Чужими руками

5

На проходной киностудии их встретил утонченный молодой человек в элегантном костюме.

– Ярослав Куркин, ассистент продюсера, – представился он.

Его глаза настороженно щурились на следователя, однако при виде рослого Майорова ласково распахнулись:

– Можно, Славик. Прошу за мной.

По запутанным коридорам и лестничным переходам Славик провел следственно-оперативную группу к солидной стальной двери. За ней располагался офис продюсера, состоявший из коридорчика с санузлом, приемной и собственно кабинета.

Славик помог Елене снять шубу, похвалив качество меха, и любезно распахнул дверь в кабинет. Из-за стола навстречу следователю шагнул лысый мужчина с круглым лицом и сантиметровой бородкой. Его ладонь оказалась потной, а глаза прятались под надбровными дугами в поисках трудного решения.

– Ужас, кошмар! – огорошил он, протягивая визитку. – Я примчался сразу, как мне позвонили.

«Филип Матвеевич Сонин, главный продюсер», – прочла Елена и представилась в ответ.

– Гошу вы уже знаете, – указал Сонин на режиссера Чантурия, затаившегося в кресле, и нервно дернул руками. – Госпожа следователь, я, как деловой человек, сразу спрошу: что от нас требуется?

– Назвать убийцу, – спокойно парировала Елена.

Сонин дернулся, как от пощечины, посмотрел на застывших у входа оперативников и после паузы выдавил:

– На что вы намекаете? Это ваша работа. Мы все, Гоша подтвердит, в полном недоумении.

– Тогда начнем по порядку. Расскажите о Милене Рудаковой. – Петелина двигалась по кабинету, рассматривая обстановку. – Какие у нее были проблемы на студии, враги, завистники, не угрожал ли кто-нибудь ей?

– Да ничего особенного. – Филип Сонин суетился, не находя себе места. – Конечно, у нас тут не монастырь, где все братья и сестры. Между актерами всегда есть терки, а когда имеешь дело с актрисами… – Продюсер спохватился, словно наговорил лишнего. – Но в сегодняшнем проекте Рудакова утверждена на второстепенную роль – какая уж тут зависть? Хотя первоначально Гоша ее рассматривал на одну из главных ролей.

– Она сама настояла на пробах, у нее была успешная роль в прошлом году, – поспешил уточнить Чантурия.

– Милена хорошая актриса, но ее подвела мимика. Точнее, отсутствие мимики. Она сделала пластику: уменьшила нос, увеличила губы, и в результате ее улыбка потеряла обаяние. Если бы мы снимали современную жизнь, на роль глупой жены олигарха или светской львицы она бы подошла. Но у нас историческая драма.

– Рудакова сделала пластическую операцию? – заинтересовалась Петелина, остановившись около большого сейфа, выделявшегося среди кабинетной мебели.

– Все актрисы на этом помешаны, но Милене не повезло. – Сонин выпятил губы и подергал себя за щеки. – Тут накачали, а тут перекосило.

– Давайте уточним. Вы пообещали Рудаковой главную роль, но не дали. – Петелина задержала взгляд на продюсере и затем внимательно посмотрела на режиссера.

Первым ответил Чантурия. Он встал из кресла, но продолжал смотреть на следователя снизу вверх.

– Кино – это крупный план, понимаете. Если в театре актриса может до пенсии играть Джульетту, от камеры ничего не скроешь.

В отличие от заискивающего режиссера, продюсер говорил резко, рубя воздух ладонью:

– В работе у меня друзей нет. Я должен не угождать актерам, а отбить деньги. Кино – это бизнес.

К распалившемуся продюсеру подошел ассистент с мобильником в руке и шепнул что-то на ухо.

– Репортеры потом, – отмахнулся Сонин. – Лучше предложи гостям напитки.

– Чай, кофе, или что-то покрепче? – охотно откликнулся Славик, тронул рукой Майорова, ласково заглядывая ему в глаза.

Все согласились на кофе, опешивший Иван промолчал. Когда ассистент вышел, Сонин с улыбкой пояснил удивленному оперативнику:

– Славик любит военных, красивых, здоровенных.

– Любит – это в каком смысле?

– У нас творческий коллектив, полная толерантность, – многозначительно изрек Сонин.

