Надев скафандр, он обнаружил, что на левом рукаве имеется небольшой пульт. Тогда, в первый раз он даже не обратил на это внимание. Включение внешнего прожектора, расположенного на шлеме, рычажок регулировки обогрева, и, наконец, кнопка отключения звука.
«-Я ведь не собираюсь ни с кем разговаривать, и со мной никто не будет вести беседы, – подумал Андрей. – Надо помнить и не забывать пользоваться этим. А самое главное – не паниковать…
Подняв руку, Севастьянов нажал огромную красную кнопку. Взвыли насосы, откачивая воздух. Когда они стихли, шлюзовая диафрагма беззвучно раскрылась, освободив проход в новый, старый мир. Оттуда, порывом ветра швырнуло горсть хлопьев черного снега. Глубоко вздохнув, Андрей перелез через зев отверстия и шагнул в темноту неизвестности. При первом же шаге, нога провалилась по колено. Он чуть не упал, успев схватиться за поручень с внешней стороны выхода.
Было темно. Черная земля почти не выделялась над темным, беспросветным небом. Лишь приглядевшись, можно было увидеть небольшое, едва различимое, чуть более светлое, чем окружающая тьма, пятнышко солнца. Во всяком случае, как учили Андрея, так должно выглядеть светило. За плотным куполом сажи в атмосфере, звезда уже давно не грела и не освещала Землю, а лишь позволяла отделить ночь ото дня.
Включив налобный фонарь, Севастьянов сделал первые шаги. Ноги утопали в рыхлом и податливом снегу, идти было тяжело, но он упрямо двигался вперед, выхватывая из вечной темноты лучом света летящие под порывами ветра снежинки. Неожиданно взвыл счетчик Гейгера. Отблеск лиловой точки индикатора заплясал в районе правой щеки – и без того дорога впереди плохо видна из-за резкого контраста света и тени, так теперь и этот тревожный отсвет индикатора еще больше мешал видеть. И звук. Он врывался в мозг, казалось, минуя уши – оглушительный, воющий звук сводил с ума, не давая возможности думать и предпринимать какие-либо осмысленные действия. Воистину, конструкторы скафандра не той силы звук применили, не в том месте световой индикатор расположили. Понятно, что радиация вещь опасная, но оттого, что ты внезапно дезориентируешься на местности, не чего хорошего не будет, и уж тем более от излучения тебя уж точно не спасет…
Ко всему прочему, каждый шаг давался с большим трудом. Ноги проваливались по щиколотку, а то и по самое колено. И ходьба эта, помноженная на огромный, раздутый скафандр, была чрезмерной мукой, непрерывным преодолением препятствий. Все силы уходили, чтобы сдвинуться с места, а не просто прогуляться по поверхности планеты легко и непринужденно. Каждое мгновение своего существования, Андрей был озабочен тем, чтобы под порывами ветра, которые, к слову сказать, резко усилились, остаться в вертикальном положении, и при этом немного продвинуться вперед.
Самый последний безумец с первых шагов должен понять, что жизнь здесь невозможна. Вечный холод и тьма, убивающая все живое радиация – даже бактерии, и те, возможно не могли выжить в этом аду. Однако, на протяжении всей истории подземного города, находились смельчаки, которые уходили далеко вперед. Некоторые больше не возвращались, навсегда сгинув на просторах планеты. Немногие счастливчики, проблуждав несколько дней, возвращались лишь за тем, чтобы вскоре умереть в страшных муках от облучения, ибо аккумуляторы их костюмах уже давно разрядились и не защищали от радиации своего хозяина.
Кто знает, что искали эти безумцы? Быть может, они тоже были обречены на гибернатор. От отчаяния и безысходности, как сейчас он сам, шли на верную гибель, лишь бы самим управлять будущем, пускай закончится оно и бесславно.
