие сюжет, – сказал профессор, подойдя к окну, соблазненный свежим воздухом. – Я ведь беседовал с вашим ментальным телом, а оно транслировало происходящее в разум, так и менялся сценарий с моим появлением. Люди в коме часто слышат, как плачут их родные, чувствуют, как их касаются, как просят их вернуться. Некоторые могут даже отвечать им, а некоторые умирают, чувствуя себя оставленными, поэтому… – немного помолчав, профессор развел руками и перевел тему, – ну, а что касается вашего выхода из комы. Я подошел к вам, вы встали с камня и, сказав, «теперь я готов» пошли за мной, а по пути несколько раз хотели вернуться, но все же мы вышли вместе. Так что никакой ответственности за аварию я, слава Богу, не несу. Конечно, не все такие счастливчики, как вы. Чтоб вернуть вас, мне потребовалось всего 7 часов.
– Вы не перестаете оставлять вопросов в моей голове, – тяжело выдохнув, сказал я. – Я ведь в Тите был полтора года, но никак не три дня, как говорит врач.
– Три дня в коме, но не в Тите. Абсолютного времени не существует, и для него естественно идти по-другому в измененном состоянии сознания.
На этом слове профессор отвлекся на голоса за дверью. Девушка говорила медсестре, что ей звонили и спрашивала, куда ей пройти, сестра же отвечала ей о проведении процедур в настоящий момент. Прослушав этот диалог, Алес Гилл дополнил свою речь словами:
– Многие, пролежав в коме года, считают, что они просто спали одну ночь и дико удивляются, увидев своих друзей и родных постаревшими.
Последние его слова пролетели мимо моих ушей. Уставившись в дверь и пытаясь разобрать разговор в коридоре, я спросил:
– Почему вы работали со мной? Кто сказал обо мне?
– Ваша жена, – коротко ответил он. – Я ей уже позвонил и, наверное… Сестра! – громко крикнул он, заставив меня вздрогнуть. На его приглашение зашла сестра Божена. – Там не мисс Браун приехала, – спросил он ее, – мы уже заждались.
Не сказав ни слова, сестра пригласила кого-то жестом из коридора.
Кажется, это та, кого я так долго искал, и она шла прямо ко мне. Бросившись на мою шею, она зашептала, заплакав:
– Больше никогда не оставляй меня.
– Я… Я не оставлял, – волнуясь, забормотал я.
Ее голос, ее нежный аромат, преследовавший меня долгие годы, ее лицо, которое раньше было лишь абстракцией на моих рисунках. Осознание, что она действительно рядом со мной, заставляло мое сердце биться в бешенном ритме.
– Тит, ты что, не узнаешь меня? – испуганно спросила она и, повернувшись к двери, крикнула. – Ева! Иди сюда, крошка!
В кабинет зашла маленькая девочка лет шести, увидев меня, она бросилась ко мне со словами:
– Папа! Папа проснулся!
Услышав ее голос, я все вспомнил.
Остаться проигравшим или выйти победителем в борьбе с самим собой?
Меня зовут Тит Браун, мне 23 года. Две недели назад, возвращаясь домой, я купил цветы для своей жены. У нас была годовщина, и я сильно торопился, настолько сильно, что не счел нужным оглядеться по сторонам, когда переходил дорогу. Меня сбила машина.
Мои тревоги, желания и эталоны сложились в пазл, создав новый мир для меня одного, в который я попал после случившегося.
Часто, не находя поддержки в реальном мире, я мечтал о таком друге, который понимал бы меня с полуслова. Я нашел ее в Тите. Именно Эфа появлялась в самые важные для меня моменты и оставалась единственным человеком, который слушал меня. Теперь я осмыслил ее слова «Никогда больше не думай, что ты один, я всегда буду где-то рядом, и тебе ничего не стоит просто позвать меня, и я приду». Эфа – это моя надежда на лучшее, она приходит, когда я почти сдался. Это успокаивающий голос изнутри, дающий силу. Это то, живет в сердце каждого из нас.
Однако, если с Эфой все понятно, то личность Сомерсета внутри меня оставляет нерешенными некоторые вопросы. Он проиграл мне или хотел, чтоб я победил? Власть над городом – это власть над моей жизнью? Жесткие рамки и насилие над самим собой или осознание и гармоничный выбор? Сомерсет хотел победить или все продумал, чтоб я отреагировал на его вызов? Если второе, то Сомерсет именно та часть нас, говорящая: «Ты слаб, ты никогда не добьешься своей мечты, ты не сможешь». Он провоцирует тебя на действие, а затем тихонько уходит в сторону. Так происходит день ото дня, борьба один на один или один против всего внутреннего города. Принимая вызов или соглашаясь с его словами, ты строишь свою судьбу.
Испытав многое за эти два несуществующих года, я боюсь лишь одного: боюсь, что все после моего пробуждения не является настоящим. Боюсь, что лежу сейчас в коме в городе, названном моим именем.
Глава четырнадцатая
Создатель II
Все то, что принято считать вечностью, легко помещается в отражении зеркала.
Все то, что принято считать вечностью, рождается прямо сейчас, каждую секунду.