– А как насчет ревности? – вернула разговор в прежнее русло Петелина. – Что скажете о личной жизни Рудаковой?

– С кем она спала? Не со мной это точно. Мужа у нее нет. – Продюсер кивнул режиссеру: – Ты как?

– Нечего такого, – поспешно отгородился руками Чантурия.

– Мой Славик тоже отпадает. Об остальных поговорите с актерами.

– Когда вы видели Рудакову в последний раз?

Продюсер задумался, потерев лоб.

– Вчера вечером, мельком. Она хотела со мной поговорить, ждала в приемной, но я спешил. Даже с Вадиком Сорокиным не перекинулся парой слов.

– Сорокин – это кто?

– Не знаете Вадима Сорокина? – удивился Сонин.

– Известный актер, он был со мной там, около машины, – напомнил Чантурия.

Елена вспомнила красивого молодого мужчину с пронзительными взглядом, бледным лицом и мужественным небритым подбородком. Ну конечно, его она точно видела в каком-то фильме.

– У Вадима Сорокина главная роль в нашем проекте. Вчера он был рядом с Миленой, когда я уходил, – объяснил продюсер.

– Как его найти?

– Для этого у меня есть помощник. – Сонин указал на ассистента, который предлагал Майорову особый кофе с корицей: – Слава, ты видел сегодня Вадика Сорокина?

– Он заходил, взял бутылку коньяка из наших запасов.

– Что поделать, ужасный день, – понимающе покачал головой Сонин. – Сейчас он поправляет нервы где-нибудь в гримерках или в штаб-квартире. Славик покажет.

Петелина решила поговорить с актером, пока тот не напился.

– Сделаем паузу. Наш эксперт пока снимет ваши отпечатки пальцев.

– Это законно? – насторожился Сонин.

– Вы же хотите узнать, кто убийца?

В ответ на ее вопрос озадаченные киношники переглянулись. Следователь ответила сама:

– А я не только хочу, но обязана.

Она дала указания оперативникам опросить подсобных рабочих, а сама в сопровождении Славика направилась в загадочную штаб-квартиру.

6

Штаб-квартирой кинопроекта оказалась большая комната с длинным столом по центру, кофейным аппаратом и кулером с водой в углу. На столе помимо распечаток сценария, рисунков с костюмами, декорациями, фотографиями актерских проб возвышалась бутылка коньяка и несколько стаканов.

– Как я и думал. – Славик указал на одинокую фигуру за столом и пошел обратно.

Вадим Сорокин сидел, уткнув лицо в распахнутые ладони.

– В компанию примете? – начала разговор Петелина, присаживаясь напротив актера.

Захмелевший актер взглянул на гостью, узнал ее и не удивился:

– Следователь-женщина. Я думал, такое бывает только в кино.

– Я думала, актрис душат только в кино.

– Да, уж, влипли.

Интонация раскаяния не ускользнула от внимания следователя.

– Во что вы влипли?

– Не ту профессию выбрал. Вот вы, хотели быть актрисой? И правильно. Я больше чужими словами говорю, чем своими, чужие жизни проживаю, а свою… – Он подхватил бутылку и продемонстрировал остатки на донышке. – Милену с девчонками помянули, но пара глотков осталась. Хотите выпить?

Сорокин плеснул остатки коньяка в стакан и предложил его следователю. Но та решительно сдвинула бутылку и стакан в сторону.

– Вадим, вчера вечером вы находились в приемной продюсера Сонина вместе с Миленой Рудаковой.

– Не вместе, а отдельно, – покачал пальчиком актер. – Я пришел, когда она уже там была.

– Допустим. Ассистент Куркин уверяет, что ушли вы вместе.

– А что, нельзя? – язвительно ответил Сорокин. – Я ее лет пять знаю. Знал.

Актер поморщился и опустошил свой стакан, в котором оставался коньяк. Петелина не стала ему препятствовать и задала следующий вопрос, когда он вновь взглянул на нее.

– Вы вышли с Рудаковой из офиса продюсера. Что делали потом?

– Поболтали какое-то время.

– Где?

– Я проводил Милену в гримерную.

– Зачем? Ведь съемок не было.

– Она шла за пальто.

– Тем самым, в котором оказалась в машине?