Прожектор на шлеме светил далеко, но, куда ни поворачивай голову, ничего нет кроме бескрайней долины. Ни конца ее не видно, ни края. И только погасив свет и дав глазам привыкнуть к темноте, и ориентируясь по едва заметному пятнышку на небе, прокладывать себе путь. Но и это было не доступно ему. Рубиновый индикатор сверкал вовсю, красноватые отблески освещали летящий возле стекла забрала снег. Этот отблеск не позволял разглядеть на небе искомую звезду. И звуковая какофония продолжала вынимать душу.
Севастьянов вспомнил о пульте на рукаве. Там же был выключатель звука. Да, да, почему он забыл, быть может, он для того и предназначен? Правой рукой он коснулся кнопки. Зловещая тишина обрушилась на него, словно он в мгновение ока переместился в другой мир. Мир тишины и спокойствия. Даже огонек индикатора уже не так мешал, как минуту ранее. Звукоизоляция скафандра оказалась более чем прекрасной. Ни один звук извне не проникал. Порывы ветра можно наблюдать по летящему снегу, ощущать всем телом, когда двигаешься наперекор ему, но никак не слышать его.
Тревожный огонек наполовину иссяк, уже не так мешая разглядывать окружающий мир. Но, теперь появились какие-то цифры в верхней части прозрачного стекла забрала. Какие-то астрономические цифры рентген в час. Если бы он знал, что они представляют собой, то, наверное, испугался. Но, на его счастье, он совершенно не представлял себе, что это означает. Цифры и цифры.
Прошло уже несколько часов, как Севастьянов покинул подземное убежище, и он уже безумно устал, ноги стали ватными и плохо слушались. Тем не менее, светящийся круг выхода был еще не далеко и ярко блестел на фоне окружающей мглы. Передохнув, он двинулся дальше, сопротивляясь ветру и снегу, с каждым шагом понимая бессмысленность похода. Что он хотел увидеть? Впереди, насколько видно, ничего нет. Он еще и ста метров не прошел, а уже еле живой. Несколько километров ему точно не пройти. Да и есть ли развалины старого города? В этом он все больше и больше сомневался. Было ощущение, что, сколько ни иди всюду будет равнина и снег, зловещий черный снег, символ смерти и разрушения. Жизни на Земле нет, и когда она возродится, никто не знает. Если, конечно, когда-либо произойдет это событие. Во всяком случае, ни при его жизни.
Этот отрезок пути еще раз доказал ему всю тщетность надежд. Да и смельчаки до него были не смельчаками, а глупцами, пытающиеся всем, и в первую очередь самим себе доказать, что жизнь может быть иной, нежели та, в которой они существуют. Время, проведенное на поверхности планеты, для Андрея превратились в вечность. Аккумуляторы показывали уже половину заряда, хоть на самом деле прошло еще на так много времени. Если так дело и дальше пойдет, вскоре иссякнет энергия, и смертоносные лучи проникнут в скафандр. Поначалу это будет незаметно, и только спустя определенный отрезок времени тело начнет разрушаться, сопровождая процесс дикой болью. Ему уже приходилось слышать стоны обреченных. Вся мощь медицины не могла спасти несчастного. Самое большое, на что были способны медики – продлить мучения умирающего с помощью обезболивающих средств, вырвав у судьбы дополнительно несколько часов. Причина крылась в том, что с подобной лучевой болезнью люди еще не сталкивались. Неизвестные науке лучи буквально выжигали человека изнутри. Люди научились строить защиту, которая требовала много энергии, но они не научились лечить последствия. В этом и не было особой необходимости, потому как, получившие смертельное облучение люди исчислялись единицами. Еще столько же вообще не вернулись, умирая в страшных мучениях среди черных снегов.
Эти невеселые размышления заставили Андрея повернуть вспять. Благо он вовремя опомнился. Светящийся круг входа еще был виден поблизости. Казалось, до него рукой подать. Иллюзия быстро испарилась, стоило ему повернуть назад.
