Кончил я кричать и Ленка свой удивленный рот в один миг прикрыла. А Витька, как будто ничего меж нами не произошло, мне и отвечает:
– Нет, почему же, – говорит, – мы изредка, в день рождения или в Новый год, поднимаем фужер шампанского. Не такие уж мы трезвенники, как ты думаешь… Вот и сегодня праздничный обед устроили, понимаем, без спиртного не обойтись…
Тут Ленка в наш мужской разговор вмешалась, снова ее неугомонный рот заработал.
– Витя, – говорит, – работает водителем автобуса. На тридцать восьмом маршруте… Там вообще пить запрещено, даже в Новый год…
Ну, думаю, и загнула! Что же это за маршрут такой, где пить не разрешают? Президента, что ли, на работу возит Витька в своем автобусе? А сам говорю, – за мной же не заржавеет:
– А как же этот? – и тыкаю пальцем в их общего сыночка, – Вы будете себе сегодня зенки заливать, а он, несчастный, глазеть на вас и облизываться? Где же ваши принципы, которыми вы не можете поступаться?
– Нет, – опять же до предела спокойно и рассудительно отвечает мне Витька, – днем он будет спать. Ему тихий час положен, а мы тем временем потихоньку посидим, отметим нашу годовщину…
– Вот какие трезвенники нашлись! – начинаю я их обличать, – Тихой сапой жить хотите!? Все тихонько, все мягонько, все спокойненько!.. На пухлых коврах с овсяным печеньем!.. Обмещанились вы без меня, как я погляжу! Пульс жизни не чувствуете в своем теплом болоте! А она, эта самая жизнь, мимо проходит!.. Эх, смотрю я на вас и жалко становится, – постарели вы раньше срока в своих полосатых пижамах… Прежде какими орлами были, – Витька и Ленка! – два сапога пара! А теперь что? Два шлепанца!.. Елена Васильевна, видите ли, и, извини-подвинься, Виктор… Как там тебя по батюшке?.. Небось, в первых рядах общества трезвости ходите? За наградами и всеобщим уважением тянетесь?..
Витька ложечкой остывший чай помешивает и молчит. Нечего ему, видно, сказать на мои обличения. А Ленка опять не утерпела.
– Это, – говорит, – твой взгляд на жизнь. А мы с Витей давно поняли, что настоящая жизнь как раз во всем этом, – и полненькой ручкой своей эдак элегантно вокруг себя показывает, – В доме, в семье, в детях… А что мы раньше сквозь бутылочное стекло видели?
А потом вдруг, ни с того ни с сего, заторопилась. Видно, стыдно стало. Поняла, что глупость сморозила.
– Ну ладно, – говорит, – У меня нет времени с вами разговаривать. Мне с малышом надо погулять, да еще хочу в универсам заскочить, может там что-нибудь съестное выбросили… А вы, мужчины, без меня спокойно сидите и не ссорьтесь меж собой. Я скоро вернусь.
Как я это услыхал, так сразу и успокоился. А Витька, бесчувственный мещанин в первом поколении, вообще ни капли не волновался. Удивительнейший человек! Или просто нервы крепкие?
Сидим мы так спокойненько, чаек потягиваем, джемом с печеньем закусываем. Под ногами малец, тезка мой, вертится. По мухоморам ползает и сопли пускает. Никто мне спиртного не предлагает и с этим, увы, приходится мириться. Я ж культурный, понимаю, что в чужой монастырь со своим уставом суваться нечего. Тем более в Витькин… С ним вообще лучше не шутить. Опасно и чревато самыми пренеприятнейшими последствиями…
Но не зря говорят: надеждой единой жив человек, и я, несмотря ни на что, стоически терплю подобные над собой измывательства. Терплю и тем временем в свое удовольствие джемом наслаждаюсь. Полбанки с расстройства съел. Джем, кстати, весьма неплохой вещью оказался, только очень уж он сладкий и клубникой воняет.
Сижу я, значит, терплю, что есть сил, жду – не дождусь, когда же Ленка со своим сопливым спиногрызом гулять отправится. Я прямо-таки весь извелся, пока они целых полчаса одевались в прихожей. И шубку, видите ли, надо одеть, и платочек тоже, и шарфик, и шапочку… А на ножки еще и валеночки… И все с приговорками!.. Тьфу!.. Они там в прихожей возятся, а я сижу как на иголках. Весь ихний стул гарнитурный своим задом изъерзал, навел полировку, но как только хлопнула за Ленкой дверь, я сразу же ерзать перестал, выплеснул в вазу остатки чая из своей чашки и быстренько подставил ее Витьке.
– Ну, давай, – говорю, – наливай скорей!