– Ну да.

– О чем вы говорили?

– О чем могут говорить актеры? – картинно закатил глаза Сорокин. – Либо хвастаются ролями, либо жалуются, что их нет. Милена жаловалась. У нее были проблемы после пластики, мимо роли пролетела. Ну, в общем, пришлось утешать.

– Как долго?

– Что долго?

– Вы ее утешали.

– Я не секундомер, – раздраженно ответил Сорокин. – Поболтали и разошлись.

– К машине вы ее тоже провожали?

– Нет, – мотнул головой актер. – У меня свой автомобиль.

– И все-таки. Вы вышли со студии вместе с Рудаковой?

– Меня что, подозревают в убийстве? – взвился Сорокин, заглянул в пустой стакан и раздраженно оттолкнул его.

Стакан проскользил по столу и ткнулся в стопку бумаг, едва не свалившись на пол.

Петелина продолжила беседу нарочито бесстрастно:

– На данном этапе, гражданин Сорокин, я выясняю, кто последним видел Милену Рудакову. Итак, когда вы расстались с ней?

– Как только вышли. Моя машина была рядом, а ее – в стороне.

– Вы видели кого-нибудь на парковке?

– Никого. Моя машина стояла на свету, а ее в темноте. Я вообще не смотрел в ту сторону. Сел и уехал.

– Как вы думаете, есть человек, который мог желать Рудаковой смерти?

Сорокин свел брови, а затем усмехнулся:

– Милена не ангел, как и все мы. Завидуем, интригуем, норовим спихнуть конкурента на обочину, чтобы расчистить себе путь, но после неудачной пластики Милена никому не мешала. Представьте бегуна со сломанной ногой. Вот вам и ответ.

– А ранее, значит, у нее могли быть конфликты с коллегами?

– На уровне возни в песочнице из-за игрушки, – скривился Сорокин. – Вы поймите, Рудакова не звезда. Полине Черной она не конкурент, мне тем более.

– Кто такая Черная?

Сорокин округлил глаза:

– А вам еще не рассказали? Полина Черная будет играть главную роль в фильме. И ей никто не перейдет дорогу, она любовница Сонина.

Елена задумалась не столько над полученной информацией, сколько над эмоциональной реакцией Сорокина. Первое имя актрисы, всплывшее в связи с убийством, – Полина Черная. Первая реакция у выпившего человека часто бывает точнее формальной логики. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

– Почему вы упомянули именно Черную?

Сорокин нахмурился и почесал щетину, вблизи выглядевшую неопрятно.

– Отращиваю бороду для роли, – пояснил он, перехватив взгляд следователя.

– Я спрашивала про Черную.

– Вспомнил. Машина Полины стояла рядом с моей, когда я уезжал. Значит, она еще была на студии.

– Вы ее видели?

– Нет. И хватит вопросов! Милену сейчас потрошат, а вы лезете…

Сорокин схватил стакан с коньяком, который предлагал Петелиной, опустошил его и вышел из комнаты.

«Играет или действительно переживает?» – следователь не нашла ответа. Перед выходом она упаковала стакан, из которого пил Сорокин, чтобы передать криминалисту.

7

Возвращаться из штаб-квартиры Петелиной пришлось самостоятельно. Это оказалось не простой задачей. Запутанные, плохо освещенные коридоры киностудии приводили ее то к лестничным пролетам, то упирались в запертые на кодовые замки двери. Здесь даже бывшие огромные цеха потеряли былое пространство. Интерьерные выгородки, реквизит, бутафорские конструкции, софиты с проводами и декорации превратили их в опасные лабиринты.

– Осторожнее!

Петелина застыла от неожиданности и повернулась в сторону голоса. Из-за ящиков появилась женщина с повадками учительницы и указала под ноги. Елена поняла, что чуть не споткнулась о связку кабелей, пересекавших проход словно притаившийся удав.

– Новому человеку у нас легко шею свернуть, – мрачно пошутила женщина и тут же спохватилась. – Ой, извините. Для вас трупы привычны, а мы… – Она приложила руку к сердцу и сокрушенно покачала головой.

– Вы тоже актриса?

– Я художник по гриму. Ирина Юшкевич.