Сама природа была против. Поднялся такой ветер, что, не то, что идти, устоять невозможно. К ветру добавился холод: Севастьянову пришлось переключить, обогрев на самый минимум, иначе он боялся, не хватит энергии для защиты. Поняв, что идти невозможно, он рухнул в предательски мягкий снег и пополз, работая руками и ногами. Такой способ передвижения заставлял тратить уйму сил, и без того оставшихся не много, а результат оставлял желать лучшего. За час барахтаний – несколько десятков метров. От перенапряжения мышц тело разогрелось, а выступающий пот застилал глаза. Вожделенный, теперь уже спасательный вход в шлюз все никак не приближался. Черный снег залеплял забрало, и приходилось то и дело протереть стекло рукой, чтобы хоть что-то видеть перед собой, а главное, не сбиться с единственного маяка среди тьмы.
Метр за метром он полз по снегу, цепляясь за землю, даже за воздух – во всяком случае, ему так казалось. Единственная мысль билась в мозгу: успеть, только бы успеть… Индикатор заряда батареи показывал семь процентов, а вход все еще маячил в отдалении, не приближаясь и не удаляясь.
Севастьянов не чувствовал ни рук, ни ног. Было ощущение, что тело пропало, одна душа осталась, и нескончаемая мысль, успеть, успеть, успеть… Ветер внезапно утих, но он не заметил это. Руки по привычке загребали снег, а ноги толкали тело вперед. Он осознал, что больше ничего не мешает ему двигаться вперед, когда нащупал поручень. Напрягшись, он собрал всю волю в кулак и нырнул в круглое отверстие шлюза. С грохотом и звоном он рухнул на металлический пол. Прежде чем потерять сознание, он успел нажать на большую красную кнопку. Отверстие шлюза закрылось. И одновременно с этим индикатор заряда батареи показал ноль, превратив скафандр в кучу бесполезного металла и пластика.
Когда Андрей очнулся, он лежал на полу. С трудом двигая руками, он снял шлем. Свежий воздух обдувал его изнеможенное, мокрое от пота лицо. Он задыхался, ловил воздух открытым ртом, в груди свистело и клокотало, как будто после долгой пробежки. Преодолевая дикую боль во всех членах, Андрей с трудом избавился от скафандра. Физическое переутомление, страх в душе, преследовавший его с утра, и безысходность впереди – все это лишили его последних сил. Прислонившись к стене, он медленно сполз на пол, бессмысленно глядя перед собой. Сил что-либо еще делать не было.
Прошло, наверное, пол часа, прежде чем в его взгляде появилась осмысленность, а дыхание успокоилось. Он пришел в себя от усталости и одолевающих наваждений, и медленно встал. Шатаясь, придерживаясь рукой за стены, чтобы не упасть, побрел к выходу. Спуск в лифте, как не странно, показался ему сейчас быстрым. Даже скрип дверей не резал слух.
Но, вот и до боли знакомая улица подземного города. Здесь все так же было пустынно, люди еще не возвращались с работы, или, наоборот, давно сидели по домам. Андрей не имел представления, который час. Шатаясь, он доковылял до своей комнаты и рухнул на кровать, не раздеваясь и даже не снимая обувь. Закрыв глаза, он почувствовал, как все поплыло, словно он пьян. Приятная нега охватила все его тело, и он уснул.
Когда он проснулся, было утро. Часы показывали пять минут восьмого. Воспоминание о вчерашнем дне свалились на него. Как и накануне, Севастьянов почувствовал, как бесследно исчезли остатки сна. Лежа на кровати, он прислушался к себе. Пока ничего не болело. Мысль, что, по всей вероятности, не успел получить облучение, успокаивала его, и вселяла надежду. Надежду, что он, как и прежде будет здоров, и полон сил.
Андрей встал и направился на кухню. После первого же шага неожиданно появилась слабость – чуть-чуть, на какую-то секунду мир перед глазами качнулся, но и этого было достаточно, чтобы предательский холодок коснулся его. Ему стало страшно, он гнал эту ужасную мысль. «– Мало ли из-за чего это может произойти» – подумал Севастьянов, но черная, всепоглощающая тревога проникла в каждую клетку мозга. Минутная слабость больше не возвращалась, ничего не напоминало о вчерашнем, а тревожное предчувствие держала мертвый хваткой за горло. Сердце учащенно билось, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди…