Из личных записей доктора Эдварда Чейза
Чуть больше месяца назад в нашу клинику поступил пациент с невиданным ранее мною видом шизофрении. Баз (это его имя) уверял, что он Создатель и придумал всех, как и меня, в своем воображении. Похоже, мне предстоит серьезно поработать, чтоб вытащить этого парня в реальность…
С виду пациент не похож на психически нездорового. Он образован, высокоинтеллектуален, хорошо разбирается в музыке, живописи, политике, владеет иностранными языками, знает архитектурное дело, обладает уникальной памятью, на всех тестах показывает 100%-ый результат, имеет мощный иммунитет, за все время недомоганий и жалоб не зафиксировано…
Никак не могу понять, в чем подвох! Баз искренне верит в собственные убеждения, продолжая настаивать на своем, притом, говоря о сотворении мира, я ни разу не замечал гордости в его голосе…
Из диктофонных записей бесед доктора Чейза с Создателем
Док: Итак, вы уверяете, что творец мира – это вы сами. Из любопытства не могу не спросить, почему бы вам тогда не стать каким-нибудь миллиардером или властителем всего мира?
Баз: Я не имею права выходить за рамки мышления ХОСРов. Если б я захотел стать, как вы говорите миллиардером, мне пришлось бы достигать этой цели, как и всем ХОСРам постепенно, понимаете? Нельзя стать кем-то сразу, и это мой закон, действующий в этом мире, который отсекает все ненужное из жизни ХОСРа, фокусируя его на главном деле жизни. Если б все получали, что хотят, какое удовольствие было бы от существования? Разве были бы подаренные мною вам эмоции? Все стали бы эгоистами, а жизни их скучными. Поверьте мне, я уже рассматривал множество правящих законов и «закон уплаты цены» – самый эффективный. Он и мне служит как противовес возможностям, которыми я обладаю, иначе воцарит хаос, это я уже проходил.
Док: Уже проходил, интересно… Ну хорошо, мы тут одни, хаоса точно не будет, если вы продемонстрируете мне что-нибудь. Вот у меня, например, болит колено, исцелите его? Или сделайте что-нибудь необычное в моей жизни, в знак доказательства своих способностей.
Баз: Травма колена получена в результате падения с крыши собственного дома, исцелив его, вы снова полезете чинить пробоину и упадете, сломав шею. Поэтому пусть колено болит, оно сохраняет вам жизнь. А что касается необычного в жизни: у вас отличная работа, к которой вы так стремились, и положение в сфере вашей деятельности. Через два часа закончится рабочий день, и с улыбкой на лице вы пойдете к любимой жене, которая готовит сейчас ужин для вас и сына, он с нетерпением ждет отца, чтоб похвастаться хорошими оценками в дневнике, разве мало того, что я уже сделал для вас, Эдвард?
Слышен кашель поперхнувшегося врача и глотки воды.
– Или мне сотворить ваши любимые первосортные бананы из пустого места? По-моему, нет необходимости, бананы на столе с самого утра, вот они, кушайте.
Кашель продолжается.
Док: Нет, нет, ничего не надо! На сегодня все! Идите!
Из личных записей доктора Эдварда Чейза
Ломая голову днями и ночами напролет, я сделал лишь один вывод: это новый отросток шизофрении, я дам ему звучное название «Синдром Создателя»…
Вокруг База всегда собираются люди в поисках ответов, я и сам, честно говоря, втайне восхищаюсь его мудростью и умением держать себя в руках…
Создатель каждый день стоит в коридоре и смотрит в окно, нельзя не заметить одну странность: цветы, стоящие возле него, распускаются на глазах…
За годы обследования База я много раз ловил себя на мысли, что верю ему. Нет, я ведь точно знаю, он сумасшедший, иначе и быть не может!! Или же все-таки может?? Что, если он действительно придумал меня??
Из диктофонных записей бесед доктора Чейза с Создателем
Док: Мне долгое время не дает покоя один вопрос – как же ты оказался здесь, если этот мир в твоей голове?
Баз: Эдвард, а ты можешь представить себе такое место, где тебя нет? Давай повоображаем. Вот представь себе огромную гору, а с нее видно весь свет, чувствуешь свое присутствие там? Если б тебя там не было, ты бы ничего не увидел, понимаешь?