Петелина узнала женщину, которая проявила нездоровое любопытство на месте преступления: близко подошла к открытой машине и рассматривала покойную без страха и нервозности. Смотрела так, словно проверяла, не допустила ли ранее ошибку в темноте.

– Что вы делали около автомобиля убитой? – с ходу спросила Петелина.

Юшкевич смутилась под пристальным взглядом и сбивчиво объяснила:

– Профессиональный интерес. Я хотела запомнить ее лицо. Я же делаю грим, разный, когда играют мертвых тоже. Одно дело фотографии, другое – реальность.

Сколько же в мире профессий, которым интересны трупы, подумалось следователю.

– И как? Почерпнули что-то новое для себя?

– Даже не знаю. Мы в кино обычно имитируем кровь, раны – чем больше, тем страшнее, а тут ни капельки, а веет ужасом. Не думаю, что буду пугать зрителей таким образом.

Петелина решила, что перед ней хороший источник информации, и уточнила:

– Ирина, вы гримируете всех актрис?

– Ведущих обязательно. Наш фильм исторический, раньше у дам были сплошь длинные волосы со сложными прическами, а сейчас будто все в монахини постриглись. – Юшкевич, не скрывая иронии, тронула пальцами свои короткие светлые волосы, – Приходится использовать парики и много чего еще. Долгая робота.

– Значит, общаетесь с актрисами?

– Не без этого. Женщины любят поболтать.

– Давайте и мы поболтаем, как женщины…

– Тогда пойдемте в гримерную, – улыбнулась в ответ Юшкевич, указывая направление. – Заодно укладку вам сделаю.

– Платок, – оправдалась Петелина. Не могла же она причесываться в кабинете продюсера.

– О, простите, профессиональное. Прическа – первое, что бросается в глаза.

– Что скажете о Полине Черной?

– У нее чудесные волосы, лучше любого парика, и взгляд всегда сверху вниз. Ее легко гримировать для нашего проекта.

– Я не о внешности, а о характере.

– За глаза ее называют – холеная сучка, – не сразу призналась Юшкевич и искоса посмотрела на следователя, ожидая реакции.

– Не слишком любезно, – хмыкнула Петелина.

– Зато точно. Громкие фильмы, слава, бурные романы, скандалы – это все про нее. Правда, в прошлом. Два года назад Полина родила дочь от бизнесмена в расчете на роскошную жизнь, но тот ее быстро бросил. Полина долго не снималась и сейчас ей нужна новая яркая роль, чтобы напомнить о себе. Вот она и вцепилась в Сонина.

– В каком смысле?

– В том самом, – усмехнулась Юшкевич. – Управляет мужиком через постель.

– У меня не создалось впечатление, что Филип Сонин простак.

– Конечно, нет. Он деляга и прекрасно понимает, что Черная способна привлечь зрителя. Да и играть ей придется расчетливую ласковую стерву – она как раз такая по жизни. Пара скандальных телешоу перед премьерой – и успех проекту обеспечен. В общем, у них симбиоз. Полина обхаживает продюсера, чтобы другие не заняли теплое место.

Петелина покачала головой, ничего не сказав.

– Вас удивляют наши нравы? В полиции, видимо, не так? Наверное, у вас баб мало.

Они подошли к гримерной, дверь в которую была приоткрыта. Юшкевич заметила внутри женщину и ехидно прошептала, указывая глазами:

– Легка на помине.

Распахнув дверь, она превратилась в услужливую хозяйку:

– Привет, Полина. Давно меня ждешь?

– Сделай мне лицо, – не оборачиваясь ответила актриса.

– Тут к тебе следователь.

Красивая женщина с длинными черными волосами сидела за столиком, утыканным косметическими средствами, перед трехстворчатым зеркалом. Она не обернулась и на этот раз, сохранив спокойную уверенную осанку. Зеркальное отражение актрисы в повернутой створке изучило вошедшую, опустив взгляд в том числе и на пальцы.

– Ах, это вы. Хорошо пристроились.

– В каком смысле?

– Мужа нет, зарплата так себе, а дизайнерскую шубу кто-то подарил. Стриженная норка с роскошным собольим воротником явно не с барахолки.

«Наблюдательная и наглая, – отметила Елена и мысленно приободрила себя: – Встречают по одежке…».