А Витька – видно, действительно в последние годы его старость здорово одолела и он стал плохо соображать, – прикидывается непонимающим.
– Тебе еще чаю? – спрашивает.
Тут уж терпению моему пришел конец. Отшвырнул я отполированный стул и к двери направился. Очень у меня тогда был решительный вид. Иду, а сам думаю, когда же Витька меня остановит, в прихожей или на лестнице. Но он оказался культурнее, чем я ожидал. Я еще не успел из комнаты выйти, а он уже мне в спину кричит:
– Постой, ненормальный! – говорит, – Потерпи еще немножко…
Обернулся я к Витьке, а он продолжает:
– Ну потерпи, пожалуйста! Я все понимаю, но без Лены я не могу. Подожди, скоро они вернутся, на стол накроем, сына спать уложим… Или ты, может быть, в туалет захотел? Не забыл еще, где он расположен? Вторая дверь направо…
Люблю я, когда со мной по-человечески разговаривают. Пусть даже издеваются, но чтобы обязательно культурно, по-человечески… Тогда я все на свете стерплю… И я, оценив Витькин туалетный юмор, ему улыбаюсь.
– Конечно, – говорю, – помню. Сиди, сейчас приду.
Сходил я благополучно в туалет, там обдумал сложившуюся ситуацию. Уже два часа оттерпел, думаю, неужто еще час не выдержу, сломаюсь? Или у меня силы воли нет? Вышел я из туалета совершенно другим человеком, который решил ждать и терпеть до последнего. Но Витьке, думаю, я обязательно отомщу! Нечего ему, козлу паршивому, меня мучить!
Вхожу я в комнату, сажусь на полюбившийся и ставший родным стул и с нескрываемым сочувствием спрашиваю Витьку:
– Как же ты, бедняга, – говорю, – до жизни такой докатился?
А он сразу же начинает оправдываться:
– Понимаешь, – говорит Витька, – мы с Леной еще перед свадьбой друг другу слово дали, что больше пить не будем. И что эта свадьба станет последней нашей пьянкой в жизни. Чтоб напиться на всю катушку и обрезать навсегда!.. А когда посмотрели на тебя, как ты, нажравшись до умопомрачения, вел себя на нашей свадьбе, то лишний раз убедились в правильности своего решения. И обрезали… Вдвоем же легче держаться…
– И не тянет? – жалостливо спрашиваю я его.
– Вначале, конечно, тянуло, – делится Витька своим тяжким опытом, – но, если б не выдержали, как же мы тогда в глаза друг другу глядели бы? И потом, самое главное, – мы же очень хотели сына… Дети – это счастье!..
Почесал я затылок, за ухо себя подергал. Соображаю, что же ему сказать на эту исповедь, как получше уязвить Витьку.
– Да, – начинаю я его стыдить, – смотрю я на тебя, – кончился наш Витька! Совсем ты обабился! Без Ленки своей уж никуда! Чтоб стопку поднять, и то ее помощь требуется… Может, и в уборную она тебя за ручку водит!?
Говорю я Витьке все эти, для любого нормального мужика очень обидные слова, жду, когда же он, наконец, начнет возмущаться, чтоб потом еще достойнее ему возразить. А Витька, как будто вовсе спорить не хочет, во всем со мной соглашается.
– Да, – говорит, – честно тебе признаюсь: без Лены мне бы хана была.
Ага, думаю, вот уже и человеческие слова стал употреблять. Вспоминается, видно, прекрасное прошлое. Да и куда от него уйдешь, куда денешься? И я, как змей-искуситель, продолжаю терзать Витькину печенку. Пусть гад знает, как меня, больного человека, мучить!
– А что же вы, предатели, – говорю, – со мною не поделились своими грандиозными планами? Я бы вас в два счета на истинный путь наставил. Может быть, чем-нибудь помог… Ты же знаешь, – я для друга на все готов!
– Вот-вот, – отвечает Витька, – Вижу я какой ты прыткий и шустрый! Столько всего сегодня нам наговорил: и о нашем болоте, и о наших мещанских замашках… И сейчас слушать тошно, а как бы мы пять лет тому назад перед ними устояли?..
Смотрю, трезво Витька рассуждает, а самое главное, культурно. Знает ведь, что я поговорить люблю и, если захочу, кого угодно в свою веру переделаю. Мне нужных доводов не занимать, своя голова на плечах имеется.
А Витька тем временем продолжает передо мной исповедоваться.
– А сейчас, – говорит, – мне не страшно. Я твердо знаю, никакие твои тошнотворные слова не заставят меня снова лакать эту гадость! Просто, в отличие от тебя, мне есть что терять в жизни…
– Коврик мухоморный, что ли? – криво усмехаясь, отражаю я Витькину атаку.