Док: Да, действительно. Твои ответы непредсказуемы. А вот как ты объяснишь конфликты между людьми? Я хотел сказать ХОСРами. Зачем это нужно?
Баз: Любое взаимодействие между ХОСРами, не зависимо от того, хорошее оно или плохое, служит для приобретения чего-то нового в жизни, для оставления ненужного, изменения ошибок, судьбы, переосмысливания взглядов, вы становитесь мягче, рассудительнее… Победа над, как вы говорите, проблемой, облегчит встречу с более сложной проблемой…
Док: Извини, я перебью, а почему не ставить нас на тот самый верный путь с рождения?
Баз: Если бы все было горячее, как бы ты узнал, что холодное? Это процесс совершенствования. Каждый ХОСР вправе думать, что он сам выбирает свой путь, начиная с выбора апельсинов или яблок, заканчивая выбором своей судьбы, не подозревая о том, что Создатель запрограммировал твои предпочтения с утробы. Страх, боль, смерть – служат для безопасности ХОСРа, но отсутствие страха, перед потерей комфорта – основополагающая успеха! А первое действие всегда это – мысль, без нее ничего не начинается.
Док: А что есть мысль? Хотелось бы знать.
Баз: Представь себе склад нереально большого размера, который забит коробками, – это твоя память. В коробках все, что ты когда-либо воспринимал в физическом мире: линии, углы, эллипсы, кривые, материалы, формы, цвета, запахи, звуки и прочее, прочее. Чтобы собрать в своей голове, к примеру, маленький домик на опушке леса, потребуется множество деталей, раскиданных по этим коробкам. Это и есть формирование мысли, из отдельно взятых элементов уже увиденного, но собранного по другой схеме. Вот представь автомобиль, опиши его?
Док: М-м-м, ну, это джип, серебристого цвета.
Баз: А кто-то представил красный кадиллак, синий седан или белый хетчбек. Потребовались доли секунды, чтоб создать образ своего автомобиля и этих трех, которые я сказал, а в мире мыслей на это уходит уйма времени. Рассмотри получше созданную модель авто, и заметишь, что на ней гораздо больше деталей, чем ты увидел в первый раз, если постараться, можно даже услышать, как работает его двигатель, слышишь? Теперь точно слышишь, потому что я на него указал. Ты говоришь, тебе хотелось бы знать, а сам все давно знаешь, зачем тогда спрашиваешь?
Док: Я бы не сказал, что знал это…
Баз: Ты знал, просто сейчас ты понял, что все это знал. Не зря же я придумал местечко в вашей сущности, где есть вся информация.
Док: Ну а почему она тогда скрыта?
Баз: А ты хочешь, что б все ХОСРы сошли с ума, в равной мере зная все? Новая информация не входит в ваш разум, она лишь вытягивает то, что уже есть, это что-то вроде ключа. Именно поэтому многие после заново услышанного, чувствуют, что раньше это знали. Вы обладаете нереальным банком знаний и ходите с закрытыми замками!
Док: М-да, невероятно… Что я еще хотел спросить… А вот, многие посещающие тебя люди и те, кто содержатся в нашей клинике, верят в то, что ты именно тот человек, который направит этот город в нужное русло.
Баз: Нет, я не тот человек, это должен сделать хозяин тела!
Из личных записей доктора Эдварда Чейза
За три года, что Создатель содержится в клинике, я так и не смог переубедить его в том, что все вокруг реальность и не зависит от его мыслей, скорее наоборот, он переубедил меня в обратном…
Сегодня мой последний рабочий день в «Подсознании».
Не буду вдаваться в подробности, одно лишь скажу: все движется к лучшему, по определенному плану Создателя! Сегодня он сказал мне: «Ты многое сделал, и я отпускаю тебя! Наслаждайся каждым мгновением своего существования! Ты ведь так много пропустил, променяв дыхание свободы на пыльный кабинет, и знай, хоть ты и ненастоящий, люди в моем мире будут помнить тебя как живого! Как счастливого доктора Эдварда Чейза!» И я верю его словам, я спокоен за завтрашний день, ведь он принадлежит моему другу Создателю, что каждый день смотрит в окно, наблюдая за своим творением!!!
Я был больным и был врачом, был стражником и беглецом, был основателем и разрушителем, наставником и учеником…
Любая раскрытая иллюзия, открывает видение основополагающих этой иллюзии. Как правило, вся суть становится ясной только в конце, но следы, оставленные здесь и сейчас, могут многое поведать о направлении пути того, кому они принадлежат.
Я был верой и был неверием, был мечтой и суетой, желанием умереть и убеждением жить, я был Светом… Светом для многих, надеждой утопающих…
Я шел прямо и полз на коленях, вдыхая пыль, я взращивал корни и собирал плоды, рождал и был рожденным, я был первым и стану последним, я тот, кто поставит точку, тот, кто будет точкой.
Я прожил множество судеб по отдельности и одновременно. Я знаю всех и знаю все про всех, потому что это мой мир, и я создал его таким, создаю прямо сейчас.
Я чувствую на себе твой взгляд. Твои глазные яблоки бегут слева направо… слева направо. Я вижу тебя, чувствую твое дыхание, осязаю прикосновение. Мои мысли звучат в твоей голове, твоим голосом, твое воображение под мою диктовку строит образы, ты отдаешь мне свое время, и это время продлевает мне жизнь.
Многие, очень многие укореняют в своей жизни идола с именем «память». Посвящают все свое время ей, трудятся на результат воспоминания, не выделяя благо настоящего. Они говорят: «Будет, что вспомнить», – акцентируя все свое внимание на фиксировании каких-то моментов, а не наслаждении ими. Память отлично сохраняет хорошее и плохое, воспоминания об обычных днях, как правило, отсутствуют. Если вся жизнь состоит из череды воспоминаний, то большую ее часть тебя не было.
Прошлого и будущего нет.
Прошлое – ушедшее ранее настоящее.
Будущее – обман, притупляющий восприятие нынешнего настоящего.
Через три секунды будет один момент… две… одна… вот он! В твоем настоящем. Ты ждал этого момента и потерял три секунды настоящего, теперь его нет, он перешел в мир прошлого: туманного, сонного, парообразного. Это жизнь многих. Ждут – теряя, приобретают – теряя. Не живут, а вспоминают. Не живут, а планируют.
Представь сейчас себя, стоящего на коленях, посреди безлюдной пустыни. Испепеляющее солнце, раскаленный желтый песок, «перекати-поле» бегущий от горячего дыханья ветра. Тебе тяжело дышать, твое тело с последним усилием выделяет финальную капельку пота, ты умираешь от обезвоживания организма. В своей руке ты держишь до краев наполненный холодной водой стакан, и это единственная оставшаяся вода на многие километры. Нелепая мысль, отрекающаяся от инстинкта самосохранения, и ты выливаешь содержимое стакана на землю. Стоп! Останови этот момент, я хочу, чтоб ты рассмотрел его повнимательней. Ты видишь, как жидкость медленно касается поверхности пустыни. Раскаленный песок трескается, разлетаясь в стороны, слышно шипение испаряющейся воды, она реинкарнирует в горячий пар. Ее уже не повернуть вспять, не перенаправить, не использовать по предназначению. Эти миллилитры – твое прошлое. Выше та вода, что между испаряющейся и той, что еще в стакане, – твое настоящее. Она переливается бликами солнца, раскидывая по сторонам маленькие прозрачно-хрустальные капельки. Она целенаправленно движется в место своего видоизменения: в безжизненное, неощутимое, малозначимое испарение. Еще выше, последние остатки в стакане – твое будущее. Оно беспрекословно отправляется в жизнь настоящего и смерть прошлого, под действием движения твоей руки. Ты вылил, растворил самое ценное, что было у тебя, и продолжаешь выливать ежесекундно. Выпей время, стань временем, встав с колен, и продолжай свой путь! Не стрелки секунд отсчитывают оставшиеся время, а твои действия. То, что ты делаешь, – уникально, и никто не сможет повторить это в точности, не зависимо от того, хорошо у тебя получается или нет.
Ты творец! Не твори забвение этой истины!
Время насаждаться, время удобрять, время взращивать.
Когда реализуется моя мечта, я ни в чем не буду нуждаться.
Моя мечта, чтобы сбылись все мечты тех, чьи помыслы чисты.
Из заметок доктора Роберта Коллинза
Буквально неделю назад меня перевели в новую клинику «Подсознание». Пристальным объектом моих наблюдений тут же стал один пациент с чрезмерно развитой фантазией. Предыдущий врач назвал это явление «Синдром Создателя». Несомненно, данное имя заслуживает своего обладателя! Из истории болезни я узнал, что за годы лечения в этой клинике больной ни разу не отрекся от своих убеждений. Но я это исправлю, не зря же меня сюда направили. Я выбью всю дурь из этой умалишенной головы!!!
Коллинз
Глава четвертая
Глубокой темной ночью, когда спят даже фонари, она выходила на пустую одинокую набережную и танцевала. Для нее пел фонтан, что находился в центре импровизированной сцены, и пение его было слышно ей одной, и пение его посвящалось ей. Основным побудителем ее присутствия здесь всегда был дождь. Света почти не было, лишь блески дальних звезд и их отражение в каждой капле небесной воды давали возможность распознать образ девушки. Капли били по красным квадратным плитам и разбивались об лавочки в стиле классицизма, расплескивали темную гладь реки, становясь с ней единым, но не могли остановить девушку. Там, за моим окном, она продолжала танцевать, вымокнув до нитки, она продолжала сливаться с бесконечностью вселенной!
О своем путешествии в забытую жизнь я никому не сказал. Откровенные подробности моих видений моментально бы отстрочили мою выписку из клиники. Их приписали бы к ряду внезапных галлюцинаций, угрожающих окружающему обществу, мирно трудящемуся на благо человечества. Поэтому я не стал подписывать свой собственный приговор, на пару с ложью объяснив, что было душно, и за этим последовала потеря сознания. Пару осмотров, витаминка, и дело закрыто. Если я еще не сбился со счета, то прошло дней 30 с того момента, как спровоцированный страхом псих метался по коридору, выбивая все двери палат. За это время я окончательно поправился в глазах врачей, и мне обещали скорое освобождение.
– Вам выделят комнату в общежитии, два раза в день вас будет навещать медсестра, – говорит мне врач. – Также вы будете получать пособие в размере прожиточного минимума, а дополнительные деньги…
– Дополнительные деньги я смогу зарабатывать, продавая свои картины.
– Да, верно, и подрабатывая уборщиком в этом общежитии.
Что может быть лучше! Я уже сотни раз прокручивал в голове эти сладостные моменты: я выхожу на крылечко клиники, а меня уже ждет машина. Она отвезет меня в мой новый дом, где я смогу полностью уединиться с холстом и своим воображением. Где не отключают свет после 11 и рядом никто не храпит. Где воздух не пропитан гидрохлоридом натрия, а пахнет чудным ароматом полевых цветов. Где я смогу сам выбирать, что сегодня есть на обед, а что на ужин. Где жизнь протекает под контролем моих действий, а эмоции не зависят от безумцев и их надзирателей. Раньше я пытался вспомнить прошлое, сейчас же понял, что умею мечтать о будущем. В моих глазах четко вырисовывалась картина созданной мною галереи уличных художников. Она станет стимулом для многих, а также основным этапом достижения карьеры. Посетители выставок смогут заказать картины у художников, чей стиль им более по душе, а работодатели предлагать престижные вакансии. Со временем я встречу очаровательную девушку, и мы создадим семью. Раз в три месяца мы будем вместе путешествовать по невиданным местам и наполняться новыми откровениями, новыми чувствами. Моя жена подарит мне дочку, и я посвящу ей все годы оставшейся у меня в жизни! У нас будет маленький уютный домик с видом на горы. Мечтал я… Собственный сад и бассейн под открытым небом. Каждое утро наша дочка будет выходить на свой балкончик и будить всех вокруг пением скрипки, птицы ей будут аккомпанировать, а легкий ветерок создавать объемный фон. Мечтал я… А вечером, когда будет идти дождь, мы всей семьей соберемся у теплого камина, опустившись в уютные кресла, и будем делиться своими мыслями, планами, утопиями. Мечтал я, пока не появился он.