– Полина, мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы хорошо знали Рудакову? – деловым тоном спросила она.

– Это она меня знала, а я так, почти не замечала. Есть она или нет, какая мне разница?

– У Рудаковой была заметная роль недавно, а вы долго не снимались. Она могла составить вам конкуренцию.

– Кто вам сказал эту чушь? – Актриса обернулась, метнув молнию из темных глаз на гримершу. – Она?

– Полина, – осадила ее Юшкевич. – Милены больше нет.

– Я знаю, о покойниках либо хорошо, либо… – Черная закурила тонкую сигарету и после нескольких затяжек продолжила: – Мне все завидовали. Милена больше других. Рассчитывала занять мое место, пока я была с пузом. Не получилось! Зато умерла она, как назло, не вовремя.

– Вас расстроила ее смерть?

– Меня расстроил ее вид. – Дама с силой раздавила сигарету в плоской баночке. – Зря рано сюда приехала, теперь не смогу работать.

– Не беспокойтесь, сегодня съемок не будет.

– Съемки дело решенное, вопрос не в них. Вечером у меня спектакль. Будет английский режиссер, хочет меня посмотреть. Я должна отвлечься, забыть о неприятностях и сыграть. Сыграть! На сцене нет дублей. Вы понимаете это?

«В каждой профессии свои трудности», – подумала Петелина, а вслух спросила:

– Когда вы в последний раз видели Рудакову?

– Вчера, как и все. Милена отсвечивала здесь своим пластиковым лицом. Я с ней и словом не перекинулась.

– А вечером на парковке вы ее видели? Ваша машина была там, когда Рудакова направилась к своей.

– Моя машина всю ночь простояла около студии, потому что я уехала с Сониным. Вам уже растрепали про наши отношения?

«Да, определение «холеная сучка» достаточно точное», – мысленно согласилась Петелина.

– Значит, в момент убийства вас на студии не было?

Черная презрительно хмыкнула и промолчала. Елена сменила тему:

– Какая сумочка была у Рудаковой?

– Сумочка?

– Вы же чертовски наблюдательны, – поддела ее следователь.

Черная задумалась:

– Дайте вспомнить… Сумочка в цвет обуви и перчаток теперь моветон. Сумочка должна выделяться. Точно! Бежевая с крупной золотой застежкой. Ира, ведь так? – обратилась она к Юшкевич, словно к арбитру.

Та, подумав, кивнула, и Черная победно подняла взгляд.

– Бежевая среднего размера с золотой застежкой.

– Вы не разговаривали с Рудаковой, но возможно слышали, как она кому-нибудь звонила, договаривалась о встрече?

– Я не ищейка, и больше ничем не могу вам помочь. А вы мне – можете, если позволите забыть о неприятностях и подготовиться к важному спектаклю. – Черная выдала гневный взгляд, выдержала паузу и обратилась к гримеру: – Ира, давай начнем.

Петелина решила попрощаться:

– Если что-то вспомните про Рудакову, позвоните мне. Я оставлю визитку.

– Вспомнила. У вас дурацкий платок, он не подходит к шубе. Обратитесь к Марианне, она поможет.

Юшкевич приняла визитку вместо отвернувшейся актрисы и смущенно извинилась:

– Актеры такие ранимые. – Видя вопрос в глазах следователя, она тихо продолжила: – Марианна Фролова – художник по костюмам. Если надо, я сведу с ней.

Черная услышала и громко пожурила:

– Сводница! Смотри, как бы Марианна на следователя не запала.

Озадаченная Петелина покинула тесную комнату. Судя по табличкам на дверях, рядом располагались несколько других гримерных. Одна из дверей была распахнута, оттуда слышались женские голоса:

– Леся, ты такая спокойная, а я в шоке. Это ужас, ты видела ее?

– Зачем? Я не собираюсь смотреть на трупы. Не хочу волноваться.

– Мне бы твои нервы.

– Девочки, успокойтесь, ничего страшного не произошло.

На этот раз говорил мужчина. Его голос Петелина узнала и, воспользовавшись случаем, толкнула дверь:

– Вы действительно так думаете, Георгий? Убийство – это не страшно?

Возникла напряженная пауза. Помимо Чантурия в гримерной находились две девушки. Все были ошеломлены появлением следователя, но скрывали недовольство.