– Нет, – отвечает мне Витька, – Коврик здесь ни причем… Да он ничем не лучше твоего телевизора. Хорошо, конечно, что они у нас есть, но не ради них люди живут… И ковер, и телевизор, как и все вещи, нечто второстепенное, сопутствующее в нашей жизни… Главное другое: у меня есть любимая жена, любимый сын… Скоро дочка будет…
Задумался я. Пустую чашку по столу катаю, на джем уже и не смотрю, думу думаю. Жена, конечно, вещь хорошая. И дети тоже… Может и прав Витька, радуясь своей семейной жизни?.. Но и без телевизора жить нельзя. Сколько я по нему интересного увидел! Никакая жена столько не расскажет, хоть с ней все ночи напролет разговаривай… И жалко же его выбрасывать. Конечно, телик у меня старенький, еще предками завещанный, на ладан дышит, но сломается он у меня, что я делать буду? На новый денег вовек не наскрести… Да и где его купишь?..
– Э, – говорю я, – ты, Витька, в корне не прав! Жену сейчас найти легче, чем новый телик приобресть! Слово "дефицит" слыхал, надеюсь? Очень популярное в народе слово! Особенно сегодня, когда мы к рынку плетемся… Не теми ценностями, уважаемый Виктор Батькович, живете! У вас-то где телевизор!? А!?
– Ценности ценностями, – философствует Витька, – без них не обойтись. Но кроме всяких твоих "неплохих и стоящих вещей" должно быть у человека в душе что-то более ценное, то, ради чего он живет… Вот скажи мне: кому ты нужен на этом белом свете?
– Как кому? – говорю я и начинаю перебирать в памяти своих друзей-приятелей, по очереди их в сторону откладывая. Но после небольшой паузы я все же нашелся, что сказать.
– Может быть и нужен, – говорю, – Нашим ребятам в котельной нужен, им без меня даже печку не разжечь… Потом тебе нужен… Иначе на кой ты меня к себе в гости пригласил? Потом еще… Да, вот на днях Галька, соседка моя по коммуналке, очень на меня заглядывалась…
– Так ты, наверно, рубашку свою задом наперед одел… Или шиворот на выворот, а она смотрела и стеснялась тебе об этом сказать! – смеется Витька.
Я снова задумался, погрузился в свои мысли. Действительно, было дело. На прошлой неделе я случайно одел рубашку на левую сторону. Надо мной тогда в котельной ребята долго хохотали и даже побить грозились, чтоб оправдать народную примету. Было дело, не отопрешься… Вот только никак сейчас не вспомнить, в тот ли день на меня Галька загляделась или в другой?.. Все дни, как близнецы, друг на друга похожи, разве различишь?.. А интересно, думаю, откуда это Витька про рубашку знает? Следит, что ли, за мной!?
– Да кому ты нужен! – отвечает мне Витька, телепатически угадав возникший в моей голове вопрос, а может быть, просто продолжая свою прерванную мысль. – Если не рубашка, то, значит, сажу с лица не смыл. Какая разница? Вот лучше скажи: кто о тебе заботится? А главное, о ком ты сам заботишься?.. О телевизоре?
– Да, – говорю, – Скоро вот техника вызову. Кадры по экрану, словно зебры скачут. Весь вечер в "Мире животных".. Как же ему жить дальше без моей заботы?
– Не понимаешь ты меня! – машет рукой Витька, – Или не хочешь понять… Все ерничаешь…
А я ему в ответ:
– А ты ведешь себя не культурно! Разве можно человеку говорить в глаза, что он никому на свете не нужен? Может быть, я сейчас приду домой и с горя повешусь…
– Такой неисправимый оптимист, как ты, и вдруг повесится? – недоверчиво тянет Витька, а потом, гад, ехидничает: – А что у тебя телевизор сломался?
– Да отстань ты от меня со своим телевизором! – кричу я ему.
– Да он не мой, а твой, – смеется Витька.
Немного помолчали. Устал я с Витькой пикироваться, да и голова моя как-то после всех этих нудных разговоров и чайка с клубничным джемом снова назад у меня склеилась. Незачем, значит, больше ни на ком сердце срывать. Надо себя поберечь…
Потом мы поговорили с Витькой поспокойнее, пообсуждали нейтральные темы. Успокоил он меня по поводу той второй комнатухи, которая вызвала в моей голове неприятные сомнения. Обсудили экономическое положение страны и республики, парниковый эффект и озоновую дыру, советскую мафию, собственное здоровье и разные другие мелочи. Покритиковали Кашпировского и президента, обоих за обман народа… Вообщем-то культурно пообщались. А потом прозвучала музыка дверного звонка и Витька стремглав бросился в прихожую. Вышел и я туда.