Его поселили в мою палату, вечером того же дня, когда выписали Браина и Джеффа. Увидев его в дверном проеме, мое дыхание остановилось, а на дно сердца упал тяжеленный кусок свинца. Сомнений нет, я десятки раз видел его по ту сторону своего окна, я десятки раз невольно пересекался с его глазами, что одиноко смотрели через белую протезную маску на лице. Это уличный скрипач. В мгновение этого внезапного визита мне больше всего на свете хотелось услышать от врачей: «Нет, эта палата не годится, поселим его в другую». Но я ничего не услышал. Его завели молча, и также молча он лег на кровать, стоявшую противоположно моей. Мне хотелось быть одному и тихонько строить планы на свое будущее! Хоть он и лежал, молча смотря в потолок, это никак не дисквалифицировало мой дискомфорт!
День первый. В палате нас двое. Я пристально, но не заметно рассматриваю новичка. Вакуум палаты наполнен относительной тишиной. В отсутствии привычных тебе звуков невольно начинаешь слышать основополагающие природы шума. И угораздило же его сойти с ума до моей выписки! Теперь лежи и будь готов к любым действиям непредсказуемого гостя. Сейчас насмотрится на потолок и побежит сворачивать всем головы на 90 градусов, а потом вырежет себе кадык осколком разбитого глиняного горшка из-под цветка. Бред какой-то! Это же безобидный скрипач. Все это дефицит информации! Невольно начинаешь приписывать незнакомцу недостатки, какие-то действия, эмоциональное настроение, чтоб ликвидировать смысловую неурядицу. Парень просто лежит и молчит, а я уже внес его в список опаснейших преступников… Не могу уснуть… В тишине мысли громче…
День второй. В неодушевленных предметах одиночество рождает излучение живой энергии. Они приобретают лица… Я рисую пальцем на коленке что-то вроде огненного шара, объятого синим пламенем. Рисунок виден только мне, поэтому я не испытываю чувство стыда за столь нелепую абстракцию… Я бы сошел с ума, если б столько времени смотрел в потолок, мне и 20-ти минут хватило, чтоб понять это… Кап-кап… Стоит только услышать, как тикают часы или где-то капает вода из крана, все, уже как не пытайся заставить себя отвлечься, ничего не выйдет. Это как рисунок с зашифрованным изображением, сначала видишь просто «кашу», а как только разглядишь в ней очертание какого-то образа, уже не сможешь увидеть снова ту самую «кашу»… Я не вижу глаз новичка, поэтому мне кажется, что он спит… Кап-кап… Как не старайся запечатлеть момент перехода от вечера к ночи, ничего не выйдет, все настолько плавно и аккуратно, что идея становится глупой. Кап-кап… но ведь нужно же было когда-то попробовать…
День третий. Когда ничего не делаешь, совокупность всех дней суммируется в один длинный отрезок времени. Нынешний день отличается лишь одним из природных явлений. Когда я проснулся, он уже лил напропалую. Наша планета, как и мы, любит принимать душ… За эти дни нас ни разу не побеспокоили, ни врачи, ни уборщица, ни один из пациентов… Голода и жажды не было. Многие доктора прописывают своим пациентам подобные диеты, но стоит тебе сказать: «Не ешь три дня», – ты убедишься, насколько высоко забралась на трон твоя плоть… Дождь стучал в мое окно, и я открыл ему, получив в награду глоток чистейшего, свежего воздуха. Пахнет небом… Капли на окне размывают образы соседних домов… Окружающие меня вещи и события – это память, и только ей все ценится… Самые приятные образы приходят из глубин подсознания… Сколько всего вокруг, и все это чьи-то материализованные мысли. Ученые изучают человеческий мозг мозгом, и не могут его понять… Дождь все идет, а на улице уже вечер. Я снова не заметил, как он настал… Сегодня капающая вода из крана проявила снисхождение моему терпению. Кап-кап… А нет, все еще капает, стоило только вспомнить о ней…
– Чтобы что-то изменить, нужно, чтоб тебя это достало.
Я медленно повернул голову и посмотрел на соседа, я уже и забыл, что тут кто-то есть.
– Ты согласен со мной? – он тоже повернул голову и пристально посмотрел мне в глаза.
– Ну… я… да… наверно, – не думал, что за три дня молчания можно разучиться говорить. Мой голос так чужд для меня.