Режиссер нехотя выдавил:

– Даже в очень плохом надо искать хорошее – так сказал Сонин.

– Для начала давайте найдем самое плохое – убийцу, – парировала Петелина. – Познакомьте меня с девушками.

– Наши актрисы, Алена Ланская и Леся Нестеренко.

Ланская полыхнула сердитым взглядом, Нестеренко сдержано кивнула.

– Следователь Петелина. Меня интересует, что каждый из вас делал вчера после девяти вечера? И подробно, пожалуйста.

Ланская вопросительно переглянулась с Чантурия. Нестеренко потупила взор.

8

В этот день опросы коллег и соседей убитой мало что дали для расследования. Актриса проживала одна, явных конфликтов у нее не было, особых украшений и ценностей она не имела. Около девяти вечера Рудакова покинула студию, чтобы ехать домой. С тех пор живой ее не видели.

Домой Елена и Марат вернулись поздно.

На кухне их встретила Ольга Ивановна, как обычно ворчливая и недовольная:

– Явились, на ночь глядя. Кто, кроме меня, Насте ужин приготовит?

– Спасибо, мам, – устало поблагодарила Елена.

– Мойте руки, вам тоже кое-что осталось.

Елене есть не хотелось, зато Марат жадно принюхивался и стрелял глазами. Он с аппетитом накинулся на паровые котлетки с пюре. Елена решила ограничиться салатом.

– Ну скажи, зятек, зачем тебе женщина, которой никогда нет дома? Какая из нее хозяйка?

– Лена хорошая, – промычал Марат, не отрываясь от тарелки, – а вы еще лучше.

– Вот и найди такую, как я. Хочешь, с подругой познакомлю?

– А добавка есть? – Марат указал на опустевшую тарелку.

– Вот троглодит. – Ольга Ивановна выскребла из кастрюли остатки пюре и поставила ее в мойку под струю воды.

По телевизору показывали рекламу детского питания. Заботливый папа кормил очаровательного малыша с ложки. Елена улыбнулась, вспомнив наставления Астаховской о необходимости второго ребенка.

– Боюсь представить тебя в такой роли, – кивнула она на экран.

Валеев покосился на телевизор, выпрямился:

– А что, думаешь не справлюсь?

– Думаю, пришлось бы отмывать не только малыша, но и его папу.

– Папу, – осмысленно повторил Марат и с интересом посмотрел на Елену. – Справлюсь, не сомневайся. Да я бы ради нашего…

Он осекся, увидев, как Елена вздрогнула и опустила взгляд. Доели молча. Когда стали пить чай, Марат подмигнул Ольге Ивановне:

– Хорошую внучку вырастили: умную, красивую, спортивную. А о внуке никогда не думали?

Ольга Ивановна с подозрением посмотрела на Марата, перевела придирчивый взгляд на дочь:

– А что, пора думать? Может, я чего-то не знаю?

– Мама, он шутит, – смутилась Елена. – Это теоретический вопрос.

– Теоретический, значит, – угрюмо покивала Ольга Ивановна. – Пойду-ка я домой. Посуду сами мойте, теоретики.

Женщина заторопилась, быстро оделась и как только вышла на лестничную площадку, набрала номер бывшего зятя, Сергея Петелина.

– Приезжай ко мне срочно.

– Что-то случилось?

– Пока нет, но ты можешь опоздать.

Семь лет назад Елена, не желая мириться с изменами мужа, выставила его за порог. Они развелись. Сергей воспринял свободу с радостью, менял молоденьких подружек одну за другой, как бы доказывая Елене: я нарасхват, у меня деньги, успешный бизнес, а ты кому-нибудь нужна? Елена жила тихо, а спустя пять лет неожиданно сошлась с Маратом Валеевым. Это задело Сергея, возродило былую ревность, ведь все трое были одноклассниками, и в школе Елена отдавала предпочтение именно Марату.