Окружающие меня события кажутся мне нереальными. Остались считанные дни до подписи главного врача внизу моего бланка с выпиской, а он внушает мне абсурдную идею.
– Дождь – предвестник начала, он что-то вроде выстрела на старте для нас.
Своим молчанием я даю понять, что не понимаю, о чем идет речь.
– По-твоему, все происходит случайно? А если в следующий раз дождь пойдет только через полгода?
Нет, нет, я не буду его слушать, это очередной фанатик своей собственной реальности, только с хорошим талантом убеждать.
– Причем тут я? – говорю ему. – Это твое дело, я не хочу в него ввязываться.
– Сегодня суббота, на улице дождь, и ты больше не хочешь тут находиться.
Пассивный образ жизни дает о себе знать в такие моменты. Мои жилы натянуты подобно стальному тросу, мышцы наполняются солью, а сердце карданом стучит с внутренней стороны грудной клетки. Я вымок до нитки. Кровь требует нереальный объем кислорода, она бежит по моим венам, напором вымывая мышечную соль. Повышается температура тела. Потовые железы брызжут охлаждающей жидкостью. Все сковывает свинцом, но я продолжаю бежать. Мой страх, резко переходящий в панику, вызывает неудержимый смех, из-за чего дыхание сбивается еще больше.
Я – предатель собственных надежд.
Я – исполнитель чужой воли.
Я – непослушный приемный сын самонадеянности.
Первая цель – спуск на второй этаж.
У моего гида все под контролем. Он уже проделывал наш предстоящий путь более года назад. Чтоб пройти тихо, нужно стать тишиной, передвигаться, как тишина, думать, как тишина. Если задержишь дыхание, долго не продержишься, последствие – глубокая одышка – ты проиграл! Дыхание ровное, медленное, спокойное. Руки скрещены на груди, обувь снята, носки оставлены. Пол моют ночью, хлюпанье и прилипание голых стоп ног в таком случае неизбежно. Не оглядывайся в надежде кого-то увидеть.
Дверь на лестничную площадку преодолена.
Если открывать ее медленно, она обязательно заскрипит, эхо бетонных стен разнесет раздражающий вопль несмазанных шарниров по всем этажам – ты проиграл! Открываешь резким толчком, приподняв ее за ручку вверх. На втором этаже, куда мы направляемся, есть отверстие в стене для сбрасывания грязного белья, примерно метр на метр. Прыгнул вниз, назад пути уже не будет. Залазишь ногами вперед, иначе сломаешь шею, внизу квадратной трубы стоит бадья с бельем, неизвестно, пустая она или полная. Высота в два этажа, во время спуска придерживаешься об стены, для скольжения пригодились неснятые носки. Кто спускается последним, должен дождаться, пока первый вылезет из бадьи. Нам повезло, она наполовину полная.
Спуск со второго этажа преодолен.
Здесь внизу подвальное помещение с большими воротами для въезда машин, забирающих белье на стирку. Обычных дверей на выход нет. Если ждешь, пока отроют ворота, – ты проиграл! Нужно аккуратно переставить ящики с порошками, моющими средствами и отбеливателями, тем самым освободив канализационный люк.
Основной этап выхода из клиники преодолен.
Спустившись в канализационный коридор, он открыл какой-то ящик и достал оттуда два фонарика и две пары ботинок, подходивших нам по размеру.
Я бежал, и моя обувь наполнялась водой, пробиваясь сквозь дыры, образованные при пересечении сил времени и силы качества. Мерцающий по сторонам свет фонариков, хлюпанье водосточных вод, глубокое дыханье, жуткая вонь плесени, сырых бетонных стен и мокрых крыс.
Прямо… Налево… Налево… Прямо…
Я еле успевал за ним, разбивая сопротивление грязной воды достающей до моих колен. Оставь меня одного, и я часами буду блуждать по лабиринтам системы, обеспечивающей чистоту человеческого тела, одежды и утоления жажды. В нашей клинике содержат опасных для общества сумасшедших. Кто-то сбежал, об этом во всеуслышание кричит сирена. Легче поймать беглецов по горячим следам, а потом разбираться, маньяки мы или нет. Кто-то или что-то выдало нас, над головой слышен рев двигателей, крики охранников и лай собак. Здесь нам пригодился дождь. Во время осадков результативность собаки снижается, она хуже выполняет команды, дольше ищет след и работает менее активно.
Направо… Прямо… Налево… Налево…
Брызги воды достают до потолка, крысы в страхе топают по протекающим трубам, спертый воздух стимулирует быстрей добраться до выхода. Я вдруг вспомнил, как сидел на подоконнике и рисовал на запотевшем окне. Я вспомнил, как смотрел на людей, гуляющих в парке, на их вдохи воздуха свободы. Я вспомнил, как мечтал быть на их месте. Усталый, мокрый, пропитанный вонью канализации, бегущий от своих мечтаний в руки неизвестности – мой путь к свободе.
Мы бежали, и я заметил, что мое движение стало медленным, эфирным, как будто воздух был настолько сжат, что не хотел пропускать нас дальше. Метров пять пути мы словно бежали на месте, потом нас выкинуло резким толчком и движения стали еще быстрей.
Налево… Прямо… Направо… Налево… Вот он!
Канализационный люк весит около 50 килограмм. Нам приходится вдвоем стоять на лестнице и сдвигать этот тяжеленный блин.
– Что это было? Почему так тяжело было бежать? – спрашиваю я.
– Граница, где заканчивается территория подсознания, давай толкай! Аккуратней пальцы!
От напряжения неосознанно открывается рот, в него попадают капли дождя, вместе с порцией свежего воздуха. После открытия выкидываем фонарики, резко выскакиваем и бежим, не останавливаясь.
Мои жилы натянуты, подобно стальному тросу, мышцы скованы свинцом, но я бегу. Мой страх, резко переходящий в панику, вызывает неудержимый смех, из-за чего дыхание сбивается еще больше.
Я – предатель собственных надежд.
Там в палате он сказал мне, что нет ничего лучше, чем уйти самому, а не ждать, пока тебе скажут уйти.
Я – исполнитель чужой воли.
Год назад он уже убегал с клиники, пролежав там несколько лет. После череды неудачных попыток, он все же нашел самый безопасный путь, по которому мы и следовали сейчас. Год назад он сбежал за неделю до своей выписки.
Я – непослушный приемный сын самонадеянности.
Будучи под ливнем, мне хотелось принять душ. Дождь был крещением для меня. Я привык к стенам, открытая территория пугала своей безграничностью.
Я – плюшевая игрушка, выброшенная с теплого дома на улицу, лежу в грязной луже, пахну мокрым синтепоном.
Мы отдалялись все дальше и дальше от высоких стен "Подсознания". Машин не было, прохожих тоже, город объяла глубокая ночь. Фонари тихонько гасли, звезды становились ярче, дождь понемногу успокаивался. Моего нового приятеля зовут Сомерсет, мы только сейчас с ним познакомились, как оказалось, не такой уж он и безумец, каким я его себе воображал. Он привел меня в маленький домик на окраине города.
– Это твой дом? – спросил я.
Сомерсет засмеялся.
– Нет, это перевалочный пункт, заходи!
Весь дом пропах гниющей древесиной и воском. Окна были разбиты и заклеены целлофаном, на полу валялись осколки стекла. Дверь, разбухшая от влаги, не закрывалась наглухо, потребовалось немало усилий, чтоб прикрыть ее хоть чуть-чуть. Крыша протекала, как будто ее обстреляли сотни дробовиков в надежде создать дуршлаг. Полы скрипели, независимо от того, ходили по ним медленно или быстро, на каждом квадратном метре были лужи, спасибо дырявому потолку. Электричество отсутствовало, зато свечей – хоть завались. Осыпавшийся камин, маленький круглый стол, на котором стоял подсвечник и две сломанные табуретки.
– Холодновато тут, разведи огонь в камине, – говорит Сомерсет, поджигая свечу сырыми спичками.
Поленья трещат в камине, огоньки свечей танцуют от шального сквозняка, капли с дырявого потолка разбиваются об лужи на полу.
– Ну, и что дальше, – спрашиваю я, садясь за стол.
– Дальше? Дальше свободная жизнь, наслаждайся! – с гордостью в глазах говорит он.