К тому времени Сергей уже пресытился расчетливыми красотками, готовыми на все ради дорогих подарков. Да и не котировались уже юные модели среди бизнесменов: вышли из моды, как швейцарские часы. Петелин находился в том возрасте и положении, когда ему требовалась умная подруга, с которой можно не только выйти в свет, но и упомянуть в деловом разговоре в качестве дополнительного аргумента. Елена, авторитетный профессионал, как нельзя лучше подходила на эту роль, и в вечернем платье она смотрелась бы сногсшибательно. Верно говорят: что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Отчасти из ревности, отчасти из-за уверений Ольги Ивановны, что семью можно заново склеить, он задумался о возвращении. Ведь у них с Леной дочь Настя, она ранимый подросток, ей станет комфортнее, если родители будут вместе. Об этом он прямо сказал бывшей жене. Та промолчала, не возразила. Воодушевленный Сергей тут же заверил, что после разлуки они будут больше ценить друг друга, а уж обеспечит семью он несравнимо лучше майора полиции, выплачивающего алименты.

Упоминание Валеева оказалось лишним: Елена обиделась. Но это же правда, у него куча преимуществ по сравнению с Маратом, не говоря уже о поддержке бывшей тещи, по зову которой он сейчас примчался.

Ольгу Ивановну Сергей застал в плохом настроении. Она сразу перешла в атаку:

– Пока ты тормозишь, как подросток, они, знаешь, что удумали?

Речь несомненно шла о Лене и Марате, и Сергей предположил худшее:

– Свадьбу?

– Если бы. О малыше сегодня говорили.

– Малыше? – К Сергею постепенно приходило понимание, что бывают препятствия похуже свадьбы.

– Вроде как шутят, но я по глазам вижу, что Лена не против.

– Не против ребенка от Марата?

– Вот именно, черт бы его побрал.

– И что мне делать? – растерялся Сергей.

– Увлечь, завоевать, опередить! Мужик ты или нет!

– Как ее увлечь? Шубу я подарил по вашему совету, а Лена деньги стала возвращать.

– С шубой мы не ошиблись, она ей понравилась, – заверила Ольга Ивановна. – И деньги Лена тебе не все же вернула?

– Половину. По окончании года она рассчитывает получить премию и тогда…

– А ты подари то, на что ей не хватит никакой премии, – отрезала бывшая теща.

– Машину?

Женщина покачала головой:

– Что такое автомобиль? Железо, которое портится с годами, как и шуба.

– Что тогда?

– Лучшие друзья девушек это… Ну, допер? А зрелая женщина тем более оценит такой подарок.

– Бриллианты? Вы уверены? – задумался Сергей.

– Ни в чем я не уверена, но надо же что-то делать, – сокрушенно призналась Ольга Ивановна. – Я не хочу внука Маратовича, я хочу внука Сергеевича. Подари ей такое украшение, чтобы она ахнула. И не тяни с этим. Пока мы рассуждаем, они там может быть уже в постели.

Пожилая женщина с досадой махнула рукой. Сергей стиснул челюсти.

Ольга Ивановна не ошиблась в своих предположениях. Марат с Еленой действительно были в постели. Марат испытывал необычайный прилив нежности к любимой женщине. Он тронул ее за плечо, прильнул грудью и прошептал:

– Ты серьезно насчет малыша?

Лена даже не шелохнулась. Ответила коротко, думая о чем-то своем:

– Не сегодня.

Марат проявлял настойчивость. Крепче обнял женщину и постепенно продвигал руку вниз по ее телу.

– Опять голова забита работой. Забудь до утра, милая.

– Помнишь фотографа, что убежал? – не обращая внимания на ласки, спросила Елена.

Марат промолчал. Его рука уже была на ее талии.

– Неспроста он лицо закрыл. Может, просто идиот-журналист – за жареными снимками. Но и убийцу иногда тянет на место преступления, это не выдумка, сам знаешь. А если он хотел удостовериться, что не оставил зацепок? Поэтому и снимал, чтобы дома рассмотреть.

– А я хочу рассмотреть тебя. – Марат возбужденно засопел, его рука пролезла под сорочку.

– И многие киношники во все глаза разглядывали сцену убийства. Кто-то из них мог задушить. Почему?

– Потому что я люблю тебя, – прошептал Марат, приступая к более активным действиям.

Елена отодвинула его и одернула сорочку:

– Перестань! Ты меня совсем не слушаешь.

Марат вздохнул, откинулся на спину и закинул руку за голову: сегодня точно облом.