– Наслаждайся? Меня ждала уютная комната в общежитии и жизнь, полная реализованных мечтаний, я мог стать обычным человеком, а что сейчас? Беглец, скрывающийся в этом развалившемся сарае! – табуретка подо мной шатается, как будто ее слепили из желе.
– Отличный дом, – он осмотрел помещение, взглянув направо, а затем налево. – И кто это тебе сказал, что тебя выписали бы? – непредсказуемый вопрос.
– Врачи сказали, я вполне здоров для этого! – необдуманный ответ.
– Врачи! Мне тоже много чего обещали, не будь меня, ты сгнил бы там, как и многие. Они обнадеживают, и ты не создаешь им хлопот, тихонечко сидя в своей палате, мечтая о том, что будет после выписки, а потом – раз! – и находят у тебя что-нибудь неестественное для обычного человека. Запомни, ты психопат в глазах врачей, отпустив тебя, они рискуют своим креслом. Твои поступки в обществе ярко отразятся на их карьере, поэтому спокойней, когда ты под боком.
– Я не псих! У меня просто нет памяти, я не представляю угрозы для города.
Самооправдание – стыдиться его или возлагать надежды?
– Ты ведь не знаешь, если не помнишь? Как ты можешь утверждать, что не опасен?
Если резко перевести тему на другую, схожую по смыслу, собеседник не успеет осознать, что был прав.
– Постой! А как ты попал в клинику? За какие такие проступки? – недоверчивый взгляд, язвительный тон голоса, и он точно в тупике.
– Расслабься, тут никакой каверзы. Меня направили в клинику, решив, что только сумасшедший может отказаться от денег, успеха, карьеры и всех благ, к которым стремится почти каждый человек.
– О чем ты? – моя табуретка плавает из-за расшатавшихся креплений конструкций, я плыву вместе с ней, пытаясь покрепче вцепиться в стол, из-за чего он начинает шататься и подсвечник, стоявший на нем, чуть ли не падает.
– У меня был большой двухэтажный дом с видом прямо на море, деньги пачками валились с моих карманов, несколько дорогих автомобилей, хорошие связи со всеми высокопоставленными людьми, красивые девушки, развлечения, я мог позволить себе что угодно, быть кем угодно, и все это благодаря моему лицу.
– Лицу? – спрашиваю я, опуская брови вниз. Своей пятой точкой я вычислил максимально устойчивый наклон табуретки: при взаимодействии давления массы своего тела с вычислением ее опорного веса, приходящегося на стол.
– Да, лица. Мое лицо было орудием моих успехов, а также моей кармой. Сначала я завоевал расположение богатеньких одиноких женщин, они клевали на мою физиономию, как голодные рыбешки на наживку. За ночь я мог побывать в шести различных домах, и они щедро награждали меня кругленькой суммой. Затем со своими спутницами я начал появляться в обществе немало известных личностей. Я был чем-то вроде украшения для этих статных дам, они подбирали мне дорогие костюмы под цвет своих туфель, сумочек и платьев. Мое лицо появлялось всюду, и им заинтересовались торговые компании. Настала жизнь в режиме фотовспышек. Я висел на всех рекламных щитах: зубные пасты, шампуни, электробритвы и станки, гели для душа, дезодоранты, пены для бритья и т. д. Мой уверенный взгляд и чарующую улыбку видели все жители города. Я был нарисован на автобусах с удивленным взглядом читающим туристический прайс «Турфирма «Бла-Бла – Вит»! Путевки на 50% дешевле». И на огромных плакатах, на зданиях, со взглядом, вызывающим дрожь по коже у женской половины общества «Антиперспирант «Бла-Бла – Слим» – выбор настоящих мужчин!» И на вывесках специализированных магазинов, поглаживающий свою щеку «Гель после бритья «Бла-Бла – Люс»! Уверенность в каждом дне!» Это стало началом жизни на обложках известных журналов. Из меня сделали манекена. Рубашка от Синепула, брюки от Галтивани, трусы от Вертипола и носки от Баллолинси. За день я переодевался десятки раз, и за это получал деньги. К тому времени я уже имел счет с шестью нулями и думал, это предел, пока фотовспышки не сменились объективами видеокамер. Приглашения на телепередачи, в киносериалы, ведущим программ, затем съемки фильмов… Понимаешь?